Вскакиваю с перины. Снизу поднимается аромат свежего кофейка. Я начинаю набирать ванну, насвистывая модный шлягер “Держи карман шире, вылетит птичка”, шум воды под напором создает идеальный музыкальный аккомпанемент. Да, решительно все идет прекрасно сегодня утром.Когда объем воды в резервуаре, послужившем Марату саркофагом, становится достаточным, я остаюсь в чем мать родила и вверяю телеса благотворной ласке теплой воды.Нет ничего лучше хорошей ванны, чтобы успокоить нервы. Я как раз начищаю свою сантехнику, когда раздается стук в дверь. Голос Фелиси зовет меня:— Антуан!Я выключаю мощную струю душа:— Да, мам!— К тебе пришли!— Да кто же это?— Какая-то женщина!— В такой час?Фелиси понижает голос.— Ты меня слышишь?— Ну!— Это негритянка…Не хватает еще пойти ко дну в гигиеническом резервуаре, который квартиросъемщики иногда используют для хранения картошки.— Негритянка?— Почти. Точнее, кофе с молоком. Малышка Сахарная Тростинка!— Пусть войдет! — ору я.— Сюда? — лепечет маман.— Да.— Но… Антуан!— Не волнуйся, эта девочка робеет, когда видит мужчин одетыми!Фелиси идет за очаровательной брюнеткой, а я тем временем ополаскиваю глаза и уши холодной водой. Дверь открывается, и сквозь банный пар я различаю мою вчерашнюю подружку, задрапированную в красное платье, как пожарный драндулет (этот цвет ей к лицу).— Привет! — бросаю я, а-ля паша, указывая ей на металлический табурет. — Каким ветром, крошка?— Значит, вы комиссар? — говорит она вместо приветствия.— Где это ты узнала, в Тобоггане?— Да.Фелиси незаметно удаляется, бросив все же недоверчивый взгляд на Белоснежку. Моя славная матушка опасается, не играет ли эта посланница заморских земель роль Шарлотты Корде.— Я пришла пораньше, — лепечет малышка.Она больше не напирает, а, как мсье, который не платил в течение года взносов, потеряла уверенность в себе, которая ее страховала.— И хорошо сделала. Ты вспомнила что-нибудь о парне Греты?— Да.Она открывает сумочку и достает оттуда фотографию.— Посмотрите.Я вытираю два пальца о купальный халат, который висит рядом, и жадно хватаю картинку. Фото изображает Белоснежку с товаркой перед Тобогганом. Их обеих снял (осмелюсь так сказать) уличный фотограф. Они скорчили подобающие гримасы, чтобы по возможности больше походить на звезд Голливуда.Признаюсь, я не вижу связи — даже сексуальной — между этим скромным прямоугольным параллелепипедом и делом, которое поглощает мое внимание — Что это за тетка рядом с тобой? — спрашиваю я наобум.— Это Ольга из Пуатье!— Ну и что дальше?— Дело не в ней, мсье комиссар!Так как кроме двух измерительниц панелей других живых существ не видно, я все меньше представляю, к чему она клонит.Рожай скорей, крошка, побереги мои мозги.— За нами, — говорит она, — что вы там видите?— Улицу…— А у тротуара?— Тачку?Мисс кофи энд милк скрещивает свои смуглые ноги с золотистым отливом так высоко, что, благодаря позиции, мне открывается панорама до самых пределов.— Да, — шепчет она, — тачка. Это машина того парня, который приезжал к Грете, и можно различить номерок, особенно если воспользуетесь лупой!Милая крошка! Я встаю и протягиваю ей руки, с которых стекает вода.— Ты чудо туземного искусства! — уверяю я. — Какая гениальная идея пришла тебе в голову!Жеманясь, она объясняет:— Когда мы расстались, я пошла в Тобогган выпить рюмочку и узнала, кто вы. — Она опускает глаза, отягощенные голубыми тенями и целомудрием. — Я сказала себе, что если бы я смогла вам помочь, то, может быть, и вы протянули бы мне руку!Вот в чем дело!— Что случилось, лучезарная Аврора?— Это с одним из моим друзей. У него неприятности с полицией.— У твоего Жюля?— Ну да.— Что за неприятности?— Один приятель сунул ему наркотики, а он и не знал, что…— Ну конечно, он чист.., как снег! Ну ладно, как его зовут, попытаюсь добиться для него режима благоприятствования. Это все, что я тебе должен?— Еще одно, мсье комиссар.— Что еще?— Я бы хотела, чтобы никто не знал, что я приходила. А то подмокнет моя репутация…— Хоть я и принял тебя в ванной, об этом можешь не беспокоиться.Успокоившись, она бросает на меня осторожный жаркий взгляд, сначала снизу вверх, потом слева направо и возвращает его, пока не находит точку пересечения моих меридиан.— Вы красивый мужчина! — оценивает хозяйка подстилок.— Да, — говорю я, — как раз на прошлой неделе в газете “Франс Суар" был репортаж на эту тему. Министр искусств даже предложил мне место жеребца-производителя в особняке Бретей. Я отказался, потому что пришлось бы вести оседланный образ жизни.Натюрлих, сборщица зрелых бананов не сечет в такого рода остротах.Так вот, вода остыла, и, кроме того, я тороплюсь использовать ее грандиозную наколку, ласково намекаю ей, что она может проститься со мной.— Ты дашь координаты своего сутенера женщине внизу, чтобы мы в свою очередь помогли ему.— Спасибо, мсье комиссар!— Не называй меня все время мсье комиссар, особенно когда я нагишом, это оскорбляет достоинство моей профессии.— И все же я не могу вам сказать мадемуазель, — делает ударение она, разглядывая резиденцию моего самолюбия. * * * Через три четверти часа, промчавшись через Пантрюш на такой скорости, которая оставила в растерянности всю русскую знать, сидящую за рулем своих такси, я высаживаюсь у конторы.Берюрье уже здесь, занят тем, что запихивает в тело содержимое банки печеночного паштета. Его вставные кастаньеты звонко щелкают, губы блестят, как зеркало.Я чувствую, что этот спектакль оскорбляет мое человеческое достоинство.— Что ты так смотришь на меня? — беспокоится отвратительная особь.— Ничего, дремучий ты человек! — вздыхаю я.— От такого и слышу! — парирует Жирный, закрывая нож, лезвие которого он только что вытер о лацкан куртки.Я берусь за трубофон, чтобы связаться с префектурой в Ивлин, с ее службой технических паспортов. Пока меня соединяют по коммутатору, я вооружаюсь лупой в духе Шерлока и рассматриваю номерной знак гоночной машины, стоящей под задницей метиски. Номер можно разобрать даже невооруженным глазом. Он оканчивается на 78. Интересная штука жизнь, правда? Догадывался ли этот чудак в ту секунду, когда останавливал свой шарабан, что простое нажатие на педаль тормоза повлияет на его судьбу? Если бы он остановил свой М. Ж, на пятьдесят сантиметров дальше, я продолжал бы топтаться в тумане, тогда как благодаря этому мне удастся, может быть…— Алло! Полиция! Фамилию владельца машины под номером 518 ББ 78, поживее!Пока служащий прочесывает бассейн Аркшоны, я рассеянно наблюдаю за моим толстым Берю. Милый коллега заканчивает вытирать пальцем банку от паштета. Он сосет указательный палец, как славный толстощекий бутуз, который предпочел свиной жир меду — Алло!— Я слушаю!И как слушает ваш малыш Сан-Антонио! Все мое естество дрожит, как скрипичная струна, с которой играет котенок.— Транспортное средство принадлежит некоему мсье Сержу Кайюк. оптовому торговцу, авеню Мнерасскаж-о-Беде, 56, в Рамбуйе — Спасибо, — выдыхаю я.Рамбуйе! Рамбуйе! Помните, я говорил вам, что с девяти утра, как только моя пятка коснулась коврика, я предчувствовал перемены.И тут происходит явление несказанного Пинюша, носителя удочек и одного сачка.— Ты переезжаешь? — спрашивает Берю.— Завтра суббота, — объясняет человек с моргающими глазами — Думаю пойти подразнить уклейку в Уазе.— Оставь свою вязанку! — предписываю я дорогому человеку Он подчиняется. Я обнажаю его голову и запечатлеваю на этом заурядном лбу благородный поцелуй.— Благодаря твоей дедукции, старик, мы, может быть, добьемся результата. Твоя идея поднять прошлое была по-настоящему гениальна.Он сияет Берю злобно швыряет банку в корзину для бумаг, где уже лежат пустая литровка и косточки от олив.Я связываюсь с транспортной службой. Там дежурит Алонзо Бензен.Серьезный парень.— У тебя есть фургон ЭФ? — спрашиваю я.— Да, мсье комиссар — Он готов?— Да — Тогда напяливай униформу и скажи Бадену, чтобы он делал то же самое Сбор во дворе через пять минут. Не забудь погрузить туристические принадлежности.— Для большого пикника?— Да, полный набор: Томпсон, гранаты со слезоточивым газом и другие закуски — Понял — Куда ты едешь? — спрашивает Пино.— Увидишь, потому что примешь участие в нашей небольшой прогулке — Ты думаешь, мы вернемся до закрытия магазинов? — беспокоится он Мне надо купить конопляного семени на завтра!— Если мы не вернемся до шести, это будет означать, что мы сыграли на три метра под землю, кавалер. В этом случае тебе будет легко раздобыть червяков.— А я? — брюзжит берюрианская Опухоль.— Что ты?— Я участвую в организуемой поездке?— А как же? Разве ты видел когда-нибудь цирк без клоуна? Глава 10(продолжение) Нет ничего более практичного, чем этот фургон, оборудованный людьми, у которых в башке свекольная ботва. Внешне это обычная колымага с двумя дверцами сзади и кабиной спереди. На боках белыми буквами написано “Электричество Франции”. Но точки над “и” — это крошечные потайные глазки, позволяющие сечь панораму изнутри.Внутри все как у людей. Кожаные сиденья, радиопередатчики, бронированные плиты на стенках, ящики для оружия. Короче, все готово к делу. Тем более что на тележке стоит не ее родной мотор, и эта каравелла жарит 180 в час так же легко, как Берю выжирает литр 12градусной с зеленой этикеткой.Бензен и Баден, одетые, как служащие ЭФ сидят в кабине. Пино, Толстый и я развалились на молескиновых сиденьях. Покачивание фургона убаюкивает удава Берю. Глаза Пино, погруженного в мечты, отвратительны, как слизняки в раковинах. На протяжении тридцати миль он сосал эмбрион окурка, и вот он уже тянет собственные усы, прикурив их от сварочной горелки, которая служит ему зажигалкой.— Ты думаешь, что этот Кайюк все еще живет в Рамбуйе? — спрашивает Пинюш после того, как предотвратил беду, угрожавшую его волосяному покрову.Я никогда не видел, чтобы моя славная развалина принимала расследование так близко к сердцу.— Искренне надеюсь. В любом случае это подтвердило бы твои блестящие умозаключения, касающиеся покушения.Удовлетворенный этой новой похвалой, он снимает шляпу так, как лишается венца властелин, и это меня удивляет, ведь я всегда воображал, что резьба на его головном уборе сорвана.Появляется гипсовый череп, к которому пристали бесцветные волосы.Пино чешет черепаховым ногтем бляшку экземы и возвращает на свою выпуклость заплесневевший кусок фетра, бесформенный и грязный, который бы толкнул мсье Моссана на самоубийство, если бы он смог еще прочесть свой ярлык внутри.— Рамбуйе! — объявляет Баден в микрофон, вмонтированный в зеркало заднего вида.— О'кей! — отвечаю я. — Вы знаете, что должны делать?— Да, патрон.— Будьте особенно осторожны!— Хорошо!Фургон поворачивает на авеню Мнерасскаж-о-Беде, тихую улицу городка, расположенную перпендикулярно к южной поперечной оси замка по отношению к меридиану Гринвичской деревни и к квадрату гипотенузы.— А вот и сорок пятый номер, патрон, — объявляет Баден. Я втыкаю свой рысий взор в потайной глазок. Вижу красивую собственность из камня в стиле “перестроенный старинный хозяйский дом”. Она состоит из прямоугольного жилого корпуса и ангара-гаража, который выходит на улицу. Низкую стену с решеткой поверху диким виноградом заволокло (как Шодерло) Видны открытые ставни в цокольном этаже. В первом этаже они закрыты.Я толкаю ногой костыли Толстого, чтобы разбудить его, так как его могучие рулады рискуют нагнать страху на мирное местное население, заставив их думать, что в драндулете установлен турбореактор Диплодок издает “уа-уа” и пускает в ход домкрат, позволяющий поднять веки.— Рамбуйе! — повторяет Пино.Толстый поспешно опускает свои шторы.— Я схожу в Ренн, — вздыхает он.Ударами локтей мы выволакиваем его из сна, и он с трудом восстанавливает то, что с натяжкой можно назвать ясностью ума.Бензен и Баден уже вкалывают. Они вытащили из кабины моток электрического кабеля и вот уже лезут на столб, делая вид, что восстанавливают разрыв.Затем они разматывают кабель до двери дома, который и был целью нашего путешествия. Звонок в дверь. Или, скорее, погребальный звон Надтреснутый звук оного поет в моей нежной душе забытую песнь босоного детства (читатели, которые оценили истинную красоту этой фразы, могут написать мне, чтобы получить и другие. Их есть еще запас на складе, который я готов уступить им по себестоимости. Скидка на десять процентов многодеткам, ветеранам войны и диабетикам).Проходит минута. Потом в окне показывается мужское лицо. Моя аорта кричит браво. Мысленно я пою благодарственный гимн мисс Сахарный Тростник: это мой дергатель стопкрана. Но изменившийся после курса омоложения. Если ему тридцать пять годков, то это конец света! Грива у него не седая, а приятно белокурая. Я опознаю его по носу, немного расширенному книзу.— Что такое? — спрашивает он.Баден говорит невинным голосом:— Это ЭФ, мсье. Меняем все подключения на этой улице. Кайюк внимательно смотрит на двух мужчин. Он видит провод, который свисает со столба, фургон с успокаивающими буквами, простоватые рожи двух моих людей и бросает:— Одну секунду!Дверь открывается, в ней появляется хозяин, рядом с ним стоит громадный боксер, который, если бы курил сигару, был бы похож на Черчилля.— Зверюга злая? — спрашивает Бензен.— Когда как, — таинственно заявляет Кайюк.— Когда как зависит от кого? — шутит Баден, страдающий собачонкофобией, особенно если у них кишки, как у вешалки для полотенец.— Только от меня, — бросает Кайюк, отходя от двери. Оба моих агента проникают в дом, разматывая дурацкий кабель. Кайюк, засунув руки в карманы, созерцает представление, как настоящий ротозей. И надо же, тут его мерзавец пес кидается к фургону, лая все, что он умеет.Ужасно, он нас унюхал!— Что с вашей псиной? — невинно спрашивает Бензен. — Моя тачка его не устраивает?— У меня такое впечатление, что да, — уверяет Кайюк, нахмурив брови.— Там, наверное, кошка под ней! — лицемерно подсказывает Баден.Но собака опровергает это предположение, бросаясь на задние дверцы машины. Она яростно царапает колеса. Теперь она больше не лает, а испускает глухое злобное рычание.Кайюк подходит.— Что с тобой, Крифт? — бормочет он. Он протягивает руку. Я понимаю, что он хватается за ручку двери. Этот хмырь — редкостный нахал!— Вы позволите? — бросает он через плечо двум честным служащим из ЭФ.И открывает. Мы сталкиваемся нос к носу. Какое самообладание, мадам Дюран!Вместо того чтобы воскликнуть что-то типа “О Боже! супруг мой” или “Кого я вижу!”, Кайюк бросается назад, яростно оттолкнув дверцу. Он меня узнал сразу, и его решению не понадобилось и сотой доли секунды, чтобы созреть в белокурой голове.Я посылаю отработанный удар ногой в дверь. В ту секунду, когда она распахивается, раздается длинный свисток. Я выпрыгиваю из фургона и вижу, что у Кайюка в зубах свисток. Он дает сигнал тревоги.Определенно, это его вторая натура. В считанные секунды, которых не хватит даже на то, чтобы усыпить комиссию сенаторов, я оказываюсь на Кайюке, и он принимает в челюсть кило моего кулака. Его свисток отлетает в сторону. Берю и Пино, которые вылезают из тачки, устремляются ко мне.— Усмирите его! — кричу я.Галопом, как всегда, я бросаюсь в дом с “дурой” в руке и делаю знак Бадену следовать за мной. Мы внутри.Я слышу, как хлопает дверь, щелкает ключ. Это в конце коридора. В доме есть второй выход, он должен выходить в проулок за строениями.Действительно, рычит мощный мотор. Понимая, что у нас нет времени вышибать дверь, я кричу моим бойскаутам валить к машине.Берю только что украсил Кайюка декоративными браслетами, а Пино шлепнул боксера, который желал ему только добра.— В машину и чос! — бросаю я. Начинается высший пилотаж. Все взлетают в машину, кроме папаши Пино, который запутался копытами в электрическом кабеле. На этот раз за рулем я, и, прошу вас поверить, резина на колесах слегка дымится. Я делаю поворот направо, еще один…Действительно, тихая улочка тянется вдоль строений. На горизонте пусто. Я давлю на газ, мы выскакиваем на более оживленную магистраль.Я резко торможу перед остолбеневшим пацаном, который играет в классы.Он застыл на одной ноге, как журавль.— Малыш, здесь машина проезжала?— Да, мсье.— Что за машина?Во мне все кипит при мысли, что тем временем тачка тех других жрет километры.— Я не знаю, — отвечает сосунок Вот тебе на! Обычно все современные пацаны, как только у них прорезается первый зуб, уже знают все автомарки. Это один из пороков эпохи.— Какого она цвета?— Черная.Полный недоносок. Везет же мне, надо, чтобы самый последний придурок в стране оказался единственным свидетелем.— В какую сторону она поехала?— Туда!И то хорошо! Я давлю на педаль, и фургон срывается с места. Мы попадаем на площадь, мощенную булыжником. Тоскующий дворник заметает кучу навоза, напевая “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14