Наш приход на Брянщину совпал с началом очередной крупной карательной экспедиции врага против партизан. На южной оконечности леса оборону заняли партизанские отряды, отошедшие из Хинельских лесов, Ямпольского и других районов Украины. Тут же находятся отряды имени 24-й годовщины РККА и донбасских шахтеров.
25 июля. В 6 часов утра вражеская артиллерия обстреляла заставы Хильчанского отряда со стороны Знобь-Трубчевского. К лесу подошли пехота, танки и конница. Заставы хильчанцев вынуждены были отойти. Тесня их, фашисты углублялись в лес, рассчитывая соединиться со своей второй группировкой, которая продвигалась с противоположной стороны. Она захватила село Улицу и выбила оттуда застану Ямпольского партизанского отряда. Создалась серьезная угроза прорыва на участках обороны отрядов имени 24-й годовщины РККА, Хильчанского, Середино-Буд-ского, Ямпольского и шахтеров Донбасса.
Наше соединение, несмотря на измотанность двухмесячными боями и длительным маршем, вынуждено было сразу же вступить в боевые действия и взять на себя руководство всей операцией. Силами Глуховского и Шалыгинского отрядов, пятой и восьмой оперативных групп Путивльского отряда мы заняли оборону на участке от западной окраины села Улицы до станции Знобь.
Отступив из села Улицы, Ямпольский отряд тем самым открыл наш левый фланг. Командиру отряда Гнибеде было предложено восстановить положение, но ямпольцы не сумели вернуть село. На место выехал Руднев, взяв с собой из резерва четвертую оперативную группу. Совместными усилиями они отбили село у противника, и отряд вновь занял недавно утраченные позиции.
Тяжелый бой разгорелся за районный центр Знобь-Новгородское. Там создалось настолько сложное положение, что командир Шалыгинского отряда Саганюк вынужден был оставить на поле боя пушку. Пришлось принять срочные меры. К вечеру пушку отбили, а противника отбросили на исходные позиции. На этом завершился первый этап боя по разгрому наступавшей вражеской группировки. И сразу же приступили к осуществлению второй части плана — к полному уничтожению отдельных подразделений врага, которые расположились в селах Голубовка, Старая Гута и Новая Погощь.
28 июля. Выполняя боевой приказ, оперативные группы нашего соединения и Середино-Будский отряд (командир Федоров) в ночь с 27 на 28 июля заняли исходные рубежи. В 2.30 начали наступление. Все свое внимание противник сосредоточил на участке группы Карпенко. К 4 часам утра две группы партизан скрытно обошли оборону гитлеровцев и ударили им в тыл и фланг. Враг пытался отбиться, но не выдержал стремительного натиска партизан и бежал, бросая оружие. К 7 часам утра намеченные приказом населенные пункты были очищены от противника. Середино-Буд-ский отряд расположился в хуторе Васильевский, а отряды нашего соединения — в Новой Гуте, Кролевецкий и Шалыгинский — в Старой Гуте, Путивльский — в Голубовке, Конотопский — в лесу, в трех километрах севернее хутора Васильевский.
В ходе этой операции уничтожено более двухсот солдат и офицеров 3-го батальона 47-го мадьярского полка. Взяты трофеи: 11 пулеметов, 6 минометов, 2 рации, санитарная автомашина, штабные документы и т. д.
29 июля. Утром я отправился посмотреть, как расквартированы бойцы. Возле пожарной вышки — партизаны. Вдруг сверху дозорный докладывает:
— Товарищ командир, в пшенице мадьяры! Разрешите полоснуть из пулемета.
— Подожди,— ответил я и поднялся на вышку. В бинокль хорошо видно, как по бескрайнему полю пшеницы идут к селу мадьяры, держа автоматы и винтовки за спиной. «Идут сдаваться в плен»,— мелькнула мысль.
— Связным быстро к заставе,— приказал я.— Первыми огня не открывать. Предупредить всех дозорных, чтобы усилили наблюдение.
Связные с места пустили копей в галоп, только пыль закружилась за ними. Продолжаю наблюдать. Мадьяры подошли к селу еще метров на сто и спрятались в пшенице. Вскоре тридцать солдат с поднятыми руками под командой своего офицера, окруженные партизанским конвоем, подошли к вышке.
Высокий, стройный офицер, чеканя шаг, направился ко мне, вытянулся и доложил:
— Господын-товарищ, командир советски партызант! Трыдцат мадьяр-антыфашыст прышол в плэн. Просыт разрэшыйт воевайт за свободный Венгрия на советски Украина. Старший лейтэнатт Габор.
— Ну что ж, товарищи-антифашисты, правильно сделали, что пришли, давно пора,— сказал я и, обращаясь к Горкунову, отдал распоряжение о снятии конвоя.
Сбежавшиеся к вышке партизаны и колхозники смотрели на пленных с улыбкой. Мадьярские солдаты вначале были угрюмы, молчаливы, очевидно, боялись, как бы наши люди не предъявили им счет за их соплеменников, заливших кровью советскую землю. Но вскоре мадьяры поняли, что бояться им нечего. Вот партизан достает кисет, бумагу и подает венгерскому солдату.
— Кури, камрад, вместе воевать будем — ты за Венгрию, я за Россию и за Украину.
2 августа. В Старой Гуте бойцы нашего соединения встретились со старыми друзьями — колхозниками. Они поведали нам о своем горе: немецко-мадьярские фашисты не дали им собрать урожай. Хлеб гибнет на корню. Партизаны решили оказать помощь населению. На полях села закипела работа. Люди, изголодавшиеся по мирному крестьянскому труду, настолько увлеклись, что даже не проверили, есть ли на полях вражеские мины. В результате произошел страшный случай — погибли два партизана. Пришлось временно приостановить работы, пока минеры не прочесали всю местность.
9 августа. За шесть дней соединение построило надежную оборону, которая гарантирует от неожиданных атак противника.
Каждый отряд выслал по две группы разведчиков: одну — в ближний район, другую — в дальний. У нас стало правилом: как только соединение остановилось хотя бы на кратковременный отдых, немедленно во все концы высылаются разведчики, а в населенные пункты — партизанская агентура. Это дает нам возможность всегда знать, что делает противник не только в непосредственной близости, но за сто и больше километров.
20 августа. Оказывая помощь населению в уборке урожая, партизаны в то же время заготавливали продукты и для себя. Все наши отряды централизованно снабжаются. Раньше хозяйственными делами занимался комендантский взвод, теперь объем работ по заготовкам и распределению продуктов намного возрос, и пришлось создавать хозяйственную часть, по главе которой стал мой помощник—старшин лейтенант Подгорный. Он начал с того, что развернул работы по уборке хлебов и заготовке сена.
Все взрослое население Старой Гуты вместе с партизанами с утра до ночи трудилось в поле. Собранного хлеба хватит на нужды соединения, старогутинцев и беженцев, находящихся на территории расположения наших отрядов. Детей Подгорный привлек для сбора грибов и ягод.
Должен сказать, что Николай Леонтьевич Подгорный проявил себя умелым организатором и хорошим партизанским интендантом. Этих его положительных качеств я сначала не знал. Пришел он к нам в начале марта. Войну начал на границе, отступал со своей частью почти до самого Путивля, здесь попал в окружение. Пробиться на восток к фронту не удалось, вот и пошел в партизаны. Воевать в отряде он начал рядовым. После первых боев был назначен командиром отделения, а затем взвода. После боя в Новослободском лесу принял роту, а теперь — помощник командира партизанского соединения.
21 августа. Получил радиограмму, в которой мне предлагалось явиться в Москву на совещание командиров партизанских отрядов. Прибыть я должен был на аэродром орловских партизан. II день отъезда меня окружили разведчики, минеры, артиллеристы, медработники, стрелки. Все дают письма родным или близким и просят опустить их в почтовый ящик в Москве.
В столице я не был с 1931 года, когда учился на высших курсах командного состава Красной Армии «Выстрел». Никогда не думал, что сейчас, в разгар тяжелой войны, мне придется оставить на время своих боевых друзей и лететь в Москву. На орловском аэродроме я встретил много знакомых по совместным боям командиров партизанских отрядов и соединений. Здесь были Гуд-зенко, Дука, Покровский, Кошелев, Сабуров, Ромашин, Емлю-тин и другие.
Линию фронта пересекли ночью на высоте около трех тысяч метров. Вражеские зенитки все время вели огонь по самолету. Несколько раз машина попадала в лучи прожекторов, но летчик, умело маневрируя, неизменно уходил из полосы ослепляющего света.
24 августа. Прибыли в Москву. С аэродрома нас сразу же отвели в штаб К. К. Рокоссовского, где состоялась теплая, обстоятельная беседа. Командующий интересовался партизанской тактикой, условиями борьбы по ту сторону фронта, состоянием вражеского тыла, коммуникациями и передвижением по ним фашистских войск и т. д.
26 августа. Всех нас пригласили в Центральный штаб партизанского движения. Здесь также состоялась обстоятельная беседа.
31 августа. Утром по телефону нас предупредили, чтобы мы никуда не отлучались и ждали вызова в Кремль. Вскоре этот вызов последовал. Когда вошли в Кремль, товарищи предложили мне идти впереди всех. Ты, мол, самый старший по партизанскому стажу, вот и будь направляющим. До этого в Кремле я не бывал и, признаться, немного волновался.
На приеме в Ставке Верховного Главнокомандования было человек двадцать командиров партизанских соединений и отрядов. Когда все расселись за длинным столом, я осмотрелся по сторонам. Вижу, на столе лежит карта походов нашего Сумского соединения, которую Войцехович составлял в Старой Гуте. Тогда ее отправили самолетом в Центральный штаб партизанского движения, а теперь она здесь, в Кремле. Что бы это могло значить?
Прием был продолжительным. Нас подробно расспрашивали о боевых делах отрядов, быте, связях с народом, вооружении, обмундировании. Когда спросили об источниках пополнения боеприпасами, я ответил, что источник один — трофеи.
— А почему ваши отряды стали рейдирующими? — спрашивали меня.
Я рассказал, что мы вынуждены были уйти 1 декабря 1941 года из Спадщанского леса, как дважды уходили из Хинеля и Старой Гуты рейдами на Путивль, и на опыте убедились в преимуществе маневренных действий. Тут же мне задали вопрос: может ли наше соединение совершить рейд на правый берег Днепра?
Мысль о выходе на Правобережную Украину у нас никогда раньше не возникала. До этого мы совершали рейды из одного района в другой, по знакомым нам местам. Выходили за пределы Путивльского района, рейдировали по всей северной части Сум-
ской области, иногда даже переходили границы Украины, Курской и Орловской областей Российской Федерации. Это были не простые передвижения с одного места на другое под натиском превосходящих сил противника. Нет. В процессе переходов соединение наносило врагу удары в самые больные места. Но ходить все время по одним и тем же районам не было смысла. Обстановка требовала, чтобы соединение действовало на Правобережье. Теперь нам предстояло пройти по территории нескольких областей, форсировать Десну, Днепр. А пройти туда мы, безусловно, сумеем, ведь там и земля, и люди такие же советские, как на Сумщи-не или в районах Брянских лесов. Хорошенько поразмыслив, я сказал, что выйти на правый берег Днепра мы сможем.
Напротив меня сидел Александр Николаевич Сабуров. Еще до вылета в Москву, в Старой Гуте, у нас был разговор о совместном рейде на Сумщину. Он поднялся и заявил, что тоже хотел бы со своими отрядами двинуться на правый берег Днепра. Согласие было дано. Нам предложили составить заявку на все, что потребуется для рейда на Правобережье.
Выйдя из Кремля, мы еще не осознали в полной мере всю важность этого совещания. Лишь потом, в гостинице, поняли глубокий смысл совещания, па котором пас, партизан, называли вторым фронтом. На союзников, значит, рассчитывать не приходится. Американцы и англичане саботируют открытие второго фронта в Европе. Ну что же, мы сами его создадим. Один фронт у нас на Волге, а второй будет партизанский, в тылу врага за Днепром.
На другой день меня и Сабурова снова вызвали в Кремль. Речь шла о предстоящих делах на территории Правобережной Украины. Нашему соединению было предложено отправиться в Киевскую область, а Сабурову — в Житомирскую. Эти районы с разветвленной сетью железных и шоссейных дорог, многочисленными переправами через реки являлись важнейшими стратегическими узлами.
Основной упор делался па то, чтобы наши соединения подняли там народ на вооруженную борьбу с оккупантами, развернули диверсионную работу, срывали подвоз из Германии резервов и техники к Волге и предгорьям Кавказа. Нашему соединению, кроме того, было приказано разведать укрепления на правобережье Днепра и Припяти и обо всем донести в Ставку Верховного Главнокомандования.
Мы понимали, что наш партизанский рейд связывается с подготовкой больших операций Красной Армии, что вскоре надо ждать радостных событий с фронта. Все было оговорено и учтено вплоть до установления надежной радиосвязи.
Возвращаясь из Кремля, Сабуров был очень задумчив.
— О чем ты, Александр Николаевич? — спросил я его.
— Вот думаю о сложности задания.
— Понимаю. Конечно, вначале твоим людям будет трудно. Рейды они не совершали, да и обозы не подготовлены. Но не горюй, поможем...
— Спасибо, Сидор Артемович, это я учту.
— А что думаешь делать с запасами продовольствия? Ведь у тебя их до нового урожая хватит.
— Это верно. Но и с собой всего не возьмешь. Раздадим населению.
До вылета оставалось дней восемь. Много было разных хлопот. Несмотря на большую занятость, мы нашли время, чтобы побывать в госпиталях Москвы и Тамбова, где находились на излечении наши товарищи-партизаны. Сколько радостных, волнующих минут пережили мы от встреч с боевыми друзьями! Буквально не успевали отвечать на нескончаемые вопросы о делах и людях соединений на Малой земле.
12 сентября. Вернувшись в Старую Гуту, я обо всем рассказал Семену Васильевичу Рудневу. Только комиссару можно было сообщить полностью содержание секретного приказа. Мы заперлись с ним в трофейной венгерской санитарной машине, служившей нам штаб-квартирой.
— Мы с тобой все время смотрели на район междуречья Волги и Дона, а вот куда нацелили нас в Кремле,— и я очертил пальцем районы Правобережной Украины.
— Ты хочешь сказать, что мы идем на правый берег Днепра?
— Да. Но туда идут пока только два соединения: наше и Сабурова.
Значение слова «пока» Семен Васильевич понял сразу. Жизнь научила нас понимать друг друга с полуслова, с одного взгляда. В первый период пребывания в тылу врага у нас не было постоянной связи с командованием Красной Армии. Разрабатывая те или иные операции, мы с Рудневым часто тревожились: правильно ли направляем свои удары? Позже, когда была установлена радиосвязь, стали действовать увереннее, как бы по общему плану. И вот теперь, советуясь о предстоящем походе, о выполнении задания Ставки Верховного Главнокомандования, мы оба чувствовали, что наша дружба поможет нам с честью его выполнить.
Потом Семен Васильевич Руднев доложил о работе, проведенной за время моего отсутствия. Все дни личный состав соединения занимался повышением боеспособности и укреплением линии обороны районов расположения наших отрядов. Воспользовавшись временной передышкой, многое сделали по усилению воспитательной работы среди партизан, поднятию авторитета младших и средних командиров.
Немного помолчав, он сообщил о результатах разведки. Наша дальняя разведка побывала под Киевом, выяснила обстановку в Белополье, Путивле, Конотопе, Короле, а ближняя разведка изучила положение дел в Хинельских лесах и Ямполе.
Особенно ценные сведения о дислокации частей противника и количестве переброшенных им войск по железнодорожной магистрали Ворожба — Курск принесли из-под Путивля разведчики Бардаков, Жуков и Фирсов.
Минеры-разведчики Черемушкин, Мычко, Аксенов и Ташланов подорвали два эшелона противника на перегоне Конотоп — Бурынь, уничтожили один паровоз, 20 вагонов и 10 цистерн с горючим. Подрывники и минеры Боженко, Афанасенко, Сидоров, Трифонов, Торгашев, Григорьев, Кожевников, Казимиров пустили под откос два эшелона противника: один с живой силой и техникой на перегоне Ямполь — Маково, другой с боеприпасами и продовольствием на перегоне Ямполь — Хутор-Михайловский. Шалыгинские партизаны Галеев, Лепешкин, Морозов, Баклач и Обертинов уничтожили воинский состав с живой силой и боеприпасами на перегоне Волфино — Глушково.
15 сентября. Я с головой окунулся в работу по подготовке к новому большому и ответственному рейду. Очень много хозяйственных дел. Из Москвы самолетами то и дело доставляют вооружение и боеприпасы. В обратный путь мы отправляем раненых, больных, семьи некоторых командиров и партизан, детей и подростков.
Отправил свою семью и Семен Васильевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24