Я ощупываю его впалую грудь. Сердце бьется. Луч моего фонаря позволяет оценить нанесенный ему ущерб. Маньяк не миндальничал. Уж не знаю, чем он колотил моего подчиненного, но у того лоб превращен в мармелад.Нос наверняка сломан. Нижняя часть лица залита кровью, которая натекла ему на грудь. Настоящее кровавое месиво.Я поднимаю жалкую голову хлюпика.— Эй, Пакретт! — говорю. — Как вы себя чувствуете, старина?Но он в глубоком нокауте.Вот это пролет. Если я представлю Старику детальный рапорт, он так разорется, что мурашки побегут даже по коже обложки его блокнота.Вам не кажется, что у Сан-Антонио бледный вид? Он ставит волку капканы, а попадает в них сам. Итог эксперимента: две убитые девушки, один тяжело раненный инспектор и репутация знаменитого Сан-Антонио, запачканная, как простыни в дешевом отеле.Своевременный приезд “скорой” кладет конец моим мрачным мыслям. Из нее вылезают Матиа и санитары с носилками.Я показываю на Пакретта.— Отвезите нашего товарища в больницу, а уже потом девицу в морг.— Что с ним случилось?— Очевидно, застал преступника с поличным, и тот долбанул его по башке. Бедняге предстоит проглотить много таблеток. Когда отвезешь клиентов, зайди в мой кабинет в конторе, — добавляю я уже только для Матиа. — Скажи в больнице, чтобы нас немедленно известили, как только Пакретт придет в себя.— Если вообще придет! — шепчет скривившийся Матиа. Я адресую небу срочную заявку с просьбой о выздоровлении Пакретта и прошу подтвердить ее получение, после чего сажусь в его машину и еду в контору.Маленькая специальная камера находится в подвале конторы. Она бы очень понравилась добрейшему королю Луи Одиннадцатому, который превращал свою шляпу в иконостас, а деревья своего парка в виселицы.В нее ведет дверь, в которой ревнители гигиены проделали маленькое окошко размером с почтовую открытку, чтобы заключенные могли дышать свежим воздухом.В темноте камеры у достопочтенного Альфредо будет время собраться с мыслями и помянуть Мари-Терез.Я поворачиваю выключатель снаружи. Белый свет большой лампы заставляет блатного зажмуриться. Он смотрит на меня сквозь ресницы.— Ну что, Фредо? — вздыхаю я, закрывая дверь. — Поговорим?Он пожимает плечами.— Что я могу вам сказать! — ворчит малый. — Мне кажется, я свихнулся. У меня угоняют тачку, потом меня арестовывают и показывают труп моей девочки в украденной машине. Я ни хрена не понимаю!Его руки сцеплены браслетами, которые Матиа специально не снял с него. Ничто не подавляет моральный дух человека лучше, чем такие браслеты.— Хочешь, я скажу тебе одну вещь, Альфредо? Может, ты и есть маньяк?Шмаровоз начинает смеяться.— Ну еще бы! Это же сама очевидность!— Если я продолжу поиски в этом направлении, то у тебя будут большие неприятности. Хочешь поспорить? Он холодно смотрит на меня.— Я себя спрашиваю, к чему вы ведете, господин комиссар.Блеск его черных глаз меня немного смущает, однако я не отступаю.— Ты отправишься в суд, красавчик. И я готов поклясться, что в один прекрасный день ты обнаружишь, что кое в чем похож на Луи Четырнадцатого.Очевидно, он учил историю Франции, потому что бледнеет.— Это один треп!— У тебя есть алиби на сегодняшний вечер между без четверти десять и половиной одиннадцатого?— Ну…— Я тебя слушаю. Смажь язык, так он будет лучше работать.— Я был в бистро на авеню Жюно. Вышел, чтобы ехать за моей кошкой. Машины нет! Я подумал, что кто-то подшутил, и поехал на улицу Годо на такси. Ее там не было. Сначала я решил, что она работает, и стал ждать. Через двадцать минут я зашел в отель. Мне сказали, что ее там нет. Из этого я заключил, что она пошла к клиенту, иногда такое бывало. Она была работящей девочкой, добросовестной, аккуратной. Мужиков, которые ее снимали, обслуживала по первому разряду… Потом я вернулся в свой клуб и увидел, что там ее тоже нет. А тут ваш рыжий подошел ко мне и сказал, что вы хотите со мной поговорить насчет Марите.Я пошел за ним без возражений. Он может это подтвердить.Я хохочу, как Мефистофель в опере:— Поданная таким манером, твоя версия выглядит вполне съедобной, Альфредо. Но могу тебе сообщить, что есть нечто, что может ее начисто поломать.— Да?— Да. Когда присяжные узнают, что у тебя были дела с Буальваном, они не клюнут на твою историю, как щука на леденец!На этот раз он раздавлен. Я мастерски поработал, а теперь надо ковать железо, пока горячо.— Твоя мочалка умерла в твоей машине в то время, когда у тебя нет и намека на алиби. Можешь не сомневаться, я и следователь сделаем эту очевидность очевидной и для присяжных.Он не отвечает.— А теперь раскрываем карты, Альфредо. Я тебе скажу, что знаю я, ты — то, что знаешь ты, а потом посмотрим, что мы сможем сделать для твоего здоровья. Идет?Он не отвечает, но я делаю вывод, что его молчание — знак согласия.— Сегодня утром я был в Сен-Дени, когда ты навестил Бержерона.Ну вот. Нет нужды плести кружева, он все понял. Этот скрытный человек, который не раскололся бы при других обстоятельствах, чувствует, что попал в крепкую паутину.Он пожимает плечами.— Слушайте, то, что произошло, слишком глупо. Согласен, я не иисусик, но в этой истории я чист.— Опусти предисловие, Альфредо, переходи сразу к сути дела, я спешу.— Я познакомился с Буальваном в Индокитае, когда французское правительство начало собирать манатки и готовилось сваливать домой. У меня там было дело.— Да?— Конечно, это было не Эльдорадо…— Да, это был Индокитай, страна риса и пиастров, правда, чувачок?— Ну, в общем…— Ладно, что дальше?— Так вот, я познакомился с Буальваном. Он тогда был унтер-офицером. Мы подружились.— Он участвовал в твоих махинациях?— Нет. Барное знакомство. Лучше не настаивать.— Продолжай!— После возвращения во Францию мы несколько лет не виделись. И вдруг однажды встретились на Елисейских Полях. Случайность.— Ну и?— Выпили, вспомнили прошлое.— Возле Священного огня самое место.— Он организовал какой-то маленький бизнес в Сен-Дени. Дела, кажется, шли хорошо, он был доволен. Мы расстались, договорившись встретиться снова. Я назвал ему бар, в котором часто сижу.— Не произноси это слово, а то накаркаешь. Альфредо скрещивает два пальца, заклиная судьбу, и продолжает:— Время от времени мы встречались, и вот вечером, накануне своей смерти, Буальван заявился в мою тошниловку с похоронной мордой. Он оглядывался по сторонам, как будто за ним гнались сто чертей… Я ему дал выпить и попросил объяснить, в чем дело, но он молчал, как воды в рот набрал. Из него не удалось вытянуть ни единого слова. Он только сказал, что у него большие неприятности, ему грозит страшная опасность и единственный способ спастись — это сесть на нары по достаточно серьезному обвинению.То, что мне любезно излагает блатной, удивляет меня до крайности. Согласитесь, что это не банально! Честный бизнесмен мечтает отправиться за решетку.— Отсюда и покушение на твою камбалу?— Точно. Это была моя идея. С этим маньяком-убийцей не надо было долго думать. Буальван делает вид, что душит девицу, его арестовывают, так?— Для этого надо, чтобы поблизости были полицейские.— А вы думаете, я не заметил вашу засаду на улице Годо? Инспектора Пакретта можно узнать по одним его шарфам.— Дальше?— Мысль выдать его за маньяка Буальвана не вдохновила. Комбинация казалась слишком рискованной. Я ему разжевал, что он сможет оправдаться, когда захочет, представив алиби на прошлые убийства… (Знакомство с правосудием заметно обогатило словарный запас Альфредо. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься.) — Согласен, дорогой сценарист, но на это?..— Он мне сказал то же самое. И тут ему пришла идея…— Какая?— Он захотел, чтобы Мари-Те написала расписку, что нападение — туфта, ну и так далее.— Она тоже была в курсе?— Естественно. А вы думаете, она была такой дурой, чтобы поехать с типом на машине при том, что происходит в Париже?— Она хорошо играла роль.— Черт возьми, она струхнула, когда увидела, что вы пристрелили Буальвана. Дело сразу осложнилось, понимаете?— Скажи, она написала ту расписку?— Да.— Для проститутки оскорбление полицейского при исполнении чревато большими неприятностями. Он пожимает плечами.— В жизни надо уметь рисковать. А потом, Буальван дал немного деньжат.— Сколько? Он колеблется.— Пятьсот штук старыми!— Черт, сразу видно, что твое маленькое кино было срочным. Ты уверен, что он тебе не сказал, в чем дело?— Клянусь памятью Мари-Терез.Нас разделяет новое молчание Каждый подводит промежуточный итог ситуации.— Теперь глава вторая, Альфредо. Твои отношения с Бержероном?Он прочищает горло.— Когда я увидел, что моя комбинация закончилась хреново, я тоже струхнул.— Из-за чего?— Ну, из-за того письма, что моя телка написала Буальвану. Я себе сказал: “Если оно попадет к мусорам, они могут насесть на мою девочку и на меня, если у нее сдадут нервы”. Кроме того, Буальван погиб, а дело, мучившее его, осталось. Я подумал, что типы, которых он боялся до того, что готов был от них спасаться на киче, могут решить, что я его сообщник, и меня это пугало.— Да?— Да. Вчера, когда вы явились в мой бар, я себе сказал: “Выпал твой номер, сынок. Легавые нашли письмо. Они пока хитрят, чтобы разузнать побольше, но момент, когда за тобой закроется дверь камеры, приближается”.— Короче, ты решил, что я тебе леплю горбатого с моим предложением действовать совместно?— Ну да. Это выглядело так несерьезно… Я кусаю губу. А ведь я был искренен! Неужели я стал утопистом?— Что дальше?— Я раскинул умишком, посоветовался со знающими корешами, и они мне не рекомендовали ждать дождя.— И ты рассчитывал, что Бержерон даст тебе зонтик?— Да, в некотором смысле.— Объясни.— Я узнал, что у Буальвана был компаньон, ну и подумал, что этот месье мог знать, какая такая опасность грозила его другану. Вот я и пошел к нему.— И он тебя сразу принял?— Я ему сказал по телефону, что я старый друг Буальвана и хочу с ним поговорить о Жероме.— Как прошла беседа?— Неплохо. Я сыграл ва-банк и все ему выложил, как сейчас вам.— И как он отреагировал?— Казался заинтересованным, но не больше.— Тебе не показалось, что он тебе не поверил?Альфредо размышляет. Чувствую, он взвешивает все <за” и “против”. Наконец он отрицательно качает своей красивой средиземноморской головой.— Не могу сказать. Он вел себя так, будто верил, но мне кажется, что это он из вежливости.— А что он сказал потом?— Стал демонстрировать презрение. Сказал мне что-то вроде “Надеюсь, что полиция не получит этот безумный договор”. — “А если получит?” — спросил я. Он встал, чтобы показать, что достаточно на меня насмотрелся. “В таком случае, обратитесь к специалисту, я не адвокат. — сказал он мне.Лично мне реакция Бержерона кажется хорошей.— А ты его не спросил, знает ли он об опасности, грозившей его компаньону?— Спросил, конечно.— Его ответ?— Постучал себе пальцем по лбу, как будто хотел меня убедить, что Жером был чокнутым, я, между нами говоря, господин комиссар, я начинаю думать, что это, может, и правда. Я уже видал такое: парни, возвращавшиеся из колоний, свихивались.— В общем, ваша встреча закончилась ничем?— Верно.— И как вы расстались?— Довольно сухо. Мой приход не вызвал у него восторга. Наверное, он перепугался, что я попытаюсь его шантажировать.Я хлопаю Альфредо по плечу.— А может, ты туда пошел отчасти и затем, чтобы разнюхать обстановку? Если бы Бержерон не вел себя твердо, ты бы запел ему песенку под названием “Выкладывайте бабки”.Он отвечает уклончиво:— Любите вы, легавые, придумывать!Я глубоко убежден, что месье выложил все, что знал.— Я прикажу перевести тебя в более комфортабельную камеру, — решаю я.Он мрачнеет. — Значит, вы оставите меня в тюряге? — А ты чего думал? Что тебя отвезут домой на лимузине?— Если вы меня забираете, я хочу болтуна!— Завтра. Сейчас поздно, все адвокаты спят.Я приказываю перевести его на второй этаж, в камеру предварительного заключения. Там по крайней мере есть свет, тепло и нары, чтобы лечь.— Скажешь, что хочешь на завтрак, — шучу я. — Повара в твоем распоряжении.Матиа вернулся со снежинками в огненных волосах. Кажется странным, что снег не тает на них сразу.— Поганая погодка, — ворчит он. — Внезапно потеплело и начал валить снег.— Как Пакретт?— Ничего. В больнице он пришел в себя, и я получил от него первые показания.Матиа стряхивает снег, снимает пальто и достает из кармана блокнот на спирали.Он пробегает по записям своим орлиным взглядом.— Вот. Пакретт следил за той машиной из своей. Неожиданно он заметил вышедшую из кустов фигуру. Он абсолютно уверен: машины у убийцы не было, если только он не оставил ее в другом месте.Я перебиваю Матиа:— Ты его спросил, не заметил ли он, что перед появлением убийцы по аллее проехала машина?— Да. Он ответил, что в том районе ездит много проституток, снимающих в Лесу клиентов. В это время их охота в самом разгаре. Но ничего особенного он не заметил.— Продолжай.— Человек, которого он увидел, подошел к “203-й” и заглянул внутрь. Потом отошел, и Пакретт решил, что он ушел совсем. Но через несколько секунд тот человек вернулся, посмотрел по сторонам, потом резко распахнул дверцу и нагнулся внутрь машины, хотя и не сел в нее.Матиа хорошо рассказывает. Спорю, в школе он писал сочинения на “отлично”.— Очень увлекательно. Дальше?— Тогда Пакретт вмешался. Но он не взял свой револьвер, потому что, как утверждает…— Знаю, — перебиваю я. — Я отругал его из-за этого. Продолжай.— Человек не слышал, как Пакретт подошел. Он почти лежал на девице и душил ее. Кажется, Пакретту было очень трудно заставить его разжать пальцы. Тот был как одержимый. Вдруг убийца распрямился и повернулся к Пакретту.Инспектор уверяет, что он даже испугался выражения его лица.— Слава богу! — восклицаю я. — Наконец-то хоть кто-то увидел его вблизи. Его описание?— Сию секунду, господин комиссар. Я записал его отдельно. Полагаю, что…— Правильно, распространи его по всем службам. Завтра же полицейский художник отправится в больницу к Пакретту и нарисует с его слов портрет-робот. Слушаю тебя.— Среднего роста…— Неважное начало.Он продолжает безликим, как у судебного исполнителя, голосом:— Жгучий брюнет, темные глаза. Немного нависающие веки. Много золотых зубов. Одет в довольно легкое пальто.Порывшись в своем кармане, Матиа что-то кладет на мой стол. Это бежевая с сероватыми переливами пуговица.— Во время борьбы он оторвал у напавшего эту пуговицу. Дежурный врач нашел ее в сжатой руке Пакретта. Бедняга так и не выпустил ее!— Чудесно, — уверяю я. — Случай действительно удивительный, Матиа. Несколько недель все полицейские Франции и Наварры ищут маньяка, принимают масштабные меры для его поимки. И вдруг, когда мы ставим капкан совсем на другого зверя, этот хищник попадает в него!— Да, любопытно.— Как шла драка?— О, все закончилось быстро. Пакретт отличный стрелок, но в рукопашной ни на что не годится. Преступник нокаутировал его ударом головой в живот, потом схватил за волосы и несколько раз стукнул головой о дверцу, чтобы добить. Потом, несомненно для того, чтобы тревога не поднялась слишком рано, оттащил в кусты, где вы его нашли.Я не могу удержаться от улыбки. При нашей профессии становишься циничным, особенно после столь богатого на сильные эмоции и подлянки дня.— Бедный Пакретт! Он сильно пострадал?— Врач считает, что у него сломан нос, но без рентгена точно сказать не может.— Ладно, подождем результатов рентгена. Думаю, мы можем отправляться спать. Я снимаю трубку телефона:— От Берюрье новости есть?— Никаких, господин комиссар. Он, наверное, уехал на поезде.— Это возможно, спасибо. Если он даст о себе знать, звоните мне домой.— Понял.Я кладу трубку.— Пойдем выпьем по последнему за день, — предлагаю я Матиа. — Я так долго работал языком, что сейчас просто дохну от жажды. Глава 9 — Ваше здоровье, — говорит Матиа, поднимая свой стакан.Он не пьет, потому что его удивляет мой замкнутый вид. Действительно, уже несколько секунд в моем котелке, где обычно варятся мысли, стоит один образ.— Что-то случилось, господин комиссар?— Нет, — загадочно отвечаю я, — скорее оторвалось. Он хочет задать новый вопрос, но Сан-Антонио уже осушил свой стакан, поставил его на стойку и вскочил с быстротой англичанина, услышавшего, как начали играть то, что Берюрье окрестил “Пусть же хрипит каравелла”. (Самые сообразительные из моих читателей поняли, что он имеет в виду “Боже, храни королеву”.) — Подожди меня здесь, сынок, я кое-что забыл.Я перебегаю через улицу и как сумасшедший влетаю в здание, где в предвариловке парится старина Альфредо.Блатной, привычный к тюрягам, растянулся на тощем матрасе на нарах.Закрыв глаза, он пытается заснуть, несмотря на свет и интеллектуальную беседу двух охранников о рыбалке.Я смотрю на Альфредо. Накрытый пальто, он похож на ребенка. Некоторые дети, когда спят, выглядят жалкими и брошенными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10