, — думаю я.Я должен был догадаться, что патрон предпримет меры предосторожности. Прежде чем позвонить Вердюрье, он послал сюда Равье. Он не хочет, чтобы я погиб…Я разражаюсь хохотом.— Ну что, цыплятки, теперь убедились? Их раздирают страх и ярость. У Вердюрье преобладает ярость, у Рюти — страх.Надо нанести большой удар.— Давайте начистоту, — начинаю я. — Анджелино уже давно заставляет о себе говорить. Он перешел все рамки и замахивается на слишком крупные дела, а это не устраивает больших шишек, которые решили с ним покончить… Ваш Анджелино — теперь гнилая доска, а вы понимаете, что это последняя вещь, за которую следует хвататься, когда падаешь… Мы в курсе многих вещей. Мои начальники знают еще больше, чем я. То, что они могут порассказать о планах итальянца, не уместится на площади Конкорд. Сен-Лазар, бюст — все это мелочевка…Здесь я открываю скобку, чтобы подчеркнуть, насколько я дерзок. О деле на Сен-Лазаре я слышал только сквозь туман полузабытья, а говорю с такой уверенностью, будто являюсь одним из его главных действующих лиц…На них это нагоняет еще больший страх. Рюти становится зеленым, как незрелое яблоко. Вердюрье сжимает свои челюсти, которые мало чем отличаются от челюстей скелета.— Короче, я продолжаю. Анджелино сгорел как спичка. В самое ближайшее время мы разберемся с ним и со всеми его молодчиками. Тогда, малыши, начнется большое веселье и вам придется жарко. Это я вам говорю… Некоторых даже вынесут на носилках…— Ну да! — снова усмехается Вердюрье.— Поверьте мне.Короткая пауза, чтобы дать им время переварить сказанное. Вердюрье был прав, когда говорил, что надо стимулировать воображение. У них оно сейчас работает со скоростью две тысячи оборотов в секунду.Пора менять тон.— Благодаря стечению обстоятельств вы находитесь в привилегированном положении.— Почему? — спрашивает Рюти.— Потому, — разжевываю я, — что из всей банды можете спастись только вы.— Ты понял? — кричит Вердюрье. — Своей брехней он пытается тебя одурачить!Я продолжаю, не обращая внимания на его реплику:— Если вы меня освободите и позволите забрать малышку, о вас никто никогда не услышит, даю слово!— Да, слово легаша! — отзывается тощий.— Заткнись! — ворчу я. — Пока что на вашем счету нет ничего особенного. На недавнюю сценку я закрою глаза и не упомяну об улице дез О в рапорте…— У вас неделя милосердия? — будем спрашивает Вердюрье.Он поворачивается к Рюти и говорит ему:— Ты что, принимаешь его треп за чистую монету? Ты когда-нибудь видел, чтобы легавый отпускал парня, который посадил ему на котелок шишку размером с пасхальное яйцо?Я вмешиваюсь:— Я же сказал, что играю в открытую. Я, ребята, не очень горжусь тем, как разделался с вашим приятелем, хотя и действовал в пределах законной самообороны. Меня никто ругать не будет, потому что в нашей работе разрешены все удары, но и награды я не получу тоже. Так что, если вы согласны, будем считать, что не встречались.— Ты как? — спрашивает Рюти Вердюрье. Странное дело, но по мере того как я говорил, последний становился все увереннее. Я вижу по его глазам, что рассчитывать на то, что он дрогнет, не приходится.— Нет, — отвечает он, — это только красивые слова. Я решил играть на стороне Анджелино до конца. Он выходит.— Ты куда? — умоляюще спрашивает Рюти.— Звонить Анджелино. Он обязательно найдет способ вытащить нас из беды, не психуй… Рюти это не убеждает.— Ну, — говорю, — хватит разговоров. Сними с меня веревки, я притомился изображать из себя сосиску.— Нет, — отвечает он, — хрен тебе. Вердюрье прав, я не могу смыться, когда дела начали портиться. Анджелино ловкий парень. Он одурачил больше легавых, чем ты поймал гангстеров.Он подавляет легкую дрожь, — И в любом случае если я его предам, то далеко не уйду…Я тоже так считаю Значит, моя надежда накрылась.— Ты пожалеешь, что не принял мое предложение, Рюти.— Возможно, — отвечает он.Он собирается присоединиться к Вердюрье.— Эй! — окликаю я его. — Сделай доброе дело, дай сигаретку…Для него это способ приглушить тревогу. Он прикуривает сигарету и сует ее мне в рот, потом выходит, пожав плечами.Если бы сигарета, подаренная им, не была “Пел-Мел”, мой трюк не получился бы, но это как раз она, то есть штуковина, на добрый сантиметр длиннее обычной сигареты. Именно этот сантиметр мне и нужен.Вытянув губы как можно дальше и согнувшись как можно ниже, мне удается прижать горящий конец сигареты к узлу веревки, стягивающей мои руки.Она начинает дымиться. По ванной комнате распространяется запах паленого. Я уже веселюсь, когда — бац! — сигарета выпадает у меня изо рта и скатывается на пол.Вот непруха! В тот момент, когда дела начали улучшаться!Я изо всех сил натягиваю свои путы и с радостью констатирую, что в том месте, где тлела, веревка разделилась на волокна. Возобновляю усилия, и веревка сдается. Массирую запястья… Уф, уже лучше…Я снимаю веревки, привязывающие меня к спинке стула, а когда дохожу до ног, замечаю, что узел находится сзади, а у меня нет ни ножа, чтобы перерезать веревку, ни спичек.Бросаю взгляд на тело корявого, неподвижно лежащее у моих ног, наклоняюсь к нему и тщательно обыскиваю. Нахожу пистолет, а в моем положении “вальтер” калибра семь шестьдесят пять стоит во много раз дороже самого огромного золотого самородка.Едва я успел взять его, как появляются мои уголовнички.Я знаю, что действовать надо быстро. Удача сопутствует тем, кто спускает курок первым.Стреляю в того, кто ближе, то есть в Рюти.Он получает пулю в живот, складывается пополам и орет так, как до него не орало ни одно человеческое существо. Вердюрье все понял в одну секунду. Он так быстро отскакивает назад, что маслина, предназначенная ему, только откалывает кусок штукатурки размером с черепаху.Мне надо снять с себя последние веревки, и поскорее, а то сейчас станет жарко…Крупные беды исправляются сильными средствами. Приставляю дуло к веревке и нажимаю на спусковой крючок. Пуля разрезает ее и делает зарубку на плитке.Я могу двигаться свободно.Это еще не спасение, но все же лучше, чем ничего.Сейчас начнется большой шухер.Я не слышу ни единого звука. Никаких признаков присутствия Вердюрье. Одно из двух: либо он воспользовался замешательством и пошел прогуляться, либо сбегал в свой кабинет за оружием и теперь притаился за консолью и ждет, пока я появлюсь, чтобы отправить меня на два метра под землю.Насколько я успел узнать этого малого, более вероятна вторая гипотеза…Вынимаю из рукоятки магазин. В нем осталось всего два патрона.Обыскиваю труп Рюти. Не знаю, может, войдя в квартиру, он оставил свой шпалер на вешалке, но при нем только складной нож.Никогда не любил такие зубочистки, но эту все-таки беру, потому что, как говорит один мой друг, при нынешней конъюнктуре привередничать не стоит.Теперь я должен просветить вас насчет топографии квартиры, чтобы вы могли просечь, что произойдет дальше.Ванная, куда меня притащили эти придурки, находится в глубине короткого коридора, ведущего в широкую прихожую. Если Вердюрье еще в квартире, у меня есть все основания опасаться. Он знает, что я застрял в этом тупике, а мне его местонахождение неизвестно. Так что ему остается только дождаться, пока я выйду в прихожую, и пристрелить меня.Ко всему прочему у меня осталось только два патрона, а в его распоряжении наверняка целый арсенал.Добравшись до угла, я останавливаюсь. Все тихо, ни малейшего шума…Что делать?Жду так две минуты, затаив дыхание, потом, поскольку я не из тех, кто будет ждать, пока у него между пальцев вырастут грибы, осторожно снимаю шляпу и слегка выдвигаю ее вперед, чтобы она была видна из прихожей.Никакого движения. Если Вердюрье здесь, у него просто железные нервы!Я бы высунул и голову, чтобы посмотреть, как дела, но боюсь, что, сделав это, получу в башку маслину. Тут мне в голову приходит одна идея… Я, пятясь, возвращаюсь к ванной, поднимаю тело Рюти, прижимаю его к себе и несу перед собой, просунув руки ему под мышки.Запыхавшись от груза этого импровизированного щита, выхожу на открытое пространство.Сухо и коротко щелкают два выстрела.Первая пуля входит в грудь Рюти, оцарапав мне тыльную сторону руки, вторая пролетает над нашими головами.Теперь я понял. Вердюрье слева. С его стороны это не очень умно, потому что входная дверь справа. Очевидно, он выбрал этот уголок прихожей потому, что там, насколько я помню, стоит шкаф, за которым можно спрятаться.Значит, я могу отрезать ему путь к отступлению…Напротив узкого коридорчика находится дверь, застекленная в мелкие квадратики, ведущая в столовую, а на одной линии с нею окно, выходящее на улицу… На ту самую улицу, где стоит Равье, закрывая физию номером “Франс суар” и притворяясь, что читает его.Должно быть, он не слышал выстрелов. Кажется, их никто не слышал… Оно и понятно: стрельба шла в глубине квартиры, что приглушило звуки. Кроме того, линия метро, выходящая после станции “Пасси” на поверхность, находится меньше чем в двадцати метрах, и шум поездов перекрывает все остальные звуки.Наконец, на углу улицы и набережной есть светофор, и треск машин, останавливающихся перед ним или трогающихся с места, почти не прекращается.Я тщательно целюсь в окно через квадратики стекла, стараясь, чтобы моя пуля не остановилась или не отклонилась из-за деревянной рамки.Стреляю. Попал! Звон, как будто две взбесившиеся собаки затеяли драку в посудной лавке.Грохот выстрела и разбитого стекла вызывает у меня восторг.— Слыхали, Вердюрье? — кричу я. — Я выиграл! Через четыре минуты мои коллеги будут здесь и так разрисуют ваш портрет, что и описать невозможно.Он ворчит что-то неразборчивое, но подозреваю, что для меня это не слишком лестно.И тут начинает сильно вибрировать мое шестое чувство. Я ощущаю, что сейчас произойдет нечто неожиданное.И оно происходит.Все началось с передвижения Вердюрье в мою сторону. Потом нечто пролетело над моей головой. Маленький предмет падает в метре от меня. Я смотрю на него, и мои волосы поднимаются вверх, как будто их притягивает магнит.Маленький предмет оказывается гранатой. Рассказываю я это медленно, но соображаю моментально.Если задержаться здесь на две секунды, граната взорвется и мясо Сан-Антонио придется собирать по кусочкам размером с икринку… А если я очищу коридор, милейший Вердюрье смоется.Когда граната взрывается у вас под задницей, от нее не уйти… А вот от пистолетной пули — очень даже возможно. Вылетаю из коридора, как заяц, за которым гонится собака.Полный вперед! Как и следовало ожидать, Вердюрье пускает в дело свою пушку.Но есть одна вещь, которую он не предусмотрел, — всего не предусмотришь — его граната взрывается и осколками разлетается повсюду в облаке черного дыма. Взрыв лишает его стрельбу всякой эффективности… А я уже в столовой.В ней две двери — по одной в каждом конце… Бегу ко второй и захожу в тыл Вердюрье.Такой расторопности он от меня не ожидал.Он поднимает свой пистолет, но я оказываюсь быстрее, и моя последняя пуля разбивает ему левую сторону верхней челюсти.Дрыгнув ногами, он падает.Я наклоняюсь и во избежание неприятных случайностей вырываю у него из руки пушку.— Доигрался, придурок? — говорю я ему. — Теперь полежишь в больнице и доставишь много работы пластическому хирургу…Половина его лица осталась нетронутой, зато вторая превратилась в кровавое месиво.— Говори. Мое предложение остается в силе. Что за история с Сен-Лазаром?Он не может ни шевельнуть губами, ни открыть рот. Пытается заговорить, но звуки, вырывающиеся из кровавой дыры, ставшей для него ртом, едва слышны.— В шесть… — в конце концов разбираю я. — Убить… Орсей…— Что?!Я так подскочил, что чуть не стукнулся своей многострадальной головой о потолок.— Что ты говоришь?Он уже ничего не говорит… Лежит без сознания, и я даже не знаю, переживет ли он перевозку в больницу.В эту секунду в дверь энергично звонят.Догадываюсь, кто это. Действительно, передо мной стоит Равье с пушкой в руке.— А, это вы… — произносит он.— Кажется, да. Если вдруг мы оба ошиблись, скоро все разъяснится.— Очень смешно, — мрачно отвечает он. — Это вы стреляли в окно?— Да…— Вам что-то нужно?У Равье очень бесхитростные вопросы.— Да, — отвечаю я, — узнать время.Он, как ни в чем не бывало, смотрит на часы.— Пять часов и…— Ладно. В шесть я должен быть на Сен-Лазаре, а еще лучше пораньше…— Вы не можете выйти на улицу в таком виде!— Это почему?— Потому что все подумают, что вы только что с бойни…Я совсем забыл про то, что залит кровью, своей и чужой.Возвращаюсь в ванную.За несколько минут мне удается привести свою одежду в относительный порядок. Со шмотками все более или менее улажено: тип с пятнами на одежде не привлекает особого внимания, тем более в Париже. Но моя ссадина на голове не может остаться незамеченной.Перед тем как нестись на Сен-Лазар, успею заскочить к аптекарю.Если дела пойдут так и дальше, не знаю, что от меня останется к концу дня… И останется ли вообще что-нибудь…Равье, морщась, осматривает три трупа.— Где бы вы ни появились, оставляете за собой следы… — говорит он.— Займись покойничками, — приказываю я, — и девушкой, лежащей в одной из комнат. Потом позвонишь большому боссу и скажешь, что здесь была заварушка. Скажи, что я вышел на след и позвоню ему как только смогу. Прежде всего мне надо съездить на Сен-Лазар. У меня там свидание.— С кем? — спрашивает Равье.— Со смертью, — отвечаю я. Глава 19 Без десяти шесть с пластырем на голове я вхожу в огромный зал вокзала Сен-Лазар.Нужно быть чертовски хитрым, чтобы что-нибудь найти в этом муравейнике.Слева пригородные линии, осаждаемые нескончаемым потоком пассажиров, справа — дальние. Это самый спокойный уголок, вернее, наименее забитый народом. Скорый поезд до Гавра доставит богатеньких пассажиров к океанским лайнерам. Среди них есть крупные финансисты в дорогих пальто, дамочки из высшего общества в меховых манто и со смешными собачонками… Где начнется представление? У дальних линий или у пригородных?Кто этот самый Орсей, которого должны убить? Пассажир? Скорее всего. Иначе зачем его убивать на вокзале? На этот счет сомнений быть не может.А теперь, уезжает этот пассажир или приезжает? Это очень важно. Я обхватываю голову руками. Значит, так. Если этот человек уезжает, гангстеры не могут знать точное время, когда он приедет на вокзал. Он может это сделать задолго до отхода поезда. Приехавшие выходят практически сразу. Кроме того, если бы речь шла об уезжающем, Анджелино мог найти удобный случай прикончить его в столице…Чем дольше я размышляю, тем больше склоняюсь к тому, что это будет приезжающий. Подхожу к контролеру.— Простите, пожалуйста…— Да?— Скажите, прибывает ли в шесть часов поезд?— Откуда?— Не знаю…Он, должно быть, думает, что имеет дело с чокнутым, потому что смотрит на меня точно так же, как вы смотрите на то, что собаки кладут на тротуар.— Посмотрите таблицу прибытий, — советует он мне.И показывает на огромное табло, где отмечено время прибытия и отправления поездов.Я лихорадочно пробегаю расписание и констатирую, что ровно в шесть никакой поезд не прибывает. Есть один из Манта, который приходит без одной минуты шесть, и другой, из Лондона, в шесть одну.Я заинтересовался вторым.Направляюсь к платформе, к которой он должен подойти. Там уже ждут человек десять. Все очень разные, ни один мне не знаком. Я рассматриваю встречающих, стараясь себе представить, может ли кто-то из них быть убийцей. А может, их несколько? Дама с маленькой девочкой. Семья — папа, мама и взрослый сын. Прыщавый парень… Старик… Толстяк в пальто из верблюжьей шерсти… Ничем не примечательная пара… Я уверен, что знаю, как выглядят убийцы, и могу вас заверить: если в этой группе есть человек, способный кокнуть себе подобного, то я король Дании и ее окрестностей.Большие часы бьют шесть раз. Смотрю на вокзал… Осторожно втягиваю носом воздух.Нет, убийцей и не пахнет."Предположим, это я должен кого-то ликвидировать. Стал бы я ждать его при выходе с поезда?” — задаюсь вопросом.Секунду жду, что ответит мое подсознание. Но оно молчит. Наверное, ему надоело работать на пару с таким тупицей. Я ничего не могу сделать… Только пошире открыть глаза.Поезд из Лондона въезжает на вокзал… Я вижу, как он, покачиваясь, проходит под Европейским мостом, поворачивает, выбирает путь и приближается.Локомотив доезжает до ограничительного буфера, выплевывает сначала облако пара, а потом — дыма и останавливается… Хлопают дверцы… Пассажиры начинают выходить. Толпа становится все плотнее. Суетятся носильщики.Я слежу за выходом, ожидая услышать крик из толпы спешащих выйти из поезда. В такой ситуации лучше всего действовать ножом…Но слышатся только оклики и восклицания приехавших и встречающих.Пассажиры покидают платформу через три параллельных выхода.Я наблюдаю, как они останавливаются перед служащим, забирающим у них билеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12