С новым телом Хартнетта могло случиться что угодно, но что он
окажется слишком слабым, чтобы выдержать возможные физические
нагрузки - этого не боялся никто. Уже сейчас он без труда поднимал
пятисотфунтовую штангу. Когда же он в самом деле окажется на
поверхности Марса, то сможет сдвинуть с места больше полутонны.
В определенном смысле на Земле Хартнетт выглядел даже более жутко,
чем будет выглядеть на Марсе, потому что его телеметрические датчики
выглядели так же чудовищно, как и он сам. Его с ног до головы
облепили датчики пульса, температуры и сопротивления кожи. Под
жесткую искусственную кожу уходили зонды, измеряющие внутренние токи
и сопротивления. За спиной, как метла, торчала антенна ранцевого
передатчика. Все, что происходило в его системах, непрерывно
измерялось, преобразовывалось и передавалось на скоростную
широкополосную магнитную ленту.
Президент что-то прошептал. Роджер поймал себя на том, что
старательно прислушивается.
- ... он слышит, что мы здесь говорим?
- Нет, если только я не подключу нас к его системе связи, - ответил
генерал Скэньон.
- Угу, - буркнул президент и замолчал, что бы он там ни собирался
сказать в том случае, если киборг не слышит. Это вызвало у Роджера
симпатию. Ему самому приходилось все время следить за своей речью,
когда киборг мог его слышать, он выбирал слова даже тогда, когда
бедняги Вилли не было рядом. Было просто противоестественно, что
существо, которое когда-то уважало пиво и производило на свет детей,
теперь выглядит так мерзко. Все остальные подходящие к случаю
определения были непечатными.
Казалось, киборг мог продолжать свою размеренную тренировку
бесконечно, но чей-то голос, задающий ритм: "И раз, и два, и раз, и
два", умолк, и киборг тоже остановился. Он встал, аккуратно и
неторопливо, словно разучивая па нового танца, потом инстинктивным,
уже не игравшим никакой роли жестом вытер тыльной стороной
толстокожей ладони пластиковый, гладкий, безбровый лоб.
Роджер подвинулся в темноте, чтобы знаменитый орлиный профиль
президента не заслонял ему экран. Даже глядя на силуэт, он заметил,
что тот слегка сморщил лоб. Роджер обнял жену за талию и подумал о
том, как должен себя чувствовать в этом беспокойном и коварном мире
президент трехсот миллионов американцев. Сила, дремавшая в стоявшем
перед ним в темноте человеке, могла за девяносто минут сбросить
термоядерную бомбу в самом отдаленном уголке земного шара. Это была
сила войны, сила возмездия, сила денег. Именно силой президента была
вызвана к жизни программа Человек Плюс. Конгресс даже не обсуждал ее
бюджет, лишь в самых общих чертах догадываясь, что происходит;
соответствующий акт носил название "О выделении в распоряжение
президента дополнительных средств на исследования космического
пространства"
Заговорил генерал Скэньон.
- Господин президент, командор Хартнетт с удовольствием
продемонстрирует вам некоторые возможности своего искусственного
тела. Поднятие тяжестей, прыжки в высоту. Что пожелаете.
- По-моему, он уже наработался на сегодня, - усмехнулся президент.
- Хорошо. Тогда мы приступим к делу, сэр, - генерал тихо сказал
что-то в микрофон, и снова обратился к президенту. - Сегодняшние
испытания состоят в демонтаже телекоммуникационной аппаратуры и
ликвидации короткого замыкания в полевых условиях. Оцениваемое время
этой операции - семь минут. Группа наших институтских техников,
работая в лаборатории и имея в своем распоряжении все необходимые
инструменты, справляется с этим в среднем за пять минут, поэтому,
если командор Хартнетт справится с задачей в установленный срок, это
будет отличным свидетельством его локомоторных возможностей.
- Да, я понимаю, - ответил президент. - А что он делает сейчас?
- Ждет, господин президент. Мы поднимем давление до ста пятидесяти
миллибар, чтобы он слышал и говорил немного лучше.
- Я думал, что вы можете разговаривать с ним даже в абсолютном
вакууме, - быстро заметил президент.
- Ээээ...да, конечно, господин президент, можем. С этим были
небольшие проблемы. В настоящее время наш основной метод связи в
естественных марсианских условиях - визуальный, но в ближайшее время
мы надеемся запустить и звуковую систему.
- Я разделяю вашу надежду.
На уровне камеры, в тридцати метрах под залом, в котором они
находились, аспирант, исполнявший обязанности лаборанта, по сигналу
открыл клапан резервуара с марсианской атмосферой. В редукторе уже
ждала заготовленная газовая смесь. Давление постепенно стало расти,
послышался свист, сначала высокий, потом все ниже и ниже. Повышение
давления до уровня ста пятидесяти миллибар никак не влияло на
функциональность Хартнетта. Его перестроенный организм не зависел от
большинства факторов окружающей среды. Он одинаково хорошо переносил
арктическую пургу, абсолютный вакуум, и душный земной день, на
уровне моря, при давлении тысяча восемьдесят миллибар, в липком от
влажности воздухе. Вернее, одинаково плохо: Хартнетт постоянно
жаловался, что его новое тело болит, ноет и чешется. С тем же
успехом они могли бы открыть и клапаны наружного воздуха, только
потом его придется снова откачивать.
Наконец свист умолк, и они услышали голос киборга, писклявый, как у
заводной куклы.
- Спассииибо. Можжно закрывать.
Низкое давление играло с голосом Хартнетта странные штуки, тем
более что у него уже не было ни настоящей гортани, ни трахеи. После
месяца, проведенного в роли киборга, речь начинала казаться ему
чуждой. Кроме того, он вообще отучался дышать.
- Знают ведь, его глаза не приспособлены к резким перепадам
давления, - мрачно прошептал за спиной у Роджера специалист по
системам зрения. - Они дождутся, что у него глаз лопнет.
Роджер вздрогнул, мгновенно вообразив, как у него в глазнице
разлетается прозрачный фасеточный шарик глазного яблока. Жена
негромко рассмеялась.
- Здесь есть место, Брэд, - сказала она, высвободившись из объятий
Роджера. Роджер машинально подвинулся, не сводя глаз с экрана.
Отсчитывающий секунды голос произнес:
- Начинаем. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Старт.
Киборг неуклюже присел над корпусом из оксидированного металла, не
торопясь, вставил тонкую, как бритва, отвертку в почти невидимую
щель, сделал точно четверть оборота, повторил это движение еще раз,
в другом месте, и снял крышку. Толстые пальцы аккуратно перебрали
разноцветное спагетти внутренних соединений, нашли сгоревший кабель,
похожий на длинный леденец в красно-белую полоску, отключили его,
сняли обугленную изоляцию, зачистили кабель (просто протянули его
между ногтями) и приложили конец кабеля к контакту. Самым длительным
этапом было ожидание, пока грелся паяльник, это заняло около минуты.
Потом новое соединение было припаяно, спагетти уложено внутрь, а
крышка закрыта. Киборг поднялся.
- Шесть минут, одиннадцать и четыре десятых секунды, - объявил
голос, который отсчитывал время.
Директор программы зааплодировал первым. После этого он поднялся на
трибуну и произнес краткую речь. Он рассказал президенту, что целью
программы Человек Плюс является модификация человеческого тела таким
образом, чтобы прогулка по поверхности Марса была для него столь же
естественной и безопасной, как по пшеничному полю где-нибудь в
Канзасе. Потом директор напомнил об истории пилотируемых полетов,
начиная с суборбитальных, и кончая космическими станциями и дальними
зондами. Привел кое-какие основные данные о Марсе: хотя диаметр
Марса меньше земного, площадь суши на Марсе больше, поскольку там
нет морей. Температурный диапазон подходит для жизни, естественно,
должным образом модифицированной. Потенциальные богатства -
неисчислимы. Президент с вниманием слушал, хотя прекрасно знал все,
о чем рассказывал генерал. Потом взял слово сам.
- Спасибо, генерал Скэньон. Разрешите мне сказать вам только одно,
- он снова поднялся на подиум и задумчиво улыбнулся ученым. - Когда
я был мальчишкой, мир был проще. Главная проблема состояла в том,
чтобы помочь нарождающимся свободным народам войти в сообщество
цивилизованных стран. То были времена Железного Занавеса. Были они,
по ту сторону, под замком, на карантине. И мы, все остальные, по
эту.
- Что ж... сейчас многое изменилось. Свободный Мир пережил тяжелые
времена. Достаточно выглянуть за пределы нашего родного
североамериканского континента, и что мы увидим? Куда ни глянь,
сплошные диктатуры коллективистов, кроме пары-тройки реликтов, вроде
Швеции или Израиля. Но я здесь не для того, чтобы ворошить прошлое.
Что было, того не воротишь, и нет смысла искать, кто виноват. Мы все
знаем, кто потерял Китай и отдал Кубу. Мы все знаем, благодаря кому
рассыпались Англия и Пакистан. Но нам незачем вспоминать об этом. Мы
смотрим в будущее.
- И я говорю вам, леди и джентльмены, - вдохновенно продолжал он, -
будущее свободного человечества - в ваших руках. Может быть, на
нашей родной планете нам иногда приходилось отступать. Но что было,
то прошло. Мы можем устремить наш взгляд в космос. Устремляем - и
что мы видим? Видим вторую Землю. Планету Марс. Как сказал минуту
назад заслуженный руководитель нашей программы генерал Скэньон, Марс
больше той планеты, на которой родились мы, во многом - лучше. И он
может принадлежать нам.
- Именно там лежит будущее нашей свободы, и вы можете подарить нам
его. Я верю, что можете. И рассчитываю на каждого из вас.
Президент повел по сторонам задумчивым взглядом, заглядывая в глаза
каждому. Весь зал ощутил харизму старого Дэша.
- Спасибо вам, - неожиданно усмехнувшись, закончил он и отбыл,
сопровождаемый оравой агентов службы безопасности.
Глава 3
ЧЕЛОВЕК СТАНОВИТСЯ МАРСИАНИНОМ
В свое время планета Марс казалась почти что второй Землей.
Астроном Скиапарелли, наблюдавший за Марсом во время знаменитого
противостояния 1877 года, в свой миланский телескоп увидел нечто,
напоминавшее русло реки, и назвал найденные образования "canali".
Половина всего умеющего читать человечества поняла это буквально:
"каналы". В том числе почти все астрономы, которые тут же повернули
свои телескопы в этом направлении и увидели гораздо больше.
Каналы? Значит, они выкопаны с какой-то целью. С какой? Чтобы по
ним текла вода. По-другому объяснить этот факт было невозможно.
Силлогизм оказался весьма привлекательным, и к концу столетия
неверующих почти не осталось. Существование на Марсе цивилизации,
более зрелой и мудрой, чем наша, считалось прописной истиной. Какие
чудеса открылись бы, сумей мы к ним обратиться! Персиваль Лоувелл
взял в руки блокнот, призадумался, и выступил с первым предложением.
Нарисуем в пустынях Сахары огромные геометрические фигуры, сказал
он. Выложим из хвороста, или выкопаем рвы и наполним их нефтью. А
потом, в безлунную ночь, когда на африканском небе взойдет Марс,
подожжем их. Чужие глаза марсиан, по Лоувеллу, постоянно прикованные
к марсианским телескопам, тут же увидят огненные фигуры, различат
квадраты и треугольники, догадаются, что с ними хотят вступить в
контакт, и в своей освященной веками мудрости найдут способ
ответить.
Не все верили так твердо и безоглядно, как Лоувелл. Некоторые
считали, что Марс слишком мал и слишком холоден, чтобы стать
колыбелью могучей разумной расы. Рыть каналы? Это сможет любой
крестьянин; раса, умирающая от жажды, прогрызет в земле любую
канаву, даже заметную с межпланетных расстояний, только бы остаться
в живых. Но для чего-то большего природные условия были чересчур
суровыми. Обитающая там раса, скорее всего, будет напоминать
эскимосов, и по сей день обреченных жить за порогом цивилизации: мир
за стенами ледяных хижин слишком жесток, чтобы у них нашлось время
забавляться абстрактными идеями. Если бы разрешающая способность
наших телескопов была достаточно высокой, чтобы разглядеть лицо
марсианина, то, вне всяких сомнений, мы увидели бы глупую и
бестолковую рожу, тупое, как осел, создание, способное, может быть,
пахать или сеять, но никак не раздумывать над высокими материями.
И все-таки - разумные или первобытные, но марсиане на Марсе были.
По крайней мере, согласно тогдашнему общепринятому мнению.
Потом были построены телескопы сильнее, открыты лучшие методы
интерпретации увиденного. К линзам и зеркалам присоединились
спектроскоп и фотокамера. В глазах и в понимании астрономов Марс с
каждым днем становился все ближе. И с каждым шагом, по мере того,
как картина чужой планеты становилась более четкой и понятной, образ
ее воображаемых обитателей становился все туманнее и нереальнее. Там
было слишком мало воздуха, слишком мало воды, слишком холодно. При
большем увеличении каналы распались на цепочки неправильных пятен,
украшающих поверхность Марса. Городов, которые должны были
находиться на пересечениях каналов, там не было.
С первыми полетами "Маринеров" марсиане, никогда не существовавшие
иначе, как в человеческом воображении, умерли окончательно.
Все еще считалось, что там могут существовать какие-то формы жизни,
низшие растения или даже примитивные амфибии. Но люди - нет. На
поверхности Марса существо, дышащее воздухом, как человек, и
созданное в основном из воды, как человек, не протянуло бы и
четверти часа.
В первую очередь его убьет отсутствие воздуха. Даже не удушье, до
этого он просто не доживет. При давлении, равном на поверхности
Марса десяти миллибарам, кровь вскипит и наступит мучительная смерть
от газовой закупорки сосудов, как при кессонной болезни. И только
потом, если жертва как-то пережила это, она умрет от удушья. Если
она спасется и от удушья - в маске, с кислородным аппаратом на
спине, подающим безазотную смесь под пониженным давлением, то все
равно умрет. Умрет от ничем не ослабленного солнечного излучения.
Умрет от перепада марсианских температур - максимальная, как в
теплый весенний день, а минимальная ниже, чем в полярную ночь. Умрет
от жажды. И даже если это существо каким-то чудом ухитрилось все это
выдержать - оно все равно умрет, медленно, но неизбежно. На этот раз
от голода, потому что на поверхности Марса не найдется ни единого
кусочка, съедобного для человека.
Против выводов, сделанных из объективных фактов, существуют,
однако, возражения несколько другого порядка. Объективные факты не
ограничивают человека. Если факты ему не подходят, он изменяет или
обходит их.
Человек не может жить на Марсе. Но он не может жить и в Антарктиде
- и все-таки живет.
Человек живет в тех местах, где должен бы умереть, потому что
создает себе привычную среду обитания. Он носит с собой все, что ему
нужно. Первым изобретением человека в этом направлении была одежда.
Вторым - долго хранящаяся еда, вроде вяленого мяса или толченого
зерна. Третьим - огонь. Последними - множество систем и механизмов,
позволивших человеку шагнуть на дно морей и в космическое
пространство.
Первой чужой планетой, на которую ступил человек, была Луна. Луна
еще менее пригодна для жизни, чем Марс: элементов, необходимых для
жизни, которых на Марсе очень мало - воздуха, воды и пищи - здесь
нет вообще. Несмотря на это, уже в 1960-х люди побывали на Луне,
захватив с собой воздух, воду и все остальное - в системах
жизнеобеспечения, установленных в скафандрах и в посадочных модулях.
Отсюда - прямая дорога к более крупным конструкциям. Из-за
вступающих в игру величин их создание было более сложной задачей, и
все же это было простое и бесхитростное увеличение масштаба, до
границы полупостоянных, приближенных к автономным, колоний с
замкнутым циклом. Основной проблемой этих первых колоний была
проблема снабжения. На каждого человека требуется столько-то тонн
оборудования, на каждый килограмм запущенного в космическое
пространство груза расходуется столько-то топлива и железа
стоимостью столько-то миллионов долларов. Но это могло быть сделано.
Марс на несколько порядков дальше. Луна обращается вокруг Земли на
расстоянии около четверти миллиона миль. В наибольшем приближении
(случающемся лишь несколько раз в столетие) Марс более чем в сто раз
дальше.
Марс не только далеко от Земли, он дальше и от Солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27