Легочная форма чумы передается по воздуху при контакте с больным, а бубонная и кожная — через блох. Других путей распространения инфекции не существует. И если он и в самом деле бациллоноситель чумы, то сейчас, пока не кончится инкубационный период, он никого заразить не может.
К тому же перед уходом из дому они с Эммой приняли все меры предосторожности. В этот вечер он надел свой костюм, тщательно продезинфицированный еще в первый день его пребывания в "загородной вилле".
В общем, из дому они вышли облитые карболкой, что называется, с головы до пят.
— Ну и несет же от нас! — морщась, время от времени говорила Эмма. И действительно, запах был довольно сильный и, пожалуй, мог даже привлечь внимание прохожих.
И все же Кохияма не в силах был отделаться от жучкой картины, которую ему рисовало воображение: чумные бациллы садятся на телефонную трубку, затем переходят на каждого, кто берется за нее, бурно размножаются, распространяются дальше и одну за другой уносят человеческие жизни.
Наконец он все-таки решился и набрал номер. Послышался голос телефонистки редакционного коммутатора, даже этот гатос показался сейчас Кохияме бесконечно дорогим и близким. Затем он услышал голос Сомэи:
— Как дела? Что с тобой стряслось? Вчера Цурумодо звонил тебе. В пансионе отвсгали, что ты давно не приходил домой, мы уже стали беспокоиться.
— Видите ли, дело в том...
— Но потом я решил, — перебил его Сомэя, — что ты отлеживаешься в больнице у какого-нибудь знакомого врача, избавляешься от своей простуды.
— Вы почти угадали. Я и в самом деле вроде как отлеживаюсь.
— Ты говорил, что тебе нужен отпуск на неделю. Значит, завтра придешь?
— Нет. Денька через четыре, не раньше.
— Через четыре?
— Да. Я не могу пока выходить, но мне хотелось бы кое-что выяснить.
— Хм! Что же именно? — обеспокоенпо спросил Сомэя.
— Мне надо знать, каким университетам и научно-исследовательским институтам у нас Пентагон оказывает финансовую помощь и какие работы субсидирует.
— Этими вопросами занимается отдел общественной жизни.
— Возможно, это и не имеет прямого отношения к нашему отделу, но я бы хотел срочно получите список таких университетов и научно-исследовательских учреждений.
— Ого! Да ты и впрямь начал интересоваться серьезными делами!
— В первую очередь желательно узнать, какие темы и какие конкретные исследования финансируются американцами.
— Ладно, понял. Цурумото теперь ежедневно бывает в Министерстве просвещения, я ему поручу это.
— Очень прошу вас.
— Позвони завтра в полдень.
Сомэя словно что-то почувствован — больше он ни о чем не стал спрашивать. Кохияме это было на руку. Сомэя, наверное, лишился бы дара речи, если б узнал, чго Кохияма находится сейчас под одной крышей с тем самым Тэрадой, с которым они когда-то были в сибирском плену. С чувством облегчения Кохияма повесил трубку.
Кохияма и Эмма сидели в баре перед стойкой. После разговора с Сомэсй, который как-то связал его с внешним миром, Кохияма почувсгвоиач себя смелее. Он уговорил Эмму зайти в бар.
Итак, впервые они оказались вдвоем в баре. Они были знакомы шестой день и уже обменялись не одним поцелуем. Короче говоря, их вполне можно было считать влюбленной парой, но они пока еще не имели возможности остаться вдвоем вдали от всех.
Пока бармен выполнял заказ, Эмма молча рассматривала полки, уставленные бутылками с винами иностранных марок и фруктовыми соками.
Обстановка фешенебельного бара, мягкий, неяркий свет — все, казалось, как нельзя более подходило к европейской внешности Эммы. Но она держалась скованно и сидела с хмурым видом. Ог се недавней веселости и оживления не осталось и следа. Возможно, продолжало сказываться невольное напряжение, которое они испытали, попав из своего уединения в шумную городскую толпу. Но скорее всего, дело было не только в этом.
— Почему вы вдруг нахмурились? — спросил Кохияма.
— Наверное, потому, что настало время задуматься, — с чуть печальной улыбкой ответила Эмма.
Влюбленные всегда испытывают тоскливое чувство, когда наступает время расставания. Они начинают нервничать, между ними возникают подчас даже ссоры. Однако ни Кохиямс, ни Эмме это пока не угрожало, ее явно заботило
что-то другое.
— Но ведь вы сами сказали в парке, что сейчас не время задумываться.
— Да, но когда-нибудь это надо все-таки делать.
— Вы думаете о том, что с вами будет, когда вы покинете "загородную виллу"?
— Нет, не об этом. Это уже решено. Я снова вернусь к своей прежней работе.
— В таком случае вам не о чем беспокоиться, — сказал Кохияма. "Не считая чумы, которая, возможно, хозяйничает в "вилле", — хотел он добавить, но промолчал.
— Я вес думаю о том, для чего отец занимался этими исследованиями? — с некоторым усилием проговорила вдруг Эмма.
— Не стоит об этом думать, бесполезно, — сказал Кохияма.
— Бесполезно? Но ведь сами-то вы только об этом и думаете! Или я не права?
Казалось, она читала его мысли. Она, видимо, чувствовала, что Кохияма стремится узнать, над чем работал отец, и уже почти докопался до сути, хотя он никогда с ней об этом не говорил.
Кохияма взглянул на часы. Прошел час, как они ушли из дому.
— Исследования вашего отца остались незаконченными, и теперь ими занимается Тэрада.
— Работа моего отца всегда причиняла одни страдания. Он не щадил ни мать, ни меня...
— Пожалуй, нам пора идти, — прервав ее, поднялся с места Кохияма.
— А сок, барышня? — окликнул ее бармен. На стойке остался бокал фруктового сока, к которому Эмма не притронулась.
— Не хочу, спасибо, — ответила она.
Кохияма тоже заметил, что Эмма не стала пить сок, но ничего не сказал. Он и сам выпил едва половину своего виски с содовой. Мысль о том, что он, возможно, распространяет чуму, не покидала его. Под подозрительным
взглядом, которым бармен проводил "влюбленную парочку", они вышли на улицу. При свете фонарей Кохияма вдруг увидел, что у Эммы глаза полны слез.Кохияма обнял ее за плечи, ему хотелось как-то утешить девушку, отвлечь от грустных мыслей. Они проходили мимо винного ларька. Кохияма купил бутылочку виски и немного сыру. Шесть дней назад он пошел на квартиру к Убукате прямо из дому. Денег у него с собой было немного, и сейчас он все израсходовал.
Когда Кохияма и Эмма спустились с парк, настроение у них немного поднялось. Кохияма на ходу вынул бутылку из картонной упаковки и отвитил пробку.
— Пить здесь? — удивилась Эмма.
— Но ведь некогда, нужно спешить, — сказал Кохияма. Они условились с Сатико, что к восьми часам вернутся.
— Погодите, я знаю хорошее место, — сказала Эмма.
— Но в нашем распоряжении осталось не более пятнадцати минут. Эмма пошла вперед. Она великолепно ориентировалась в парке. Они свернули с освещенной аллеи на глухую темную тропинку, перешли по горбатому мостику через родник и очутились перед небольшой рощицей. Между деревьями тускло поблескивал пруд. Эмма повела Кохияму к роще. Сюда, видно, редко кто забредал. Почти у самой опушки они нашли охапку хорошо сохранившегося сена.
Они сели. Здесь их никто не мог видеть. Сзади была стена деревьев, а впереди лежал объятый тишиной, заросший у берега камышом пруд, Кохияма сделал несколько глотков. Виски обожгло желудок, и тело сразу стало удивительно легким.
— Я тоже хочу, — сказала Эмма. Он в темноте протянул ей бутылку.
— Нет, я хочу из ваших рук! Он поднес бутылку к се губам.
Она сделала глоток и снова потянулась к бутылке. Эмма запрокинула голову, длинные волосы волнами спадами назад. Он погладил девушку по голове и дал ей еще отпить несколько глотков.
Она склонила голову на его плечо.
— Обнимите меня, — сказал Эмма.
Она часто просила обнять ее, ведь она даже в детстве не знала тепла материнских рук и тосковала по ним.
Когда она стала подростком, отец вдруг обрушил на нее поток бурных чувств, в которых любовь смешивалась с ненавистью. Он требовал от дочери полного повиновения, грубо вмешивался во все ее дела и злился, что не может заменить ей мать и проникнуть в ее девичьи тайны. Он был для нее настоящим деспотом.
Отшвырнув пустую бутылку, Кохияма обнял Эмму. Губы их слились в долгом поцелуе.
Наконец он оторвался от ее губ и, с трудом взяв себя в руки, хотел было что-то сказать ей, но девушка вдруг подняла на него свои широко раскрытые глаза и четко проговорила:
— Когда я кончала колледж, я однажды была близка с одним человеком. Потом в университете за мной настойчиво ухаживая мой однокурсник...
Не желая ничего слушать, Кохияма поцелуем зажал ей рот. Упругое, напряженное тело Эммы стало вдруг мягким и податливым. Они упали на сено, еще хранившее запах солнца, и чела их сплелись. Эмма тихо вскрикнула... Охватившая их обоих неизъяснимая нежность перешла в страсть.
За все эти шесть дней Кохияма ни на минуту не забывал о чуме. Однако сейчас он забыл обо всем на свете.
ОТКРЫТИЕ
Не успел Кохияма переодеться и появиться в гостиной, как зуда пришли доктор Канагаи и Катасэ.
— Не знаю, что и делать, — удрученно сказал Канагаи.
— Неужели нельзя справиться с ним?
— Можно бы, конечно, применить какой-нибудь сильный транквилизатор или впрыснул, наркоз, но как к нему подобраться? Мы пробовали, стучались, вызывали в коридор — все напрасно.
— Что ни говори, это ведь не простой больной, — сказал Канагаи.
— Мне очень вас жаль, доктор, — заискивающим тоном сказал Катасэ,
— Ведь вы здесь уже целых три часа.
Канагаи взглянул на часы. Сделал он это машинально, не знать, сколько сейчас времени, он не мог — он то и дело посматривал на часы. Стрелка подошла к девяти.
— Это не столь важно, — сказал Канагаи. — Сегодня я могу здесь и заночевать. Я об этом предупредил.
— Попробую я его уговорить, — сказал Кохияма.
— Вы? —Катасэ усмехнулся. — Днем вы сказали, что он обещал спустип,ся вниз, и мы его ждали. А он притащил с собой ту страшную штуку...
— Тут уж я ни при чем.
— Разумеется, — сказан Канагаи. — Ну что ж, попробуйте.
— Попытаюсь.
— Буду вам очень признателен.
Кохияма забежал в кухню выпить стакан воды.
— Куда это вы? — остановила его Сатико, когда он направился к двери.
— Ужин готов, и Эмма сейчас придет.
— Мне нужно сходить к Тэраде, ужинайте без меня, — ответил Кохияма. — Вы собираетесь подняться наверх? — недовольно нахмурила брови
Сатико. — Разве это не опасно?
— Нет, особенно беспокоиться нечего.
— Но неужели у него чума?!
Сейчас этот вопрос, который она задала и в первый свой день в изоляторе, не казался таким наивным, в нем звучал страх. В наши дни, когда где-либо возникает эпидемия, об этом немедленно сообщается в газетах, по радио, телевидению. Но теперь уже редко кто воспринимает известие об эпидемии как непосредственную угрозу дня себя. Сейчас люди без боязни проходят мимо инфекционных больниц. Они знают, что изоляторы, в которые помещают больных, служат надежной защитой от дальнейшего распространения инфекции, и болезнетворные бактерии иод крепким замком. Однако это не значит, что борьба людей с эпидемиями уже отошла в область преданий. Приобретая устойчивость к лекарственным препаратам, микробы, подобно фениксу, возрождаются и приобретают способность безгранично распространяться.
Множество самых различных микробов, в том числе и патогенных, окружает человека, живет в его кишечнике, па коже, существует в организме животных и передастся самыми различными путями, по люди и понятия об
этом не имеют. Так обстоит дело и с чумными микробами. Это трудно вообразизъ, но в одном Токио обитает в три раза больше крыс, чем людей. Стоит чуме возникнуп. среди крыс, как в городе начнется повальная эпидемия. Из-за плохого состояния водосточных капав, фязи и антисанитарии в Токио может вспыхнуть эпидемия небывалой силы. А распространение чумы неизбежно приведет к появлению чумных бацилл, устойчивых к лекарегвенпым
средствам. Даже Сатико поняла наконец, насколько велика опасность. Кохияма медленно поднялся на второй этаж. Спешить было некуда. Муракоси и Катасэ можно больше не принимать в расчет, они потерпели окончательное поражение и больше не полезут. Теперь здесь главную роль играл доктор Канагаи, который мог что-то сделать для спасения жизни Тэрады, да еще Кохияма, который хотел проникнуть в тайну исследований Убукаты. Но сейчас основной его заботой было передать Тэраду на попечение
доктора Канагаи. Он постучался. Сколько раз он ни с чем уходил от этой двери!
— Тэрада-сан! Это я, Кохияма, — набравшись решимости, громко сказал он.
Ответа не последовало. За дверью послышалось хриплое бормотание. Кохияма прислушался. Тэрада как будто бы что-то читал. Но все, это, кажется, стихи... С трудом Кохияма различил слова: ...Пусто на сердце, В нём отзвука нет... Так это же стихи поэта Хашвары, которые Тэрада читал ему еще в первый день по пути к "загородной вилле"!
— Тэрада-сан! — снова позвал Кохияма.
С чего это он снова вспомнил стихи своей молодости? Может, в порыве отчаяния? Или, наоборот, потому, что почувствовал себя лучше?
— Тэрада-сан! Откройте, пожалуйста.
— Это вы, Кохияма? — отозвался наконец Тэрада.
— Вас ждет доктор Канагаи. Он прождал вас весь вечер. Спуститесь, пожалуйста, вниз, он хочет вас осмотреть.
— Он и днем приезжал. А потом явился за мной с санитарной машиной.
Я все знаю.
— Но ведь сейчас еще можно помочь вам.
— Кто это сказал?
— Он.
— Хм! А Убукате он помог? — Что ж, на ошибках учатся.
— Это верно... Ну, а вы гоже не против того, чтобы меня увезли в больницу?
— А... а почему я должен возражать? — растерянно спросил Кохияма.
— Я-то знаю почему, не будем играть в прятки, скажите, что вы хотите у меня выведать.
— Хорошо, скажу. Только выйдите, пожалуйста, в коридор.
— Нельзя. У двери стоит стул, я сяду и буду вас слушать. — Тэрада говорил спокойным голосом, не похожим на голос тяжело больного человека.
Послышались шаркающие шага. Тэрада, должно быть, подошел к двери.
— Вы говорили мне, что продолжаете незаконченное Убукатой исследование в области генетики противолекарственной устойчивости обыкновенной кишечной палочки, не так ли?
— Да, совершенно верно.
— Но сегодня вы урожали американцам, а потом и доктору Канагаи распылителем, в котором, по вашим словам, были устойчивые чумные бациллы.
-Да.
— При этом вы сказали, что эти бациллы вывел покойный Убуката.
— Правильно.
— Значит, он исследовал неустойчивые кишечные палочки, а устойчивые чумные бациллы.
— А какая разница?
— Не понимаю.
— Ничего удивительного в этом нет.
— Перестаньте морочить мне голову. Уж не хотите ли вы сказать, что в вашем приборе были не чумные микробы, а кишечные палочки и вы просто решили припугнуть американцев?
За дверью наступило молчание.Может быть, и в самом деле это был лишь трюк. Но тогда непонятно, почему бежали в такой панике Муракоси, Катасэ и американцы. Они рассчитывали получить у Тэрады итоговые данные о последней работе покойного Убукага. Следовательно, они заведомо знали, над чем работал Убуката и какие бактерии могут оказаться в руках Тэрады.
Если бы это были кишечные палочки, они не вызвали бы такой паники. С другой стороны, исследование Убукаты могло так и остаться незавершенным. Не исключено, что именно поэтому Тэрада отказался сообщтъ американцам результаты. Но ведь Тэрада и раньше называл свой распылитель грозным оружием. Вряд ли это было пустым бахвальством.
— Разрешите вам задать еще Один вопрос, — снова заговорил Кохияма.
— Какой?
— Вы сказали, что не передадите им секрета выведения устойчивых бацилл. Что это значит?
— Подождите до завтра, — сказал Тэрада.
— До завтра?..
— Да. Приходите ко мне завтра в полдень.
— Но ведь... — Вы хотите сказан., что до завтра я могу не дожип» или что тогда уже не будет никакой надежды на спасение моей драгоценной жизни? Передайте, пожалуйста, доктору Канагаи, что ему не следует беспокоиться. Я лучше, чем он, разбираюсь в чуме.
— Тэрада-сан, я не могу просто так уйти. Позвольте мне хоть взглянул» на вас, чтобы я мог сообщить доктору, в каком вы состоянии.
Послышался скрежет ключа. Дверь открылась. В коридоре было довольно темно, и фигура Тэрады, сидевшего перед дверью на стуле, освещенная сзади, была похожа сейчас на вырезанный из черной бумаги силуэт. Шапочки хирурга, в которой он появился днем, на нем не было, но лицо по-прежнему закрывала плошая марлевая маска, а руки обтягивали резиновые перчатки.
Со вчерашнего вечера, когда у него начался жар и он потерял сознание, прошли уже сутки. Сегодня днем он чуть ли не на четвереньках добрался до кабинета и едва не упал со ступенек на лестнице. А сейчас он сидел на стуле, выпрямившись, и был совершенно неподвижен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
К тому же перед уходом из дому они с Эммой приняли все меры предосторожности. В этот вечер он надел свой костюм, тщательно продезинфицированный еще в первый день его пребывания в "загородной вилле".
В общем, из дому они вышли облитые карболкой, что называется, с головы до пят.
— Ну и несет же от нас! — морщась, время от времени говорила Эмма. И действительно, запах был довольно сильный и, пожалуй, мог даже привлечь внимание прохожих.
И все же Кохияма не в силах был отделаться от жучкой картины, которую ему рисовало воображение: чумные бациллы садятся на телефонную трубку, затем переходят на каждого, кто берется за нее, бурно размножаются, распространяются дальше и одну за другой уносят человеческие жизни.
Наконец он все-таки решился и набрал номер. Послышался голос телефонистки редакционного коммутатора, даже этот гатос показался сейчас Кохияме бесконечно дорогим и близким. Затем он услышал голос Сомэи:
— Как дела? Что с тобой стряслось? Вчера Цурумодо звонил тебе. В пансионе отвсгали, что ты давно не приходил домой, мы уже стали беспокоиться.
— Видите ли, дело в том...
— Но потом я решил, — перебил его Сомэя, — что ты отлеживаешься в больнице у какого-нибудь знакомого врача, избавляешься от своей простуды.
— Вы почти угадали. Я и в самом деле вроде как отлеживаюсь.
— Ты говорил, что тебе нужен отпуск на неделю. Значит, завтра придешь?
— Нет. Денька через четыре, не раньше.
— Через четыре?
— Да. Я не могу пока выходить, но мне хотелось бы кое-что выяснить.
— Хм! Что же именно? — обеспокоенпо спросил Сомэя.
— Мне надо знать, каким университетам и научно-исследовательским институтам у нас Пентагон оказывает финансовую помощь и какие работы субсидирует.
— Этими вопросами занимается отдел общественной жизни.
— Возможно, это и не имеет прямого отношения к нашему отделу, но я бы хотел срочно получите список таких университетов и научно-исследовательских учреждений.
— Ого! Да ты и впрямь начал интересоваться серьезными делами!
— В первую очередь желательно узнать, какие темы и какие конкретные исследования финансируются американцами.
— Ладно, понял. Цурумото теперь ежедневно бывает в Министерстве просвещения, я ему поручу это.
— Очень прошу вас.
— Позвони завтра в полдень.
Сомэя словно что-то почувствован — больше он ни о чем не стал спрашивать. Кохияме это было на руку. Сомэя, наверное, лишился бы дара речи, если б узнал, чго Кохияма находится сейчас под одной крышей с тем самым Тэрадой, с которым они когда-то были в сибирском плену. С чувством облегчения Кохияма повесил трубку.
Кохияма и Эмма сидели в баре перед стойкой. После разговора с Сомэсй, который как-то связал его с внешним миром, Кохияма почувсгвоиач себя смелее. Он уговорил Эмму зайти в бар.
Итак, впервые они оказались вдвоем в баре. Они были знакомы шестой день и уже обменялись не одним поцелуем. Короче говоря, их вполне можно было считать влюбленной парой, но они пока еще не имели возможности остаться вдвоем вдали от всех.
Пока бармен выполнял заказ, Эмма молча рассматривала полки, уставленные бутылками с винами иностранных марок и фруктовыми соками.
Обстановка фешенебельного бара, мягкий, неяркий свет — все, казалось, как нельзя более подходило к европейской внешности Эммы. Но она держалась скованно и сидела с хмурым видом. Ог се недавней веселости и оживления не осталось и следа. Возможно, продолжало сказываться невольное напряжение, которое они испытали, попав из своего уединения в шумную городскую толпу. Но скорее всего, дело было не только в этом.
— Почему вы вдруг нахмурились? — спросил Кохияма.
— Наверное, потому, что настало время задуматься, — с чуть печальной улыбкой ответила Эмма.
Влюбленные всегда испытывают тоскливое чувство, когда наступает время расставания. Они начинают нервничать, между ними возникают подчас даже ссоры. Однако ни Кохиямс, ни Эмме это пока не угрожало, ее явно заботило
что-то другое.
— Но ведь вы сами сказали в парке, что сейчас не время задумываться.
— Да, но когда-нибудь это надо все-таки делать.
— Вы думаете о том, что с вами будет, когда вы покинете "загородную виллу"?
— Нет, не об этом. Это уже решено. Я снова вернусь к своей прежней работе.
— В таком случае вам не о чем беспокоиться, — сказал Кохияма. "Не считая чумы, которая, возможно, хозяйничает в "вилле", — хотел он добавить, но промолчал.
— Я вес думаю о том, для чего отец занимался этими исследованиями? — с некоторым усилием проговорила вдруг Эмма.
— Не стоит об этом думать, бесполезно, — сказал Кохияма.
— Бесполезно? Но ведь сами-то вы только об этом и думаете! Или я не права?
Казалось, она читала его мысли. Она, видимо, чувствовала, что Кохияма стремится узнать, над чем работал отец, и уже почти докопался до сути, хотя он никогда с ней об этом не говорил.
Кохияма взглянул на часы. Прошел час, как они ушли из дому.
— Исследования вашего отца остались незаконченными, и теперь ими занимается Тэрада.
— Работа моего отца всегда причиняла одни страдания. Он не щадил ни мать, ни меня...
— Пожалуй, нам пора идти, — прервав ее, поднялся с места Кохияма.
— А сок, барышня? — окликнул ее бармен. На стойке остался бокал фруктового сока, к которому Эмма не притронулась.
— Не хочу, спасибо, — ответила она.
Кохияма тоже заметил, что Эмма не стала пить сок, но ничего не сказал. Он и сам выпил едва половину своего виски с содовой. Мысль о том, что он, возможно, распространяет чуму, не покидала его. Под подозрительным
взглядом, которым бармен проводил "влюбленную парочку", они вышли на улицу. При свете фонарей Кохияма вдруг увидел, что у Эммы глаза полны слез.Кохияма обнял ее за плечи, ему хотелось как-то утешить девушку, отвлечь от грустных мыслей. Они проходили мимо винного ларька. Кохияма купил бутылочку виски и немного сыру. Шесть дней назад он пошел на квартиру к Убукате прямо из дому. Денег у него с собой было немного, и сейчас он все израсходовал.
Когда Кохияма и Эмма спустились с парк, настроение у них немного поднялось. Кохияма на ходу вынул бутылку из картонной упаковки и отвитил пробку.
— Пить здесь? — удивилась Эмма.
— Но ведь некогда, нужно спешить, — сказал Кохияма. Они условились с Сатико, что к восьми часам вернутся.
— Погодите, я знаю хорошее место, — сказала Эмма.
— Но в нашем распоряжении осталось не более пятнадцати минут. Эмма пошла вперед. Она великолепно ориентировалась в парке. Они свернули с освещенной аллеи на глухую темную тропинку, перешли по горбатому мостику через родник и очутились перед небольшой рощицей. Между деревьями тускло поблескивал пруд. Эмма повела Кохияму к роще. Сюда, видно, редко кто забредал. Почти у самой опушки они нашли охапку хорошо сохранившегося сена.
Они сели. Здесь их никто не мог видеть. Сзади была стена деревьев, а впереди лежал объятый тишиной, заросший у берега камышом пруд, Кохияма сделал несколько глотков. Виски обожгло желудок, и тело сразу стало удивительно легким.
— Я тоже хочу, — сказала Эмма. Он в темноте протянул ей бутылку.
— Нет, я хочу из ваших рук! Он поднес бутылку к се губам.
Она сделала глоток и снова потянулась к бутылке. Эмма запрокинула голову, длинные волосы волнами спадами назад. Он погладил девушку по голове и дал ей еще отпить несколько глотков.
Она склонила голову на его плечо.
— Обнимите меня, — сказал Эмма.
Она часто просила обнять ее, ведь она даже в детстве не знала тепла материнских рук и тосковала по ним.
Когда она стала подростком, отец вдруг обрушил на нее поток бурных чувств, в которых любовь смешивалась с ненавистью. Он требовал от дочери полного повиновения, грубо вмешивался во все ее дела и злился, что не может заменить ей мать и проникнуть в ее девичьи тайны. Он был для нее настоящим деспотом.
Отшвырнув пустую бутылку, Кохияма обнял Эмму. Губы их слились в долгом поцелуе.
Наконец он оторвался от ее губ и, с трудом взяв себя в руки, хотел было что-то сказать ей, но девушка вдруг подняла на него свои широко раскрытые глаза и четко проговорила:
— Когда я кончала колледж, я однажды была близка с одним человеком. Потом в университете за мной настойчиво ухаживая мой однокурсник...
Не желая ничего слушать, Кохияма поцелуем зажал ей рот. Упругое, напряженное тело Эммы стало вдруг мягким и податливым. Они упали на сено, еще хранившее запах солнца, и чела их сплелись. Эмма тихо вскрикнула... Охватившая их обоих неизъяснимая нежность перешла в страсть.
За все эти шесть дней Кохияма ни на минуту не забывал о чуме. Однако сейчас он забыл обо всем на свете.
ОТКРЫТИЕ
Не успел Кохияма переодеться и появиться в гостиной, как зуда пришли доктор Канагаи и Катасэ.
— Не знаю, что и делать, — удрученно сказал Канагаи.
— Неужели нельзя справиться с ним?
— Можно бы, конечно, применить какой-нибудь сильный транквилизатор или впрыснул, наркоз, но как к нему подобраться? Мы пробовали, стучались, вызывали в коридор — все напрасно.
— Что ни говори, это ведь не простой больной, — сказал Канагаи.
— Мне очень вас жаль, доктор, — заискивающим тоном сказал Катасэ,
— Ведь вы здесь уже целых три часа.
Канагаи взглянул на часы. Сделал он это машинально, не знать, сколько сейчас времени, он не мог — он то и дело посматривал на часы. Стрелка подошла к девяти.
— Это не столь важно, — сказал Канагаи. — Сегодня я могу здесь и заночевать. Я об этом предупредил.
— Попробую я его уговорить, — сказал Кохияма.
— Вы? —Катасэ усмехнулся. — Днем вы сказали, что он обещал спустип,ся вниз, и мы его ждали. А он притащил с собой ту страшную штуку...
— Тут уж я ни при чем.
— Разумеется, — сказан Канагаи. — Ну что ж, попробуйте.
— Попытаюсь.
— Буду вам очень признателен.
Кохияма забежал в кухню выпить стакан воды.
— Куда это вы? — остановила его Сатико, когда он направился к двери.
— Ужин готов, и Эмма сейчас придет.
— Мне нужно сходить к Тэраде, ужинайте без меня, — ответил Кохияма. — Вы собираетесь подняться наверх? — недовольно нахмурила брови
Сатико. — Разве это не опасно?
— Нет, особенно беспокоиться нечего.
— Но неужели у него чума?!
Сейчас этот вопрос, который она задала и в первый свой день в изоляторе, не казался таким наивным, в нем звучал страх. В наши дни, когда где-либо возникает эпидемия, об этом немедленно сообщается в газетах, по радио, телевидению. Но теперь уже редко кто воспринимает известие об эпидемии как непосредственную угрозу дня себя. Сейчас люди без боязни проходят мимо инфекционных больниц. Они знают, что изоляторы, в которые помещают больных, служат надежной защитой от дальнейшего распространения инфекции, и болезнетворные бактерии иод крепким замком. Однако это не значит, что борьба людей с эпидемиями уже отошла в область преданий. Приобретая устойчивость к лекарственным препаратам, микробы, подобно фениксу, возрождаются и приобретают способность безгранично распространяться.
Множество самых различных микробов, в том числе и патогенных, окружает человека, живет в его кишечнике, па коже, существует в организме животных и передастся самыми различными путями, по люди и понятия об
этом не имеют. Так обстоит дело и с чумными микробами. Это трудно вообразизъ, но в одном Токио обитает в три раза больше крыс, чем людей. Стоит чуме возникнуп. среди крыс, как в городе начнется повальная эпидемия. Из-за плохого состояния водосточных капав, фязи и антисанитарии в Токио может вспыхнуть эпидемия небывалой силы. А распространение чумы неизбежно приведет к появлению чумных бацилл, устойчивых к лекарегвенпым
средствам. Даже Сатико поняла наконец, насколько велика опасность. Кохияма медленно поднялся на второй этаж. Спешить было некуда. Муракоси и Катасэ можно больше не принимать в расчет, они потерпели окончательное поражение и больше не полезут. Теперь здесь главную роль играл доктор Канагаи, который мог что-то сделать для спасения жизни Тэрады, да еще Кохияма, который хотел проникнуть в тайну исследований Убукаты. Но сейчас основной его заботой было передать Тэраду на попечение
доктора Канагаи. Он постучался. Сколько раз он ни с чем уходил от этой двери!
— Тэрада-сан! Это я, Кохияма, — набравшись решимости, громко сказал он.
Ответа не последовало. За дверью послышалось хриплое бормотание. Кохияма прислушался. Тэрада как будто бы что-то читал. Но все, это, кажется, стихи... С трудом Кохияма различил слова: ...Пусто на сердце, В нём отзвука нет... Так это же стихи поэта Хашвары, которые Тэрада читал ему еще в первый день по пути к "загородной вилле"!
— Тэрада-сан! — снова позвал Кохияма.
С чего это он снова вспомнил стихи своей молодости? Может, в порыве отчаяния? Или, наоборот, потому, что почувствовал себя лучше?
— Тэрада-сан! Откройте, пожалуйста.
— Это вы, Кохияма? — отозвался наконец Тэрада.
— Вас ждет доктор Канагаи. Он прождал вас весь вечер. Спуститесь, пожалуйста, вниз, он хочет вас осмотреть.
— Он и днем приезжал. А потом явился за мной с санитарной машиной.
Я все знаю.
— Но ведь сейчас еще можно помочь вам.
— Кто это сказал?
— Он.
— Хм! А Убукате он помог? — Что ж, на ошибках учатся.
— Это верно... Ну, а вы гоже не против того, чтобы меня увезли в больницу?
— А... а почему я должен возражать? — растерянно спросил Кохияма.
— Я-то знаю почему, не будем играть в прятки, скажите, что вы хотите у меня выведать.
— Хорошо, скажу. Только выйдите, пожалуйста, в коридор.
— Нельзя. У двери стоит стул, я сяду и буду вас слушать. — Тэрада говорил спокойным голосом, не похожим на голос тяжело больного человека.
Послышались шаркающие шага. Тэрада, должно быть, подошел к двери.
— Вы говорили мне, что продолжаете незаконченное Убукатой исследование в области генетики противолекарственной устойчивости обыкновенной кишечной палочки, не так ли?
— Да, совершенно верно.
— Но сегодня вы урожали американцам, а потом и доктору Канагаи распылителем, в котором, по вашим словам, были устойчивые чумные бациллы.
-Да.
— При этом вы сказали, что эти бациллы вывел покойный Убуката.
— Правильно.
— Значит, он исследовал неустойчивые кишечные палочки, а устойчивые чумные бациллы.
— А какая разница?
— Не понимаю.
— Ничего удивительного в этом нет.
— Перестаньте морочить мне голову. Уж не хотите ли вы сказать, что в вашем приборе были не чумные микробы, а кишечные палочки и вы просто решили припугнуть американцев?
За дверью наступило молчание.Может быть, и в самом деле это был лишь трюк. Но тогда непонятно, почему бежали в такой панике Муракоси, Катасэ и американцы. Они рассчитывали получить у Тэрады итоговые данные о последней работе покойного Убукага. Следовательно, они заведомо знали, над чем работал Убуката и какие бактерии могут оказаться в руках Тэрады.
Если бы это были кишечные палочки, они не вызвали бы такой паники. С другой стороны, исследование Убукаты могло так и остаться незавершенным. Не исключено, что именно поэтому Тэрада отказался сообщтъ американцам результаты. Но ведь Тэрада и раньше называл свой распылитель грозным оружием. Вряд ли это было пустым бахвальством.
— Разрешите вам задать еще Один вопрос, — снова заговорил Кохияма.
— Какой?
— Вы сказали, что не передадите им секрета выведения устойчивых бацилл. Что это значит?
— Подождите до завтра, — сказал Тэрада.
— До завтра?..
— Да. Приходите ко мне завтра в полдень.
— Но ведь... — Вы хотите сказан., что до завтра я могу не дожип» или что тогда уже не будет никакой надежды на спасение моей драгоценной жизни? Передайте, пожалуйста, доктору Канагаи, что ему не следует беспокоиться. Я лучше, чем он, разбираюсь в чуме.
— Тэрада-сан, я не могу просто так уйти. Позвольте мне хоть взглянул» на вас, чтобы я мог сообщить доктору, в каком вы состоянии.
Послышался скрежет ключа. Дверь открылась. В коридоре было довольно темно, и фигура Тэрады, сидевшего перед дверью на стуле, освещенная сзади, была похожа сейчас на вырезанный из черной бумаги силуэт. Шапочки хирурга, в которой он появился днем, на нем не было, но лицо по-прежнему закрывала плошая марлевая маска, а руки обтягивали резиновые перчатки.
Со вчерашнего вечера, когда у него начался жар и он потерял сознание, прошли уже сутки. Сегодня днем он чуть ли не на четвереньках добрался до кабинета и едва не упал со ступенек на лестнице. А сейчас он сидел на стуле, выпрямившись, и был совершенно неподвижен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18