Он простирал в мою сторону длинные руки. Гуд был ясен и без
расшифровки: ниб приказывал поднять меня и унести. Меня схватили два
десятка рук и подняли. Даже и для такой массы носильщиков я был тяжел: они
спотыкались, кто-то упал, его заменил другой, я качался на их руках, как
бревно на неспокойной воде.
Впереди шел тот ниб, что отдал распоряжение обо мне, за ним двигалась
вся процессия. Меня, как удар копья, пронзила вдруг горькая мысль, что вот
примчался на эту проклятую планету, чтобы вызволить их из беды, а они
тащат меня куда-то на расправу, возможно, будут жарить и есть. Тут я
вспомнил о двух пилотах, ожидающих на станции: может, им наскучило
ожидание и кто-нибудь из них вышел на рекогносцировку в лес? Я набрал
побольше воздуха в легкие и заорал. Мой крик ошеломил носильщиков, они в
испуге выронили меня и кинулись кто куда. Лежа кричать было трудно, я
замолчал. Нибы опять набросились и понесли, я опять закричал. Но они уже
не оставили меня, а пытались прервать мой крик: один закрыл рукой мне рот,
я укусил его за пальцы, он с визгом отдернул руку. Другой засунул в мой
рот горсть листьев, я подавился криком. Теперь движение шло в полном
молчании: я ожесточенно жевал листья, чтобы выплюнуть, но никак не мог
освободить рот, а носильщики, сгибаясь под тяжестью, не переговаривались,
только показывающий дорогу изредка гудел, но так тихо, что его слышали
одни соседи.
Носильщики временами клали меня на почву, их тотчас сменяли другие -
движение продолжалось без остановок на отдых. Мы направлялись наверх, к
оставленному городу. Наконец мне удалось выплюнуть листья, я вздохнул
поглубже и опять закричал. Кто-то проворно засунул в рот новую партию
листьев, движение наверх возобновилось. В этот момент из леса вырвался
Виккерс с пистолетом в руке.
- Штилике, я иду! - прокричал он, и пронзительный луч резанул по
деревьям - на меня посыпались ветки.
Все нибы разбежались. Я с такой силой ударился о почву, что
помутилось в глазах. Виккерс добежал до меня, кинулся развязывать узлы на
руках и ногах, но, слишком туго затянутые, они не поддавались. Он в
отчаянии выругался и вцепился в узел зубами. Я прошептал:
- Достаньте мой нож, он в нагрудном кармане.
Виккерс выхватил складной нож и стал резать узлы на ногах. Одну ногу
удалось освободить быстро, но другой канат резался плохо. Мы находились на
вершине одного из многочисленных в чащобе голых каменистых холмиков. Из
леса доносился надрывный гуд. Вот и вторая нога свободна, я сделал попытку
подняться, но затекшие ноги не держали. Виккерс подхватил меня, помог
встать.
- Бежим, здесь мы слишком хорошие мишени для них. Я избавлю вас от
веревок на руках в местечке поспокойней.
Он говорил это, подталкивая меня в спину. Я сделал несколько шагов и
совсем ослабел. Виккерс уже не толкал, а тащил меня. Я охал и стонал,
Виккерс дергался и ругался. Он дотащил меня до чащи и здесь сам свалился,
но тут же вскочил и стал резать узлы на руках. Через минуту я шевелил
освобожденными руками.
- Джозеф, до чего хорошо, когда руки действуют!
Виккерс, тяжело дышавший рядом, пробормотал:
- Не простил бы себе, если бы поганцы прикончили вас.
- Что вы сделали со взрывчаткой? Завалили вход в подземное поселение
нибов?
Он вяло усмехнулся:
- Можете не тревожиться, подземелье не замуровано. Вы были правы,
Штилике, я трус. Не хватило духу взорвать вход в пещеры. Я свалил
взрывчатку неподалеку и размышлял, что делать. И не было ни одной толковой
мысли: сидел и таращился на лес... И тут донесся ваш крик. Кажется, я
успел вовремя.
- Надо убираться отсюда, - сказал я, - Если мы не дойдем к станции до
темноты, нас прикончат. Да и сейчас здесь небезопасно.
Кровообращение в ногах восстановилось, ходил я уже хорошо, но бежать
не мог, мы пошли напрямик через лес, стараясь не выбираться на холмы и
полянки, где могли бы стать удобной мишенью. Нибы не нападали, но
временами слышались их гуды. Я ругал себя, что не взял на станции
дешифратор - может, удалось бы разъяснить нибам, что мы не собираемся
причинить им зло. Впрочем, за короткое пребывание на Ниобее я не успел
хорошо освоить этот довольно сложный аппарат. И я понимал, что нибы
правомочны не поверить, наше поведение не могло показаться дружественным.
Меня и Виккерса тревожили доносящиеся из леса гуды. Нибы крались вокруг:
вероятно, выбирали место поудобней, чтобы напасть.
- Скоро стемнеет, - сказал Виккерс. - В темноте они нас перебьют.
Давайте побежим, Штилике.
- Не могу, - сказал я. - Может, вам поспешить на станцию одному?
Некоторое время я продержусь в каком-нибудь укрытии, а вы с двумя пилотами
придете за мной.
Оставлять меня Виккерс не захотел. Мы продолжали тащиться через лес.
Гуды нибов становились громче. Теперь они доносились со всех сторон, нибов
прибывало. И все трудней дышалось - в воздухе густела пыль, разило серой.
Почва временами вздрагивала. Позади нас вдруг разлилось сияние - забушевал
новый кратер. Тяжкий грохот взрыва заглушил все звуки. Я зацепился ногой
за ветку и упал. И словно в ответ на мое падение, в лесу разразились
яростные вопли. Нибы надрывались: видно, подбадривали друг друга на
нападение. Я сказал Виккерсу, что надо срочно найти убежище, иначе нам
несдобровать.
Мы в это время пробирались мимо заброшенного поселка нибов. Виккерс
предложил укрыться в одном из домиков-шатров. Когда мы подобрались к
домику, многоголосый гуд превратился в бешеный рев: нибов явно
разочаровало, что мы стали для них менее досягаемы.
- Пока можно не опасаться нападения, - устало сказал Виккерс. - Но не
будем обольщаться, Штилике, они попытаются нас захватить. Буду стрелять в
любую тень, которая появится у входа.
Нападение совершилось быстрей, чем мы ожидали, и не со стороны входа,
а сверху. На крышу обрушились тяжкие удары, со свода посыпались пыль и
осколки кладки. Крыша не выдержала и обвалилась, в отверстие стали падать
кроваво-красные камни, целая груда их выросла посередине шатра.
Непереносимый жар наполнил тесное пространство.
- Вот же бестии, - прошептал задыхающийся Виккерс. - Мальгрем
говорил, что они умеют выуживать жар из кратеров, но нападать раскаленными
камнями!.. Что делать, Штилике?
- Нападает взорвавшийся неподалеку вулкан, а не нибы, - сказал я. - И
если он повторит нападение, нас изжарит в этом каменном склепе, как в
печи. Бежать, и поскорей.
Мы выскочили наружу. На мне загорелся комбинезон, когда я прыгал
через раскаленные камни, на Виккерсе тоже затлела одежда. Невидимые нибы
встретили наше появление взрывом дикого гуда. Вулкан снова выбросил в
воздух облако раскаленных камней, они посыпались вокруг, но, к счастью, ни
один не попал в нас.
Мы кинулись в сторону от места, откуда летели камни. Нибы тоже
удирали, гуды оборвались. Позади, над кратером, вздулось багровое сияние,
лес пронзительно озарился. Уже не одни камни, но брызги и сгустки лавы
проносились над лесом. Новый взрыв потряс почву, я не устоял на ногах. И
пока, цепляясь руками за кусты, я пытался подняться, облако светящихся
камней и лавы обрушилось на меня и засыпало ноги. Отчаянным рывком я
вырвал себя из горнила, но встать и идти уже не мог. Бежавший впереди
Виккерс остановился, рванулся назад, наклонился надо мной. И по ужасу в
его глазах я понял, что ранен тяжело.
- Идите один, Джозеф, - сказал я. - Давайте рассуждать здраво...
- Плевал я на ваши здравые рассуждения! - огрызнулся он, я услышал
отчаяние в его голосе. - До станции я вас дотащу.
Виккерс схватил меня и понес. Но нес он как-то странно - держал на
руках голову и спину, и я понял: вероятно, у меня изранены и сожжены ноги.
Я не видел своих ног, не хотел спрашивать, что с ними, только вяло думал:
"За развороченные до костей ноги взяться нельзя, я теперь не человек, а
обрубок человека, вот он и несет меня, как обрубок". И еще я думал -
спокойными, холодными мыслями, - что нести меня не надо, он все равно не
донесет, я по дороге умру, так зачем ему подвергать еще и себя опасности,
вулкан ведь вот-вот исторгнет новую груду камней.
- Джозеф, - прошептал я. - Не надо...
- Дотащу! - хрипло крикнул он. - Все равно дотащу! Берегите дыхание,
Штилике, на станции вам поможем. Молчите, слышите!
Я замолчал. В голове замутилось, все расплывалось перед глазами.
"Умираю!" - подумалось мне. Сквозь расступившуюся на миг пелену я вдруг
увидел огненный смерч, пронесшийся у моего лица, услышал надрывный вопль
Виккерса. Внезапно почувствовал, что лежу на траве. Теперь я знал: меня
никто не несет на руках, Виккерс, наверно, мертв, я тоже мертв, только
почему-то ощущаю это запоздавшим погаснуть сознанием.

10

Проступило чье-то лицо, исчезло, слышались голоса, замолкали, снова
слышались, пустой свет в глазах сменился пустой тьмой. Потом почудилось,
что на меня смотрит Барнхауз, только лицо его расплывалось, колебалось,
его раздувало и прессовало, но, меняя очертания и величину, оно было, и я
заговорил с Бранхаузом:
- Где я?
Голоса своего я не услышал, зато ответ раздался в моих ушах
отчетливо, и он прозвучал несомненным голосом Барнхауза:
- Вы на Базе, Штилике. Вас благополучно доставили сюда. Врачи делают
все возможное, можете мне поверить.
У меня хватило сил на новый вопрос:
- Что с Виккерсом?
Голос Барнхауза странно отдалился, он звучал теперь, словно из другой
вселенной, лицо главного администратора Базы пропало во тьме, тьма стала
пустой и беззвучной. Но в мое гаснущее сознание проникло, что Виккерс
рядом со мной, однако врачи не могут привести его в чувство. Спустя
некоторое время снова высветилось. По комнате ходил врач, он что-то
сказал, я не расслышал. Я скосил глаза: я лежал на кровати, на соседней
лежал Виккерс, я увидел его ясно - он был бледен, глаза закрыты, руки
недвижно покоились поверх простыни. Я снова ушел в пустую тьму.
Новое возвращение сознания было более четким. У кровати сидел
Мальгрем с перевязанной левой рукой, к стулу он прислонил свой костыль.
Врач держал мою ладонь, чем-то мазал пальцы. Я повернул голову: Виккерс
по-прежнему лежал на соседней кровати и был по-прежнему бледный и
неподвижный.
- Он жив? - прошептал я.
- Пока жив, - ответил врач, - Но состояние очень тяжелое.
- Могу я с ним говорить? - спросил Мальгрем и показал на меня
глазами.
- Можете, - сказал врач.
Мальгрем сперва молча глядел на меня, потом нерешительно пожелал
выздоровления. Хорошо помню, что я усмехнулся. Еще никто не разъяснял мне
моего состояния, но я уже был уверен, что ног нет. Вместо ответа я вытянул
руку и ощупал пальцами кровать. Под пальцами чувствовался только матрац -
то, что осталось от моего тела, было короче, чем доставала протянутая
рука. Мальгрем побагровел, тяжело задышал.
- Не будем говорить о здоровье, - сказал я. Вероятно, мне
потребовалась целая минута, чтобы произнести эту фразу. И еще минута
понадобилась, чтобы попросить Мальгрема: - Роберт, расскажите, как мы
очутились на Базе.
- Вас принесли на станцию нибы, - сказал он. И это было единственное,
что он сообщил в то первое наше свидание, у меня снова отказало сознание.
Теперь я приходил в себя чаще, оставался в сознании дольше. И почти
всегда, открывая глаза, я находил у постели Мальгрема или Барнхауза. А на
соседней кровати лежал Виккерс, все такой же бесчувственный, бледный,
неподвижный. Пришел и пилот Петров, от него я узнал, как нас спасали. Оба
они, он и второй пилот, очень встревожились, когда поблизости от станции
взорвался новый вулкан, а ни я, ни Виккерс не возвращались. Уйти от
станции не позволял мой запрет, они вышли наружу и прислушивались, не
раздастся ли где наш крик. Уже к ночи из леса стали выходить нибы. Сперва
появилась одна маленькая группка, они взволнованно гудели, показывали на
лес, звали туда. Один из пилотов остался на станции, другой поспешил в
лес. Нибы вели его в самую гущу деревьев: камни, выбрасываемые из кратера
вулкана, в густом лесу были не так опасны, как на открытом месте. Вскоре
пилот встретился с основной массой нибов, они несли на руках меня и
Виккерса. Пилот, увидев в каком мы состоянии, бросился готовить машины к
отлету. К тому времени, как нас принесли на станцию, оба планетолета были
выведены на стартовую площадку. В одну машину погрузили меня, в другую
Виккерса, оба мы не приходили в сознание. Нибы оставались на станции до
отлета, волновались, гудели, бегали вокруг планетолетов...
- Мы с Виккерсом думали, что они готовят на нас нападение, - сказал я
Мальгрему. - А они хотели нас спасти! Как мы ошибались в этом народе! Как
ошибались!
- Народ удивительный, - согласился он. - У них выработалось
предчувствие вулканических извержений. Вероятно, они хотели увести вас
подальше от опасного места до того, как начнется извержение, а вы не
поняли их. Теперь я думаю, что и станцию они в свое время заставили
перенести, потому что предвидели извержение на ее прежнем месте.
В одну из ночей я услышал голос Виккерса. Он не открывал глаз, в
сознание не пришел, но заговорил. Его томил бред, он бормотал,
захлебываясь словами, всхлипывал, временами вскрикивал. Я вслушивался в
его голос, старался понять, что наполняет его помраченный ум. Виккерс
грезил прошлым, он заново переживал то, что давно уже стало смутным
воспоминанием: и мальчишеские обиды, и провал на первом экзамене в
космонавигаторы, и выбор пути после блестящей защиты диплома, и
скоропалительное решение поступить космоэкспертом в компанию
"Унион-Космос". Часто и горячо он повторял имя Ирины. Вся короткая их
жизнь раскручивалась в его ярком бреду - слова, взгляды, дни разлук и
встреч...
А когда, уставая от бреда, Виккерс замолкал, я думал о том, что мы
скоро умрем и надо напоследок на чем-то самом важном сосредоточиться,
что-то самое нужное выполнить. Я размышлял о нибах, о станции, о Базе, о
Барнхаузе, о Мальгреме. Пробудившееся сознание диктовало новые планы и
мысли, и я прикидывал, что принять, а что отбросить. Но прежде всего надо
было добиться ясности о собственном состоянии.
- Поговорим откровенно, - предложил я врачу. - Не как больной с
врачом, даже не как мужчина с мужчиной, а как астросоциолог с
астробиологом. Мне нужно отдать важные распоряжения. Я знаю, что должен
умереть. Люди, от которых осталась половина туловища, не вправе считать
себя жильцами на этом свете.
- Мы делаем все, что можем, - сказал он осторожно. - У вас обширные
ожоги на теле.
- На сохранившемся остатке тела, хотите вы сказать? Сколько дней
осталось жить Виккерсу?
- Дня два-три, - ответил врач. - Тело, в общем, в хорошем состоянии,
но мозг... Вы ведь знаете, что сожженные мозговые клетки регенерации не
поддаются.
- Знаю. Итак, три дня. А мне? Только без утешений. Я не из тех, что
ахают и распускают нервы. И отдаю себе отчет, что полусожженный человек не
жилец на этом свете. Я уже говорил об этом.
- Не знаю, - сказал врач. - Поверьте, не притворяюсь. Вы
демонстрируете возможности, которые отсутствуют у обычных людей.
Я через силу засмеялся. Мне казалось, что я понял, куда он клонит.
Все же я уточнил:
- Понимаю вас так, что я уже должен был умереть в вашей палате?
- На Ниобее, - поправил он, - Еще на станции. А вы не умерли. И здесь
живете. И сохраняете ясное сознание. Вашу жизнь поддерживает сейчас не
наше лечение, а ваша собственная воля, мы лишь помогаем ей. Поэтому
спрашивайте самого себя, сколько вы приказываете своему телу жить. Вы
хотели честного ответа, это самый честный ответ.
- Хорошо, - сказал я. - Значит, с неделю еще проживу. На это у меня
хватит душевных сил. Вызовите ко мне Барнхауза.
Барнхауз явился не один, а с Агнессой Плавицкой. Она вошла в палату
первой, он шагал за ней, стараясь умерить грохот своих ножищ, чтобы не
причинить мне беспокойство. Странно было видеть его массивную фигуру такой
скованной. Зато мелодичный перезвон колокольчиков Агнессы заполнил всю
палату, она волновалась и сильней обычного взмахивала головой. Я показал
обоим на кресла и сказал:
- Между прочим, Агнесса, я звал одного Питера.
Она ответила лишь новой волной мелодичного колокольного перезвона, ее
лицо огненно вспыхнуло, а он поспешно проговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14