- Запомните, Барнхауз, - отчеканил я, - Я принимаю к исполнению
только то, что предписывается лично мне. Сообщение с Земли адресовано вам,
обо мне в вашей депеше ни слова. Не так ли?
Ему все же не сразу раскрылась запутанность ситуации. Он размышлял, я
почти физически ощущал, с каким усилием он катит мысли по своим мозговым
извилинам. Агнесса Плавицкая схватывала все не в пример быстрей. Будь она
с нами, она подсказала бы ему пути-выходы, сам Барнхауз до них не
добирался. Он заговорил снова:
- Мне думалось так. Вы признаете, что новое предписание Земли
отменяет ваш приказ об эвакуации Ниобеи. И завтра, в полном согласии с
вами, я возвращаю обратно всех, прилетевших оттуда. Многие уже хотели
вернуться на Землю тем звездолетом, что увез саркофаг Ирины Миядзимо, но я
всех задержал. Я предчувствовал, что будет крутой поворот в событиях.
- Блестящая предусмотрительность! - насмешливо бросил я. - Вам ее не
подсказали? Во всяком случае, не могу не оценить ее своевременности...
И на этот раз ирония не дошла до него. Главный администратор был
сегодня невылазно туп. Он вслух рассуждал:
- Но ведь что получается, Штилике? Ведь ничего толкового не
получается! Я имею распоряжение усилить горные разработки, а вы... Неужели
и теперь настаиваете на своем! Но ведь одно несовместимо с другим - ваш
приказ и эта депеша мне!
- Очень рад, что вы это поняли, Барнхауз! Я своего приказа не
отменяю. Остальное - ваше дело. Можете поступать, как вам подсказывает
совесть и выгода.
Барнхауз был по природе толковый космоадминистратор, но не мятежник.
Бунт не импонировал его душе. Он привык отлично выполнять распоряжения,
иногда сам предугадывал их. Но уничтожать основы - нет, это была не его
стихия.
- Положеньице, - растерянно бормотал он. Даже его высокий и резкий
голос, так не гармонирующий с массивным телом, вдруг переменился от
огорчения: уже не дискант, а глухой баритон, почти бас, - Мне надо
посоветоваться, Штилике, перед такой вы меня поставили дилеммой.
- Советуйтесь. Надеюсь, Плавицкая подскажет вам что-то путное.
Он безнадежно махнул рукой.
- Что она подскажет? У нее одна цель: чтобы мне было лучше. А что мне
лучше? Надо бы посоветоваться с Виккерсом. Но он улетел.
- На Землю с саркофагом?
- Зачем на Землю? Разве вы не знаете? Он сказал, что поставил вас в
известность. Иначе я не выдал бы ему планетолет. Джозеф хотел развеять
горе, такое намерение. Он умчался на астероиды сегодня утром с Вильямом
Петровым, это его пилот, они летают уже третий год.
- Идиот! - простонал я. - Нет, Барнхауз, это я о себе! У вас есть
второй планетолет?
- Есть, конечно.
- Немедленно подготовьте. Я полечу за Виккерсом. Его надо вернуть,
иначе большое несчастье!..
Мясистое лицо Барнхауза изобразило сомнение.
- Позвольте объяснить вам, вы не знаете обстановки... Там же сотни
объектов, темные глыбы в космосе... Где будете искать Виккерса?
Равнозначная проблема - иголка в стоге сена.
- Проблема совсем иного рода, Барнхауз! Я лечу на Ниобею. Виккерс вас
обманул. Он отправился туда, а не на астероиды.
Значение поступка Виккерса дошло до Барнхауза сразу. Тут была его
стихия - оперативно действовать. Он быстро сказал:
- Вызываю пилота. Машина будет через час.
Я собрал в гостинице нужные вещи и прибыл на космодром. Там уже ждали
пилот и Барнхауз.
- Если что понадобится, радируйте, - сказал Барнхауз. - Подготовлю
здесь партию верных людей и по первому вашему требованию пошлю вслед.
Будьте осторожны, Виккерс в ярости страшен. Успеха, Штилике!
Впервые за наше знакомство я дружески пожал его руку.
С Базы до Ниобеи полета на скоростной машине около суток. Пилот,
угрюмый мужчина средних лет, объяснил мне, что на маленьких машинах
антигравитаторы работают не так надежно, как на звездолетах, но "сто
земных ускорений" пошагают вполне, после часового разгона будем нестись с
рейсовой скоростью три миллиона километров в час. Я попросил выжать из
двигателя максимум, пояснив, что на Ниобею умчался за десять часов до нас
человек, замысливший преступление, нужно нагнать его и обезвредить. Пилот
обещал постараться. В полете я уснул, а когда проснулся, планетолет вели
автоматы, приборы показывали скорость больше тысячи километров в секунду,
пилот дремал. Когда до Ниобеи осталось около часа, я разбудил пилота. Он
выверил курс и сказал, что посадит машину без оповещения: не стоит
информировать преступника о погоне.
На посадочной площадке стоял точно такой же планетолет. К нам
поспешил широкоплечий парень с добродушным лицом - пилот Вильям Петров,
тот, что привез меня и Ирину на Ниобею, потом отвозил нас обратно, а
сегодня доставил сюда Виккерса. На этого человека можно было положиться.
Он спросил, давно ли мы с Базы, и удивился: ну и мчались, за двадцать
часов добрались! У них не вышло такой прыти. Виккерс сердился, однако
пришлось смириться. Двадцать шесть часов - вот такой получился рейс. Не
рекорд, конечно, но тоже неплохо. Я быстро прикинул, что Виккерс опередил
нас на четыре часа, и прервал словоохотливого пилота:
- Где Виккерс?
- Собрал, что ему требовалось, и ушел.
- Что собрал? Куда ушел?
- Проверил личное оружие, достал со склада взрывчатку и бухту каната.
И ушел в заброшенный город. Объяснил, что пойдет вон по той дороге. Если
случится встреча со взбунтовавшимися нибами, то подаст сигнал тревоги, и
тогда мне бежать на помощь. До сигнала станцию не покидать. Он скоро
вернется пополнить запас взрывчатки. Вот такие были распоряжения. Да что
случилось?
Уже не было смысла что-либо скрывать, и я сказал обоим пилотам:
- Виккерс готовит нападение на нибов. Он мстит за жену. Взрывчатка
ему понадобилась, чтобы уничтожить поселение нибов. Я пойду искать его.
Если он вернется за взрывчаткой, схватите его.
- Чуть покажется, задержим! - заверил мой пилот. А пилот Виккерса,
ошарашенный сообщением, только кивнул.
В том, что они исправно выполнят мой приказ, я не сомневался. Теперь
предстояло главное: найти и обезвредить Виккерса. Он был на голову выше
меня, гораздо сильней. Схватка один на один закончится его победой - это я
понимал. И все же решил идти в одиночку. Ведь у меня было немалое
преимущество: я знал, что Виккерс на Ниобее, он не знал, что я погнался за
ним. И в жажде мести он, возможно, будет таиться от нибов, но не от людей
- стало быть, я сумею подкрасться к нему незаметно, тем более что мне
известно, куда он двинулся. Я проверил оружие и выскользнул за ограду.
Время шло к ниобейскому полудню, Гармодий с Аристогитоном ползли в
зенит. Планета вела себя отвратительно: словно по приказу, пробудились все
вулканы, со всех сторон гудело и грохотало, клубы пара и дыма взметывались
над планетой. Воздух был полон пыли и серных запахов.
Уже вскоре я пожалел, что не захватил противогаз: глаза слезились, в
горле першило, хотелось непрерывно чихать. Я начинал опасаться, что
отравлюсь вулканическими газами, как Барнхауз.
Быстро пробежав пространство перед станцией, я углубился в лес. Здесь
можно было идти спокойней. До покинутого города далеко, а поселения нибов
- где-то около них бродит Виккерс - еще дальше. Тем не менее я старался не
шуметь, хотя за гулом, грохотом и взрывами пропадали все прочие звуки.
Так я двигался с полчаса, а потом в тесноте кустов на меня что-то
обрушилось, и я потерял сознание.
Не знаю, сколько времени я пробыл в беспамятстве. Когда очнулся, то
увидел, что лежу на небольшой полянке, явно не на том месте, где упал. Я
был связан: ноги опутаны витками каната, руки сдавлены такими же петлями.
На камне сидел Виккерс и наблюдал за мной.
- Добрый день, доктор Штилике! - приветствовал он. - Впрочем, день не
добрый, а плохой. Как вы себя чувствуете, дорогой друг? Мне не хотелось бы
причинять вам неудобств сверх абсолютно необходимых.
- Немедленно развяжите меня! - Я сделал попытку если не подняться, то
пошевелиться, но и это было трудно.
Виккерс надменно улыбнулся.
- Странное желание, доктор Штилике. Я подстерег и связал вас вовсе не
для того, чтобы снять путы по первому вашему гневному окрику. Связанный вы
мне больше нравитесь, чем свободный.
Он издевался, но голосом серьезным, даже доброжелательным. И
внимательно наблюдал за мной не с намерением помешать мне высвободиться -
он был уверен в крепости канатов, - просто хотел знать, примирюсь ли я с
поражением. Он еще надеялся на какое-то соглашение. Я сказал:
- Вы выслеживали меня, Виккерс? Не очень благородно...
- Зато разумно. И что значит - выслеживал? По-моему, это вы пустились
в погоню за мной, а не я за вами. Я опытный косморазведчик и заранее
принял меры защиты против вашей агрессии.
- Моей агрессии? У вас диковинное представление о том, что такое
агрессия, Виккерс. Я старался предотвратить преступление, а вы готовитесь
его совершить. Вы и есть агрессор.
- Преступление - убийство моей жены. Она ни в чем не провинилась ни
перед кем, а ее убили. Я мститель! - Он говорил с болью и страстью. - Не
смейте называть месть агрессией. Я не позволю вам швыряться высокими
понятиями, хоть вы и правительственный уполномоченный.
- Вы выбрали плохое место для юридических дискуссий. Распутайте меня,
и мы поговорим о смысле высоких понятий.
- Не считайте меня дураком! Я уже доложил вам: связанный вы меня
больше устраиваете, чем свободный.
- Вы говорили - нравлюсь, а не устраиваю. - Я снова сделал попытку
освободиться, и снова ничего не вышло. Этот человек, косморазведчик Джозеф
Виккерс, вязал веревечные узлы, как моряк на парусном флоте. - Чего вы от
меня хотите?
- Того же, чего и вы от меня - обезвредить. Сделать так, чтобы вы не
могли мне помешать. Я сказал пустомеле Барнхаузу, что вылетаю на
астероиды, он не выдал бы мне планетолета на Ниобею. Но я ни минуты не
сомневался, что вас не обмануть и что вы немедленно устремитесь за мной в
погоню. Видите, как я высоко ценю вашу сообразительность, доктор Штилике,
гораздо выше, чем вы мою. Но проницательность в последний момент вам
отказала. Вы ведь решили, что, сжигаемый жаждой мести, я без промедления
кинусь взрывать селения нибов, стрелять их как бешеных волков. И не задали
себе вопроса, зачем я взял с собой бухту каната. А я больше всего боялся,
что зададите себе именно такой вопрос. Вы бодро двинулись по моим следам,
которые я же вам указал, сообщив Петрову, куда иду. А я залег в удобном
местечке, оглушил вас, связал и перетащил на эту открытую полянку.
- Зачем?
- Здесь удобней разговаривать. Я вас вижу, вы меня видите, ветки не
лезут в рот. Должен признаться, я не люблю тропических лесов, особенно в
их ниобейском исполнении. Дубы и сосны моей родины - я родился в Уэльсе -
мне больше по душе.
- Вы оглушили и связали меня, чтобы было удобней признаваться в любви
к соснам?
- Еще раз одобряю вашу проницательность, нет, не для этого, вы правы.
Вы будете здесь лежать, пока я не уничтожу основное поселение нибов. Вам
интересно знать, как я это сделаю? Мальгрем рассказал, что вы были только
в заброшенном городе, в новый же город он вас не повел, ему не хотелось
пускать Ирину в это смрадное подземелье. А новый город - добрая сотня
пещер, освещенных радиоактивными панелями, но с одним выходом наружу,
одним-единственным выходом, мой добрый доктор Штилике! Я взорву скалу над
входом и замурую всех поганцев, пусть задыхаются! И посторожу, не прибежит
ли кто на взрыв, его уложу из пистолета. А когда никого в окрестностях не
останется, возвращусь и освобожу вас. Если, конечно, до того вы не умрете
от усталости, от злости, от высоконравственного негодования на такого
злодея, как я.
- Вы не боитесь, что в ваше отсутствие я освобожусь от пут?
- Надеюсь, этого не будет. Я вязал узлы от души. Мне ужасно не
хочется убивать вас, Штилике, а придется, если вы освободитесь сами. Не
хочу брать лишнего греха на душу.
- Уничтожить целый народ, по-вашему, не брать на себя страшный грех?
- Народ уничтожить - да! Но где вы нашли народ? - Ярость исказила его
красивое лицо, он снова впал в исступление, как недавно на Базе. - Вы
бросаетесь словами, как шелухой, а слова - гири, слова должны бить по
черепу, слова - это действия, Штилике! Я протестую против ваших
прилизанных, ваших неискренних слов! Нет народа, не смейте применять к
каннибалам этого высокого слова! Есть погибающая популяция
обезьянообразных, вырождающееся, уже выродившееся отребье каннибалов,
сборище отвратительных недоделышей природы, незадолго до неизбежной гибели
превратившихся в расу преступников перед собой, перед людьми, перед своей
планетой, перед всем миром. Вот кто они такие! Сумасшедших на Земле
запирали в больницах, преступников сажали в тюрьмы. А как поступить с
сумасшедшей и преступной расой? Я принял решение и не отступлю! Я знаю, вы
потом арестуете меня, едва я разрежу ваши путы, вы повезете меня на Землю,
будете там судить. Арестуйте, везите, судите, я готов! И на суде я с
гордостью скажу: да, я тот самый Джозеф-Генри Виккерс, который совершил на
Ниобее великий и справедливый акт, - очистил планету от покрывшей ее
ублюдочной плесени!
- Подонок ты, - сказал я спокойно, - Жалкий червь, возомнивший себя
Верховным Судией. Что ты знаешь об объективной справедливости природы? Ты
живешь только для себя, только собой. Ты выучил одну мелкую, примитивную
законность: что похоже на тебя - то красиво, что выгодно тебе - то
морально, что невыгодно - то безнравственно. А вот та кривая ветка,
высунувшаяся из расщелины скалы, по-своему совершенней тебя, ибо ты на
такой высоте, при такой скудости питающих ее соков вообще бы не
распустился. И следовательно, та ветка объективно - по справедливости
самой природы, по гармонии ее внутренних законов - тысячекратно прекрасней
тебя! Злость, а не доброта правит тобой! Не разум, а бессилие мысли, не
способной понять, почему вырождается то или иное явление природы и что
можно, что нужно сделать, чтобы превратить вырождение в расцвет.
"Падающего - толкни!" - эту древнюю формулу зверства ты взял символом
своего поведения. Неверие в свои силы, боязнь труда, узость кругозора -
вот твоя натура. Джозеф-Генри Виккерс! Ты просто не способен никому
помочь. Ты изменил нашему великому учителю Теодору Раздорину, думая, что
ищешь собственные пути на высоту. Глупец, ты изменил, устрашившись высоты!
Ты пустоцвет, Джозеф-Генри Виккерс. Ты начисто обделен даром творчества,
ты нищий духом, слабый волей. Сколь же ты морально ниже тех, кого задумал
уничтожить! Говорю тебе, ты жесток от трусости, ты преступник от
недомыслия. Ты претишь человеческому естеству, ты першишь у меня в горле.
Я неподвижен, поэтому наклонись ко мне - хочу плюнуть тебе в лицо!
Не знаю, как он справился с яростью, но он справился. Уже при первых
моих словах он вытащил пистолет. Я чувствовал, что он не выстрелит, пока
не выслушает до конца. Но не был уверен, что последнее слово к нему не
станет вообще моим последним словом. И я приказал:
- Теперь стреляй, слизняк! Естественный ответ труса - импульс из
лучевого пистолета, когда нет сил опровергнуть обвинения! Наберись же
трусости убить меня, я жду!
Весь перекосившись, Виккерс стал прятать пистолет, рука дрожала, он
тыкал дулом себе в бедро, а не в карман, потом прошептал обрывающимся
голосом:
- Успею... Штилике. Смерть от вас не уйдет... Я связанных не убиваю.
С людьми я веду честный бой.
- Тогда развяжи! И хоть ты много сильней, я первый брошусь на тебя.
Ибо моими поступками правит смелость, а не трусость мысли, истинная честь,
а не самообожание.
Он круто повернулся и кинулся в лес. С минуту я слышал шорох травы и
треск веток под его ногами. Я в изнеможении закрыл глаза. В моей голове
пробредали медленные, усталые мысли. Они были похожи на редкие белые
облачка в сумрачной пустоте вечернего неба. Потом я услышал новые шумы и
открыл глаза.
Из леса на поляну выходили нибы.
Они обложили меня широким кругом, рассматривали, не приближаясь
вплотную, тихо и взволнованно гудели меж собой. Побаивались, это было
ясно. Мне показалось, что они не знают, как поступить со мной. Я молчал,
только следил за ними. У меня появилась надежда, что они насмотрятся и
уйдут, не причиняя зла. Но один повелительно загудел, все обернулись к
нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14