Они понимали, что это только прелюдия и самое страшное начнется после полудня.
Двенадцать хранителей возникли на Шангайской равнине из ниоткуда. Как и утверждал Магнус, ни предвидеть, ни даже заметить этого мгновения не удалось. В самом центре кровавой схватки образовалось вдруг пятно, и раньше, чем кто-то успел что-нибудь сообразить, необъятная черная пещера хищным звериным оскалом разверзлась прямо в полуденном жарком воздухе. И хлынул оттуда поток невиданных существ. Тут же ринулись в бой полки скаатов Малана Тенгри, воины Траэтаоны и бессмертные. Толпа людей подхватила их, закружила и моментально разнесла в разные стороны.
Жнец выкашивал своим кривым серповидным мечом целые просеки в рядах наступающих на него монстров. Они ничего не могли сделать с прекрасным Владыкой Ада Хорэ, но их было так много, что ему практически не удавалось сдвинуться с места: на смену убитым существам тут же являлись десятки новых. Рогатые, мощные, покрытые чешуей, с кривыми когтями на коротких мускулистых конечностях, они издавали отвратительные звуки, от которых ныли у людей зубы и мутнело в глазах.
Арескои и Траэтаона почти сразу оказались прижатыми к каменному склону горы. Им это было только на руку, ибо сзади нападение не грозило. И оба Бога Войны отбивались от наседающего врага очень удачно. По бокам, там, где не успевали они, стояли Бог Ужаса и Бог Раздора – Зат-Бодан и Зат-Химйам, защищая своего повелителя Арескои. Они не умели творить добро, ибо сама их суть была противоположной этому понятию, однако они были злом этого мира, с которым под силу бороться человеку. И власть Мелькарта была им чужда.
Внезапно в небе раздались мерзкие, леденящие душу крики. Это неисчислимая стая гарпий пронеслась над головами сражающихся, закрыв солнце темной, грязной тучей. Гарпии набрасывались на защитников Шангайской равнины сверху, метя когтями в лицо, в глаза. Они били людей крыльями, а волна удушливого запаха сводила с ума. Особенно пострадали от этих злобных тварей тхаухуды, никогда прежде не сталкивавшиеся с чем-либо подобным. На выручку товарищам выступили лучники полка Солнца. Они были горды и чувствовали себя во много крат сильнее, ибо впервые за тысячи лет ими командовал небесный их покровитель – Солнцеликий Аэ Кэбоалан.
В колеснице, запряженной золотыми грифонами, носился по небу прекрасный Бог Солнца, преследуя визжащих от ужаса гарпий. Он не давал им подняться высоко, сгоняя, словно пастух непослушную отару, уничтожая золотым пламенем, которое срывалось с его тонких пальцев, нанизывая на огненное копье. Гарпии искали спасения над землей, пытаясь опуститься пониже, чтобы спрятаться от Кэбоалана, смешавшись с сангасоями и тхаухудами, но здесь их настигали меткие лучники.
Каэтану сражение вынесло навстречу одному из воинов Зу-Л-Карнайна. Еще совсем молодой, светловолосый, он сидел, скорчившись, на испуганном, храпящем коне и держался руками за глаза. Между пальцами его текла кровь. На секунду он схватился за гриву своего скакуна, чтобы не упасть, понимая, что тогда его затопчут в пылу сражения, – и взгляду богини открылся алый провал глазницы с обрывками кожи и багрового мяса. Ей стало дурно, и в тот же момент какой-то из танну-ула пронзил беспомощного рыцаря копьем. Каэ снесла варвару голову клинком Тайяскарона.
Несколько сотен солдат Молчаливого под командованием Архана Дуолдая перебрались через завалы камней правее ущелья и вступили в сражение. Молодой гохон сражался отчаянно и умело, поразив несколько противников, прежде чем столкнулся лицом к лицу со всадником в белых доспехах и алом плаще. Он сразу узнал его. И Зу-Л-Карнайн тоже признал недавнего посла Самаэля, которого он с почетом принимал в Ире. Странная тень улыбки пронеслась по лицу императора – гохон был ему симпатичен. В иное время они могли бы стать друзьями, но судьба распорядилась иначе.
Архан Дуолдай не боялся умереть, тем более не боялся пасть от руки такого достойного противника, каким был аита. Но ему тоже не хотелось скрещивать мечи с тем, кто был добр с ним. Однако вокруг кипело сражение, они даже не могли разъехаться. В какой-то миг гохон и император перестали принадлежать себе, вынужденные повиноваться законам войны, и сшиблись, как две скалы. Обменявшись первыми ударами, Архан понял, что его ожидает. И не слишком удивился, когда длинный тяжелый клинок обоюдоострого фаррского меча вошел ему точно под левое ребро. Зу-Л-Карнайн бросился на следующего воина танну-ула, не обернувшись даже в сторону поверженного гохона. Но тому в последний миг в грохоте сражения послышалось короткое: «Прости».
Скааты верхом на своих громадных гривастых быках неотступно следовали за га-Маветом. Однорукая Смерть прорубала путь в рядах отчаянно защищающихся варваров и монстров, а в образовавшийся провал с диким ревом вливались воины Малана Тенгри, круша и топча противника. Тиермес пробивался им на помощь с другой стороны. Целью всех бессмертных был тоннель, ведущий в иное пространство, откуда шло бесконечным потоком воинство Мелькарта. Сам Повелитель Зла еще не появился, и защитники Сонандана стремились закрыть образовавшийся проход хотя бы ценой собственной жизни. Двенадцать хранителей понимали, что это значит, и стояли насмерть.
Курдалагон направо и налево раздавал удары своим исполинским молотом, расплющивая шлемы и черепа, кроша кости и панцири. Разъяренный бог-кузнец с черной бородой по пояс наводил ужас на врага одним своим видом. По знаку Самаэля люди отступили от него, уступив путь крокоттам.
– Вот гадость! – рявкнул Курдалагон, поравнявшись с Агатияром. – Это все равно что камни ковать – тупые твари, но упорные!
Агатияр только кивнул в ответ. Он не мог говорить. Слишком стар был визирь, былая мощь давно покинула его, и теперь он едва уворачивался от сыпавшихся со всех сторон ударов. Зу-Л-Карнайн старался держаться рядом, Веретрагна и Вахаган присматривали за ним, но сражение было таким яростным и отчаянным, что их то и дело разносило в разные стороны. Курдалагон мощным ударом отпихнул от старика его противника, и тот, громыхая доспехами, свалился без чувств на землю. Его тут же затоптали бешеные кони варваров.
Водоворот схватки заставил Зу-Л-Карнайна и неистового Джоу Лахатала оказаться рядом и сражаться бок о бок. Эти два исполина, похожие словно близнецы, прокладывали себе путь в сторону черного провала, ведущего в иное измерение. Многие воины Самаэля и Эр-Соготоха застывали на месте, пытаясь понять, кажется ли им, или всадников в белых доспехах и алых плащах действительно двое.
Словно ураганный ветер налетел на одинокое дерево и сорвал с него листья, заставив их дождем сыпаться на землю, – так умирали на Шангайской равнине.
Земля гудела под копытами коней сшибающихся раз за разом конников. Сангасои полка Траэтаоны, одетые в белые одежды с золотыми поясами, были сплошь покрыты кровью – и своей, и вражеской. Эр-Соготох бросал против них все новые и новые отряды восставшей из праха армии, но пока безуспешно. Даже живые мертвецы, мардагайлы и урахаги не могли ничего поделать с теми, кто выдерживал некогда натиск могущественных богов.
Когда тетушка Шази привела в Салмакиду свое шумное войско, мало кто верил в то, что и оно может пригодиться. Однако же именно малыши хортлаки заметили, как кипит и бурлит вода Охи чуть ниже по течению и зелено-черные гребнистые спины мелькают в волнах. Голосистые человечки подняли такой крик, что быстро привлекли к себе внимание Тхагаледжи, командовавшего правым флангом.
– Что там еще? – рявкнул он.
– Водяные чудища! – прокричал Диди голосом Каэ.
Что бы там ни говорили, а хортлаки были не просто удивительными звукоподражателями, но и прекрасными психологами. Голос обожаемой госпожи моментально исключил сомнения, татхагатха тут же указал полку с изображением льва на штандартах на берег, и воины бросились туда не теряя ни секунды. Первых из добежавших до песчаной широкой отмели тут же оплели многочисленными щупальцами и потащили под воду слизкие твари. Как они выглядели, никто толком рассмотреть не смог. С несколькими такими существами сангасои справились бы без особого труда, однако на середине реки они были окружены несколькими десятками монстров и разорваны ими на клочки.
Йабарданай появился неожиданно. Он несся на своей колеснице, запряженной гиппокампами, и братья приветствовали его громкими криками.
– Жив! Йабарданай вернулся! – возвестил с небес Кэбоалан, проносясь над головами варваров. Его огненное копье разило их без промаха. – Ну повеселимся теперь!
Владыка Морей обрушился на атакующих тварей и преградил им путь к берегу. Они извивались и оплетали щупальцами его колесницу, туловища гиппокампов и пытались напасть на самого бессмертного.
Тоннель, ведущий в пространство Мелькарта, стал расширяться на глазах и выплеснул новую толпу воющих и рычащих монстров. Новый натиск был настолько силен, что они смяли правое крыло тхаухудов и оттеснили их к самому краю равнины, на песчаный берег Охи. Каэ оказалась как раз между отступающими частями войск Зу-Л-Карнайна и разъяренными слугами Мелькарта. Она отбивалась изо всех сил, но тут на нее сбоку налетел всадник с окровавленным мечом и в порванном плаще. Он был без шлема. Его потное грязное лицо с горящими глазами было искажено болью и ненавистью. Она автоматически повернулась в его сторону и вонзила Тайяскарон в горло врагу. Он побагровел и стал медленно сползать вниз, но не упал, а зацепился шпорой за стремя да так и повис вниз головой. Испуганный конь унес его в сторону гор.
Трикстеров атаковали с двух сторон. Воины танну-ула пробивались как извне, так и изнутри Шангайской равнины, стремясь освободить вход в ущелье. Рыжие, косматые, веселые варвары, казалось, наслаждались боем. Маннагарт, в отличие от остальных владык, команд почти не раздавал. Просто рубил топором, словно дрова колол, и под его ударами падали сильные и прекрасно обученные воины Самаэля, прошедшие с боями до самого океана и сумевшие остаться в живых. Никаких особенных умений у трикстера не было – он стоял широко расставив ноги, забросив щит за спину и отбивался отчаянно от наседавших врагов, пока его воины отдыхали. Почти половина их находилась в запасе, свежие и бодрые трикстеры приходили на смену павшим или смертельно раненным.
Наконец сражение достигло своего апогея: хранители талисманов вступили в бой. Это сразу сказалось на ходе битвы – защитникам Шангайской равнины пришлось нелегко. Исполин на черном коне, всадник в золотом венце с драконьими крыльями, с ходу врезался в ряды воинов полка Траэтаоны. Сам Вечный Воин был на другом конце поля битвы и не мог прийти на помощь сангасоям. А среди них не было того, кто смог бы противостоять безудержному натиску великана Самаэля. Меч Джаханнам испытывал высшее наслаждение, он чувствовал, как сам Мелькарт перетекает в тело своего сына, наполняя того невиданной доселе мощью. С каждой смертью, с каждым следующим побежденным врагом Самаэль становился сильнее и неуязвимее. Его великанский конь топтал копытами павших и кусал пеших воинов, норовя вцепиться в лицо, словно цепной пес. Урмай-гохон налетел на группу тхаухудов, возглавляемую Вахаганом. Вестник богов и солдаты аиты защищали старого Агатияра. Визирь верхом на своем сером в яблоках коне взобрался на вершину большого валуна, как на постамент, и оттуда отдавал приказы. Благодаря его разумному и хладнокровному поведению на этом участке было относительно спокойно. Тхаухуды, тагары Хентей-хана и сангасои организовали оборону и не отступили ни на шаг с начала сражения.
Завидев приближающегося бешеным галопом исполина, Вахаган и человек пять тхаухудов бросились ему наперерез. Двумя мощными ударами Самаэль уложил двоих. Третьего просто пнул ногой в ребра с такой силой, что послышался хруст, – даже доспехи не спасли несчастного. С отчаянным воплем он скатился с седла и скорчился на земле. Четвертого настиг удар мощной руки – Молчаливый нанес его тыльной стороной ладони и запястьем, которое охватывал широкий шипастый наруч. Один из длинных шипов вошел тхаухуду в глаз, и тот умер мгновенно. Сангасои и воины Агатияра спешили к нему со всех сторон, однако на них насели подоспевшие лурды, и здесь образовалась настоящая свалка. Между старым визирем и его исполинским противником оставался только один человек и Вахаган-Вестник. Человека урмай-гохон вообще не заметил – стоптал его конем – и набросился на бога так, словно видел перед собой легкую добычу.
С ужасом смотрел Агатияр на то, как бессмертный оказался бессильным что-либо сделать с таким врагом. Какой бы удар он ни наносил своей палицей, Самаэль уклонялся – легко и непринужденно. Затем он встал в стременах и сделал резкий выпад в сторону бога. Тот ушел от этого удара и тут же был настигнут следующим, настолько сильным, что клинок Джаханнама рассек его тело от плеча до середины груди. Вахаган издал дикий вопль и стал медленно оседать. Падая, он успел свалить и подбегавшего к нему лурда. Тот покатился со сломанной шеей. А Самаэль направился к Агатияру.
Откуда успел появиться император – остается загадкой. Он вынырнул из самой гущи сражения, словно из кипящего котла, и с такой силой толкнул Самаэля, что тот вместе с конем отлетел на несколько шагов в сторону. А Зу-Л-Карнайн в летящем по ветру алом плаще, в некогда белых доспехах все теснил и теснил его прочь от своего старого наставника, с невероятной скоростью осыпая ударами. И урмай-гохон с невольным уважением посмотрел на него.
– Я давно мечтал встретиться с тобой, – пророкотал он.
– А я нет! – выкрикнул аита, задыхаясь. Он уже успел устать – битва шла, не прекращаясь, в течение нескольких часов. Губы императора пересохли, язык распух. Он хотел пить, но некогда было добраться до реки, чтобы зачерпнуть глоток воды. Да и негде. Там, за спинами воюющих, шла еще одна схватка: Владыка Морей Йабарданай сражался против водных тварей, поднятых из невероятных глубин злой волей Мелькарта.
– Сейчас ты умрешь, – криво улыбнулся Самаэль. – Потому что ты человек, а я бог.
– Плевал я на это, – рявкнул аита. Он изловчился и достал урмай-гохона в отчаянном броске. Безупречное тело Молчаливого впервые окрасилось кровью, и он оторопел.
Джоу Лахатал видел, как Тьма окутала тело своего сына, как бросились на помощь Самаэлю затянутые в черную кожу лурды-убийцы, как ринулись на Зу-Л-Карнайна мертвецы Эр-Соготоха. Повинуясь странному порыву, Змеебог пришпорил коня, направляя его к приметному валуну, возле которого стало так жарко. Он успел схватить под уздцы серого скакуна Агатияра и вытащить старого визиря из самой гущи сражения.
– Мальчик мой! Зу! Мальчик мой! – кричал Агатияр, простирая руки к Лахаталу. – Спаси его!
– Не волнуйся, – крикнул владыка Арнемвенда, врубаясь в толпу наседающих на Зу-Л-Карнайна воинов Тьмы.
В его разгоряченной голове бродили всего лишь обрывки мыслей. Если кто-нибудь сложил бы их в единое целое, то узнал бы, что Змеебог пребывает в полном недоумении. Он никогда не любил императора. Не мог простить ему неповиновения и, хотя это до сих пор оставалось тайной для него самого, ужасно ревновал Каэтану к своему счастливому сопернику. Удачливый, молодой, прекрасный аита, похожий на него как близнец, не внушал ему симпатии – только интерес, только недовольство его независимостью и смелостью. И вдруг Джоу Лахатал испугался, что с аитой случится несчастье, а он так и не успел поговорить с ним. Это было тем более удивительно, что во время сражений такие мысли никого не посещают. Ни такие, ни другие – некогда, не до того. Тем не менее Змеебог чувствовал себя так, словно мог погибнуть самый родной, самый близкий ему человек.
Он не знал, что иные вещи накапливаются годами и десятилетиями, чтобы вдруг, внезапно обрушиться на душу океанской волной. Джоу Лахатал – прекрасный и надменный бог, владыка Арнемвенда, презиравший людей и считавший их жалкими и слабыми, внезапно понял, что он одержим любовью. Он любит этот мир, любит всех, кто его населяет и кто подвластен ему, любит Кахатанну и дорожит жизнью фаррского аиты так, как если бы это был его брат. В сущности, эта мысль промелькнула в его мозгу молнией, и он даже не успел ее заметить.
В тот момент, когда гигантский ком черного пламени, вырвавшийся из пространства Мелькарта, понесся прямо на Зу-Л-Карнайна, другой воин в столь же белых и сияющих доспехах, в таком же алом плаще закрыл его своим телом.
Отчаянно закричал Агатияр, многоголосый крик вырвался из глоток тех, кто попался на пути этого смертельного сгустка тьмы. И воины Эр-Соготоха, и лурды, и монстры, и тхаухуды, и сангасои – несколько десятков окровавленных, изувеченных, обугленных тел остались лежать неподвижно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Двенадцать хранителей возникли на Шангайской равнине из ниоткуда. Как и утверждал Магнус, ни предвидеть, ни даже заметить этого мгновения не удалось. В самом центре кровавой схватки образовалось вдруг пятно, и раньше, чем кто-то успел что-нибудь сообразить, необъятная черная пещера хищным звериным оскалом разверзлась прямо в полуденном жарком воздухе. И хлынул оттуда поток невиданных существ. Тут же ринулись в бой полки скаатов Малана Тенгри, воины Траэтаоны и бессмертные. Толпа людей подхватила их, закружила и моментально разнесла в разные стороны.
Жнец выкашивал своим кривым серповидным мечом целые просеки в рядах наступающих на него монстров. Они ничего не могли сделать с прекрасным Владыкой Ада Хорэ, но их было так много, что ему практически не удавалось сдвинуться с места: на смену убитым существам тут же являлись десятки новых. Рогатые, мощные, покрытые чешуей, с кривыми когтями на коротких мускулистых конечностях, они издавали отвратительные звуки, от которых ныли у людей зубы и мутнело в глазах.
Арескои и Траэтаона почти сразу оказались прижатыми к каменному склону горы. Им это было только на руку, ибо сзади нападение не грозило. И оба Бога Войны отбивались от наседающего врага очень удачно. По бокам, там, где не успевали они, стояли Бог Ужаса и Бог Раздора – Зат-Бодан и Зат-Химйам, защищая своего повелителя Арескои. Они не умели творить добро, ибо сама их суть была противоположной этому понятию, однако они были злом этого мира, с которым под силу бороться человеку. И власть Мелькарта была им чужда.
Внезапно в небе раздались мерзкие, леденящие душу крики. Это неисчислимая стая гарпий пронеслась над головами сражающихся, закрыв солнце темной, грязной тучей. Гарпии набрасывались на защитников Шангайской равнины сверху, метя когтями в лицо, в глаза. Они били людей крыльями, а волна удушливого запаха сводила с ума. Особенно пострадали от этих злобных тварей тхаухуды, никогда прежде не сталкивавшиеся с чем-либо подобным. На выручку товарищам выступили лучники полка Солнца. Они были горды и чувствовали себя во много крат сильнее, ибо впервые за тысячи лет ими командовал небесный их покровитель – Солнцеликий Аэ Кэбоалан.
В колеснице, запряженной золотыми грифонами, носился по небу прекрасный Бог Солнца, преследуя визжащих от ужаса гарпий. Он не давал им подняться высоко, сгоняя, словно пастух непослушную отару, уничтожая золотым пламенем, которое срывалось с его тонких пальцев, нанизывая на огненное копье. Гарпии искали спасения над землей, пытаясь опуститься пониже, чтобы спрятаться от Кэбоалана, смешавшись с сангасоями и тхаухудами, но здесь их настигали меткие лучники.
Каэтану сражение вынесло навстречу одному из воинов Зу-Л-Карнайна. Еще совсем молодой, светловолосый, он сидел, скорчившись, на испуганном, храпящем коне и держался руками за глаза. Между пальцами его текла кровь. На секунду он схватился за гриву своего скакуна, чтобы не упасть, понимая, что тогда его затопчут в пылу сражения, – и взгляду богини открылся алый провал глазницы с обрывками кожи и багрового мяса. Ей стало дурно, и в тот же момент какой-то из танну-ула пронзил беспомощного рыцаря копьем. Каэ снесла варвару голову клинком Тайяскарона.
Несколько сотен солдат Молчаливого под командованием Архана Дуолдая перебрались через завалы камней правее ущелья и вступили в сражение. Молодой гохон сражался отчаянно и умело, поразив несколько противников, прежде чем столкнулся лицом к лицу со всадником в белых доспехах и алом плаще. Он сразу узнал его. И Зу-Л-Карнайн тоже признал недавнего посла Самаэля, которого он с почетом принимал в Ире. Странная тень улыбки пронеслась по лицу императора – гохон был ему симпатичен. В иное время они могли бы стать друзьями, но судьба распорядилась иначе.
Архан Дуолдай не боялся умереть, тем более не боялся пасть от руки такого достойного противника, каким был аита. Но ему тоже не хотелось скрещивать мечи с тем, кто был добр с ним. Однако вокруг кипело сражение, они даже не могли разъехаться. В какой-то миг гохон и император перестали принадлежать себе, вынужденные повиноваться законам войны, и сшиблись, как две скалы. Обменявшись первыми ударами, Архан понял, что его ожидает. И не слишком удивился, когда длинный тяжелый клинок обоюдоострого фаррского меча вошел ему точно под левое ребро. Зу-Л-Карнайн бросился на следующего воина танну-ула, не обернувшись даже в сторону поверженного гохона. Но тому в последний миг в грохоте сражения послышалось короткое: «Прости».
Скааты верхом на своих громадных гривастых быках неотступно следовали за га-Маветом. Однорукая Смерть прорубала путь в рядах отчаянно защищающихся варваров и монстров, а в образовавшийся провал с диким ревом вливались воины Малана Тенгри, круша и топча противника. Тиермес пробивался им на помощь с другой стороны. Целью всех бессмертных был тоннель, ведущий в иное пространство, откуда шло бесконечным потоком воинство Мелькарта. Сам Повелитель Зла еще не появился, и защитники Сонандана стремились закрыть образовавшийся проход хотя бы ценой собственной жизни. Двенадцать хранителей понимали, что это значит, и стояли насмерть.
Курдалагон направо и налево раздавал удары своим исполинским молотом, расплющивая шлемы и черепа, кроша кости и панцири. Разъяренный бог-кузнец с черной бородой по пояс наводил ужас на врага одним своим видом. По знаку Самаэля люди отступили от него, уступив путь крокоттам.
– Вот гадость! – рявкнул Курдалагон, поравнявшись с Агатияром. – Это все равно что камни ковать – тупые твари, но упорные!
Агатияр только кивнул в ответ. Он не мог говорить. Слишком стар был визирь, былая мощь давно покинула его, и теперь он едва уворачивался от сыпавшихся со всех сторон ударов. Зу-Л-Карнайн старался держаться рядом, Веретрагна и Вахаган присматривали за ним, но сражение было таким яростным и отчаянным, что их то и дело разносило в разные стороны. Курдалагон мощным ударом отпихнул от старика его противника, и тот, громыхая доспехами, свалился без чувств на землю. Его тут же затоптали бешеные кони варваров.
Водоворот схватки заставил Зу-Л-Карнайна и неистового Джоу Лахатала оказаться рядом и сражаться бок о бок. Эти два исполина, похожие словно близнецы, прокладывали себе путь в сторону черного провала, ведущего в иное измерение. Многие воины Самаэля и Эр-Соготоха застывали на месте, пытаясь понять, кажется ли им, или всадников в белых доспехах и алых плащах действительно двое.
Словно ураганный ветер налетел на одинокое дерево и сорвал с него листья, заставив их дождем сыпаться на землю, – так умирали на Шангайской равнине.
Земля гудела под копытами коней сшибающихся раз за разом конников. Сангасои полка Траэтаоны, одетые в белые одежды с золотыми поясами, были сплошь покрыты кровью – и своей, и вражеской. Эр-Соготох бросал против них все новые и новые отряды восставшей из праха армии, но пока безуспешно. Даже живые мертвецы, мардагайлы и урахаги не могли ничего поделать с теми, кто выдерживал некогда натиск могущественных богов.
Когда тетушка Шази привела в Салмакиду свое шумное войско, мало кто верил в то, что и оно может пригодиться. Однако же именно малыши хортлаки заметили, как кипит и бурлит вода Охи чуть ниже по течению и зелено-черные гребнистые спины мелькают в волнах. Голосистые человечки подняли такой крик, что быстро привлекли к себе внимание Тхагаледжи, командовавшего правым флангом.
– Что там еще? – рявкнул он.
– Водяные чудища! – прокричал Диди голосом Каэ.
Что бы там ни говорили, а хортлаки были не просто удивительными звукоподражателями, но и прекрасными психологами. Голос обожаемой госпожи моментально исключил сомнения, татхагатха тут же указал полку с изображением льва на штандартах на берег, и воины бросились туда не теряя ни секунды. Первых из добежавших до песчаной широкой отмели тут же оплели многочисленными щупальцами и потащили под воду слизкие твари. Как они выглядели, никто толком рассмотреть не смог. С несколькими такими существами сангасои справились бы без особого труда, однако на середине реки они были окружены несколькими десятками монстров и разорваны ими на клочки.
Йабарданай появился неожиданно. Он несся на своей колеснице, запряженной гиппокампами, и братья приветствовали его громкими криками.
– Жив! Йабарданай вернулся! – возвестил с небес Кэбоалан, проносясь над головами варваров. Его огненное копье разило их без промаха. – Ну повеселимся теперь!
Владыка Морей обрушился на атакующих тварей и преградил им путь к берегу. Они извивались и оплетали щупальцами его колесницу, туловища гиппокампов и пытались напасть на самого бессмертного.
Тоннель, ведущий в пространство Мелькарта, стал расширяться на глазах и выплеснул новую толпу воющих и рычащих монстров. Новый натиск был настолько силен, что они смяли правое крыло тхаухудов и оттеснили их к самому краю равнины, на песчаный берег Охи. Каэ оказалась как раз между отступающими частями войск Зу-Л-Карнайна и разъяренными слугами Мелькарта. Она отбивалась изо всех сил, но тут на нее сбоку налетел всадник с окровавленным мечом и в порванном плаще. Он был без шлема. Его потное грязное лицо с горящими глазами было искажено болью и ненавистью. Она автоматически повернулась в его сторону и вонзила Тайяскарон в горло врагу. Он побагровел и стал медленно сползать вниз, но не упал, а зацепился шпорой за стремя да так и повис вниз головой. Испуганный конь унес его в сторону гор.
Трикстеров атаковали с двух сторон. Воины танну-ула пробивались как извне, так и изнутри Шангайской равнины, стремясь освободить вход в ущелье. Рыжие, косматые, веселые варвары, казалось, наслаждались боем. Маннагарт, в отличие от остальных владык, команд почти не раздавал. Просто рубил топором, словно дрова колол, и под его ударами падали сильные и прекрасно обученные воины Самаэля, прошедшие с боями до самого океана и сумевшие остаться в живых. Никаких особенных умений у трикстера не было – он стоял широко расставив ноги, забросив щит за спину и отбивался отчаянно от наседавших врагов, пока его воины отдыхали. Почти половина их находилась в запасе, свежие и бодрые трикстеры приходили на смену павшим или смертельно раненным.
Наконец сражение достигло своего апогея: хранители талисманов вступили в бой. Это сразу сказалось на ходе битвы – защитникам Шангайской равнины пришлось нелегко. Исполин на черном коне, всадник в золотом венце с драконьими крыльями, с ходу врезался в ряды воинов полка Траэтаоны. Сам Вечный Воин был на другом конце поля битвы и не мог прийти на помощь сангасоям. А среди них не было того, кто смог бы противостоять безудержному натиску великана Самаэля. Меч Джаханнам испытывал высшее наслаждение, он чувствовал, как сам Мелькарт перетекает в тело своего сына, наполняя того невиданной доселе мощью. С каждой смертью, с каждым следующим побежденным врагом Самаэль становился сильнее и неуязвимее. Его великанский конь топтал копытами павших и кусал пеших воинов, норовя вцепиться в лицо, словно цепной пес. Урмай-гохон налетел на группу тхаухудов, возглавляемую Вахаганом. Вестник богов и солдаты аиты защищали старого Агатияра. Визирь верхом на своем сером в яблоках коне взобрался на вершину большого валуна, как на постамент, и оттуда отдавал приказы. Благодаря его разумному и хладнокровному поведению на этом участке было относительно спокойно. Тхаухуды, тагары Хентей-хана и сангасои организовали оборону и не отступили ни на шаг с начала сражения.
Завидев приближающегося бешеным галопом исполина, Вахаган и человек пять тхаухудов бросились ему наперерез. Двумя мощными ударами Самаэль уложил двоих. Третьего просто пнул ногой в ребра с такой силой, что послышался хруст, – даже доспехи не спасли несчастного. С отчаянным воплем он скатился с седла и скорчился на земле. Четвертого настиг удар мощной руки – Молчаливый нанес его тыльной стороной ладони и запястьем, которое охватывал широкий шипастый наруч. Один из длинных шипов вошел тхаухуду в глаз, и тот умер мгновенно. Сангасои и воины Агатияра спешили к нему со всех сторон, однако на них насели подоспевшие лурды, и здесь образовалась настоящая свалка. Между старым визирем и его исполинским противником оставался только один человек и Вахаган-Вестник. Человека урмай-гохон вообще не заметил – стоптал его конем – и набросился на бога так, словно видел перед собой легкую добычу.
С ужасом смотрел Агатияр на то, как бессмертный оказался бессильным что-либо сделать с таким врагом. Какой бы удар он ни наносил своей палицей, Самаэль уклонялся – легко и непринужденно. Затем он встал в стременах и сделал резкий выпад в сторону бога. Тот ушел от этого удара и тут же был настигнут следующим, настолько сильным, что клинок Джаханнама рассек его тело от плеча до середины груди. Вахаган издал дикий вопль и стал медленно оседать. Падая, он успел свалить и подбегавшего к нему лурда. Тот покатился со сломанной шеей. А Самаэль направился к Агатияру.
Откуда успел появиться император – остается загадкой. Он вынырнул из самой гущи сражения, словно из кипящего котла, и с такой силой толкнул Самаэля, что тот вместе с конем отлетел на несколько шагов в сторону. А Зу-Л-Карнайн в летящем по ветру алом плаще, в некогда белых доспехах все теснил и теснил его прочь от своего старого наставника, с невероятной скоростью осыпая ударами. И урмай-гохон с невольным уважением посмотрел на него.
– Я давно мечтал встретиться с тобой, – пророкотал он.
– А я нет! – выкрикнул аита, задыхаясь. Он уже успел устать – битва шла, не прекращаясь, в течение нескольких часов. Губы императора пересохли, язык распух. Он хотел пить, но некогда было добраться до реки, чтобы зачерпнуть глоток воды. Да и негде. Там, за спинами воюющих, шла еще одна схватка: Владыка Морей Йабарданай сражался против водных тварей, поднятых из невероятных глубин злой волей Мелькарта.
– Сейчас ты умрешь, – криво улыбнулся Самаэль. – Потому что ты человек, а я бог.
– Плевал я на это, – рявкнул аита. Он изловчился и достал урмай-гохона в отчаянном броске. Безупречное тело Молчаливого впервые окрасилось кровью, и он оторопел.
Джоу Лахатал видел, как Тьма окутала тело своего сына, как бросились на помощь Самаэлю затянутые в черную кожу лурды-убийцы, как ринулись на Зу-Л-Карнайна мертвецы Эр-Соготоха. Повинуясь странному порыву, Змеебог пришпорил коня, направляя его к приметному валуну, возле которого стало так жарко. Он успел схватить под уздцы серого скакуна Агатияра и вытащить старого визиря из самой гущи сражения.
– Мальчик мой! Зу! Мальчик мой! – кричал Агатияр, простирая руки к Лахаталу. – Спаси его!
– Не волнуйся, – крикнул владыка Арнемвенда, врубаясь в толпу наседающих на Зу-Л-Карнайна воинов Тьмы.
В его разгоряченной голове бродили всего лишь обрывки мыслей. Если кто-нибудь сложил бы их в единое целое, то узнал бы, что Змеебог пребывает в полном недоумении. Он никогда не любил императора. Не мог простить ему неповиновения и, хотя это до сих пор оставалось тайной для него самого, ужасно ревновал Каэтану к своему счастливому сопернику. Удачливый, молодой, прекрасный аита, похожий на него как близнец, не внушал ему симпатии – только интерес, только недовольство его независимостью и смелостью. И вдруг Джоу Лахатал испугался, что с аитой случится несчастье, а он так и не успел поговорить с ним. Это было тем более удивительно, что во время сражений такие мысли никого не посещают. Ни такие, ни другие – некогда, не до того. Тем не менее Змеебог чувствовал себя так, словно мог погибнуть самый родной, самый близкий ему человек.
Он не знал, что иные вещи накапливаются годами и десятилетиями, чтобы вдруг, внезапно обрушиться на душу океанской волной. Джоу Лахатал – прекрасный и надменный бог, владыка Арнемвенда, презиравший людей и считавший их жалкими и слабыми, внезапно понял, что он одержим любовью. Он любит этот мир, любит всех, кто его населяет и кто подвластен ему, любит Кахатанну и дорожит жизнью фаррского аиты так, как если бы это был его брат. В сущности, эта мысль промелькнула в его мозгу молнией, и он даже не успел ее заметить.
В тот момент, когда гигантский ком черного пламени, вырвавшийся из пространства Мелькарта, понесся прямо на Зу-Л-Карнайна, другой воин в столь же белых и сияющих доспехах, в таком же алом плаще закрыл его своим телом.
Отчаянно закричал Агатияр, многоголосый крик вырвался из глоток тех, кто попался на пути этого смертельного сгустка тьмы. И воины Эр-Соготоха, и лурды, и монстры, и тхаухуды, и сангасои – несколько десятков окровавленных, изувеченных, обугленных тел остались лежать неподвижно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59