В огромных перламутровых раковинах, привезенных из Хадрамаута, горами были навалены спелые фрукты.
Джоу Лахатал, впервые принимавший участие в подобных празднествах, оглядывался в недоумении и смущении. Его удивляло все, что здесь происходило: и доблестные военачальники и вельможи, относившиеся к нему с уважением, но не более того – без тени священного трепета или благоговения, каковой им полагалось бы испытывать в присутствии Верховного бога Арнемвенда, – большинство из них по многу раз предлагали чокнуться, радушно угощали и все время пытались завязать беседу. Змеебог вертел головой, пытаясь отыскать братьев, но га-Мавет не обращал на него внимания, занятый разговором с Номмо. Желтоглазый Бог Смерти питал слабость к маленькому альву, который напоминал ему своего кузена – Воршуда. Тхагаледжа и Арескои увлеклись спором о преимуществах секир и топоров перед остальным рубящим оружием, при этом правитель Сонандана быстро что-то черкал на плотной бумаге – как оказалось впоследствии, Бог Войны согласился позировать для серии портретов.
Каэтану окружили тесным кольцом Магнус, Куланн, Могаллан и То Кобинан. Она звонко смеялась, глядя, как молодой чародей жонглирует вилками... Рядом с ней пристроились в уголке пушистые хортлаки, вымытые и чуть ли не завитые по такому торжественному случаю. Было их четверо, и среди них – Мика, тот самый, что пытался рассказать ей некогда свою историю.
Астерион заглянул на полчаса: больше вынести в закрытом помещении не мог, но оставил по себе память – ветер, звучащий музыкой. Словно сотни крохотных хрустальных и серебряных звоночков пели, кружась над столами.
Джоу Лахатал чувствовал себя немного странно – уходить ему не хотелось, праздник удался на славу, но и привыкнуть к своему новому положению было нелегко. Каэ заметила его растерянный взгляд и пересела поближе к Змеебогу, ухватив из-под носа у Барнабы кувшин со своим любимым зеленым вином.
– Вот, попробуй, – предложила она Лахаталу. – Заслуживает твоего внимания. Жнец таскает его из моих погребов бочками, но ты не проговорись, что я об этом знаю, – ему доставляет особенное удовольствие не столько вино, сколько собственная ловкость и неуязвимость.
Лахатал пригубил из высокого бокала, почмокал губами и расплылся в блаженной улыбке.
– Поверишь, я бы тоже это вино таскал.
– Нужды нет – и так подарю.
– Боюсь тебя спрашивать, – произнес Владыка Арнемвенда, – скорее даже вовсе не хочу знать, зачем пожаловал к тебе Аджахак, но драконы слишком редко ходят в гости, чтобы я мог не обратить внимания на это.
Каэ повертела в руках тонкостенный бокал, посмотрела вино на свет, и по выражению ее лица Лахатал понял, что на сердце у его собеседницы не просто кошки скребут.
– Не успеваем? – шепнул он.
– Да нет. Должны успеть, но... Аджахак, видишь ли, предоставляет себя мне в виде транспортного средства.
– Почему именно сейчас? – насторожился Змеебог.
– Они все делают вовремя – мудрость у них уже не только в крови, но и в костях, и в когтях, и в клыках... Значит, так нужно. И в этом странствии мне потребуется помощь дракона. Но беда, Джоу, в том, что мне постоянно кажется, будто я что-то упускаю из виду. Я бы не отказалась сейчас от любой помощи: мне нужен совет. Совет существа древнего, знающего. Но Аджахак говорит загадками, и это так некстати. Я устала быть Сутью Сути и одновременно – Истиной. Я спать хочу. Я плакать хочу от испуга и отчаяния, понимаешь? Какая из меня защитница Арнемвенда, если я посуду бы с огромным удовольствием переколотила, но нельзя: все смотрят, все внимают. Я не могу их подвести. Где те блаженные времена, когда ты на меня охотился?
Джоу Лахатал несколько покраснел, но утешил себя тем, что краска на его щеках может быть вызвана и обилием горячительных напитков, и даже отсветом его алого плаща.
Каэ неожиданно легко рассмеялась.
– Ты о чем? – спросил Змеебог.
– А ты сам погляди, у моих придворных дам голова идет кругом – столько богов-красавцев вокруг. Непонятно, с кем кокетничать в первую очередь. Вот! Смотри – да не там, справа!
Лахатал обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как очаровательная молодая особа лет двадцати с небольшим с грациознейшим поклоном поднесла га-Мавету кубок с пенящимся вином, Бог Смерти недоверчиво лизнул языком шипящую поверхность напитка, и на лице его отразилось изумление, смешанное с восторгом. Девушка таяла и млела.
– Вот тебе и на! – расхохотался Змеебог. – Женщины – самые отчаянные существа в мире. Ни один демон, ни один джат, ни один урахаг не подойдет к га-Мавету и на полет стрелы, а ей кавалер понадобился.
Его слова оказались пророческими, потому что молодая особа успела что-то шепнуть на ухо желтоглазому, и тот изумленно уставился на нее своими кошачьими вертикальными зрачками. Затем посуровел и отрицательно покачал головой.
– Не состоялось, – прокомментировала Каэ. – Но все равно интересно наблюдать. – Она бросила на Джоу Лахатала короткий взгляд и тем же тоном добавила: – А пока меня не будет, ты бы навестил Таор, Тевер и Фарру. У меня душа не на месте.
– Навещу, – серьезно пообещал Змеебог, – а теперь приготовились. К нам быстро приближается важная персона.
– О!
– Великие позволят? – Нингишзида, убедившийся наконец, что на них обращают внимание постольку-поскольку, перебрался к своим повелителям для приватной беседы.
Изо всех присутствующих он единственный был озабочен и серьезен. Он прямо-таки лучился торжественностью и еще чем-то, чем обычно лучатся осененные идеей верховные жрецы Великих Древних богинь.
Каэ внимательно на него поглядела: когда у ее верховного жреца было вот такое вдохновенное выражение, ей крупно везло на всякие хлопоты и трудности.
– Выкладывай, – взяла она быка за рога.
– Сперва вы, дорогая Каэ. О чем с вами беседовал Аджахак?
Джоу Лахатал уже немного привык к тому, что у Каэ с людьми особые, весьма теплые отношения и что очень часто зрелые мужи при взгляде на нее забывают о божественном происхождении этой хрупкой девочки и начинают вести себя как строгие отцы или дедушки. Вот и теперь у жреца было буквально на лбу написано, что он намерен предостеречь, уберечь, предупредить, короче – поделиться опытом, как старший с младшим. Змеебог не гневался: еще несколько лет назад подобное поведение Нингишзиды привело бы к мгновенной и мучительной смерти последнего, но теперь Верховный бог Арнемвенда стал больше понимать. Он даже сочувствовал старому жрецу, на плечах которого лежала немыслимая ответственность.
Кахатанна тоже это понимала. Поэтому ответила кротко:
– Наберись мужества, Нингишзида. Я отбываю на Джемар первым же драконом.
– Я знаю, – просто сказал жрец.
Змеебог откровенно удивился.
– Вчера, когда уже сообщили о вашем скором возвращении и весь Сонандан готовился к встрече, я отправился в Храм. Он был настроен весело, я бы даже сказал – легкомысленно: паломников принимал почти всех, а когда я остался внутри один – по его собственному требованию, – в зеленом пламени Истины мне явилось видение. – Нингишзида сделал это сообщение будничным тоном, словно видения одолевали его и выстраивались в очередь, дабы получить аудиенцию.
Однако Каэтану он потряс.
– Кто? – напряглась она. – Кто тебе явился? Каким это образом в моем храме может явиться кто-то, кроме меня, да еще в пламени Истины? Ты уверен, что это было доброе знамение?
Жрец оставался спокоен и сосредоточен.
– Должен признать, что это было довольно странное существо, без лица. С овальным провалом на этом месте, но волосы у него были – длинные, до плеч, каштановые с сединой. На нем была хламида с капюшоном – старенькая такая, потрепанная. Я ощутил тепло и доброту, исходящую от него: в пламени Истины, дорогая Каэ, зло не сможет появиться...
– А я про это не подумала. – Она устало прикрыла глаза. – Хотя кто знает, на что еще способно теперь зло. Прости, продолжай.
– Существо сообщило мне скорбную весть: пришло время, старые предсказания начинают сбываться, все возвращается на круги своя, начало становится концом, а конец – началом. Порядок превращается в Хаос, чтобы из Хаоса когда-нибудь снова возник Порядок. Все будет и все сбудется когда-нибудь, сказало видение, но сейчас наш мир обречен самим изначальным своим устройством, и всякие попытки спасти его заведомо бесполезны. Однако это существо тут же добавило, что уверено в том, что вы, Каэ, не станете ориентироваться на это предсказание, поверите, но не отступитесь. И в этом, сказало оно, надежда умирающего Арнемвенда. Оно будет ждать вас на Джемаре... Вам это о чем-нибудь говорит?
– Спасибо. Ничего не говорит. Но раз уж Аджахак собрался везти меня на Джемар, где мне приготовлена теплая встреча, то в свете грядущих событий путешествие на Иману кажется теперь прекрасными каникулами, минутами полного отдыха. – Каэтана тяжко вздохнула. – Ну почему меня угораздило стать Богиней Истины? Куда ни глянь, к кому ни обратись – буквально все знают о происходящем больше, чем я! Просто оторопь берет.
– Что уже говорить обо мне! – сказал Ниппи.
Жрец покосился на него подозрительно, но промолчал.
Великий Понтифик Хадрамаута Дайнити Нерай был человеком исключительно ленивым. Настолько ленивым, что даже его невероятная трусость проигрывала в сравнении с ленью. Поэтому для понтифика несколько месяцев подряд выдались на удивление удачными: его никто не беспокоил. Министры, высоко ценимые им за расторопность, прекрасно справлялись с рутинными делами, принося ему кипы бумаг на подпись один раз в неделю. С точки зрения Дайнити Нерая, и это было чересчур, но ему с малых лет упрямо твердили, что работа монарха – одна из самых тяжких и неблагодарных. Так страдали и его отец, и дед, и целая армия прочих многознатных и благородных предков. Мысль об этом немного воодушевляла понтифика и худо-бедно помогала ему вытерпеть еженедельную двухчасовую пытку.
В государстве воцарились тишина и покой. Хадрамаут слишком привык к благоденствию и процветанию, чтобы долго помнить о трагических событиях недавнего прошлого.
Йа Тайбрайя исчез так же быстро, как и появился, успев разгромить один только Уатах. Это было печально, но могло быть гораздо хуже. Морской змей оставил Хадрамаут в покое, а придворный хранитель Знаний объяснил государю, что этого можно было достичь единственным способом – если бы Морской эльф, связанный кровными узами с Йа Тайбрайя, принес себя ему в жертву на скале, именуемой Алтарем и поднятой из моря Владыкой Йабарданаем специально для этой цели.
Немного позже Дайнити Нераю сообщили, что князь Мердок ап-Фейдли ушел из этого мира, оставив свой замок и титул старшему сыну и наследнику – Браннару ап-Дарраху. Таким образом, предположения ученого оправдались.
Первый советник докучал как-то рассказами о событиях на Имане, имевших место в недавнем прошлом: о разгроме ордена унгараттов, смерти великого магистра Катармана Керсеба, гибели короля Эль-Хассасина, Чаршамбы Нонгакая и восшествии на его престол сразу двух королей – Меджадая Кройдена и Рораймы Ретимнона. О том, что Великая Кахатанна стала тауртой Хартума – самого богатого государства Иманы. И о многом другом... Что касается того, каким образом в Эль-Хассасине могут мирно сосуществовать сразу два повелителя, понтифик не совсем разобрался, но вскоре благополучно забыл и об этом своем недоумении, и о прочих проблемах. Они его не интересовали.
Самым же главным счастьем для Дайнити Нерая было долгое отсутствие верховного мага – Корс Торуна. Старик не так уж часто беспокоил своего государя, но раз в две недели им все же приходилось встречаться – понтифик считал, что частоту встреч можно было бы резко сократить, но до сих пор к его мнению никто не прислушивался. Однако вот уж более месяца Дайнити Нерай блаженствовал, не видя и не слыша старого чародея. Впрочем, ничто не может длиться вечно.
Одним прекрасным утром, когда понтифик уже окончательно проснулся и наслаждался видом на море, который открывался из северной башни дворца Да Зоджи, к нему робко постучали.
– Ну! – рявкнул Дайнити Нерай.
– Соблаговолит ли Сын Океана принять своего покорного слугу?
Понтифик поморщился, узнав голос первого советника – Вегонабы Лина. Советник был назойлив как муха. Отказать ему сейчас – а Дайнити Нераю ничего так не хотелось, как отказать, – означало обречь себя на многочасовую муку. Ибо Вегонаба будет скрестись под дверью и каждые полчаса спрашивать, готов ли государь принять его, отравляя своим присутствием прелесть безделья. Проще было покончить с проблемой одним махом, как и положено Мужу Моря и Сыну Океана, Великому Понтифику Хадрамаута.
Дайнити Нерай набрал в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в бездну, и величественно изрек:
– Ну...
Знавшие понтифика не удивились бы его лаконичности – произнесение слов было тоже своего рода работой, к которой у Нерая имелось стойкое отвращение.
– Благодарю, блистательный, – сказал Вегонаба, возникая на пороге комнаты.
Был он сух и морщинист, словно кузнечик, глазаст, лыс и невероятно умен. К понтифику питал смешанные чувства – привязанность и неуважение, презрение и жалость, симпатию и отвращение. Потрясающее сочетание, но оно давало свои плоды – Вегонаба Лин был верен своему государю, однако никогда не повиновался ему слепо. А чего большего можно было желать? Благодаря такому раскладу государство процветало – а Хадрамауту для этого нужно было гораздо меньше, чем любой другой стране Варда или Иманы...
– Что? – неприязненно буркнул понтифик, усаживаясь поудобнее в глубоком кресле, которое слуги уже перенесли на руках к камину. Любимый телохранитель Нерая заботливо закутал ноги хозяина драгоценной шкурой урроха. По грузному телу понтифика разлилось блаженное тепло, и он немного расслабился.
– Мы не хотели поднимать раньше времени шум и беспокоить владыку до получения каких-либо конкретных сведений, но час настал. Я вынужден сообщить Великому Понтифику, что маг Корс Торун умер.
– Что?!
– Погиб в схватке с более могущественным и гораздо более молодым чародеем. Поскольку Корс Торун ввязался в это противостояние, преследуя личные цели, насколько мне известно, то наказывать некого, да и незачем. Возникает другой вопрос – кого назначить верховным магом, кому доверить судьбу Хадрамаута на ближайшие десятилетия?
– Ну! – подтолкнул советника Дайнити Нерай. Он имел в виду, что абсолютно уверен в том, что первый советник уже все продумал и решил, оставив своему монарху только одобрить его выбор.
За многие годы совместной жизни Вегонаба научился понимать самые тонкие оттенки и интонации в голосе любимого понтифика.
– Мы пришли к неожиданным выводам, государь, – решительно молвил советник. – Как показали последние события, не маги спасли нас от нападения Йа Тайбрайя, но Морской эльф, не маги выручают нас во время штормов и бурь, но крепость наших кораблей, знаменитых на весь мир. Не маги помогают нам решать наши проблемы, подчас очень запутанные. Что же касается проблем, то нам стало известно: многие, владеющие искусством чародейства, нарушили свои клятвы, данные ими своим владыкам, и вступили в тайное сообщество, организовав заговор с целью захвата власти. Доподлинно знаю о преступных замыслах Шаргай-нойона из Джералана, Аджи Экапада из Мерроэ, Эр Шарги из Фарры, а также многих других...
Советник не смог договорить. Его сообщение настолько потрясло понтифика, что он обратился с прочувствованной речью сперва к слугам, а потом к самому Вегонабе.
– Вы это... – молвил Нерай, размахивая пухлыми руками во всех направлениях. – Это... быстро то есть, прочь! Вот... – И обвел засуетившуюся челядь сумрачным взглядом.
Слуги бросились к дверям – столько эмоций понтифик проявил в последний раз пятнадцать лет тому, когда его поставили перед необходимостью отправляться в опочивальню к супруге и заняться вплотную проблемой наследника.
Оставшись наедине с Дайнити Нераем, мудрый Вегонаба не смог скрыть одобрительной улыбки – иногда и до государя кое-что доходило.
– А ты, того... докладывай обстоятельно. Чтоб мне не приходилось расспрашивать, как кумушка на ярмарке, это... сплетничает.
Первый советник оценил крайнюю степень потрясения: понтифик прибег к сравнениям...
– Великий!..
– Стой! – замахал руками Нерай. – Ты без титулов, ты о заговоре и красочно... это, с воодушевлением... – Имелось в виду – с подробностями.
Вегонаба понял правильно.
Он приблизился к государю, не спрашивая, придвинул к огню низенькую скамеечку, на которую полагалось ставить ноги, протер инкрустированную эмалью и перламутром доску рукавом своего роскошного одеяния, уселся. Задумался.
– Я служу тебе двадцать лет, Дайнити, – внезапно сказал он.
И понтифик поразился тому, что голос у Вегонабы, оказывается, тяжелый, низкий и без визгливых ноток восторженного щенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Джоу Лахатал, впервые принимавший участие в подобных празднествах, оглядывался в недоумении и смущении. Его удивляло все, что здесь происходило: и доблестные военачальники и вельможи, относившиеся к нему с уважением, но не более того – без тени священного трепета или благоговения, каковой им полагалось бы испытывать в присутствии Верховного бога Арнемвенда, – большинство из них по многу раз предлагали чокнуться, радушно угощали и все время пытались завязать беседу. Змеебог вертел головой, пытаясь отыскать братьев, но га-Мавет не обращал на него внимания, занятый разговором с Номмо. Желтоглазый Бог Смерти питал слабость к маленькому альву, который напоминал ему своего кузена – Воршуда. Тхагаледжа и Арескои увлеклись спором о преимуществах секир и топоров перед остальным рубящим оружием, при этом правитель Сонандана быстро что-то черкал на плотной бумаге – как оказалось впоследствии, Бог Войны согласился позировать для серии портретов.
Каэтану окружили тесным кольцом Магнус, Куланн, Могаллан и То Кобинан. Она звонко смеялась, глядя, как молодой чародей жонглирует вилками... Рядом с ней пристроились в уголке пушистые хортлаки, вымытые и чуть ли не завитые по такому торжественному случаю. Было их четверо, и среди них – Мика, тот самый, что пытался рассказать ей некогда свою историю.
Астерион заглянул на полчаса: больше вынести в закрытом помещении не мог, но оставил по себе память – ветер, звучащий музыкой. Словно сотни крохотных хрустальных и серебряных звоночков пели, кружась над столами.
Джоу Лахатал чувствовал себя немного странно – уходить ему не хотелось, праздник удался на славу, но и привыкнуть к своему новому положению было нелегко. Каэ заметила его растерянный взгляд и пересела поближе к Змеебогу, ухватив из-под носа у Барнабы кувшин со своим любимым зеленым вином.
– Вот, попробуй, – предложила она Лахаталу. – Заслуживает твоего внимания. Жнец таскает его из моих погребов бочками, но ты не проговорись, что я об этом знаю, – ему доставляет особенное удовольствие не столько вино, сколько собственная ловкость и неуязвимость.
Лахатал пригубил из высокого бокала, почмокал губами и расплылся в блаженной улыбке.
– Поверишь, я бы тоже это вино таскал.
– Нужды нет – и так подарю.
– Боюсь тебя спрашивать, – произнес Владыка Арнемвенда, – скорее даже вовсе не хочу знать, зачем пожаловал к тебе Аджахак, но драконы слишком редко ходят в гости, чтобы я мог не обратить внимания на это.
Каэ повертела в руках тонкостенный бокал, посмотрела вино на свет, и по выражению ее лица Лахатал понял, что на сердце у его собеседницы не просто кошки скребут.
– Не успеваем? – шепнул он.
– Да нет. Должны успеть, но... Аджахак, видишь ли, предоставляет себя мне в виде транспортного средства.
– Почему именно сейчас? – насторожился Змеебог.
– Они все делают вовремя – мудрость у них уже не только в крови, но и в костях, и в когтях, и в клыках... Значит, так нужно. И в этом странствии мне потребуется помощь дракона. Но беда, Джоу, в том, что мне постоянно кажется, будто я что-то упускаю из виду. Я бы не отказалась сейчас от любой помощи: мне нужен совет. Совет существа древнего, знающего. Но Аджахак говорит загадками, и это так некстати. Я устала быть Сутью Сути и одновременно – Истиной. Я спать хочу. Я плакать хочу от испуга и отчаяния, понимаешь? Какая из меня защитница Арнемвенда, если я посуду бы с огромным удовольствием переколотила, но нельзя: все смотрят, все внимают. Я не могу их подвести. Где те блаженные времена, когда ты на меня охотился?
Джоу Лахатал несколько покраснел, но утешил себя тем, что краска на его щеках может быть вызвана и обилием горячительных напитков, и даже отсветом его алого плаща.
Каэ неожиданно легко рассмеялась.
– Ты о чем? – спросил Змеебог.
– А ты сам погляди, у моих придворных дам голова идет кругом – столько богов-красавцев вокруг. Непонятно, с кем кокетничать в первую очередь. Вот! Смотри – да не там, справа!
Лахатал обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как очаровательная молодая особа лет двадцати с небольшим с грациознейшим поклоном поднесла га-Мавету кубок с пенящимся вином, Бог Смерти недоверчиво лизнул языком шипящую поверхность напитка, и на лице его отразилось изумление, смешанное с восторгом. Девушка таяла и млела.
– Вот тебе и на! – расхохотался Змеебог. – Женщины – самые отчаянные существа в мире. Ни один демон, ни один джат, ни один урахаг не подойдет к га-Мавету и на полет стрелы, а ей кавалер понадобился.
Его слова оказались пророческими, потому что молодая особа успела что-то шепнуть на ухо желтоглазому, и тот изумленно уставился на нее своими кошачьими вертикальными зрачками. Затем посуровел и отрицательно покачал головой.
– Не состоялось, – прокомментировала Каэ. – Но все равно интересно наблюдать. – Она бросила на Джоу Лахатала короткий взгляд и тем же тоном добавила: – А пока меня не будет, ты бы навестил Таор, Тевер и Фарру. У меня душа не на месте.
– Навещу, – серьезно пообещал Змеебог, – а теперь приготовились. К нам быстро приближается важная персона.
– О!
– Великие позволят? – Нингишзида, убедившийся наконец, что на них обращают внимание постольку-поскольку, перебрался к своим повелителям для приватной беседы.
Изо всех присутствующих он единственный был озабочен и серьезен. Он прямо-таки лучился торжественностью и еще чем-то, чем обычно лучатся осененные идеей верховные жрецы Великих Древних богинь.
Каэ внимательно на него поглядела: когда у ее верховного жреца было вот такое вдохновенное выражение, ей крупно везло на всякие хлопоты и трудности.
– Выкладывай, – взяла она быка за рога.
– Сперва вы, дорогая Каэ. О чем с вами беседовал Аджахак?
Джоу Лахатал уже немного привык к тому, что у Каэ с людьми особые, весьма теплые отношения и что очень часто зрелые мужи при взгляде на нее забывают о божественном происхождении этой хрупкой девочки и начинают вести себя как строгие отцы или дедушки. Вот и теперь у жреца было буквально на лбу написано, что он намерен предостеречь, уберечь, предупредить, короче – поделиться опытом, как старший с младшим. Змеебог не гневался: еще несколько лет назад подобное поведение Нингишзиды привело бы к мгновенной и мучительной смерти последнего, но теперь Верховный бог Арнемвенда стал больше понимать. Он даже сочувствовал старому жрецу, на плечах которого лежала немыслимая ответственность.
Кахатанна тоже это понимала. Поэтому ответила кротко:
– Наберись мужества, Нингишзида. Я отбываю на Джемар первым же драконом.
– Я знаю, – просто сказал жрец.
Змеебог откровенно удивился.
– Вчера, когда уже сообщили о вашем скором возвращении и весь Сонандан готовился к встрече, я отправился в Храм. Он был настроен весело, я бы даже сказал – легкомысленно: паломников принимал почти всех, а когда я остался внутри один – по его собственному требованию, – в зеленом пламени Истины мне явилось видение. – Нингишзида сделал это сообщение будничным тоном, словно видения одолевали его и выстраивались в очередь, дабы получить аудиенцию.
Однако Каэтану он потряс.
– Кто? – напряглась она. – Кто тебе явился? Каким это образом в моем храме может явиться кто-то, кроме меня, да еще в пламени Истины? Ты уверен, что это было доброе знамение?
Жрец оставался спокоен и сосредоточен.
– Должен признать, что это было довольно странное существо, без лица. С овальным провалом на этом месте, но волосы у него были – длинные, до плеч, каштановые с сединой. На нем была хламида с капюшоном – старенькая такая, потрепанная. Я ощутил тепло и доброту, исходящую от него: в пламени Истины, дорогая Каэ, зло не сможет появиться...
– А я про это не подумала. – Она устало прикрыла глаза. – Хотя кто знает, на что еще способно теперь зло. Прости, продолжай.
– Существо сообщило мне скорбную весть: пришло время, старые предсказания начинают сбываться, все возвращается на круги своя, начало становится концом, а конец – началом. Порядок превращается в Хаос, чтобы из Хаоса когда-нибудь снова возник Порядок. Все будет и все сбудется когда-нибудь, сказало видение, но сейчас наш мир обречен самим изначальным своим устройством, и всякие попытки спасти его заведомо бесполезны. Однако это существо тут же добавило, что уверено в том, что вы, Каэ, не станете ориентироваться на это предсказание, поверите, но не отступитесь. И в этом, сказало оно, надежда умирающего Арнемвенда. Оно будет ждать вас на Джемаре... Вам это о чем-нибудь говорит?
– Спасибо. Ничего не говорит. Но раз уж Аджахак собрался везти меня на Джемар, где мне приготовлена теплая встреча, то в свете грядущих событий путешествие на Иману кажется теперь прекрасными каникулами, минутами полного отдыха. – Каэтана тяжко вздохнула. – Ну почему меня угораздило стать Богиней Истины? Куда ни глянь, к кому ни обратись – буквально все знают о происходящем больше, чем я! Просто оторопь берет.
– Что уже говорить обо мне! – сказал Ниппи.
Жрец покосился на него подозрительно, но промолчал.
Великий Понтифик Хадрамаута Дайнити Нерай был человеком исключительно ленивым. Настолько ленивым, что даже его невероятная трусость проигрывала в сравнении с ленью. Поэтому для понтифика несколько месяцев подряд выдались на удивление удачными: его никто не беспокоил. Министры, высоко ценимые им за расторопность, прекрасно справлялись с рутинными делами, принося ему кипы бумаг на подпись один раз в неделю. С точки зрения Дайнити Нерая, и это было чересчур, но ему с малых лет упрямо твердили, что работа монарха – одна из самых тяжких и неблагодарных. Так страдали и его отец, и дед, и целая армия прочих многознатных и благородных предков. Мысль об этом немного воодушевляла понтифика и худо-бедно помогала ему вытерпеть еженедельную двухчасовую пытку.
В государстве воцарились тишина и покой. Хадрамаут слишком привык к благоденствию и процветанию, чтобы долго помнить о трагических событиях недавнего прошлого.
Йа Тайбрайя исчез так же быстро, как и появился, успев разгромить один только Уатах. Это было печально, но могло быть гораздо хуже. Морской змей оставил Хадрамаут в покое, а придворный хранитель Знаний объяснил государю, что этого можно было достичь единственным способом – если бы Морской эльф, связанный кровными узами с Йа Тайбрайя, принес себя ему в жертву на скале, именуемой Алтарем и поднятой из моря Владыкой Йабарданаем специально для этой цели.
Немного позже Дайнити Нераю сообщили, что князь Мердок ап-Фейдли ушел из этого мира, оставив свой замок и титул старшему сыну и наследнику – Браннару ап-Дарраху. Таким образом, предположения ученого оправдались.
Первый советник докучал как-то рассказами о событиях на Имане, имевших место в недавнем прошлом: о разгроме ордена унгараттов, смерти великого магистра Катармана Керсеба, гибели короля Эль-Хассасина, Чаршамбы Нонгакая и восшествии на его престол сразу двух королей – Меджадая Кройдена и Рораймы Ретимнона. О том, что Великая Кахатанна стала тауртой Хартума – самого богатого государства Иманы. И о многом другом... Что касается того, каким образом в Эль-Хассасине могут мирно сосуществовать сразу два повелителя, понтифик не совсем разобрался, но вскоре благополучно забыл и об этом своем недоумении, и о прочих проблемах. Они его не интересовали.
Самым же главным счастьем для Дайнити Нерая было долгое отсутствие верховного мага – Корс Торуна. Старик не так уж часто беспокоил своего государя, но раз в две недели им все же приходилось встречаться – понтифик считал, что частоту встреч можно было бы резко сократить, но до сих пор к его мнению никто не прислушивался. Однако вот уж более месяца Дайнити Нерай блаженствовал, не видя и не слыша старого чародея. Впрочем, ничто не может длиться вечно.
Одним прекрасным утром, когда понтифик уже окончательно проснулся и наслаждался видом на море, который открывался из северной башни дворца Да Зоджи, к нему робко постучали.
– Ну! – рявкнул Дайнити Нерай.
– Соблаговолит ли Сын Океана принять своего покорного слугу?
Понтифик поморщился, узнав голос первого советника – Вегонабы Лина. Советник был назойлив как муха. Отказать ему сейчас – а Дайнити Нераю ничего так не хотелось, как отказать, – означало обречь себя на многочасовую муку. Ибо Вегонаба будет скрестись под дверью и каждые полчаса спрашивать, готов ли государь принять его, отравляя своим присутствием прелесть безделья. Проще было покончить с проблемой одним махом, как и положено Мужу Моря и Сыну Океана, Великому Понтифику Хадрамаута.
Дайнити Нерай набрал в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в бездну, и величественно изрек:
– Ну...
Знавшие понтифика не удивились бы его лаконичности – произнесение слов было тоже своего рода работой, к которой у Нерая имелось стойкое отвращение.
– Благодарю, блистательный, – сказал Вегонаба, возникая на пороге комнаты.
Был он сух и морщинист, словно кузнечик, глазаст, лыс и невероятно умен. К понтифику питал смешанные чувства – привязанность и неуважение, презрение и жалость, симпатию и отвращение. Потрясающее сочетание, но оно давало свои плоды – Вегонаба Лин был верен своему государю, однако никогда не повиновался ему слепо. А чего большего можно было желать? Благодаря такому раскладу государство процветало – а Хадрамауту для этого нужно было гораздо меньше, чем любой другой стране Варда или Иманы...
– Что? – неприязненно буркнул понтифик, усаживаясь поудобнее в глубоком кресле, которое слуги уже перенесли на руках к камину. Любимый телохранитель Нерая заботливо закутал ноги хозяина драгоценной шкурой урроха. По грузному телу понтифика разлилось блаженное тепло, и он немного расслабился.
– Мы не хотели поднимать раньше времени шум и беспокоить владыку до получения каких-либо конкретных сведений, но час настал. Я вынужден сообщить Великому Понтифику, что маг Корс Торун умер.
– Что?!
– Погиб в схватке с более могущественным и гораздо более молодым чародеем. Поскольку Корс Торун ввязался в это противостояние, преследуя личные цели, насколько мне известно, то наказывать некого, да и незачем. Возникает другой вопрос – кого назначить верховным магом, кому доверить судьбу Хадрамаута на ближайшие десятилетия?
– Ну! – подтолкнул советника Дайнити Нерай. Он имел в виду, что абсолютно уверен в том, что первый советник уже все продумал и решил, оставив своему монарху только одобрить его выбор.
За многие годы совместной жизни Вегонаба научился понимать самые тонкие оттенки и интонации в голосе любимого понтифика.
– Мы пришли к неожиданным выводам, государь, – решительно молвил советник. – Как показали последние события, не маги спасли нас от нападения Йа Тайбрайя, но Морской эльф, не маги выручают нас во время штормов и бурь, но крепость наших кораблей, знаменитых на весь мир. Не маги помогают нам решать наши проблемы, подчас очень запутанные. Что же касается проблем, то нам стало известно: многие, владеющие искусством чародейства, нарушили свои клятвы, данные ими своим владыкам, и вступили в тайное сообщество, организовав заговор с целью захвата власти. Доподлинно знаю о преступных замыслах Шаргай-нойона из Джералана, Аджи Экапада из Мерроэ, Эр Шарги из Фарры, а также многих других...
Советник не смог договорить. Его сообщение настолько потрясло понтифика, что он обратился с прочувствованной речью сперва к слугам, а потом к самому Вегонабе.
– Вы это... – молвил Нерай, размахивая пухлыми руками во всех направлениях. – Это... быстро то есть, прочь! Вот... – И обвел засуетившуюся челядь сумрачным взглядом.
Слуги бросились к дверям – столько эмоций понтифик проявил в последний раз пятнадцать лет тому, когда его поставили перед необходимостью отправляться в опочивальню к супруге и заняться вплотную проблемой наследника.
Оставшись наедине с Дайнити Нераем, мудрый Вегонаба не смог скрыть одобрительной улыбки – иногда и до государя кое-что доходило.
– А ты, того... докладывай обстоятельно. Чтоб мне не приходилось расспрашивать, как кумушка на ярмарке, это... сплетничает.
Первый советник оценил крайнюю степень потрясения: понтифик прибег к сравнениям...
– Великий!..
– Стой! – замахал руками Нерай. – Ты без титулов, ты о заговоре и красочно... это, с воодушевлением... – Имелось в виду – с подробностями.
Вегонаба понял правильно.
Он приблизился к государю, не спрашивая, придвинул к огню низенькую скамеечку, на которую полагалось ставить ноги, протер инкрустированную эмалью и перламутром доску рукавом своего роскошного одеяния, уселся. Задумался.
– Я служу тебе двадцать лет, Дайнити, – внезапно сказал он.
И понтифик поразился тому, что голос у Вегонабы, оказывается, тяжелый, низкий и без визгливых ноток восторженного щенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59