Был он в боевой своей черной одежде и черных перчатках,
изготовленных неведомыми умельцами неведомых миров, только кобуры на поясе
были у него пустые. Штаб объявил, что по весьма веским причинам
морально-этического свойства группа пойдет в дело без оружия. Этого
Двуглавый Юл не хотел и не мог понять, но, во-первых, его не спрашивали, а
во-вторых, как опытный вояка он прекрасно понимал другое. Оно конечно,
куда как славно было бы ввалиться в логово Великого Спрута на какой-нибудь
этакой машине, комбинации глубоководного танка и позитронного эмиттера,
оснащенной вдобавок еще и силовой защитой, да ведь перед таким гостем
подлец Крэг нипочем свои ворота не откроет - "дыру", "воронку" или что там
у него... Про личное оружие и вообще думать не приходилось. Уж он-то
хорошо знал холуев Великого Спрута; эти бандиты, полоумные и истеричные
мерзавцы, при виде пистолета или даже простого охотничьего ножа и рта не
дадут никому раскрыть, тут же примутся палить из автоматов и швырять
бомбы...
Сейчас, прислушиваясь к плеску прибрежной волны, правая голова его
размышляла о том, что не зря, ой, как не зря вылечил его двадцать лет
назад чудо-доктор Итай-итай от всех болезней, в том числе и от
алкоголизма, но оставил то, что под черной повязкой на месте правого
глаза. Левая же голова простодушно дивилась неисповедимым причудам судьбы:
снова занесло его на этот неказистый остров, где он провел пленником без
малого три года, привыкал к Земле и землянам, учился доброте и пониманию в
обществе здешних тюленей... а их детей и внуков безжалостно и походя
утопили в мазуте... а какой прекрасный народец был...
Двуглавый Юл посмотрел на Ваню, и вдруг тоска и ярость охватили его.
"Ну, Ваньку я им на муки не отдам! - с лютой злобой подумал он. - Как там
ни пойдут дела, а их сто ляжет и я сто первым, прежде чем они до Ваньки
доберутся..."
Ваня стоял на берегу и напевал вполголоса:
Почетна
И завидна наша роль,
Да наша роль, да наша роль!
Не может
Без охранников король!
Величество должны мы уберечь...
Час пробил.
Широкая багровая тень пала с синего неба на северный берег Черной
Скалы, невидимый и неслышный вихрь подхватил наших троих героев и швырнул
в бездну вместе с клочьями соленой океанской пены, охапкой высохших
водорослей и десятком булыжников, Отдающих мазутной вонью...

Да, пробил 13-й час.
В зале на шестнадцатом этаже Дворца Совета погасли все полторы тысячи
экранов нейтринных телеприемников.
Тонким звоном прозвучали на пультах сигналы с гравитационных
пеленгаторов, и в трехмерной схеме окрестностей Черной Скалы возник
красный шарик - проекция пятимерного устья "воронки", или "дыры", если
угодно, открывшейся в наше пространство.
Снова зажглись экраны, но больше не было трех фигурок на каменистом
берегу острова, их словно корова языком слизнула. Зато вынырнула из-за
горизонта и стремительно понеслась на зрителей серая, тускло отсвечивающая
на солнце масса.
- "Георгий Гречко" пошел! - прошептал кто-то.
Да, это был межпространственный космоход "Георгий Гречко",
стометровый утюг, ощетиненный гравитонными пробойниками, с округлым чехлом
биопарализатора на корме. В трехмерной схеме он возник в виде золотой
звездочки, которая устремилась к красному шарику и тут же с ним слилась, а
на экранах он через секунду уже с неяркой вспышкой исчез на фоне синего
неба - выскочил из нашего пространства в не успевший еще затянуться
тоннель слабины от "воронки" между пространствами.
- Двадцать одна секунда, - бесстрастно доложил робот-оператор.
Это означало, что "Гречко" втиснулся в межпространственный переход
через двадцать одну секунду после закрытия "воронки".
Снова погасли и сейчас же зажглись нейтринные экраны, но никто уже на
них не смотрел. Все уставились на экран темпорального индикатора. От того,
что он покажет, зависело многое.
И вот появилось число: 0.0002.
По залу пронесся долгий вздох. Кто-то шепотом выругался. Атос мертвой
хваткой вцепился в руку Арамиса.
- Ай-яй-яй, как скверно! - проговорил председатель Комиссии по
чрезвычайным происшествиям.
Две десятитысячных секунды! Всего на такое мизерное время открылась
"дыра" в наше пространство. Но чтобы понять, почему это обстоятельство
повергло зал во Дворце Совета в разочарование и растерянность, надлежит
нам прибегнуть к арифметике.
Выше уже говорилось, что по теории "матрешки пространств" темп
времени в иных пространствах должен быть либо выше, либо ниже, нежели в
нашем. Некоторые обстоятельства, о которых здесь не стоит упоминать,
заставляли предположить, что в нынешнем логове Великого Спрута время течет
быстрее, чем у нас. Насколько быстрее? Вдесятеро? В сто раз? Никто этого
не знал, но сто раз, триста раз - это был предел, допускавшийся самыми
осторожными специалистами.
Что же оказалось на самом деле?
"Дыра" открылась на две десятитысячных секунды.
Даже если предположить, что машинерия Искусника Крэга работает столь
же оперативно, как самые совершенные межпространственные аппараты землян,
все равно противнику должно было понадобиться не менее десятка секунд
своего времени, чтобы открыть "дыру", втащить к себе в облаке мазутной
вони флагмана Макомбера, Ваню и Двуглавого Юла и снова закрыть "дыру". Но
для нас этот десяток секунд продолжался всего две десятитысячных секунды!
Почти всем организаторам операции "Контратака вовнутрь" под силу было
решать в уме дифуры, а уж о простой арифметике и говорить было нечего.
Итак, время в пространстве противника текло быстрее, чем в нашем, в
десятки тысяч раз!
Это было ужасно. Это было ужасное, вопиющее, именно фантастическое
свинство со стороны теории вероятностей, теории "матрешки пространств" и
любых теорий вообще, ибо отсюда неумолимо следовало: за те двадцать
секунд, которые понадобились могучему космоходу "Гречко", чтобы добраться
до устья "воронки", плюс за те секунды, которые понадобились ему, чтобы по
гравитационным завихрениям протиснуться в пространство противника, там
прошел не час-полтора, как планировалось, а многие сутки, может быть, и
месяцы, и все это поистине бесконечное время наши герои сражались там...
или, скажем уж откровенно, были там сражаемы без всякой поддержки.
Конечно, оставалась еще слабенькая надежда на благоразумие мерзавцев,
на их страх перед возмездием, на извечную бандитскую склонность спасать
свою шкуру за счет шкуры подельщика... и что ни говорите, а неуязвимый
"Георгий Гречко" уже там...
Но надо было смотреть правде в глаза. Земля рискнула, и Земля
проиграла первый раунд. Противник вел со счетом 1:0.

9
На самом же деле противник вел со счетом 2:0.
Замысел операции "Контратака вовнутрь" был прост как пареная репа.
Тройка храбрецов сознательно подставлялась как наживка. Сглотнув эту
наживку, противник неизбежно оставлял след в пятимерном гравитационном
поле. След этот в виде ламинарных осцилляций держался в
межпространственных паузах неопределенно долго, и для гравитонных
пробойников космохода "Георгий Гречко" он был все равно что валерьянка для
кошачьего носа. По замыслу операции "Гречко" должен был ворваться в
пространство противника через час-полтора после захвата группы, и тогда
уже разговор был бы другой - вплоть до мгновенного повержения всей
органической и неорганической жизни в логове Великого Спрута в
безболезненный, но глубокий сон на сколько понадобится. Эти самые
час-полтора представлялись организаторам и исполнителям операции самым
опасным, даже смертельно опасным этапом. Обнаружив, что чудо-доктором
среди захваченных и не пахнет, осатаневшие бандиты могли их
просто-напросто перебить на месте. Что ж, к этому земляне были готовы.
Все-таки главной целью операции было обнаружить противника и полностью и
навсегда его обезвредить. С точки зрения флагмана Макомбера, Вани и
Двуглавого Юла, игра, безусловно, стоила свеч, остальные же ничего лучшего
предложить не могли.
Впрочем, по мнению землян, имелся весьма жирный шанс на то, что
противник поопасется делать сразу же резкие движения. Нормальный расчет на
благоразумие мерзавцев, на их страх перед возмездием, на их готовность в
любой момент спасти свою шкуру за счет шкуры соучастников. Флагман
Макомбер рассчитывал так или иначе втянуть главарей в переговоры, убедить
их в том, что на чудо-доктора надеяться не приходится, а надеяться следует
исключительно на добрую волю Земли и на ее медицину, тоже, кстати, весьма
неплохую, а для этого лучше всего, не теряя драгоценного времени, задрать
конечности вверх и сдаться на неизреченную милость самой гуманной расы в
обозримой Вселенной, и это было бы тем более разумно, что вот-вот, следом
за ним, флагманом Макомбером, и его друзьями придет некто, с кем уже не
очень-то поразговариваешь...
Разумеется, и на таком пути могли возникнуть всевозможные
оскорбления, вплоть до обмена оскорблениями действием, но это уже, как
говорится, издержки смелого предприятия, а вообще-то, шанс продержаться
час-полтора у наших героев, несомненно, как они считали, был. Но!
Во-первых, как мы уже знаем, могучий космоход "Георгий Гречко" никак
не мог появиться в пространстве Противника ни через час, ни через полтора
часа, и разведывательно-диверсионная группа флагмана Макомбера оказалась
предоставлена самой себе на куда более значительное время.
Во-вторых, бандиты хотя и не перебили наших героев на месте, но и не
дали им никаких шансов затеять переговоры.
Похождения группы в логове Великого Спрута будут описываться здесь
главным образом со слов и с точки зрения Вани, сына Портоса, интраоптика и
бродячего артиста. Причин тому несколько, кое-какие из них выяснятся в
ходе повествование, но главная состоит в том, что именно из Ваниного
рассказа, изобилующего деталями и эмоциями, составилось у нас наиболее
яркое, наиболее красочное, наиболее отчетливое представление о событиях.
Прежде всего выяснилось, что даже хорошо закаленный человеческий
организм совершенно не подготовлен к тому, чтобы его протаскивали сквозь
уровни "матрешки пространств". Ужасные ощущения, которые испытывал при
этом Ваня, описанию не поддаются. Однако во всех временах и во всех
пространствах всему на свете приходит конец. Ваня почувствовал, что его
перестали прокручивать на гигантской мясорубке, и ужасные ощущения его
покинули, оставив после себя медленно гаснущие искры под зажмуренными
веками, утихающий звон в ушах, сильный медный привкус во рту и зуд по
всему телу от лица до пяток. В нос била гниловатая вонь болотных
испарений.
- Готово! - проскрипел отвратительный голос. - Вот они, голубчики! А
ну, мокрицыны дети, берись! Этого в "синий трефовый", этого в "черный
бубновый", а этого, двухголового, ко мне в "особую", сама им займусь!
Ваня глаз разжмурить не успел, как вонючие мохнатые лапы подхватили
его и поволокли куда-то. Он попытался было воспротивиться, но на его
голову обрушился тяжелый мягкий удар, и он тут же обмяк.
Нет, никаких переговоров не получилось. Сразу по прибытии их
растащили по разным помещениям и принялись допрашивать.
Ваня оказался в кубическом помещении размером примерно 3х3х3 метра со
стенами из ржавых железных листов и с белым потолком, посередине которого
красовалось изображение бубнового туза черного цвета. Два огромных
тарантула, покрытых редкой щетиной по белесой шкуре, с ловкостью,
свидетельствующей о богатой практике, мигом оплели Ваню по рукам и ногам
липкой паутиной толщиной в мизинец и встали перед ним, угрожающе
покачиваясь на растопыренных мохнатых лапах, злобно уставившись на него
тусклыми пуговицами глаз - по шести на каждого.
Впрочем, это были всего лишь подручные, а главным там был гигантский
богомол, совершенно заплесневелый от старости и шибко страдающий то ли от
каких-то паразитов, то ли от какой-то кожной болезни. Плоскую хитиновую
харю его между выпученными глазищами украшала зажившая трещина, ханжески
сложенные перед тощей грудью зазубренные руки-клешни были испачканы
комковатыми потеками - должно быть, остатками завтрака. Или обеда. Словом,
зрелище он собой являл отвратное, хуже, чем тарантулы.
С минуту он разглядывал Ваню, поворачивая башку справа налево и слева
направо, затем проскрипел:
- Это ты. Я тебя узнал.
- Вы - меня? - удивился Ваня.
- Да. Не отпирайся. Это ты двадцать лет назад треснул меня багром
между глаз. На Планете Негодяев.
- Помилуйте, - сказал Ваня. - Я никогда не был на Планете Негодяев.
- Посмотри на меня, - проскрипел богомол.
- Смотрю.
- Я - богомол Синда. Ужаснись.
- Пожалуйста, если вам так удобнее. Ужасаюсь.
- Правильно делаешь. Хвалю. У меня не врут. У меня говорят правду.
- Но я и говорю правду! Не я это!
- Верно. Это не ты. Потому что ты - доктор Итай-итай.
Ваня вытаращил глаза.
- Кто?
- Ты. Ты - доктор Итай-итай. Не отпирайся.
- Вы ошибаетесь, - проникновенно произнес Ваня. - Доктора Итай-итай
вообще еще не...
- Ты не доктор Итай-итай?
- Нет же, говорю вам... Дело в том, что...
- Где доктор Итай-итай?
- Слушайте, гражданин Синда, я же говорю вам: доктор Итай-итай еще не
родился! Он родится, только через три столетия! Давайте я вам все
объясню...
- Я не нуждаюсь в объяснениях. Кто из вас доктор Итай-итай?
- Тьфу, пропасть! - разозлился Ваня. - Что за бестолочь... Вы меня
выслушать можете или нет?
- Ты меня утомил. Ты все время врешь. У меня говорят правду. Придется
пытать.
И Ваню принялись пытать. Это было необычайно болезненно и тягостно и
совершенно бессмысленно. Ах, недаром Мээс так ужаснулся, когда ему
предложили принять участие в экспедиции! Пытали мясники
сигуранце-дефензиво-гестапного толка, готовые зверски замучить хоть сотню
носителей разума в расчете на то, что в агонии хоть одна из жертв выдаст
нужную информацию. Никакие объяснения их не интересовали.
- Ты - доктор Итай-итай?
- Нет!
- Врешь. Говори правду. Где доктор Итай-итай?
- Не родился он еще, сказано вам!
- Врешь. Кто из вас доктор Итай-итай?
- Нет его среди нас!
- Врешь. Подверните ему нижние конечности. Ты - доктор Итай-итай?
Было больно. Было зверски больно. Хрустели кости, жутко пахло паленым
мясом. Останавливалось время. Доколе? Где "Гречко"? Где наши? Бешено
колотилось сердце, бешено звенела печень, вразнос пульсировала селезенка,
гоня кровь, гормоны, антитела к ожогам, порезам, размозженным мышцам.
Сквозь багровую муть, застилавшую сознание, Ваня думал: надо выдержать, я
выдержу, а как там флагман, он ведь пожилой, он может умереть, не умирай,
флагман, и ты, Юл, старый пират, держись, не погибни, а уж я-то выдержу...
- Ты - доктор Итай-итай?
- Заткнись, бестолочь, насекомое!
- Говори правду. Где доктор Итай-итай?
- Фига тебе, а не доктор Итай-итай!
- Прибавьте огоньку. Кто из вас доктор Итай-итай?
- Мало тебя треснули по морде, богомол, ханжа паршивая!
Время от времени в железный куб врывался еще кто-то, щелкал
серповидными челюстями и отвратительно скрипел:
- А взбутетеньте его! А взъерепеньте его! Чтобы восчувствовал! Что
это, Синда, да он у тебя даже не вспотел! Ух ты, мой болезный... Только
смотри, Синда, чтоб не до смерти!..
Время остановилось, побежало вспять. Вот и Тзана, Принцесса:
"Послушай, Трубадур, когда сцена с поцелуем, не надо так всерьез, ведь
малыши смотрят!.." Отец: "Падать тоже нужно уметь. Иван, ты расслабься, ты
не грохайся, а шлепайся!.." И дядя Атос... И дядя Арамис... Мама: "Ах ты
мой Ванька-Зайка, возьми гребень, расчеши маме волосы, учись,
Золотистик-Пушистик, будешь невесте волосы расчесывать..."
Так прошла набитая болью вечность, а на самом деле прошло трое суток,
и пытка кончилась. Ваню развязали, и он мешком шлепнулся на железный пол.
Над лицом его низко склонилась, поводя сизыми бельмами, уродливая ряха -
на кончиках страшных серповидных челюстей дрожали мутные капли яда.
Конопатая Сколопендра проскрежетала:
- Ух ты, пленничек-заложничек... Ух и поцеловала бы я тебя,
красавчик, в бело личико!.. Ладно, живи пока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27