— Они уничтожили основу твоей чувственности, оставив лишь шелуху — технику соблазнения. Такая ты им подходила больше всего — женщина-убийца, обреченная на успех».В самой глубине души Финистер зародился отчаянный беззвучный крик. Он поднимался и, подобно раненому зверю, вырвался наружу пронзительным гневным воплем. Он длился бесконечно долго — все время, пока в памяти девушки стоял образ бранящихся Папы и Мамы. Сама того не желая, Финни рассматривала проклятую картинку со всех сторон. А тем временем крик, уродливый и отчаянный, переходящий в визг, все метался над ее головой. Затем воспоминание стало уходить из сознания Финистер: прочь, из ее головы, за хутор, за ближайшие дома, за верхушки далекого леса, за линию горизонта… Долой из мира Финни!А вместе с ним исчезла и сама ферма, оставив лишь провал, черную пустоту, зиявшую в сознании Финистер. И сквозь эту дыру девушка рухнула в себя же, задыхающаяся, оглушенная, почти обезумевшая от силы собственного гнева. Она испытала сильнейший страх при мысли, что теряет Папу, Маму, сестер — всю семью. «Мне нельзя ненавидеть их! Без них у , меня ничего не останется! И меня самой не останется!»«Как раз без них ты и сможешь стать сама собой, — раздался строгий голос собеседницы. — Тебе необходимо сбросить цепи, которыми тебя сковали. Только без них ты обретешь себя, ту настоящую, какой была бы без опустошительных разрушений в твоем сознании, уме, сердце!»Ах, как хотелось Финистер верить в эти слова, но она не могла избавиться от цепенящего страха одиночества.Ничего. — успокаивала она себя. — Ведь у меня остается еще БИТА".Затем внутри у нее все похолодело. Девушка вдруг осознала, что именно привязывало ее к БИТА, заставляло закрывать глаза на все грязные делишки и щекотливые поручения.«Да, — подтвердила добрая леди, — твои приемные родители много поработали, чтоб в глубине души вы считали БИТА продолжением своего дома, безопасным убежищем в том враждебном мире, где вам предстояло жить».«Они воспитывали меня для этого, — настаивала Финистер. — Это — цель моей жизни».«Цель, которую выбрали за тебя, — напомнила собеседница. — У тебя ведь никогда не было права выбора!»Выбор? Эта мысль поразила Финистер, на нее будто сошло озарение. «Но чем же мне еще заниматься?»«Ты поднялась до должности Главного Агента благодаря собственной силе и хитрости, — напомнила добрая леди. — Теперь ты, нужна БИТА, они без тебя ничто. Но нужны, ли они тебе или это лишь видимость? Сделай шаг из той тени, что сгустилась над тобой, избавься от страхов и презрения к себе, которые тебе внушили. Открой в себе что-то важное, и полезное. Ведь если тебе удалось с помощью силы, и хитрости стать самым могущественным оружием анархистов, ты, сможешь стать и самой выдающейся женщиной своего поколения благодаря мудрости и добродетели».«Но я ничто! Испорченная и развращенная женщина!»Внезапно Финистер обнаружила, что молотит руками и ногами по воздуху. Она лежала на чем-то мягком и надежном. Взглянув вверх, Финни увидела белое пятно лица, обрамленное шапкой волос. Лицо было измучено, волосы спутались во время родовых мук. Однако при взгляде на маленькую Финни глаза женщины потеплели, лицо озарилось улыбкой восторга.— Она такая хорошенькая! Я назову ее Алуэтта!Затем все исчезло, Финистер снова стояла одна, причитая: «Что это было? Кто? Что за имя?»«Это было твое самое первое воспоминание, — послышался голос доброй леди. — Оно извлечено из глубин сознания с помощью магии. Женщина — твоя настоящая мать, а имя, которое ты слышала, она дала тебе при рождении».«Нет, не может быть, — закричала Финистер. — Это ложь, хитрый обман!»«Случается, что воспоминания шутят с нами шутки, — согласилась леди, — ко не в данном случае. Алуэтта означает жаворонок, волшебный певец, и это — твое имя. Ты — женщина великой силы и великого волшебства. В твоих силах перевернуть весь наш мир!»«Это невозможно! Они бы рассказали мне!» — закричала Финистер, но она уже сдалась. Сдалась и поверила.«Ты слишком сильна! Вот почему им приходилось сковывать тебя сотней цепей, — убеждала ее добрая леди. — Сбрось их, стань собою, обрети истинную свободу! Тебя высоко ценили в качестве орудия борьбы, но твоя ценность как человека в десять раз выше!»Финистер ощутила себя в полной пустоте, на краю пропасти. Она колебалась, желая довериться своей спутнице, но боясь. Затем она почувствовала дуновение ветерка в спину. Этот ветер рос, крепчал, пока не превратился в настоящий ураган, грозящий смести Финистер в никуда. Все силы девушки уходили на то, чтоб противостоять его натиску."Это — ветер Судьбы, — пояснила добрая леди. — Отдайся ему! Тебе не нужны ни крылья, не метла.Соберись с духом и лети вслед за ветром! Прими судьбу, поверь в свою ценность, свой ум и талант! Рискни и посмотри, как изменится твоя жизнь!"Перед глазами Финистер возник образ замка, и она с изумлением услышала собственные слова: «Какая польза в замках!»"Никакой, если они не дают кров людям во время войны! Замки бесполезны, если там не хранится пища для голодных и лекарства для больных! Но ты — ты можешь построить такую твердыню. У тебя редкий талант служить людям, хватит ли решимости применить его? Создать замок, истинно полезный нуждающимся? "«Да!» — кричала душа Финистер. Но она сдержала этот крик, слишком уж неожиданные открывались перспективы, слишком пугало ее новое предназначение!«Так иди и сверши то, что тебе предназначено!» — услышала она голос доброй леди, и внезапно сгустившаяся тьма поглотила девушку. Нагая и беззащитная стояла она в этой тьме, посреди обрывков своих былых иллюзий. Где-то маячили образы ее приемных родителей, но они остались уже в прошлом. Финистер ускользала прочь из прошедшей жизни, от этих истончающихся, бледнеющих, гаснущих эфемерностей. Холодный ветер заставлял ее дрожать, но он же звал ее, манил вперед, в будущее. Финистер еще колебалась, не осмеливаясь отдаться этому зову, но голос доброй леди подталкивал, эхом звучал отовсюду: «Вставай! Загляни в свою душу, исследуй ее глубины! А затем вставай и иди, стань тем, чем ты можешь стать!»Последние слова отразились от невидимых стен, зазвенели, окружили девушку водоворотом звуков. Странным образом эти звуки были вокруг нее, но и внутри тоже. Они наполнили Финистер, стали ее сущностью, и с радостным облегчением она поняла, что внешнее и внутреннее соединились. В душе ее воцарились блаженная гармония и пустота.
Гвен едва держалась на ногах, каждую клеточку ее тела сотрясала дрожь. Джеффри и Корделия в тревоге бросились к ней.— Ты измождена до предела, мама! — вскричала Корделия.— Ничего, я отойду, — сумела продохнуть Гвен. — А как… вы?Поддерживая мать, Корделия покачнулась и с удивлением обнаружила, что ее силы также исчерпаны.— Устала, конечно, но гораздо меньше тебя, — призналась она.— У меня — то же самое, — произнес Джеффри. Он бросил пристальный взгляд на Грегори:— Надеюсь, твоя девчонка оправдает подобные жертвы.— Мне нужно… немножко отдохнуть, — сказала Гвен (она все еще не могла восстановить дыхание). — Затем силы восстановятся с лихвой.Она с усилием выпрямилась.— Что же касается Алуэтты…— Кого? — хором протянули Корделия и Джеффри, Грегори же не требовалось задавать вопросов.— Так, значит, она не Финистер…— Нет, — ответила мать. — Мне удалось раскопать самые ранние ее воспоминания: это имя было дано ей при рождении. Она использовала его в качестве пот de guerre Здесь — подпольная кличка (фр.).
несколько раз, в отличие от всех прочих псевдонимов, к которым прибегала не более одного раза.Это — ее истинное имя, подаренное матерью.— Алуэтта, — произнес Грегори, восхищаясь, пробуя это имя на вкус, проникаясь им. — Алуэтта… Алуэтта.— Je te plumerai Я тебя ощипаю, (фр.).
, — с горечью сказал Джеффри. — Определенно, перья ее изрядно повыдерганы.— Да, лишив ее возможности свободно летать, — задумчиво подтвердила Корделия, а затем встрепенулась:— Алуэтта — это ведь жаворонок?— Ты не должна называть ее так без разрешения, — строго одернула дочь Гвен. — До поры даже не показывай, что это имя тебе знакомо. Пока она сама не назовет его.— Но зачем же ты тогда сообщила его нам, мама?— Из-за Грегори, — пояснила Гвен. — Он должен знать ее истинное имя, а не просто еще одно изобретение.— Оно будет храниться в моем сердце, даже если мой мозг забудет его, — пообещал Грегори.— Хорошо, — улыбнулась Гвен. — Можешь быть уверен, сын, эта девушка стоит твоей любви и моих трудов. Если только нам удалось ее излечить…— Ну, Грегори-то еще предстоит потрудиться, — вздохнула Корделия. — Сдается мне, чтобы завоевать сердце этой красотки, ему придется приложить немало усилий, и еще больше — чтобы удержать ее возле себя, — Это справедливо в отношении всех романов, — обернулась Гвен к дочери. — Трудиться приходится непрерывно: вновь и вновь завоевывать любовь друг друга, привязывать к себе дорогого человека — и так веч? но, пока жив. Любящий подобен каменщику, строящему грандиозный замок.— Зато это — прибежище для души на всю жизнь, — кивнул Грегори. — На меньшее я не согласен.Никого не удивило это заявление. Ведь у них на глазах разворачивалась многолетняя борьба Гвендолен за свою любовь. Дети знали, сколько усилий потратила их мать, чтоб убедить Рода Гэллоугласса в том, что он достоин этой любви, достоин ее самой. Корделия, самая наблюдательная из всех, видела также, как старался отец оправдать надежды своей жены. Девушка подозревала: в прошлом у Гвен не раз были основания для сомнений.— Вот и хорошо, — удовлетворенно вздохнула Гвендолен. — Но ты должен иметь в виду, что Ал… Финистер, обладая воспоминаниями и опытом двадцатичетырехлетней, обременена всеми комплексами и сомнениями четырнадцатилетнего подростка.— Да, непростая комбинация, — нахмурился Грегори. — При этом она будет постоянно ощущать вину за все, что натворила за эти годы.— Наверняка, — подтвердила Гвен. — Ей будет нелегко, сын мой, и очень важно, чтоб она чувствовала твою любовь. Причем, любовь к ее внутреннему "я", а не к телу. Можешь ли ты похвастаться таким чувством, Грегори?Тот задумался.— Ну, не могу сказать, что ее красота оставляет меня совершенно равнодушным, — признался он наконец. — Хотя, я наблюдал столько форм данной красоты, что в этом калейдоскопе как-то меньше придаю значение внешней прелести. Трудно отрицать также силу ее проецирующих чар, но я рассматриваю их как некий интеллектуальный талант, подобно моей способности здраво рассуждать. Нет, пожалуй, больше всего в ней меня привлекает тот огонь, что горит внутри, ум и находчивость в решении проблемы, упорство и нежелание сдаваться в случае неудачи.— Ага, особенно, когда ее проблема — это ты сам, — мрачно прокомментировала Корделия. — Она немало сил приложила, чтоб поработить тебя своими чарами.Грегори нетерпеливым жестом отмел это замечание.— Мы обсуждаем сейчас не суть проблемы, а такие качества Финистер, как ум и целеустремленность.Джеффри не мог сдержать улыбку:— Ну и как, тебе нравится, когда тебя завлекают с помощью таких интеллектуальных выкрутасов?— Да, нравится, — с вызовом ответил Грегори. — И не чувствую необходимости извиняться за то, что я такой.— Аналогично, — улыбка Джеффри исчезла, он казался рассерженным.— Ну, как я понимаю, — мягко вмешалась Гвен, — важно не то, стоит или нет она затраченных усилий, а степень успешности лечения.Грегори вздрогнул.— Время покажет, — сказал он.— Хорошенькое дело! — воскликнул Джеффри. — Показателем неудачи будет твоя смерть или порабощение. Берегись, брат!— Этому я как раз научился, — улыбнулся Грегори. — Не беспокойся за меня, Джеффри!Затем новая мысль омрачила его чело:— Да, но как быть с ней, если улучшения не обнаружится?— Тогда срочно вызывай меня, — ответила Гвен, — мы вновь все взвесим и отмерим справедливое наказание для нашей подопечной.— Справедливое? — Корделия посмотрела на бесчувственное тело. — А скольких она убила, мама?— Тринадцать человек, — призналась Гвен. — Но по собственной инициативе — лишь одного из них, своего бывшего начальника.— Ты говоришь о справедливости, — обратился к матери Джеффри, — а будет ли справедливым, в случае полного излечения отпустить ее на все четыре стороны? При таком-то количестве жертв за плечами?— Справедливость должна сочетаться с милосердием, — быстро произнес Грегори.— Дети мои, принимайте во внимание те жестокие испытания, которым девушка подверглась во время лечения, ту агонию, через которую мы провели ее, — рассудительно сказала Гвен. — А также не забудьте все боли и унижения в ее прошлом. Мне думается, она настрадалась достаточно, и ее освобождение будет справедливым. Особенно, если Финистер проведет остаток жизни, помогая другим людям в беде!— Если она решит так распорядиться своей жизнью, — в его тоне явно читался скепсис.— Что ж, это покажет, насколько успешным было лечение, — предположила Корделия.— Жизнь за жизнь, — задумчиво проговорил Грегори. — Если Финистер спасет тринадцать человек, не будет ли это означать, что справедливость свершилась?— Спроси ответ у родных ее жертв, брат!— Нам сложно решить — заслужила ли Финистер милосердия, — сказала Гвен. — Но, поверьте, еще сложнее ей будет самой простить себя, поверить, что она достойна жизни и любви. Тебе понадобится море терпения, сын мой.— Я превзойду в терпении самого Иова! — горячо пообещал Грегори.— Эта девушка была рядом с тобой, пока ты искал (и нашел) свое Место Силы, — напомнила мать. — Наверное, будет правильно, если именно ты будешь спутником и помощником Финистер в ее духовных исканиях.— Хочется напомнить: у девушки не было выбора относительно компании нашего братца, — не удержался Джеффри. — И я очень сомневаюсь насчет желания помочь.— Что ж, возможно, ее побуждения и не были самыми добрыми, — согласилась Гвен. — Но уж выбор, в понимании Финистер, у нее точно был! Это мы знаем, что от Грегори не сбежишь, она же была уверена в обратном.— Что правда, то правда — девица свято верит в свои способности! — заметила Корделия.— Ей бы так поверить в собственную полезность, — вздохнула Гвендолен и положила руку на плечо своего младшего сына. — Будь мудр и осторожен, сын мой, но не забывай, что у сердца — своя мудрость. Пусть знания и осторожность лишь умеряют голос твоего сердца, но не отменяют его!— Я буду помнить, — пообещал Грегори.Гвен поднялась, опираясь на руку Корделии.— Думаю, нам лучше полететь вместе, — устало сказала она.— Конечно, мама, но ты держись хорошенько за свою метлу, — Корделия выглядела обеспокоенной.Они соединили две метлы, чтоб Гвен удобнее было сидеть, и вскоре братья увидели, как обе ведьмы взмыли в предрассветное небо. Джеффри обернулся к младшему брату и как-то беспомощно развел руками.— Ну что ж, прощай, братишка. Удачи тебе!— И тебе тоже, — улыбнулся Грегори.Джеффри затянул прощальное рукопожатие, пытливо глядя ему в глаза. Возможно, перед глазами у него стоял двухлетний карапуз, ковылявший когда-то за ним.— Помни, брат, терпение — это все, — убежденно сказал он. — Терпение и изобретательность, и ты будешь вознагражден. Оно того стоит!— Будь уверен: твои уроки не пройдут даром, — Грегори понимал, что речь шла не только об искусстве любви. — Благодарю тебя, брат.— Ну что ж, тогда прощай! Будь осторожен — не забывай прикрываться слева и пробуй любую монету на зуб! — Джеффри сделал пару шагов назад, расправил плечи и вдруг исчез с громким хлопком.Грегори остался на месте, глядя на место, где пару мгновений стоял его брат. Мозг его напряженно работал, обдумывая и взвешивая сложившуюся ситуацию. Затем он перевел взгляд на женщину, лежавшую у его ног. Он медленно опустился на колени, взял ее за руку и приготовился ждать до рассвета. Он ждал ее пробуждения. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ В темные глубины ее сна пробилась радостная песня жаворонка, возвещающая рассвет. Она зацепила Финистер и повлекла за собой наружу, из спасительного беспамятства. Девушка сопротивлялась, не желая подчиняться чужой воле. Но затем вспомнила, что ведь она — Алуэтта, тоже жаворонок. Маленькая тезка своим пением пыталась пробудить ее к жизни!И тогда она стала медленно подниматься из пучин забытья. Лежа с закрытыми глазами, еще не восстановив связи с действительностью, девушка отчаянно цеплялась за остатки сна, хотя уже понимала бесполезность борьбы. Нехотя, с большим сожалением она открыла глаза.Рассветные лучи отзывались болью в воспаленных глазах. Финистер прищурилась и попыталась разглядеть в небе утреннего певца, нарушившего ее сон. Это ей не удалось, вместо того взгляд наткнулся на юношу, совсем молодого, почти мальчишку — ее объект! Человека, которого следовало убить или поработить.Чувство раскаяния внезапно охватило Финистер, навернувшаяся на глаза влага затуманила зрение, превращая лицо юноши в размытое белое пятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Гвен едва держалась на ногах, каждую клеточку ее тела сотрясала дрожь. Джеффри и Корделия в тревоге бросились к ней.— Ты измождена до предела, мама! — вскричала Корделия.— Ничего, я отойду, — сумела продохнуть Гвен. — А как… вы?Поддерживая мать, Корделия покачнулась и с удивлением обнаружила, что ее силы также исчерпаны.— Устала, конечно, но гораздо меньше тебя, — призналась она.— У меня — то же самое, — произнес Джеффри. Он бросил пристальный взгляд на Грегори:— Надеюсь, твоя девчонка оправдает подобные жертвы.— Мне нужно… немножко отдохнуть, — сказала Гвен (она все еще не могла восстановить дыхание). — Затем силы восстановятся с лихвой.Она с усилием выпрямилась.— Что же касается Алуэтты…— Кого? — хором протянули Корделия и Джеффри, Грегори же не требовалось задавать вопросов.— Так, значит, она не Финистер…— Нет, — ответила мать. — Мне удалось раскопать самые ранние ее воспоминания: это имя было дано ей при рождении. Она использовала его в качестве пот de guerre Здесь — подпольная кличка (фр.).
несколько раз, в отличие от всех прочих псевдонимов, к которым прибегала не более одного раза.Это — ее истинное имя, подаренное матерью.— Алуэтта, — произнес Грегори, восхищаясь, пробуя это имя на вкус, проникаясь им. — Алуэтта… Алуэтта.— Je te plumerai Я тебя ощипаю, (фр.).
, — с горечью сказал Джеффри. — Определенно, перья ее изрядно повыдерганы.— Да, лишив ее возможности свободно летать, — задумчиво подтвердила Корделия, а затем встрепенулась:— Алуэтта — это ведь жаворонок?— Ты не должна называть ее так без разрешения, — строго одернула дочь Гвен. — До поры даже не показывай, что это имя тебе знакомо. Пока она сама не назовет его.— Но зачем же ты тогда сообщила его нам, мама?— Из-за Грегори, — пояснила Гвен. — Он должен знать ее истинное имя, а не просто еще одно изобретение.— Оно будет храниться в моем сердце, даже если мой мозг забудет его, — пообещал Грегори.— Хорошо, — улыбнулась Гвен. — Можешь быть уверен, сын, эта девушка стоит твоей любви и моих трудов. Если только нам удалось ее излечить…— Ну, Грегори-то еще предстоит потрудиться, — вздохнула Корделия. — Сдается мне, чтобы завоевать сердце этой красотки, ему придется приложить немало усилий, и еще больше — чтобы удержать ее возле себя, — Это справедливо в отношении всех романов, — обернулась Гвен к дочери. — Трудиться приходится непрерывно: вновь и вновь завоевывать любовь друг друга, привязывать к себе дорогого человека — и так веч? но, пока жив. Любящий подобен каменщику, строящему грандиозный замок.— Зато это — прибежище для души на всю жизнь, — кивнул Грегори. — На меньшее я не согласен.Никого не удивило это заявление. Ведь у них на глазах разворачивалась многолетняя борьба Гвендолен за свою любовь. Дети знали, сколько усилий потратила их мать, чтоб убедить Рода Гэллоугласса в том, что он достоин этой любви, достоин ее самой. Корделия, самая наблюдательная из всех, видела также, как старался отец оправдать надежды своей жены. Девушка подозревала: в прошлом у Гвен не раз были основания для сомнений.— Вот и хорошо, — удовлетворенно вздохнула Гвендолен. — Но ты должен иметь в виду, что Ал… Финистер, обладая воспоминаниями и опытом двадцатичетырехлетней, обременена всеми комплексами и сомнениями четырнадцатилетнего подростка.— Да, непростая комбинация, — нахмурился Грегори. — При этом она будет постоянно ощущать вину за все, что натворила за эти годы.— Наверняка, — подтвердила Гвен. — Ей будет нелегко, сын мой, и очень важно, чтоб она чувствовала твою любовь. Причем, любовь к ее внутреннему "я", а не к телу. Можешь ли ты похвастаться таким чувством, Грегори?Тот задумался.— Ну, не могу сказать, что ее красота оставляет меня совершенно равнодушным, — признался он наконец. — Хотя, я наблюдал столько форм данной красоты, что в этом калейдоскопе как-то меньше придаю значение внешней прелести. Трудно отрицать также силу ее проецирующих чар, но я рассматриваю их как некий интеллектуальный талант, подобно моей способности здраво рассуждать. Нет, пожалуй, больше всего в ней меня привлекает тот огонь, что горит внутри, ум и находчивость в решении проблемы, упорство и нежелание сдаваться в случае неудачи.— Ага, особенно, когда ее проблема — это ты сам, — мрачно прокомментировала Корделия. — Она немало сил приложила, чтоб поработить тебя своими чарами.Грегори нетерпеливым жестом отмел это замечание.— Мы обсуждаем сейчас не суть проблемы, а такие качества Финистер, как ум и целеустремленность.Джеффри не мог сдержать улыбку:— Ну и как, тебе нравится, когда тебя завлекают с помощью таких интеллектуальных выкрутасов?— Да, нравится, — с вызовом ответил Грегори. — И не чувствую необходимости извиняться за то, что я такой.— Аналогично, — улыбка Джеффри исчезла, он казался рассерженным.— Ну, как я понимаю, — мягко вмешалась Гвен, — важно не то, стоит или нет она затраченных усилий, а степень успешности лечения.Грегори вздрогнул.— Время покажет, — сказал он.— Хорошенькое дело! — воскликнул Джеффри. — Показателем неудачи будет твоя смерть или порабощение. Берегись, брат!— Этому я как раз научился, — улыбнулся Грегори. — Не беспокойся за меня, Джеффри!Затем новая мысль омрачила его чело:— Да, но как быть с ней, если улучшения не обнаружится?— Тогда срочно вызывай меня, — ответила Гвен, — мы вновь все взвесим и отмерим справедливое наказание для нашей подопечной.— Справедливое? — Корделия посмотрела на бесчувственное тело. — А скольких она убила, мама?— Тринадцать человек, — призналась Гвен. — Но по собственной инициативе — лишь одного из них, своего бывшего начальника.— Ты говоришь о справедливости, — обратился к матери Джеффри, — а будет ли справедливым, в случае полного излечения отпустить ее на все четыре стороны? При таком-то количестве жертв за плечами?— Справедливость должна сочетаться с милосердием, — быстро произнес Грегори.— Дети мои, принимайте во внимание те жестокие испытания, которым девушка подверглась во время лечения, ту агонию, через которую мы провели ее, — рассудительно сказала Гвен. — А также не забудьте все боли и унижения в ее прошлом. Мне думается, она настрадалась достаточно, и ее освобождение будет справедливым. Особенно, если Финистер проведет остаток жизни, помогая другим людям в беде!— Если она решит так распорядиться своей жизнью, — в его тоне явно читался скепсис.— Что ж, это покажет, насколько успешным было лечение, — предположила Корделия.— Жизнь за жизнь, — задумчиво проговорил Грегори. — Если Финистер спасет тринадцать человек, не будет ли это означать, что справедливость свершилась?— Спроси ответ у родных ее жертв, брат!— Нам сложно решить — заслужила ли Финистер милосердия, — сказала Гвен. — Но, поверьте, еще сложнее ей будет самой простить себя, поверить, что она достойна жизни и любви. Тебе понадобится море терпения, сын мой.— Я превзойду в терпении самого Иова! — горячо пообещал Грегори.— Эта девушка была рядом с тобой, пока ты искал (и нашел) свое Место Силы, — напомнила мать. — Наверное, будет правильно, если именно ты будешь спутником и помощником Финистер в ее духовных исканиях.— Хочется напомнить: у девушки не было выбора относительно компании нашего братца, — не удержался Джеффри. — И я очень сомневаюсь насчет желания помочь.— Что ж, возможно, ее побуждения и не были самыми добрыми, — согласилась Гвен. — Но уж выбор, в понимании Финистер, у нее точно был! Это мы знаем, что от Грегори не сбежишь, она же была уверена в обратном.— Что правда, то правда — девица свято верит в свои способности! — заметила Корделия.— Ей бы так поверить в собственную полезность, — вздохнула Гвендолен и положила руку на плечо своего младшего сына. — Будь мудр и осторожен, сын мой, но не забывай, что у сердца — своя мудрость. Пусть знания и осторожность лишь умеряют голос твоего сердца, но не отменяют его!— Я буду помнить, — пообещал Грегори.Гвен поднялась, опираясь на руку Корделии.— Думаю, нам лучше полететь вместе, — устало сказала она.— Конечно, мама, но ты держись хорошенько за свою метлу, — Корделия выглядела обеспокоенной.Они соединили две метлы, чтоб Гвен удобнее было сидеть, и вскоре братья увидели, как обе ведьмы взмыли в предрассветное небо. Джеффри обернулся к младшему брату и как-то беспомощно развел руками.— Ну что ж, прощай, братишка. Удачи тебе!— И тебе тоже, — улыбнулся Грегори.Джеффри затянул прощальное рукопожатие, пытливо глядя ему в глаза. Возможно, перед глазами у него стоял двухлетний карапуз, ковылявший когда-то за ним.— Помни, брат, терпение — это все, — убежденно сказал он. — Терпение и изобретательность, и ты будешь вознагражден. Оно того стоит!— Будь уверен: твои уроки не пройдут даром, — Грегори понимал, что речь шла не только об искусстве любви. — Благодарю тебя, брат.— Ну что ж, тогда прощай! Будь осторожен — не забывай прикрываться слева и пробуй любую монету на зуб! — Джеффри сделал пару шагов назад, расправил плечи и вдруг исчез с громким хлопком.Грегори остался на месте, глядя на место, где пару мгновений стоял его брат. Мозг его напряженно работал, обдумывая и взвешивая сложившуюся ситуацию. Затем он перевел взгляд на женщину, лежавшую у его ног. Он медленно опустился на колени, взял ее за руку и приготовился ждать до рассвета. Он ждал ее пробуждения. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ В темные глубины ее сна пробилась радостная песня жаворонка, возвещающая рассвет. Она зацепила Финистер и повлекла за собой наружу, из спасительного беспамятства. Девушка сопротивлялась, не желая подчиняться чужой воле. Но затем вспомнила, что ведь она — Алуэтта, тоже жаворонок. Маленькая тезка своим пением пыталась пробудить ее к жизни!И тогда она стала медленно подниматься из пучин забытья. Лежа с закрытыми глазами, еще не восстановив связи с действительностью, девушка отчаянно цеплялась за остатки сна, хотя уже понимала бесполезность борьбы. Нехотя, с большим сожалением она открыла глаза.Рассветные лучи отзывались болью в воспаленных глазах. Финистер прищурилась и попыталась разглядеть в небе утреннего певца, нарушившего ее сон. Это ей не удалось, вместо того взгляд наткнулся на юношу, совсем молодого, почти мальчишку — ее объект! Человека, которого следовало убить или поработить.Чувство раскаяния внезапно охватило Финистер, навернувшаяся на глаза влага затуманила зрение, превращая лицо юноши в размытое белое пятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36