Это не миф. Это было в действительности. Валентин не со
мневался в этом, ибо Маазмоорн показал ему это событие как нельзя более
ясно. Он знал даже имена убитых царей: одного звали Низнорн, другого
Домситор. Один зуб, вероятно, взят у Низнорна, другой у Домситора.
Двадцать тысяч лет.
- Ваше величество! Ваше величество!
- Минуту, - словно с другого конца света ответил Валентин.
Он взял левый зуб, стиснул его в руке и зашипел, когда леденящий холод
обжег ладонь. Закрыл глаза и позволил волшебной силе овладеть его разумом. И
дух его полетел вдаль, на встречу с морским драконом - то ли с Маазморном,
то ли с кем-то другим из этих гигантских существ. Все это время ему слышался
колокольный звон, призывная музыка драконова разума.
И вот перед Валентином предстала картина жертвоприношения двух водяных
царей, известного как Кощунство.
Валентин знал еще с прошлой своей встречи с Маазморном, что это название
неверное. Не было никакого кощунства. Жертва была добровольной - таким
образом морские драконы доказали миру свою веру в Сущего, величайшую из всех
сил во вселенной.
Именно с этой целью драконы отдались в руки жителей древнего Велализьера.
Сами велализьерцы, возможно, и понимали, что они делают, но жители далеких
провинций этого знать не могли, поэтому происшедшее нарекли Кощунством.
Последний Царь Велализьера был предан смерти, Седьмая пирамида снесена, весь
город разрушен и проклят навеки. Но коснуться священных зубов никто не
посмел.
Валентин, держа зуб, еще раз увидел, как происходило жертвоприношение.
Морские драконы и не думали корчиться от ярости в своих путах, как
привиделось ему в кошмарном сне. Церемония приношения в дар живой плоти шла
благостно и торжественно. Когда же сверкнули ножи, и громадные существа
умерли, и их темные тела были преданы сожжению, волна торжествующей гармонии
достигла границ вселенной.
Валентин положил зуб на место и взял другой, сжал его в руке и отдался
его власти.
На сей раз музыка была менее стройной, и он увидел перед собой человека
средних лет, в старинных одеждах, выдающих сан понтифика. Он шел при свете
дымного, мерцающего факела по тому самому проходу, что вел в комнату, где
толпились теперь археологи Магадоне Самбисы. Валентин смотрел, как этот
понтифик былых времен подходит к белой, незапятнанной стене святилища, как
прижимает к ней ладонь и толкает ее, точно надеясь пройти сквозь камень. А
после, отвернувшись, делает знак рабочим с кирками и заступами.
Тогда из мрака возник метаморф, длинный, тощий и угрюмый, сделал
скользящий шаг вперед и вогнал свой нож снизу вверх прямо в сердце человека
в расшитых одеждах понтифика.
- Ваше величество, прошу вас!
Голос Магадоне Самбисы, исполненный муки.
- Да, - отозвался Валентин голосом человека, грезящего наяву. - Иду.
Довольно с него видений. Он положил фонарик на пол, направив его к
пролому в стене, чтобы осветить себе путь, и взял драконьи зубы. Держа их на
ладонях, чтобы не подпасть под влияние их чар, он двинулся к выходу.
Магадоне Самбиса смотрела на него с ужасом.
- Я же просила, ваше величество, ничего не трогать в святилище, ничего не
тревожить...
- Да. Я знаю. Но вам придется простить меня.
Археологи поспешно расступились перед ним, когда он направился к выходу
(' подземелья. Все взоры были прикованы к предметам, лежащим на ладонях
Валентина.
- Приведи сюда киванивода, - тихо приказал он Аарисииму. Дневной свет
почти угас, и руины стали еще таинственнее, как всегда по ночам, когда
лунный свет танцует на древних камнях.
Охранник поспешно удалился. Валентин не хотел допускать киванивода к
святилищу, пока ломали стену, и Торккинууминаада, несмотря на его громкие
протесты, оставили в лагере археологов под охраной других телохранителей
Валентина. Теперь двое огромных волосатых скандаров привели его к пирамиде,
держа за руки.
Шаман испускал гнев и ненависть, как болото испускает черный газ. И
Валентин, глядя в его узкое зеленое лицо, ощутил мощную волну древней магии,
зародившуюся в те времена, когда Маджипур был юным и метаморфы одни, никем
не тревожимые, бродили по огромной, полной чудес планете.
Понтифик поднял вверх драконьи зубы.
- Знаешь ли ты, Торккинууминаад, что это такое?
Резинчатые веки разошлись, и в узких глазах вспыхнул желтый огонь ярости.
- Ты совершил самое страшное святотатство из всех, какие есть, и за это
умрешь страшной смертью.
- Стало быть, ты знаешь, что это?
- Это величайшая святыня! Ты должен сейчас же вернуть их туда, где взял!
- Зачем ты убил доктора Гуукаминаана, Торккинууминаад?
Единственным ответом был очередной злобный взгляд.
"Он и меня убил бы своим колдовством, если бы мог, - подумал Валентин. -
Я знаю, что я такое в глазах Торккинууминаада. Я правитель Маджипура и
потому представляю собой весь Маджипур. Если бы он мог одним движением
обречь на гибель нас всех, он бы это сделал".
Да. Валентин был воплощением Врага, который спустился с неба и отнял у
пьюриваров их мир, настроил свои гигантские города на месте девственных
лесов и полян, вторгся своими биллионами в тонкую ткань пьюриварской жиз ни.
Поэтому киванивод охотно убил бы его, символически убив тем самым весь
заселенный человеком Маджипур.
Но магию можно побороть другой магией.
- Смотри, смотри на меня, - сказал Валентин шаману. - Смотри прямо в
глаза, Торккинууминаад.
И понтифик сжал в руках два талисмана, взятые из святилища.
Двойная мощь зубов нахлынула на него с ужасающей силой, и в мозгу
замкнулась цепь. Он разом испытал весь диапазон ощущений, усиленных даже не
вдвое, а многократно - но устоял на ногах и направил свой ум на встречу с
разумом киванивода.
Он вошел туда, проник в память шамана и быстро нашел то, что искал.
Полночная тьма. Слабый свет луны. На небе пылают звезды. Кто-то выходит
из палатки археологов - пьюривар, очень худой, движущийся с присущей
возрасту осторожностью.
Доктор Гуукаминаан, очевидно.
Тощая фигура поджидает его на дороге: тоже метаморф, такой же старый и
худой, одетый в причудливые лохмотья.
Это явно киванивод - такой, каким он себя видит.
Какие-то тени возникают позади него - пять, шесть, семь фигур. Все
метаморфы - рабочие, судя по виду. Старый археолог их как будто не видит. Он
беседует с киваниводом, который размахивает руками. Видно, что они о чем-то
спорят. Гуукаминаан качает головой. Новые взмахи рук. Спор продолжается.
Судя по жестам, они приходят к согласию.
Валентин смотрит, как они вдвоем идут по дороге, ведущей в сердце руин.
Рабочие выходят из мрака, в котором таились. Они окружают старика,
хватают его, затыкают ему рот. Киванивод подходит к ним.
В руке у него нож.
Валентину не было нужды видеть остальное. Он не имел желание наблюдать за
чудовищной церемонией расчленения тела на каменной платформе и за
последующим возложением головы в нишу святилища.
Он разжал пальцы и с величайшей осторожностью опустил зубы морских
драконов на землю рядом с собой.
- Итак, - сказал он киваниводу, чей едва сдерживаемый гнев сменился
выражением, почти сходным с покорностью, - думаю, притворяться больше
незачем. За что ты убил доктора Гуукаминаана?
- За то, что он хотел открыть святилище. - Киванивод говорит совершенно
ровно, без всяких эмоций.
- Да, разумеется. Но Магадоне Самбиса тоже хотела его открыть. Почему же
ты не убил ее?
- Он был один из наших и предал нас. Она не в счет. Он был намного
опаснее. Мы знали, что ее можно остановить, если настаивать достаточно
сильно. Его бы не остановило ничто.
- Однако святилище все равно открыли.
- Да, но только потому, что приехал ты. Если бы не это, раскопки
прекратились бы вовсе. Смерть Гуукаминаана показала бы всему миру, что
проклятие, тяготеющее над этим местом, остается в силе. Ты приехал и открыл
святилище - но проклятие еще настигнет тебя, как настигло когда-то понтифика
Горбана.
- Никакого проклятия нет, - спокойно сказал Валентин. - Есть город с
трагической судьбой - но проклятия нет. Только нагромождение недоразумений.
- Кощунство...
- И Кощунства не было - было только жертвоприношение. Жители провинций
совершили огромную ошибку, разрушив город.
- Ты хочешь сказать, что знаешь нашу историю лучше нас, понтифик?
- Да, хочу. - Валентин отвернулся от шамана и сказал начальнику работ: -
Ватиимераак, в твоем поселке живут убийцы. Я знаю, кто они. Ступай туда и
объяви всем: если виновные раскаются в своем грехе, они будут прощены, когда
пройдут обряд очищения душ. - Лизамон Гультин он сказал: - Что до
киванивода, пусть его передадут правосудию Данипьюр. Это ее ответственность.
А затем...
- Ваше величество, осторожнее! - крикнул кто-то.
Валентин обернулся. Скандары отступили от киванивода, глядя на свои
дрожащие руки так, как будто сильно обожглись. Освобожденный киванивод
обратил к Валентину лицо, полное дьявольской злонамеренности.
- Понтифик, - прошептал он, - смотри на меня! Смотри!
Захваченному врасплох Валентину нечем было защититься. Странное
оцепенение сковало его, а зубы драконов лежали на земле. Торккинууминаад
менял форму, с одуряющей быстротой проходя через ряд гротескных превращений
- то у него отрастала целая дюжина конечностей, то полдюжины тел. И от него
шли какие-то чары. Они оплели Валентина, как тенета муху. Воздух впереди
сгустился и замерцал, откуда ни возьмись налетел ветер. Валентин старался
оторвать взгляд от бешеных глаз киванивода - и не мог. Не мог он также
заставить себя нагнуться и взять драконьи зубы. Он стоял как скованный. В
голове шумело, в груди жгло, и даже перевести дыхание стоило труда.
Ему казалось, что вокруг толпятся призраки.
Дюжина метаморфоз - сто - тысяча...
Гримасничающие лица. Горящие глаза. Зубы, когти, ножи. Целая орда дико
скачущих убийц окружила его, освистывая, высмеивая, презрительно окликая...
Он погибал в водовороте древней магии.
- Лизамон! - крикнул он. - Делиамбер! На помощь! - Но он не был уверен,
что произнес эти слова вслух.
Однако его телохранители и сами поняли, что дело неладно. Делиамбер
первый раскинул свои многочисленные щупальца и стал ворожить в ответ,
противопоставляя свою духовную мощь чарам Торккинууминаада. И пока паутина
вроонского колдовства опутывала пьюриварского шамана, с другой стороны к
киваниводу приблизился Ватиимераак. Он храбро схватил Торккинууминаада,
невзирая на чары, и поставил его на колени, заставив коснуться лбом земли у
ног Валентина.
Понтифик почувствовал, что колдовская власть отступает, и наконец
освободился полностью. Умственная связь между ним и киваниводом порвалась с
почти явственным щелчком.
Ватиимераак отпустил колдуна и отошел назад, Лизамон Гультин угрожающе
нависла над поверженным, но напряженный момент уже миновал. Шаман .ab " +ao
на месте, не шевелясь, и мрачно смотрел в землю, признавая свое поражение.
- Спасибо, - просто сказал Валентин Делиамберу и Ватиимерааку и добавил:
- Уведите его.
Лизамон Гультин перекинула шамана через плечо, как мешок с калимботами, и
зашагала прочь.
После долгого ошеломленного молчания Магадоне Самбиса отважилась тихо
спросить:
- Ваше величество не пострадали?
Валентин только мотнул головой в ответ.
- А раскопки? - с беспокойством продолжила она. - Их не закроют?
- С какой стати? - ответил Валентин. - Здесь еще много работы. - Он
отошел немного в сторону и потрогал грудь и горло, все еще чувствуя хватку
безжалостных невидимых рук. Но Магадоне Самбиса не оставила его в покое.
- А это? - спросила она, указав на зубы морских драконов. Энергия и
уверенность мало-помалу возвращались к ней. - Могу я теперь взять их, ваше
величество?
- Да, возьмите. А потом отнесите их назад в святилище и заделайте
пробитое вами отверстие.
Она уставилась на него так, словно он на ее глазах превратился в
пьюривара, и с негодованием произнесла:
- Как же так, ваше величество? Доктор Гуукаминаан погиб из-за этих зубов!
Находка этого святилища была вершиной его деятельности. Если мы замуруем
стену опять...
- Доктор Гуукаминаан был истинным ученым, - сказал Валентин, уже не
стараясь скрыть свою усталость. И любовь к истине стоила ему жизни. Вы,
насколько я вижу, преданы истине не столь беззаветно и потому исполните мой
приказ.
- Умоляю вас, ваше величество...
- Нет. Мольбы не помогут. Я сам не претендую на ученость, но свою
ответственность понимаю. Есть вещи, которым лучше оставаться погребенными.
Эти зубы предназначены не для того, чтобы изучать их и выставлять в музее.
Это место - святыня пьюриваров, даже если они сами не понимают всей его
святости. Не надо было нам вовсе его трогать. На всей остальной территории
раскопки могут продолжаться, но зубы верните на место, а святилище замуруй
те и держитесь от него подальше. Ясно?
Она посмотрела на него, не находя слов, и кивнула.
- Хорошо.
Вокруг совсем уже стемнело, и Валентин чувствовал, как парят около него
сонмы велализьерских призраков. Костлявые пальцы цеплялись за его одежду,
свистящие голоса шептали в уши губительные заклинания.
Ему не терпелось поскорее убраться из этих руин. Он насытился ими до
конца дней своих.
- Вели готовиться к отъезду, дружище, - сказал он Тунигорну.
- Прямо сейчас, Валентин? В столь позднее время?
- Прямо сейчас, Тунигорн. - Понтифик улыбнулся. - Ты знаешь, это место
почти примирило меня с Лабиринтом! Я чувствую сильнейшее желание вернуться к
удобствам повседневной жизни. Пойдем собираться в дорогу. Мы и без того
слишком долго пробыли здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8
мневался в этом, ибо Маазмоорн показал ему это событие как нельзя более
ясно. Он знал даже имена убитых царей: одного звали Низнорн, другого
Домситор. Один зуб, вероятно, взят у Низнорна, другой у Домситора.
Двадцать тысяч лет.
- Ваше величество! Ваше величество!
- Минуту, - словно с другого конца света ответил Валентин.
Он взял левый зуб, стиснул его в руке и зашипел, когда леденящий холод
обжег ладонь. Закрыл глаза и позволил волшебной силе овладеть его разумом. И
дух его полетел вдаль, на встречу с морским драконом - то ли с Маазморном,
то ли с кем-то другим из этих гигантских существ. Все это время ему слышался
колокольный звон, призывная музыка драконова разума.
И вот перед Валентином предстала картина жертвоприношения двух водяных
царей, известного как Кощунство.
Валентин знал еще с прошлой своей встречи с Маазморном, что это название
неверное. Не было никакого кощунства. Жертва была добровольной - таким
образом морские драконы доказали миру свою веру в Сущего, величайшую из всех
сил во вселенной.
Именно с этой целью драконы отдались в руки жителей древнего Велализьера.
Сами велализьерцы, возможно, и понимали, что они делают, но жители далеких
провинций этого знать не могли, поэтому происшедшее нарекли Кощунством.
Последний Царь Велализьера был предан смерти, Седьмая пирамида снесена, весь
город разрушен и проклят навеки. Но коснуться священных зубов никто не
посмел.
Валентин, держа зуб, еще раз увидел, как происходило жертвоприношение.
Морские драконы и не думали корчиться от ярости в своих путах, как
привиделось ему в кошмарном сне. Церемония приношения в дар живой плоти шла
благостно и торжественно. Когда же сверкнули ножи, и громадные существа
умерли, и их темные тела были преданы сожжению, волна торжествующей гармонии
достигла границ вселенной.
Валентин положил зуб на место и взял другой, сжал его в руке и отдался
его власти.
На сей раз музыка была менее стройной, и он увидел перед собой человека
средних лет, в старинных одеждах, выдающих сан понтифика. Он шел при свете
дымного, мерцающего факела по тому самому проходу, что вел в комнату, где
толпились теперь археологи Магадоне Самбисы. Валентин смотрел, как этот
понтифик былых времен подходит к белой, незапятнанной стене святилища, как
прижимает к ней ладонь и толкает ее, точно надеясь пройти сквозь камень. А
после, отвернувшись, делает знак рабочим с кирками и заступами.
Тогда из мрака возник метаморф, длинный, тощий и угрюмый, сделал
скользящий шаг вперед и вогнал свой нож снизу вверх прямо в сердце человека
в расшитых одеждах понтифика.
- Ваше величество, прошу вас!
Голос Магадоне Самбисы, исполненный муки.
- Да, - отозвался Валентин голосом человека, грезящего наяву. - Иду.
Довольно с него видений. Он положил фонарик на пол, направив его к
пролому в стене, чтобы осветить себе путь, и взял драконьи зубы. Держа их на
ладонях, чтобы не подпасть под влияние их чар, он двинулся к выходу.
Магадоне Самбиса смотрела на него с ужасом.
- Я же просила, ваше величество, ничего не трогать в святилище, ничего не
тревожить...
- Да. Я знаю. Но вам придется простить меня.
Археологи поспешно расступились перед ним, когда он направился к выходу
(' подземелья. Все взоры были прикованы к предметам, лежащим на ладонях
Валентина.
- Приведи сюда киванивода, - тихо приказал он Аарисииму. Дневной свет
почти угас, и руины стали еще таинственнее, как всегда по ночам, когда
лунный свет танцует на древних камнях.
Охранник поспешно удалился. Валентин не хотел допускать киванивода к
святилищу, пока ломали стену, и Торккинууминаада, несмотря на его громкие
протесты, оставили в лагере археологов под охраной других телохранителей
Валентина. Теперь двое огромных волосатых скандаров привели его к пирамиде,
держа за руки.
Шаман испускал гнев и ненависть, как болото испускает черный газ. И
Валентин, глядя в его узкое зеленое лицо, ощутил мощную волну древней магии,
зародившуюся в те времена, когда Маджипур был юным и метаморфы одни, никем
не тревожимые, бродили по огромной, полной чудес планете.
Понтифик поднял вверх драконьи зубы.
- Знаешь ли ты, Торккинууминаад, что это такое?
Резинчатые веки разошлись, и в узких глазах вспыхнул желтый огонь ярости.
- Ты совершил самое страшное святотатство из всех, какие есть, и за это
умрешь страшной смертью.
- Стало быть, ты знаешь, что это?
- Это величайшая святыня! Ты должен сейчас же вернуть их туда, где взял!
- Зачем ты убил доктора Гуукаминаана, Торккинууминаад?
Единственным ответом был очередной злобный взгляд.
"Он и меня убил бы своим колдовством, если бы мог, - подумал Валентин. -
Я знаю, что я такое в глазах Торккинууминаада. Я правитель Маджипура и
потому представляю собой весь Маджипур. Если бы он мог одним движением
обречь на гибель нас всех, он бы это сделал".
Да. Валентин был воплощением Врага, который спустился с неба и отнял у
пьюриваров их мир, настроил свои гигантские города на месте девственных
лесов и полян, вторгся своими биллионами в тонкую ткань пьюриварской жиз ни.
Поэтому киванивод охотно убил бы его, символически убив тем самым весь
заселенный человеком Маджипур.
Но магию можно побороть другой магией.
- Смотри, смотри на меня, - сказал Валентин шаману. - Смотри прямо в
глаза, Торккинууминаад.
И понтифик сжал в руках два талисмана, взятые из святилища.
Двойная мощь зубов нахлынула на него с ужасающей силой, и в мозгу
замкнулась цепь. Он разом испытал весь диапазон ощущений, усиленных даже не
вдвое, а многократно - но устоял на ногах и направил свой ум на встречу с
разумом киванивода.
Он вошел туда, проник в память шамана и быстро нашел то, что искал.
Полночная тьма. Слабый свет луны. На небе пылают звезды. Кто-то выходит
из палатки археологов - пьюривар, очень худой, движущийся с присущей
возрасту осторожностью.
Доктор Гуукаминаан, очевидно.
Тощая фигура поджидает его на дороге: тоже метаморф, такой же старый и
худой, одетый в причудливые лохмотья.
Это явно киванивод - такой, каким он себя видит.
Какие-то тени возникают позади него - пять, шесть, семь фигур. Все
метаморфы - рабочие, судя по виду. Старый археолог их как будто не видит. Он
беседует с киваниводом, который размахивает руками. Видно, что они о чем-то
спорят. Гуукаминаан качает головой. Новые взмахи рук. Спор продолжается.
Судя по жестам, они приходят к согласию.
Валентин смотрит, как они вдвоем идут по дороге, ведущей в сердце руин.
Рабочие выходят из мрака, в котором таились. Они окружают старика,
хватают его, затыкают ему рот. Киванивод подходит к ним.
В руке у него нож.
Валентину не было нужды видеть остальное. Он не имел желание наблюдать за
чудовищной церемонией расчленения тела на каменной платформе и за
последующим возложением головы в нишу святилища.
Он разжал пальцы и с величайшей осторожностью опустил зубы морских
драконов на землю рядом с собой.
- Итак, - сказал он киваниводу, чей едва сдерживаемый гнев сменился
выражением, почти сходным с покорностью, - думаю, притворяться больше
незачем. За что ты убил доктора Гуукаминаана?
- За то, что он хотел открыть святилище. - Киванивод говорит совершенно
ровно, без всяких эмоций.
- Да, разумеется. Но Магадоне Самбиса тоже хотела его открыть. Почему же
ты не убил ее?
- Он был один из наших и предал нас. Она не в счет. Он был намного
опаснее. Мы знали, что ее можно остановить, если настаивать достаточно
сильно. Его бы не остановило ничто.
- Однако святилище все равно открыли.
- Да, но только потому, что приехал ты. Если бы не это, раскопки
прекратились бы вовсе. Смерть Гуукаминаана показала бы всему миру, что
проклятие, тяготеющее над этим местом, остается в силе. Ты приехал и открыл
святилище - но проклятие еще настигнет тебя, как настигло когда-то понтифика
Горбана.
- Никакого проклятия нет, - спокойно сказал Валентин. - Есть город с
трагической судьбой - но проклятия нет. Только нагромождение недоразумений.
- Кощунство...
- И Кощунства не было - было только жертвоприношение. Жители провинций
совершили огромную ошибку, разрушив город.
- Ты хочешь сказать, что знаешь нашу историю лучше нас, понтифик?
- Да, хочу. - Валентин отвернулся от шамана и сказал начальнику работ: -
Ватиимераак, в твоем поселке живут убийцы. Я знаю, кто они. Ступай туда и
объяви всем: если виновные раскаются в своем грехе, они будут прощены, когда
пройдут обряд очищения душ. - Лизамон Гультин он сказал: - Что до
киванивода, пусть его передадут правосудию Данипьюр. Это ее ответственность.
А затем...
- Ваше величество, осторожнее! - крикнул кто-то.
Валентин обернулся. Скандары отступили от киванивода, глядя на свои
дрожащие руки так, как будто сильно обожглись. Освобожденный киванивод
обратил к Валентину лицо, полное дьявольской злонамеренности.
- Понтифик, - прошептал он, - смотри на меня! Смотри!
Захваченному врасплох Валентину нечем было защититься. Странное
оцепенение сковало его, а зубы драконов лежали на земле. Торккинууминаад
менял форму, с одуряющей быстротой проходя через ряд гротескных превращений
- то у него отрастала целая дюжина конечностей, то полдюжины тел. И от него
шли какие-то чары. Они оплели Валентина, как тенета муху. Воздух впереди
сгустился и замерцал, откуда ни возьмись налетел ветер. Валентин старался
оторвать взгляд от бешеных глаз киванивода - и не мог. Не мог он также
заставить себя нагнуться и взять драконьи зубы. Он стоял как скованный. В
голове шумело, в груди жгло, и даже перевести дыхание стоило труда.
Ему казалось, что вокруг толпятся призраки.
Дюжина метаморфоз - сто - тысяча...
Гримасничающие лица. Горящие глаза. Зубы, когти, ножи. Целая орда дико
скачущих убийц окружила его, освистывая, высмеивая, презрительно окликая...
Он погибал в водовороте древней магии.
- Лизамон! - крикнул он. - Делиамбер! На помощь! - Но он не был уверен,
что произнес эти слова вслух.
Однако его телохранители и сами поняли, что дело неладно. Делиамбер
первый раскинул свои многочисленные щупальца и стал ворожить в ответ,
противопоставляя свою духовную мощь чарам Торккинууминаада. И пока паутина
вроонского колдовства опутывала пьюриварского шамана, с другой стороны к
киваниводу приблизился Ватиимераак. Он храбро схватил Торккинууминаада,
невзирая на чары, и поставил его на колени, заставив коснуться лбом земли у
ног Валентина.
Понтифик почувствовал, что колдовская власть отступает, и наконец
освободился полностью. Умственная связь между ним и киваниводом порвалась с
почти явственным щелчком.
Ватиимераак отпустил колдуна и отошел назад, Лизамон Гультин угрожающе
нависла над поверженным, но напряженный момент уже миновал. Шаман .ab " +ao
на месте, не шевелясь, и мрачно смотрел в землю, признавая свое поражение.
- Спасибо, - просто сказал Валентин Делиамберу и Ватиимерааку и добавил:
- Уведите его.
Лизамон Гультин перекинула шамана через плечо, как мешок с калимботами, и
зашагала прочь.
После долгого ошеломленного молчания Магадоне Самбиса отважилась тихо
спросить:
- Ваше величество не пострадали?
Валентин только мотнул головой в ответ.
- А раскопки? - с беспокойством продолжила она. - Их не закроют?
- С какой стати? - ответил Валентин. - Здесь еще много работы. - Он
отошел немного в сторону и потрогал грудь и горло, все еще чувствуя хватку
безжалостных невидимых рук. Но Магадоне Самбиса не оставила его в покое.
- А это? - спросила она, указав на зубы морских драконов. Энергия и
уверенность мало-помалу возвращались к ней. - Могу я теперь взять их, ваше
величество?
- Да, возьмите. А потом отнесите их назад в святилище и заделайте
пробитое вами отверстие.
Она уставилась на него так, словно он на ее глазах превратился в
пьюривара, и с негодованием произнесла:
- Как же так, ваше величество? Доктор Гуукаминаан погиб из-за этих зубов!
Находка этого святилища была вершиной его деятельности. Если мы замуруем
стену опять...
- Доктор Гуукаминаан был истинным ученым, - сказал Валентин, уже не
стараясь скрыть свою усталость. И любовь к истине стоила ему жизни. Вы,
насколько я вижу, преданы истине не столь беззаветно и потому исполните мой
приказ.
- Умоляю вас, ваше величество...
- Нет. Мольбы не помогут. Я сам не претендую на ученость, но свою
ответственность понимаю. Есть вещи, которым лучше оставаться погребенными.
Эти зубы предназначены не для того, чтобы изучать их и выставлять в музее.
Это место - святыня пьюриваров, даже если они сами не понимают всей его
святости. Не надо было нам вовсе его трогать. На всей остальной территории
раскопки могут продолжаться, но зубы верните на место, а святилище замуруй
те и держитесь от него подальше. Ясно?
Она посмотрела на него, не находя слов, и кивнула.
- Хорошо.
Вокруг совсем уже стемнело, и Валентин чувствовал, как парят около него
сонмы велализьерских призраков. Костлявые пальцы цеплялись за его одежду,
свистящие голоса шептали в уши губительные заклинания.
Ему не терпелось поскорее убраться из этих руин. Он насытился ими до
конца дней своих.
- Вели готовиться к отъезду, дружище, - сказал он Тунигорну.
- Прямо сейчас, Валентин? В столь позднее время?
- Прямо сейчас, Тунигорн. - Понтифик улыбнулся. - Ты знаешь, это место
почти примирило меня с Лабиринтом! Я чувствую сильнейшее желание вернуться к
удобствам повседневной жизни. Пойдем собираться в дорогу. Мы и без того
слишком долго пробыли здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8