— Если вы сделаете еще хоть, один шаг, вы не сможете в течение какого-то времени вернуться к себе домой. Вас это устраивает?
Неожиданная гостья проникла во двор через калитку, в которую входил шофер, доставлявший продукты (он всегда приезжал сюда в белом халате, в защитной маске и перчатках). Катасэ, по-видимому, забыл запереть калитку. Но шоферу обычно открывали ворота, калитка оставапась на замке, поэтому оплошность Катасэ походила на какое-то умышленное действие. Однако сейчас было не до разбирательств.
— Как это я не смогу вернуться домой? — удивленно спросила Сатако. — Что это значит? Позовите-ка мне Эмму!
— Я повторяю, барышня, — сказал Тэрада, — что для вас будет лучше, если вы немедленно повернете назад и уйдете отсюда через калитку, не задавая лишних вопросов.
— Вы меня запугиваете! Скажите, Эмма жива?
— Она простудилась и лежит в постели. У нее тяжелый вирусный грипп, тот самый, от которого умер ее отец. Ясно?
— В паком случае я остаюсь. Не могу же я останить ее одну в компании таких растяп.
Таким образом, Сатико Ноборикава стала обитательницей чумного изолятора. Она недавно вернулась в Токио из Осака. Узнав, что у Эммы умер отец, она туг же поспешила к подруге, И се ничто не остановило бы: даже если бы сама Эмма попросила никого к ней не пускать.
К вечеру у Эммы подскочила температура. Термометр показыват 38. Девушка лежала пластом, лихорадочный румянец горел на ее лице, глаза затуманились, утратив свой обычный влажный блеск.
Кохияма хотел, чтобы Тэрада осмотрел ее, но тот заявил, что не может оторваться от работы.
- Что же делать? —спросила Сатико Кохияму, набивая пузырь льдом.
Можно было позвать Катасэ, ведь он всего год назад проходил стажировку в университетской клинике и был здесь сейчас единственным человеком, которому известны новейшие мегоды лечения. Кроме того, он наблюдал течение болезни у Убукагы. Но Эмма наотрез отказалась от его услуг, да Кохияма и сам не очень хотел к нему обращаться.
— Ладно, я попробую вызвать господина Канагаи, — сказал Кохияма и вышел из Комнаты.
Никаких других врачей приглашать сюда не разрешалось. Может, пойти к профессору Нисидзаке и попросить у него разрешения позвонить по телефону? Или лучше к Хамуре? Правда, не хочегся попадаться на глаза взбалмошной хозяйке, да и встреча с самим хозяином квартиры не сулит ничего хорошего.
Дверь открыл седовласый профессор. В квартире было очень тихо, как обычно бывает в доме стариков, удалившихся на покой. Выслушав просьбу Кохиями, профессор растерянно почесал в затылке и с виноватой улыбкой произнес:
— Вот незадача...
Профессор медицинского факультета Нисндзака, когда достиг предельного возраста, установленного для государственных служащих, в порядке исключения благодаря своим связям получил право на пожизненное зачисление в штат института. Всякие разговоры по телефону обитателям "загородной виллы" были сейчас категорически запрещены, и старый профессор боялся неприятностей, если он позволит Кохияме воспользоваться своим телефоном.
Да и вообще профессор Нисидзака впервые в жизни сталкивался с таким серьезным испытанием, как опасность заражения чумой, и был чрезвычайно напуган. Однако прямо отказать Кохияме он не решился.
— Поймиге, профессор, ведь речь идёт о жизни и смерти. Вы всегда честно служили медицине и людям, вы не можете оставить человека в беде. — Кохияма решил сыграть на гуманных чувствах старого профессора, другого выхода у него не было.
— Н-да, положение затруднительное, — промямлил Нисидзака. — Ну да ладно, сделаем вот что. Мы с женой закладываем ватой уши и мы ничего не слышали — ни как вы пришли, ни как вы ушли. — И профессор скрылся в комнате.
Телефон стоял в передней, и Кохияма тотчас же снял трубку и набрал номер клиники. Как он и предполагал, Канагаи уже ушел. Кохияма позвонил домой. К телефону подошла жена Канагаи.
— К сожалению, его нег дома, — сказала она. — Он уехал на встречу однокашников по университету.
— А где они встречаются?
— В Хакопэ.
— Где именно?
— Он мне не сказал.
— Когда он должен вернуться?
— Обещал завтра днем...
Значит, они там будут ночевать. Возможно, поэтому он сегодня не появился в изоляторе. Почувствовав, что жена Канагаи к последнему его вопросу отнеслась с некоторым подозрением, Кохияма попросил передать доктору, что звонил "корреспондент Кохияма", и повесил трубку.
Сейчас Кохияма особенно остро почувствовал свою беспомощность и несовершенстао телефонной связи — единственно возможного пока средства сообщения с внешним миром. А что, если отправиться в университетскую клинику, разузнать там, кто учился вместе с Канагаи, может быть, кто-нибудь все-таки знает, в какой гостинице в Хаконэ они намеревались остановиться? Он мог бы взять такси и махнуть туда. И сегодня же ночью привезти Канагаи.
Но ведь не исключено, что Канагаи будет настолько пьян, что от него никакого толку не добьешься. Есть ли тогда смысл за ним ехать? Итак, дело кончилось ничем. Кохияма позвал профессора и поблагодарил его.
— Придется, значит, ждать до завтра? — Старый профессор все слышал, в тоне его было явное сочувствие.
— А может быть, вы посмотрите больную, профессор?
— Нет, нет, друг мой. Я не клиницист. Моя специальность — теория, и к тому же я не имею права браться за лечение здешних больных. Это дело доктора Канагаи.
Возможно, профессор скромничал, но в тоне старика Кохияма почувствовал пренебрежение к врачам-практикам. Обратиться к добряку Муракоси? Но он вообще не врач, а исследователь-микробиолог, причем узкий специалист.
Вернувшись к себе, Кохияма поднялся на второй этаж и постучался к Тэраде.
— Ведь я вам уже сказал, что не могу отложить работу, — сердито отозвался Тэрада и вышел в коридор.
Тэрада выглядел страшно изнуренным. Он с пренебрежением отозвался о предполагаемом неврозе у Хамуры, но сам сейчас казался пораженным каким-то тяжелым недугом.
— Я прошу вас все-таки осмотрел, больную, — сказал Кохияма.
— Это ни к чему.
— Как так?
— Если у нее чума, то дело безнадежное.
— Но ведь никто не установил, что у нес чума.
— Поймите, что, если у нее легочная чума, значит, она больна не первый день и осмотр ни к чему. Если же у нее воспаление легких, тогда дело терпит до завтра.
- Но ведь и чуму можно лечить!
— Лекарства ей не помогут!
— Вы имеете в виду антибиотики?
-Да.
— Почему не помогут?
— По той же причине, по какой они не помогли ее отцу. Наследственная невосприимчивость.
— Но ведь есть еще и другие методы лечения. Например, инъекция больших доз противочумной сыворотки. На протяжении 4-5 суток, кажется, вводится от 40 до 100 кубиков?
— Вы, видно, кое-что уже усвоили. Но имевшийся запас сыворотки и вакцины мы сегодня израсходовали на ее подругу, так некстати явившуюся сюда. А чтобы получить новую порцию из университетской клиники, нужно время.
— Поэтому я и хочу, чтобы вы осмотрели больную и дали свои рекомендации.
— Я уже сказал: если это легочная форма чумы, никакой осмотр не поможет.
— Но, может, у нее что-то другое?
— Я вчера вечером се смотрел. Лимфатические железы у нее не увеличены. Значит, это не бубонная чума. Если это кожная форма, то на месте проникновения бацилл должны появиться пузырьки. Но это станет ясно не раньше чем завтра. Пока у нее обнаружено лишь красное пяшышко на коже от укуса какого-то насекомого. Но эта еще ничего не значит.
— Л вы не обманываете меня?
— Я не врач. Я давно уж исследователь, работающий в фармацевтической фирме. Но я не чета тем медикам-теоретикам и микробиологам "вообще", которые открещиваются от патологии. — Можно было подумать, что Тэрада подслушал разговор Кохиямы с Нисидзакой.
— Но вы вели специальные исследования в отряде Исии, — сказал Кохияма и пристально посмотрел па собеседника. Это был аргумент, к которому он прибегнул в расчеге на то, что так он сможет заставить Тэраду раскрыто наконец тайну его исследований.
Тэрада, разумеется, понял намек, но ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Не забывайте, молодой человек, что в свое время мне пришлось вести работу по борьбе с эпидемиями в Харбине и Мукдене.
— Вы хотите сказать, что поэтому вас и не причислили к военным преступникам. Что ж, это хорошо. Но, признаться, я не вполне уверен, что вы этим ограничились.
— Что ВЫ хотите сказать?
— Ничего. Я хочу спросить, почему вы, например, так тщательно скрываете от всех, что вы делаете в кабинете господина Убукаты?
— Ладно, дружище! Идите отсюда! Вот вам таблетки сульфидина, дайте их Эмме, пусто принимает. А завчра приедет Каиагаи.
Тэрада вытащил из кармана халата коробочку с этикегкой фирмы Гоко и сунул ее в руку Кохияме. Велев Сатико давать Эмме сульфидин через каждые шесто часов, Кохияма вышел пройтись по двору. Он понимал, что Тэрада предложил это лекарство просто так, для очистки совести. Когда врач назначает лечение, не осмотрев больного и не поставив диагноза, — это не лечение, а шарлатансгво.
Повышение температуры у Эммы Тэрада мог принять за симптом чумы. Возможно, у него для этого имелись основания. Кохияма с наслаждением ощущал на разгоряченной коже дуновение свежего ветра. Что такое молодость? Вступление в жизнь или ее расцвет? Говорят, писателю, чтобы написать повесть или роман, достаточно жизненного опыта, накопленного к 26 годам. Кохияма прожил на снеге уже 29 лег. На целых
три года больше! Значит, можно считать, что жизненного опыта у него более чем достаточно. И самому ему казалось, что он уже успел повидать и узнать немало.
Он учился. Занимался спортом. Развлекался. Сталкивался со многими людьми. Работал, платил налоги. В студенческие годы, случалось, воровал книга в книжных магазинах. Хоть он и не был активным участником левого движения, но в период борьбы протай договора о безопасности довелось и ему посидеть под арестом. Единственное, чего он никогда не делал, — это не убивал и не воевал, а все остальное он, кажется, уже успел испытать в
жизни. Пил водку. И женщины у него были. На одной девушке он даже обещал жениться. Ей было 27 лет, на два года меньше, чем Кохияме. Она кончила университет позже, чем он, и работала машинисткой во внешнеторговой фирме. Красивая, в современном стиле. Они ходили пить чай в кафе, посещали рестораны, танцевали, ездили на горячие источники. Начали с поцелуев и кончили близостью.
Она торопила с женитьбой, но он никак не мог на это решиться. И вовсе не потому, что боялся, что не сможет создать хорошую семью, ибо привык вести полубогемный образ жизни. Он и сам не сумел бы объяснить, почему он не шел на это, но у него постоянно было неспокойно па сердце. Раздражительность, тревога, а подчас и отчаяние терзали его. Нет, он не мог сказать, что юность — лучшая пора его жизни. Скорее, это пора беспочвенных иллюзий, самоутешительного обмана и самообольщения. Даже очень серьезные крушения кажутся в Эту пору лишь пеной на поверхности моря. Все сияет ложным блеском, как пятна нефти на водной глади грязного канала. Кохияма прожил молодые годы, ни разу не вступив в серьезную схватку с жизнью, не одержав побед, но не испытав и серьезных поражений. Жизнь не очень спокойная, но без особых потрясений. Возможно, это типично для современного человека вообще.
Может быть, жениться, растить детей, хоронить близких — это и есть самое важное в жизни, а все остальное — пустяки? Если проникнуться этим сознанием, жизнь, возможно, наполнится определенным смыслом. А если вдобавок выполнять какой-то, пусть даже минимальный долг перед обществом, то и вовсе будешь чувствовать себя на высоте...
Пока Кохияма колебался, его возлюбленная внезапно исчезла. Как потом выяснилось, она вышла замуж за одного честного малого, своего сослуживца, который работат за границей, и уехала к нему.
Кохияма был благодарен судьбе, но в то же время полностью простить эту измену не мог. И вот он встретил Эмму. Она не стремилась выйти замуж, она хотела добиться чего-то большего. Чувствовалось, что за этой хрупкой внешностью скрывается недюжинная воля, хотя, вернее, в данном случае надо говорить не столько о воле, сколько об обостренной впечатлительности, обусловлен-
нон необычными обстоятельствами ее детства. Отсюда и ранимость и утонченность.
Ее чувствительность больше всего привлекала Кохияму. Прежняя его возлюбленная была девушкой нежной, красивой, неглупой и довольно темпераментной. Но эмоциалыюй тонкостью она не отличалась.
Кохияма поежился — стало холодно. Видимо, температура к вечеру упала. Он направился к дому и по дороге столкнулся с Катасэ и Муракоси.
— Кохияма-сан, вы не видели господина Хамуру? — спросил Муракоси.
"Специалист по риккегсиям" сейчас отвечал за охрану и противопожарную безопасность в изоляторе. Эгот слабохарактерный интеллигентик в студенческие годы имел второй разряд по дзюдо. Ему, Катасэ и Хамуре поручили охрану дома.
Тэрада тоже был включен в "команду", но, незаметно взяв все дела в свои руки, сложил с себя обязанности дежурного. Кохияме же охрану дома не доверяли, боясь, что он можег попытаться связаться с внешним миром; его счигапи человеком опасным и ненадежным и держали под постоянным надзором. Но и у него были свои обязанности: он занимался приемкой продуктов, дезинфекцией помещений, а также помогал Эмме по кухне.
— Что-нибудь случилось? — спросил Кохияма.
— Только что приходила жена Хамуры и заявила, что он пропал — вышел куда-то и исчез. Л ворота заперты, гак что он, должно быть, где-нибудь здесь.
— Зачем же она его отпустила?
— Попробуйте у нее это спросить! — проворчал Катасэ. — Она набрасывается на вас, как квочка. Эта мегера считает нас виновными в том, что ее муж свихнулся.
— Что ж, давайте поищем, — предложил Кохияма.
— Спасибо за помощь, — поблагодарил Муракоси.
Муракоси и Катасэ повернули налево, а Кохияма пошел направо. Двор был довольно большой — более девятисот квадратных метров. Участок, примыкавший к парку, при теперешней дороговизне стоил немало, но учредитель института Каньо, получивший крупную сумму за изобретение нового антибиотика, все же приобрел его. Здание института на улице Накамэ1уро становилось тесновато, и здесь, кроме дома для сотрудников, предполагалось выстроить еще один корпус. Была подготовлена площадка и возведен фундамент, но на постройку дома не хватило денег.
Поднявшись вверх по узкой тропинке и раздвинув засохшие кусты, Кохияма увидел белеющий в темноте бетонный фундамент. Он вытащил электрический карманный фонарик. Вдруг ему послышалось чье-то бормотание. По-видимому, это был голос пропавшего. Хамура непрерывно твердил не то молитву, не то заклинание, и его монотонный голос в темноте наводил жуть. Кохияма погасил фонарик и прислушался.
— Эта дрянь Юрико собирается меня убить, потому что у меня чума, она опасный человек. Вчера ночью взяла мокрое полотенце, сложила вдвое и залепила мне нос и рот, чтобы я задохнулся. Эта гадюка служит теперь надзирателем, ей поручено убивать больных чумой. Она хочет получить за меня миллион двести тридцать тысяч иен моих сбережений и пятьсот миллионов иен страховки! А потом она убьет бедняжку Тамико. Она все
время пичкает ее, обкормит ребенка, и ребенок погибнет.Жаль девочку... эта стерва Юрико поклялась извести нас...
Юрико — было имя жены Хамуры.
Похоже, что Хамура рыл землю лопатой.
— А эта медсестра, — продолжал Хамура, — что сегодня явилась к Эмме, тоже хорошая штучка. Она наверняка собирается убить подругу. Убьет, а наряды возьмет себе. Эти надзиратели в чумных изоляторах только для того сюда И идут работать, чтобы завладеть вещами умерших.
Лопата стучала все громче, и порой се удары заглушали голос Хамуры. Время от времени металл, ударяясь о камень, высекал искры.
— Чуму вызывают никакие не бациллы! Это все выдумки ученых. Никто так не врет, как ученые. Как это их называют? Ах да, софисты! Премьер Иосида — вот кто был великий человек! Уж он-то знал, что к чему. Он говорил, что чума появляется в воздухе и начинает кишеть в нем, как кишат черви в земле. Как это называется? А, вспомнил — самозарождение! Это люди отравляют воздух чумой . Как только мир переполняется злыми людьми, из углекислого газа, который они выдыхают, зарождается чума... Она поражает добрых людей и отравляет их кровь. Поэтому все эта изоляторы — чепуха! Ведь в них вместе с хорошими людьми находятся и скверные люди, так как же тут спасешься?
Хамура все говорил, говорил без остановки и вдруг умолк.
— Ну вот, могила готова, — после долгой паузы произнес он, — зачем мне лежать на общем кладбище! Там всех сваливают в одну кучу. И женщины и мужчины гам. И многое еще дышат! И все только хорошие люди. А я вот никого не побеспокоил, сам себе вырыл моголу!
Кохияме показалось, что Хамура собирается лечь в яму. Он снова зажег фонарь и бросился к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Неожиданная гостья проникла во двор через калитку, в которую входил шофер, доставлявший продукты (он всегда приезжал сюда в белом халате, в защитной маске и перчатках). Катасэ, по-видимому, забыл запереть калитку. Но шоферу обычно открывали ворота, калитка оставапась на замке, поэтому оплошность Катасэ походила на какое-то умышленное действие. Однако сейчас было не до разбирательств.
— Как это я не смогу вернуться домой? — удивленно спросила Сатако. — Что это значит? Позовите-ка мне Эмму!
— Я повторяю, барышня, — сказал Тэрада, — что для вас будет лучше, если вы немедленно повернете назад и уйдете отсюда через калитку, не задавая лишних вопросов.
— Вы меня запугиваете! Скажите, Эмма жива?
— Она простудилась и лежит в постели. У нее тяжелый вирусный грипп, тот самый, от которого умер ее отец. Ясно?
— В паком случае я остаюсь. Не могу же я останить ее одну в компании таких растяп.
Таким образом, Сатико Ноборикава стала обитательницей чумного изолятора. Она недавно вернулась в Токио из Осака. Узнав, что у Эммы умер отец, она туг же поспешила к подруге, И се ничто не остановило бы: даже если бы сама Эмма попросила никого к ней не пускать.
К вечеру у Эммы подскочила температура. Термометр показыват 38. Девушка лежала пластом, лихорадочный румянец горел на ее лице, глаза затуманились, утратив свой обычный влажный блеск.
Кохияма хотел, чтобы Тэрада осмотрел ее, но тот заявил, что не может оторваться от работы.
- Что же делать? —спросила Сатико Кохияму, набивая пузырь льдом.
Можно было позвать Катасэ, ведь он всего год назад проходил стажировку в университетской клинике и был здесь сейчас единственным человеком, которому известны новейшие мегоды лечения. Кроме того, он наблюдал течение болезни у Убукагы. Но Эмма наотрез отказалась от его услуг, да Кохияма и сам не очень хотел к нему обращаться.
— Ладно, я попробую вызвать господина Канагаи, — сказал Кохияма и вышел из Комнаты.
Никаких других врачей приглашать сюда не разрешалось. Может, пойти к профессору Нисидзаке и попросить у него разрешения позвонить по телефону? Или лучше к Хамуре? Правда, не хочегся попадаться на глаза взбалмошной хозяйке, да и встреча с самим хозяином квартиры не сулит ничего хорошего.
Дверь открыл седовласый профессор. В квартире было очень тихо, как обычно бывает в доме стариков, удалившихся на покой. Выслушав просьбу Кохиями, профессор растерянно почесал в затылке и с виноватой улыбкой произнес:
— Вот незадача...
Профессор медицинского факультета Нисндзака, когда достиг предельного возраста, установленного для государственных служащих, в порядке исключения благодаря своим связям получил право на пожизненное зачисление в штат института. Всякие разговоры по телефону обитателям "загородной виллы" были сейчас категорически запрещены, и старый профессор боялся неприятностей, если он позволит Кохияме воспользоваться своим телефоном.
Да и вообще профессор Нисидзака впервые в жизни сталкивался с таким серьезным испытанием, как опасность заражения чумой, и был чрезвычайно напуган. Однако прямо отказать Кохияме он не решился.
— Поймиге, профессор, ведь речь идёт о жизни и смерти. Вы всегда честно служили медицине и людям, вы не можете оставить человека в беде. — Кохияма решил сыграть на гуманных чувствах старого профессора, другого выхода у него не было.
— Н-да, положение затруднительное, — промямлил Нисидзака. — Ну да ладно, сделаем вот что. Мы с женой закладываем ватой уши и мы ничего не слышали — ни как вы пришли, ни как вы ушли. — И профессор скрылся в комнате.
Телефон стоял в передней, и Кохияма тотчас же снял трубку и набрал номер клиники. Как он и предполагал, Канагаи уже ушел. Кохияма позвонил домой. К телефону подошла жена Канагаи.
— К сожалению, его нег дома, — сказала она. — Он уехал на встречу однокашников по университету.
— А где они встречаются?
— В Хакопэ.
— Где именно?
— Он мне не сказал.
— Когда он должен вернуться?
— Обещал завтра днем...
Значит, они там будут ночевать. Возможно, поэтому он сегодня не появился в изоляторе. Почувствовав, что жена Канагаи к последнему его вопросу отнеслась с некоторым подозрением, Кохияма попросил передать доктору, что звонил "корреспондент Кохияма", и повесил трубку.
Сейчас Кохияма особенно остро почувствовал свою беспомощность и несовершенстао телефонной связи — единственно возможного пока средства сообщения с внешним миром. А что, если отправиться в университетскую клинику, разузнать там, кто учился вместе с Канагаи, может быть, кто-нибудь все-таки знает, в какой гостинице в Хаконэ они намеревались остановиться? Он мог бы взять такси и махнуть туда. И сегодня же ночью привезти Канагаи.
Но ведь не исключено, что Канагаи будет настолько пьян, что от него никакого толку не добьешься. Есть ли тогда смысл за ним ехать? Итак, дело кончилось ничем. Кохияма позвал профессора и поблагодарил его.
— Придется, значит, ждать до завтра? — Старый профессор все слышал, в тоне его было явное сочувствие.
— А может быть, вы посмотрите больную, профессор?
— Нет, нет, друг мой. Я не клиницист. Моя специальность — теория, и к тому же я не имею права браться за лечение здешних больных. Это дело доктора Канагаи.
Возможно, профессор скромничал, но в тоне старика Кохияма почувствовал пренебрежение к врачам-практикам. Обратиться к добряку Муракоси? Но он вообще не врач, а исследователь-микробиолог, причем узкий специалист.
Вернувшись к себе, Кохияма поднялся на второй этаж и постучался к Тэраде.
— Ведь я вам уже сказал, что не могу отложить работу, — сердито отозвался Тэрада и вышел в коридор.
Тэрада выглядел страшно изнуренным. Он с пренебрежением отозвался о предполагаемом неврозе у Хамуры, но сам сейчас казался пораженным каким-то тяжелым недугом.
— Я прошу вас все-таки осмотрел, больную, — сказал Кохияма.
— Это ни к чему.
— Как так?
— Если у нее чума, то дело безнадежное.
— Но ведь никто не установил, что у нес чума.
— Поймите, что, если у нее легочная чума, значит, она больна не первый день и осмотр ни к чему. Если же у нее воспаление легких, тогда дело терпит до завтра.
- Но ведь и чуму можно лечить!
— Лекарства ей не помогут!
— Вы имеете в виду антибиотики?
-Да.
— Почему не помогут?
— По той же причине, по какой они не помогли ее отцу. Наследственная невосприимчивость.
— Но ведь есть еще и другие методы лечения. Например, инъекция больших доз противочумной сыворотки. На протяжении 4-5 суток, кажется, вводится от 40 до 100 кубиков?
— Вы, видно, кое-что уже усвоили. Но имевшийся запас сыворотки и вакцины мы сегодня израсходовали на ее подругу, так некстати явившуюся сюда. А чтобы получить новую порцию из университетской клиники, нужно время.
— Поэтому я и хочу, чтобы вы осмотрели больную и дали свои рекомендации.
— Я уже сказал: если это легочная форма чумы, никакой осмотр не поможет.
— Но, может, у нее что-то другое?
— Я вчера вечером се смотрел. Лимфатические железы у нее не увеличены. Значит, это не бубонная чума. Если это кожная форма, то на месте проникновения бацилл должны появиться пузырьки. Но это станет ясно не раньше чем завтра. Пока у нее обнаружено лишь красное пяшышко на коже от укуса какого-то насекомого. Но эта еще ничего не значит.
— Л вы не обманываете меня?
— Я не врач. Я давно уж исследователь, работающий в фармацевтической фирме. Но я не чета тем медикам-теоретикам и микробиологам "вообще", которые открещиваются от патологии. — Можно было подумать, что Тэрада подслушал разговор Кохиямы с Нисидзакой.
— Но вы вели специальные исследования в отряде Исии, — сказал Кохияма и пристально посмотрел па собеседника. Это был аргумент, к которому он прибегнул в расчеге на то, что так он сможет заставить Тэраду раскрыто наконец тайну его исследований.
Тэрада, разумеется, понял намек, но ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Не забывайте, молодой человек, что в свое время мне пришлось вести работу по борьбе с эпидемиями в Харбине и Мукдене.
— Вы хотите сказать, что поэтому вас и не причислили к военным преступникам. Что ж, это хорошо. Но, признаться, я не вполне уверен, что вы этим ограничились.
— Что ВЫ хотите сказать?
— Ничего. Я хочу спросить, почему вы, например, так тщательно скрываете от всех, что вы делаете в кабинете господина Убукаты?
— Ладно, дружище! Идите отсюда! Вот вам таблетки сульфидина, дайте их Эмме, пусто принимает. А завчра приедет Каиагаи.
Тэрада вытащил из кармана халата коробочку с этикегкой фирмы Гоко и сунул ее в руку Кохияме. Велев Сатико давать Эмме сульфидин через каждые шесто часов, Кохияма вышел пройтись по двору. Он понимал, что Тэрада предложил это лекарство просто так, для очистки совести. Когда врач назначает лечение, не осмотрев больного и не поставив диагноза, — это не лечение, а шарлатансгво.
Повышение температуры у Эммы Тэрада мог принять за симптом чумы. Возможно, у него для этого имелись основания. Кохияма с наслаждением ощущал на разгоряченной коже дуновение свежего ветра. Что такое молодость? Вступление в жизнь или ее расцвет? Говорят, писателю, чтобы написать повесть или роман, достаточно жизненного опыта, накопленного к 26 годам. Кохияма прожил на снеге уже 29 лег. На целых
три года больше! Значит, можно считать, что жизненного опыта у него более чем достаточно. И самому ему казалось, что он уже успел повидать и узнать немало.
Он учился. Занимался спортом. Развлекался. Сталкивался со многими людьми. Работал, платил налоги. В студенческие годы, случалось, воровал книга в книжных магазинах. Хоть он и не был активным участником левого движения, но в период борьбы протай договора о безопасности довелось и ему посидеть под арестом. Единственное, чего он никогда не делал, — это не убивал и не воевал, а все остальное он, кажется, уже успел испытать в
жизни. Пил водку. И женщины у него были. На одной девушке он даже обещал жениться. Ей было 27 лет, на два года меньше, чем Кохияме. Она кончила университет позже, чем он, и работала машинисткой во внешнеторговой фирме. Красивая, в современном стиле. Они ходили пить чай в кафе, посещали рестораны, танцевали, ездили на горячие источники. Начали с поцелуев и кончили близостью.
Она торопила с женитьбой, но он никак не мог на это решиться. И вовсе не потому, что боялся, что не сможет создать хорошую семью, ибо привык вести полубогемный образ жизни. Он и сам не сумел бы объяснить, почему он не шел на это, но у него постоянно было неспокойно па сердце. Раздражительность, тревога, а подчас и отчаяние терзали его. Нет, он не мог сказать, что юность — лучшая пора его жизни. Скорее, это пора беспочвенных иллюзий, самоутешительного обмана и самообольщения. Даже очень серьезные крушения кажутся в Эту пору лишь пеной на поверхности моря. Все сияет ложным блеском, как пятна нефти на водной глади грязного канала. Кохияма прожил молодые годы, ни разу не вступив в серьезную схватку с жизнью, не одержав побед, но не испытав и серьезных поражений. Жизнь не очень спокойная, но без особых потрясений. Возможно, это типично для современного человека вообще.
Может быть, жениться, растить детей, хоронить близких — это и есть самое важное в жизни, а все остальное — пустяки? Если проникнуться этим сознанием, жизнь, возможно, наполнится определенным смыслом. А если вдобавок выполнять какой-то, пусть даже минимальный долг перед обществом, то и вовсе будешь чувствовать себя на высоте...
Пока Кохияма колебался, его возлюбленная внезапно исчезла. Как потом выяснилось, она вышла замуж за одного честного малого, своего сослуживца, который работат за границей, и уехала к нему.
Кохияма был благодарен судьбе, но в то же время полностью простить эту измену не мог. И вот он встретил Эмму. Она не стремилась выйти замуж, она хотела добиться чего-то большего. Чувствовалось, что за этой хрупкой внешностью скрывается недюжинная воля, хотя, вернее, в данном случае надо говорить не столько о воле, сколько об обостренной впечатлительности, обусловлен-
нон необычными обстоятельствами ее детства. Отсюда и ранимость и утонченность.
Ее чувствительность больше всего привлекала Кохияму. Прежняя его возлюбленная была девушкой нежной, красивой, неглупой и довольно темпераментной. Но эмоциалыюй тонкостью она не отличалась.
Кохияма поежился — стало холодно. Видимо, температура к вечеру упала. Он направился к дому и по дороге столкнулся с Катасэ и Муракоси.
— Кохияма-сан, вы не видели господина Хамуру? — спросил Муракоси.
"Специалист по риккегсиям" сейчас отвечал за охрану и противопожарную безопасность в изоляторе. Эгот слабохарактерный интеллигентик в студенческие годы имел второй разряд по дзюдо. Ему, Катасэ и Хамуре поручили охрану дома.
Тэрада тоже был включен в "команду", но, незаметно взяв все дела в свои руки, сложил с себя обязанности дежурного. Кохияме же охрану дома не доверяли, боясь, что он можег попытаться связаться с внешним миром; его счигапи человеком опасным и ненадежным и держали под постоянным надзором. Но и у него были свои обязанности: он занимался приемкой продуктов, дезинфекцией помещений, а также помогал Эмме по кухне.
— Что-нибудь случилось? — спросил Кохияма.
— Только что приходила жена Хамуры и заявила, что он пропал — вышел куда-то и исчез. Л ворота заперты, гак что он, должно быть, где-нибудь здесь.
— Зачем же она его отпустила?
— Попробуйте у нее это спросить! — проворчал Катасэ. — Она набрасывается на вас, как квочка. Эта мегера считает нас виновными в том, что ее муж свихнулся.
— Что ж, давайте поищем, — предложил Кохияма.
— Спасибо за помощь, — поблагодарил Муракоси.
Муракоси и Катасэ повернули налево, а Кохияма пошел направо. Двор был довольно большой — более девятисот квадратных метров. Участок, примыкавший к парку, при теперешней дороговизне стоил немало, но учредитель института Каньо, получивший крупную сумму за изобретение нового антибиотика, все же приобрел его. Здание института на улице Накамэ1уро становилось тесновато, и здесь, кроме дома для сотрудников, предполагалось выстроить еще один корпус. Была подготовлена площадка и возведен фундамент, но на постройку дома не хватило денег.
Поднявшись вверх по узкой тропинке и раздвинув засохшие кусты, Кохияма увидел белеющий в темноте бетонный фундамент. Он вытащил электрический карманный фонарик. Вдруг ему послышалось чье-то бормотание. По-видимому, это был голос пропавшего. Хамура непрерывно твердил не то молитву, не то заклинание, и его монотонный голос в темноте наводил жуть. Кохияма погасил фонарик и прислушался.
— Эта дрянь Юрико собирается меня убить, потому что у меня чума, она опасный человек. Вчера ночью взяла мокрое полотенце, сложила вдвое и залепила мне нос и рот, чтобы я задохнулся. Эта гадюка служит теперь надзирателем, ей поручено убивать больных чумой. Она хочет получить за меня миллион двести тридцать тысяч иен моих сбережений и пятьсот миллионов иен страховки! А потом она убьет бедняжку Тамико. Она все
время пичкает ее, обкормит ребенка, и ребенок погибнет.Жаль девочку... эта стерва Юрико поклялась извести нас...
Юрико — было имя жены Хамуры.
Похоже, что Хамура рыл землю лопатой.
— А эта медсестра, — продолжал Хамура, — что сегодня явилась к Эмме, тоже хорошая штучка. Она наверняка собирается убить подругу. Убьет, а наряды возьмет себе. Эти надзиратели в чумных изоляторах только для того сюда И идут работать, чтобы завладеть вещами умерших.
Лопата стучала все громче, и порой се удары заглушали голос Хамуры. Время от времени металл, ударяясь о камень, высекал искры.
— Чуму вызывают никакие не бациллы! Это все выдумки ученых. Никто так не врет, как ученые. Как это их называют? Ах да, софисты! Премьер Иосида — вот кто был великий человек! Уж он-то знал, что к чему. Он говорил, что чума появляется в воздухе и начинает кишеть в нем, как кишат черви в земле. Как это называется? А, вспомнил — самозарождение! Это люди отравляют воздух чумой . Как только мир переполняется злыми людьми, из углекислого газа, который они выдыхают, зарождается чума... Она поражает добрых людей и отравляет их кровь. Поэтому все эта изоляторы — чепуха! Ведь в них вместе с хорошими людьми находятся и скверные люди, так как же тут спасешься?
Хамура все говорил, говорил без остановки и вдруг умолк.
— Ну вот, могила готова, — после долгой паузы произнес он, — зачем мне лежать на общем кладбище! Там всех сваливают в одну кучу. И женщины и мужчины гам. И многое еще дышат! И все только хорошие люди. А я вот никого не побеспокоил, сам себе вырыл моголу!
Кохияме показалось, что Хамура собирается лечь в яму. Он снова зажег фонарь и бросился к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18