Теперь же, когда на южной окраине шел тяжелый бой, на севере почему-то было тихо.
Снежное поле южной стороны густо пестрело пятнами грязно-зеленых шинелей убитых и раненых врагов. Партизаны-новички, еще не имевшие оружия, бросились туда за трофеями. Закон войны суров: нечем драться — не выживешь.
После короткой передышки противник снова пошел в атаку под прикрытием огня из всех видов оружия. Напряжение боя нарастало. И вот тут-то со стороны Шалыгина на подводах подъехало до пятисот вражеских солдат. Они быстро развернулись и повели наступление на село, загибая фланги, чтобы соединиться с южной группой. Это была главная группировка противника.
Руднев, как всегда, выходил на самые открытые места. Из-за этого мы вечно с ним ссорились. Оправдываясь, он обычно говорил, что так ему лучше видно противника и можно точнее указывать пулеметчикам цели. Семен Васильевич воюет по принципу —• командир во всем должен быть примером бойцу. Он не любит тех, кто бравирует своей храбростью, хотя в трудные моменты, когда нужно подбодрить людей, сам ходит под пулями во весь рост. Но трудных моментов у нас бывает очень много, и мне постоянно приходится волноваться за него. До этого дня ему везло, а вот в весе-ловском бою комиссар тяжело пострадал: пуля вошла под левым ухом и вышла под правым, разворотив челюсть, небо и язык.
Когда Панин и сын Руднева Радик несли его по селу с окровавленным лицом, кто-то крикнул: «Комиссара убили!» Но он был жив. Во время перевязки Семен Васильевич потерял сознание и выронил автомат. Радик решил, что отец умер, схватил его оружие, быстро выскочил из хаты и ринулся в самую гущу боя. Мальчика едва удалось остановить.
Улучив минуту, я забежал в санчасть. Партизанский врач Дина Масвская хлопотала возле раненого. Семен Васильевич лежал на соломе. Шапка, гимнастерка, шинель, брюки — все в крови. Но вот он пришел в себя и начал шарить рукой вокруг — искал автомат. Дина сказала, что его взял Радик, и протянула Семену Васильевичу его парабеллум. Ведь фашисты были всего в полутораста метрах от санчасти. Изо рта комиссара, когда он пытался что-то говорить, брызгала кровь. Я успокоил его:
— Лежи, все в порядке, бой идет так, как мы с тобой предвидели.
Он гораздо легче переносил адскую боль, чем сознание того, что в критический для соединения момент вышел из строя. Партизаны хорошо понимали своего комиссара и старались всячески его успокоить. При первой возможности люди забегали в санчасть, чтобы сообщить, что оборона держится стойко. Но он всем показывал рукой — не сиди возле меня, беги, мол, туда...
Вторая группировка противника, прибывшая из Шалыгина, всей своей силой обрушилась на хутор Байдаров, который обороняла группа Павловского. Хутор горел, патроны у бойцов были на исходе, но держались они стойко. Павловский уже дважды был ранен. Кролевецкий коммунист Подуремя, тоже раненный в ногу, перетаскивал на себе истекавшего кровью командира с места на
место, подальше от огня, который пожирал одну постройку за другой. Командира прикрывал сержант-разведчик Федор Комнатный. Увидев на лице и груди Федора кровь, Павловский предложил ему идти в санчасть, но тот хладнокровно ответил:
— Нас и так мало, а уйду, еще меньше будет. Нужно биться до конца.
Воодушевленные геройством Павловского, партизаны стояли насмерть. Политрук Михаил Иванович Жук с семью бойцами выдержал и отбил атаку более сотни мадьяр. Партизаны Гаркавенко, Мирошниченко, Пыжов, Денисов, Мычко не отошли ни на шаг с занимаемых позиций и уничтожили свыше сорока вражеских солдат.
В самую тяжелую минуту боя, когда, казалось, враги вот-вот ворвутся на хутор, мадьярский пулеметчик ударил по нашим с фланга. Его огонь был настолько сильным, что партизаны не могли и головы поднять. Тогда командир отделения Виктор Хабаров и комсомолец Василий Чусовитип подползли к вражескому расчету, благо снег был глубокий. Мадьяры заметили бойцов, но было уже слишком поздно. Автоматные очереди Чусовитина уложили их на месте. Захватив пулемет, Хабаров застрочил по напиравшим врагам. Атака захлебнулась.
Прибежавший ко мне с хутора связной доложил, что на каждого бойца осталось всего по двенадцать патронов. Но что я мог сделать? Патронов в резерве не было. Написал записку: «Держитесь, товарищ Павловский, заставьте противника залечь, морозьте его на снегу, добывайте патроны у врага».
В центре обороны мадьяры шли тремя цепями. Местность открытая, все видно как на ладони. На снегу четко вырисовывались фигуры солдат. Было ясно: они ринулись в психическую атаку. Партизаны глубоко зарылись в снег, укрылись за сараями, хатами и, тщательно целясь, чтобы ни один патрон не пропал даром, били наступавших на выбор. Л они шли по открытому полю и стреляли наугад.
И все же группа мадьярских автоматчиков просочилась на территорию хозяйственного двора колхоза, совсем близко от хаты, в которой располагалась санчасть. Шальные пули врезались в стену, попадали и в окна. Старшина Николай Бардаков, находившийся на наблюдательном пункте, на крыше соседней хаты, почти в упор расстрелял мадьярского офицера, который вел эту группу солдат. Потеря командира вызвала замешательство среди мадьяр, чем и воспользовался Бардаков. Он перебежал через двор, взобрался на крышу сарая и начал поливать мадьяр короткими очередями из ручного пулемета. На помощь отважному старшине подоспели бойцы Глуховского отряда Маркин и Кокин, отделение Афанасия Бывалина, мой адъютант Политуха, включились в дело штабисты, повар, ездовой. На этот раз не смогли удержать и сына комиссара Радика. Медфсльдшер Наташа Ильенко притащила па себе в санчасть смертельно раненного командира отделения Василия Павлова и, взяв его автомат, тоже ринулась в бой.
Общими усилиями прорвавшаяся группировка была уничтожена. На снегу осталось шестьдесят три вражеских трупа. А Наташа Ильенко умудрилась захватить в плен мадьярского солдата.
Не легче была обстановка противника на участках обороны Кириленко и Карпенко. Несмотря на огромные потери, враги не отступали, чувствовалось, что они ждут подкрепления. Воинское мастерство и храбрость проявил здесь младший лейтенант Иван Акимен-ков. Со своим отделением он защищал очень важную для нас высоту на краю села. Заняв ее, противник имел бы господствующее положение. Это понимали партизаны. Понимали и мадьяры.
Потеряв убитыми более тридцати человек, они продолжали упорно штурмовать отделение Акименкова. И вдруг замолчал наш станковый пулемет, прикрывавший высотку. Федор Горкунов и Василий Комов по-пластунски добрались до него. Оказалось, что пулеметчики убиты, а пулемет заклинило. Устранив неисправность, они полоснули очередью по надвигавшейся цепи солдат и заставили их залечь.
Положение несколько исправилось, но перевес сил у наступавших был чересчур велик. Пришлось идти на крайнюю меру — бросить на выручку минометно-пулеметную группу Коренева.
Первыми двумя минами минометчики Ефим Кушнир и Петр Гаркавенко подавили неприятельскую пулеметную точку, бившую по центру нашей обороны. Пулеметчики Сергей Горланов и Владимир Кислов, выдвинувшись вперед, заставили залечь третью вражескую цепь, уже достигшую крайних хат села.
Мороз был — тридцать пять градусов с ветерком. Лежать в такую пору на открытом наветренном косогоре — дело гиблое. Гитлеровцы замерзали на наших глазах.
К 15.00 со стороны леса начала подтягиваться третья группа противника. И снова поднялись в атаку солдаты первых двух группировок. А у нас уже почти не было патронов. Кое-кто из товарищей начал волноваться...
Укрывшаяся на опушке северо-восточнее хутора Байдарова засада ожидала сигнала с командного пункта. Я медлил. Нужно было выждать, когда прибывшая группировка подставит свой фланг под огонь засады. Это был наш последний резерв, и допустить ошибку значило проиграть бой, погубить все соединение.
Наконец долгожданный момент настал. Каратели развернулись точно так, как я предполагал. По моему сигналу Кочемазов и Цимбал ударили во фланг развернувшейся колонны противника и по его обозу. В первые же минуты пулеметчики лейтенанта Цвет-кова и Федорова вывели из строя десятки карателей. Фашисты метнулись вправо и снова попали под шквальный пулеметный огонь Сергея Абрамова, который с пятью товарищами прикрывал фланг группы Цимбала и Кочемазова. Началась паника. Бросая оружие и раненых, фашисты бросились бежать.
Из дневника мадьярского офицера, которого в последние минуты боя подстрелил и притащил на себе в штаб соединения летчик Борисов, мы узнали, что нашу засаду противник принял за парашютный десант Красной Армии. «Когда батальоны стали отходить от Веселого,— писал этот офицер,— русские самолеты высадили в тылу у нас десант». Этими предположениями врага очень гордились бойцы. В шутку они стали называть себя парашютистами, а Канавец, доставший еще два месяца назад петлицы авиадесантных войск, чувствовал себя буквально именинником. Ведь уже дважды — в Дубовичах и в Веселом — противник был введен в заблуждение этими петлицами.
Бой был выигран. Противник бежал от Веселого, оставив на поле убитыми и замерзшими более шестисот человек. Дорогой ценой досталась нам эта победа. Смертью героев погибло немало отважных партизан. Среди них комиссар Глуховского отряда — стойкий большевик и талантливый агитатор Александр Павлович Белявский, герой гражданской войны Семен Емельянович Раки-тин, путивляне Корч, Кугат, Самко, Василий Лебедев из Куйбышева, горьковчанин Борис Морозов, Романцов и Постников из Кировской области. Умерли от ран Тараканов, Харин, Ильющенко, Павлов.
Жалко, очень жалко товарищей, но что поделаешь. Добыть победу без крови нельзя.
В Хинельских лесах
3 марта. Вчера, как только сгустились сумерки, поднялась вьюга. Мороз к ночи стал еще злее. Усталость после дневного боя валила людей с ног. Но не об отдыхе думали мы, а о том, как незаметно уйти из Веселого, запутать следы и оторваться от противника. Если не уйдем, то утром враг ринется в бой С новыми силами, а нам драться печем: нет снарядов и мин, на каждый автомат осталось всего по неполному диску патронов, а на винтовку — по обойме. Пришлось дать команду всем отрядам и боевым группам выстроиться в походную колонну и двигаться на Бруски. Впереди пошли разведка и головная походная застава, по бокам боевые охранения прикрывают арьергард.
Петляя по проселочным дорогам и снежной целине, мы прошли мимо Софиевки, Ревякина, Малушина и остановились на дневку в Брусках. Задуманный маневр осуществился. Каратели отстали.
Невдалеке от Брусков расположена деревня Мойсеевка. В ней скрывалась жена комиссара Руднева Домникия Даниловна с семилетним сыном Юриком. Когда Семен Васильевич был здоров, пи у кого по возникало мысли, чтобы забрать их в соединение. У всех было свое горе. Семьи очень многих партизан находились либо в оккупированных врагом селах и городах, либо вообще неизвестно где. Теперь же, видя страдания тяжело раненного комиссара, было решено сделать так, чтобы его верный друг — жена находилась рядом с ним.
Среди ночи Горкунов, Радик и два пулеметчика ворвались на санях в Мойсеевку и подняли с постели Домникию Даниловну с Юриком. Выехав из села на косогор, они дали несколько пулеметных очередей по немецкой управе. Над селом взвилась ракета. Тревога! Заработали минометы. Но всё впустую. Смельчаки, перевалив за горку, рысцой поехали дальше. К. утру Домникия Даниловна и Юрик были в Брусках.
Нужно отдать должное выдержке этой скромной женщины. Видя тяжелое состояние Семена Васильевича, она сумела взять себя в руки, не выдала тяжелых переживаний и делала все, чтобы муж как можно быстрее выздоровел.
Трудно работникам медсанчасти лечить больных и раненых в наших условиях. К тому же иногда необходимо проконсультироваться, особенно по поводу сложных ранений, с другими, более опытными врачами. А где их взять? И все же партизаны попросили меня найти такого врача, с которым можно было бы посоветоваться о ранениях Руднева и Павловского.
По сведениям связных, в Хуторе-Михайловском жил прекрасный хирург Самохвалов. Но хутор этот занят фашистами. Надо было выкрасть врача у немцев. Похищение его поручили командиру четвертой оперативной группы Пятышкину. Он с радостью взялся выполнять это поручение. С Рудневым его связывала боевая партизанская дружба. С первых дней войны они вместе, сначала в Новослободском лесу, теперь — в объединенном отряде, который стал именоваться соединением. Комиссар помогал Павлу Степановичу Пятышкину, типичному представителю сельской интеллигенции, овладевать военным мастерством. За короткий срок Пятышкин превратился из мирного сельского учителя в боевого партизанского вожака.
Много пришлось пережить пожилому доктору в памятную зимнюю ночь, когда к нему в дом явились вооруженные люди и потребовали немедленно собираться. Только в пути, убедившись, что имеет дело с советскими партизанами и что ему никто не хочет сделать ничего плохого, он пришел в себя. По прибытии в соединение доктор сразу же приступил к делу. Вместе с врачом Маевской осмотрел раненых, дал ценные советы. К утру Григорий Иванович Самохвалов с увесистым узлом продуктов, которые вручили ему партизаны, был благополучно доставлен домой.
4 марта. Вернулся из разведки Ефим Федоров с двумя товарищами. Они были оставлены для наблюдения за действиями противника в районе села Веселого. Разведчики рассказали интересную историю. Утром, после нашего ухода, гитлеровцы и мадьяры вошли в село. Они мобилизовали все население на рытье могил. В полдень устроили похороны. Но в это время в чистом морозном небе появились три немецких бомбардировщика, которые приняли траурную процессию своих собратьев за колонну партизан и добросовестно разбомбили их. Количество гробов и могил увеличилось.
Хлопцы передали мне дневники убитых ими офицера и ефрейтора. Вот что писал офицер: «1 марта батальон отошел в Холопов, где хоронили убитых. Германские самолеты бомбили Веселое, но партизан там уже не было, зато сильно пострадали наши части. Только в нашем подразделении убитых трое и десять ранено».
В дневнике ефрейтора значилось: «28.11.42 года в 5 ч. 15 м.. мы вели перестрелку с партизанами в Черневом. Оттуда двинулись на Шалыгино, где у нас завязался бой с немцами, которые приняли нас за партизан. Из Шалыгина пошли на Веселое и в 9 ч. 15 м. вступили в бой, который длился до 20.00.
Батальон понес очень большие потери. В 3-й роте убито 13,. ранено 28, во 2-й роте убито 11, ранено 29, в 1-й роте убито 9. С наступлением темноты мы ушли на Путивль. В Веселом было очень много партизан».
Догоняя соединение, наши разведчики в селе Анатольевке встретились с вражеской разведкой. Их было 12 человек. Пришлось принять бой. Трех фашистов убили, одного пленили. Он рассказал, что оккупанты расположились в Шалыгине и Глухове и подтвердил имеющиеся у нас сведения о потерях фашистов в веселовском бою.
Конная разведка доложила, что оккупанты мобилизовали все подводы чуть ли не во всем Шалыгинском районе и теперь колоннами движутся на Бруски. Село Неониловка, через которое мы рассчитывали пройти в Хинельские леса, занято противником. Пришлось на ходу менять маршрут.
Из Брусков мы вышли к Новой Слободе, а там направились на Стрельники. Остановились на дневку в Ротовке, затем двинулись, дальше на Волокитино, Сутиски, Тулиголово, Землянку.
5 марта. День провели в Гуте. С наступлением темноты двинулись мимо Собичева, Гремячек, Воздвиженского. Утром расположились в Говорунах. Возле этого хутора наш авангард столкнулся с немецкой разведкой и полностью уничтожил ее.
6 марта. Вечером мы проследовали через Горелые Хутора и Ни-китовку и поздней ночью скрытно подошли к селу Свесса. Оперативные группы Карпенко, Пятышкина и Кудрявского под общим командованием Бордашенко быстрым броском ворвались в центр села и разгромили застигнутый врасплох гарнизон противника.
7 марта. Соединение достигло зоны Хинельских лесов. Остановились в Родионовке. Была сильная метель. Партизанам разрешил отдохнуть, ибо в такую погоду гитлеровцы не отважатся преследовать нас.
Лучшие хаты отвели под походный госпиталь. С Базымой и Паниным проведал раненых. Медики самоотверженно борются за их жизнь. У бойца Тимофеева началась гангрена руки. Врач Ма-евская решила ее ампутировать, хотя не имела для этого ни соответствующего хирургического инструментария, ни анестезирующих средств. При керосиновой лампе, простой ножовкой да самодельным ланцетом, промытым в самогоне-перваке, она отрезала ему руку. Раненый мужественно перенес операцию, которая прошла благополучно.
Штаб подвел итоги боевой деятельности соединения с 20 ноября 1941 года по 5 марта 1942 года. Отмечая доблесть и мужество, проявленные личным составом в боях с немецко-фашистскими захватчиками, командование представило к награждению орденом Ленина Руднева, Курса, Островского, Юхновца и Павловского, орденом Красного Знамени — Коренева, Базыму, Карпенко, Цимбала, Панина и других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Снежное поле южной стороны густо пестрело пятнами грязно-зеленых шинелей убитых и раненых врагов. Партизаны-новички, еще не имевшие оружия, бросились туда за трофеями. Закон войны суров: нечем драться — не выживешь.
После короткой передышки противник снова пошел в атаку под прикрытием огня из всех видов оружия. Напряжение боя нарастало. И вот тут-то со стороны Шалыгина на подводах подъехало до пятисот вражеских солдат. Они быстро развернулись и повели наступление на село, загибая фланги, чтобы соединиться с южной группой. Это была главная группировка противника.
Руднев, как всегда, выходил на самые открытые места. Из-за этого мы вечно с ним ссорились. Оправдываясь, он обычно говорил, что так ему лучше видно противника и можно точнее указывать пулеметчикам цели. Семен Васильевич воюет по принципу —• командир во всем должен быть примером бойцу. Он не любит тех, кто бравирует своей храбростью, хотя в трудные моменты, когда нужно подбодрить людей, сам ходит под пулями во весь рост. Но трудных моментов у нас бывает очень много, и мне постоянно приходится волноваться за него. До этого дня ему везло, а вот в весе-ловском бою комиссар тяжело пострадал: пуля вошла под левым ухом и вышла под правым, разворотив челюсть, небо и язык.
Когда Панин и сын Руднева Радик несли его по селу с окровавленным лицом, кто-то крикнул: «Комиссара убили!» Но он был жив. Во время перевязки Семен Васильевич потерял сознание и выронил автомат. Радик решил, что отец умер, схватил его оружие, быстро выскочил из хаты и ринулся в самую гущу боя. Мальчика едва удалось остановить.
Улучив минуту, я забежал в санчасть. Партизанский врач Дина Масвская хлопотала возле раненого. Семен Васильевич лежал на соломе. Шапка, гимнастерка, шинель, брюки — все в крови. Но вот он пришел в себя и начал шарить рукой вокруг — искал автомат. Дина сказала, что его взял Радик, и протянула Семену Васильевичу его парабеллум. Ведь фашисты были всего в полутораста метрах от санчасти. Изо рта комиссара, когда он пытался что-то говорить, брызгала кровь. Я успокоил его:
— Лежи, все в порядке, бой идет так, как мы с тобой предвидели.
Он гораздо легче переносил адскую боль, чем сознание того, что в критический для соединения момент вышел из строя. Партизаны хорошо понимали своего комиссара и старались всячески его успокоить. При первой возможности люди забегали в санчасть, чтобы сообщить, что оборона держится стойко. Но он всем показывал рукой — не сиди возле меня, беги, мол, туда...
Вторая группировка противника, прибывшая из Шалыгина, всей своей силой обрушилась на хутор Байдаров, который обороняла группа Павловского. Хутор горел, патроны у бойцов были на исходе, но держались они стойко. Павловский уже дважды был ранен. Кролевецкий коммунист Подуремя, тоже раненный в ногу, перетаскивал на себе истекавшего кровью командира с места на
место, подальше от огня, который пожирал одну постройку за другой. Командира прикрывал сержант-разведчик Федор Комнатный. Увидев на лице и груди Федора кровь, Павловский предложил ему идти в санчасть, но тот хладнокровно ответил:
— Нас и так мало, а уйду, еще меньше будет. Нужно биться до конца.
Воодушевленные геройством Павловского, партизаны стояли насмерть. Политрук Михаил Иванович Жук с семью бойцами выдержал и отбил атаку более сотни мадьяр. Партизаны Гаркавенко, Мирошниченко, Пыжов, Денисов, Мычко не отошли ни на шаг с занимаемых позиций и уничтожили свыше сорока вражеских солдат.
В самую тяжелую минуту боя, когда, казалось, враги вот-вот ворвутся на хутор, мадьярский пулеметчик ударил по нашим с фланга. Его огонь был настолько сильным, что партизаны не могли и головы поднять. Тогда командир отделения Виктор Хабаров и комсомолец Василий Чусовитип подползли к вражескому расчету, благо снег был глубокий. Мадьяры заметили бойцов, но было уже слишком поздно. Автоматные очереди Чусовитина уложили их на месте. Захватив пулемет, Хабаров застрочил по напиравшим врагам. Атака захлебнулась.
Прибежавший ко мне с хутора связной доложил, что на каждого бойца осталось всего по двенадцать патронов. Но что я мог сделать? Патронов в резерве не было. Написал записку: «Держитесь, товарищ Павловский, заставьте противника залечь, морозьте его на снегу, добывайте патроны у врага».
В центре обороны мадьяры шли тремя цепями. Местность открытая, все видно как на ладони. На снегу четко вырисовывались фигуры солдат. Было ясно: они ринулись в психическую атаку. Партизаны глубоко зарылись в снег, укрылись за сараями, хатами и, тщательно целясь, чтобы ни один патрон не пропал даром, били наступавших на выбор. Л они шли по открытому полю и стреляли наугад.
И все же группа мадьярских автоматчиков просочилась на территорию хозяйственного двора колхоза, совсем близко от хаты, в которой располагалась санчасть. Шальные пули врезались в стену, попадали и в окна. Старшина Николай Бардаков, находившийся на наблюдательном пункте, на крыше соседней хаты, почти в упор расстрелял мадьярского офицера, который вел эту группу солдат. Потеря командира вызвала замешательство среди мадьяр, чем и воспользовался Бардаков. Он перебежал через двор, взобрался на крышу сарая и начал поливать мадьяр короткими очередями из ручного пулемета. На помощь отважному старшине подоспели бойцы Глуховского отряда Маркин и Кокин, отделение Афанасия Бывалина, мой адъютант Политуха, включились в дело штабисты, повар, ездовой. На этот раз не смогли удержать и сына комиссара Радика. Медфсльдшер Наташа Ильенко притащила па себе в санчасть смертельно раненного командира отделения Василия Павлова и, взяв его автомат, тоже ринулась в бой.
Общими усилиями прорвавшаяся группировка была уничтожена. На снегу осталось шестьдесят три вражеских трупа. А Наташа Ильенко умудрилась захватить в плен мадьярского солдата.
Не легче была обстановка противника на участках обороны Кириленко и Карпенко. Несмотря на огромные потери, враги не отступали, чувствовалось, что они ждут подкрепления. Воинское мастерство и храбрость проявил здесь младший лейтенант Иван Акимен-ков. Со своим отделением он защищал очень важную для нас высоту на краю села. Заняв ее, противник имел бы господствующее положение. Это понимали партизаны. Понимали и мадьяры.
Потеряв убитыми более тридцати человек, они продолжали упорно штурмовать отделение Акименкова. И вдруг замолчал наш станковый пулемет, прикрывавший высотку. Федор Горкунов и Василий Комов по-пластунски добрались до него. Оказалось, что пулеметчики убиты, а пулемет заклинило. Устранив неисправность, они полоснули очередью по надвигавшейся цепи солдат и заставили их залечь.
Положение несколько исправилось, но перевес сил у наступавших был чересчур велик. Пришлось идти на крайнюю меру — бросить на выручку минометно-пулеметную группу Коренева.
Первыми двумя минами минометчики Ефим Кушнир и Петр Гаркавенко подавили неприятельскую пулеметную точку, бившую по центру нашей обороны. Пулеметчики Сергей Горланов и Владимир Кислов, выдвинувшись вперед, заставили залечь третью вражескую цепь, уже достигшую крайних хат села.
Мороз был — тридцать пять градусов с ветерком. Лежать в такую пору на открытом наветренном косогоре — дело гиблое. Гитлеровцы замерзали на наших глазах.
К 15.00 со стороны леса начала подтягиваться третья группа противника. И снова поднялись в атаку солдаты первых двух группировок. А у нас уже почти не было патронов. Кое-кто из товарищей начал волноваться...
Укрывшаяся на опушке северо-восточнее хутора Байдарова засада ожидала сигнала с командного пункта. Я медлил. Нужно было выждать, когда прибывшая группировка подставит свой фланг под огонь засады. Это был наш последний резерв, и допустить ошибку значило проиграть бой, погубить все соединение.
Наконец долгожданный момент настал. Каратели развернулись точно так, как я предполагал. По моему сигналу Кочемазов и Цимбал ударили во фланг развернувшейся колонны противника и по его обозу. В первые же минуты пулеметчики лейтенанта Цвет-кова и Федорова вывели из строя десятки карателей. Фашисты метнулись вправо и снова попали под шквальный пулеметный огонь Сергея Абрамова, который с пятью товарищами прикрывал фланг группы Цимбала и Кочемазова. Началась паника. Бросая оружие и раненых, фашисты бросились бежать.
Из дневника мадьярского офицера, которого в последние минуты боя подстрелил и притащил на себе в штаб соединения летчик Борисов, мы узнали, что нашу засаду противник принял за парашютный десант Красной Армии. «Когда батальоны стали отходить от Веселого,— писал этот офицер,— русские самолеты высадили в тылу у нас десант». Этими предположениями врага очень гордились бойцы. В шутку они стали называть себя парашютистами, а Канавец, доставший еще два месяца назад петлицы авиадесантных войск, чувствовал себя буквально именинником. Ведь уже дважды — в Дубовичах и в Веселом — противник был введен в заблуждение этими петлицами.
Бой был выигран. Противник бежал от Веселого, оставив на поле убитыми и замерзшими более шестисот человек. Дорогой ценой досталась нам эта победа. Смертью героев погибло немало отважных партизан. Среди них комиссар Глуховского отряда — стойкий большевик и талантливый агитатор Александр Павлович Белявский, герой гражданской войны Семен Емельянович Раки-тин, путивляне Корч, Кугат, Самко, Василий Лебедев из Куйбышева, горьковчанин Борис Морозов, Романцов и Постников из Кировской области. Умерли от ран Тараканов, Харин, Ильющенко, Павлов.
Жалко, очень жалко товарищей, но что поделаешь. Добыть победу без крови нельзя.
В Хинельских лесах
3 марта. Вчера, как только сгустились сумерки, поднялась вьюга. Мороз к ночи стал еще злее. Усталость после дневного боя валила людей с ног. Но не об отдыхе думали мы, а о том, как незаметно уйти из Веселого, запутать следы и оторваться от противника. Если не уйдем, то утром враг ринется в бой С новыми силами, а нам драться печем: нет снарядов и мин, на каждый автомат осталось всего по неполному диску патронов, а на винтовку — по обойме. Пришлось дать команду всем отрядам и боевым группам выстроиться в походную колонну и двигаться на Бруски. Впереди пошли разведка и головная походная застава, по бокам боевые охранения прикрывают арьергард.
Петляя по проселочным дорогам и снежной целине, мы прошли мимо Софиевки, Ревякина, Малушина и остановились на дневку в Брусках. Задуманный маневр осуществился. Каратели отстали.
Невдалеке от Брусков расположена деревня Мойсеевка. В ней скрывалась жена комиссара Руднева Домникия Даниловна с семилетним сыном Юриком. Когда Семен Васильевич был здоров, пи у кого по возникало мысли, чтобы забрать их в соединение. У всех было свое горе. Семьи очень многих партизан находились либо в оккупированных врагом селах и городах, либо вообще неизвестно где. Теперь же, видя страдания тяжело раненного комиссара, было решено сделать так, чтобы его верный друг — жена находилась рядом с ним.
Среди ночи Горкунов, Радик и два пулеметчика ворвались на санях в Мойсеевку и подняли с постели Домникию Даниловну с Юриком. Выехав из села на косогор, они дали несколько пулеметных очередей по немецкой управе. Над селом взвилась ракета. Тревога! Заработали минометы. Но всё впустую. Смельчаки, перевалив за горку, рысцой поехали дальше. К. утру Домникия Даниловна и Юрик были в Брусках.
Нужно отдать должное выдержке этой скромной женщины. Видя тяжелое состояние Семена Васильевича, она сумела взять себя в руки, не выдала тяжелых переживаний и делала все, чтобы муж как можно быстрее выздоровел.
Трудно работникам медсанчасти лечить больных и раненых в наших условиях. К тому же иногда необходимо проконсультироваться, особенно по поводу сложных ранений, с другими, более опытными врачами. А где их взять? И все же партизаны попросили меня найти такого врача, с которым можно было бы посоветоваться о ранениях Руднева и Павловского.
По сведениям связных, в Хуторе-Михайловском жил прекрасный хирург Самохвалов. Но хутор этот занят фашистами. Надо было выкрасть врача у немцев. Похищение его поручили командиру четвертой оперативной группы Пятышкину. Он с радостью взялся выполнять это поручение. С Рудневым его связывала боевая партизанская дружба. С первых дней войны они вместе, сначала в Новослободском лесу, теперь — в объединенном отряде, который стал именоваться соединением. Комиссар помогал Павлу Степановичу Пятышкину, типичному представителю сельской интеллигенции, овладевать военным мастерством. За короткий срок Пятышкин превратился из мирного сельского учителя в боевого партизанского вожака.
Много пришлось пережить пожилому доктору в памятную зимнюю ночь, когда к нему в дом явились вооруженные люди и потребовали немедленно собираться. Только в пути, убедившись, что имеет дело с советскими партизанами и что ему никто не хочет сделать ничего плохого, он пришел в себя. По прибытии в соединение доктор сразу же приступил к делу. Вместе с врачом Маевской осмотрел раненых, дал ценные советы. К утру Григорий Иванович Самохвалов с увесистым узлом продуктов, которые вручили ему партизаны, был благополучно доставлен домой.
4 марта. Вернулся из разведки Ефим Федоров с двумя товарищами. Они были оставлены для наблюдения за действиями противника в районе села Веселого. Разведчики рассказали интересную историю. Утром, после нашего ухода, гитлеровцы и мадьяры вошли в село. Они мобилизовали все население на рытье могил. В полдень устроили похороны. Но в это время в чистом морозном небе появились три немецких бомбардировщика, которые приняли траурную процессию своих собратьев за колонну партизан и добросовестно разбомбили их. Количество гробов и могил увеличилось.
Хлопцы передали мне дневники убитых ими офицера и ефрейтора. Вот что писал офицер: «1 марта батальон отошел в Холопов, где хоронили убитых. Германские самолеты бомбили Веселое, но партизан там уже не было, зато сильно пострадали наши части. Только в нашем подразделении убитых трое и десять ранено».
В дневнике ефрейтора значилось: «28.11.42 года в 5 ч. 15 м.. мы вели перестрелку с партизанами в Черневом. Оттуда двинулись на Шалыгино, где у нас завязался бой с немцами, которые приняли нас за партизан. Из Шалыгина пошли на Веселое и в 9 ч. 15 м. вступили в бой, который длился до 20.00.
Батальон понес очень большие потери. В 3-й роте убито 13,. ранено 28, во 2-й роте убито 11, ранено 29, в 1-й роте убито 9. С наступлением темноты мы ушли на Путивль. В Веселом было очень много партизан».
Догоняя соединение, наши разведчики в селе Анатольевке встретились с вражеской разведкой. Их было 12 человек. Пришлось принять бой. Трех фашистов убили, одного пленили. Он рассказал, что оккупанты расположились в Шалыгине и Глухове и подтвердил имеющиеся у нас сведения о потерях фашистов в веселовском бою.
Конная разведка доложила, что оккупанты мобилизовали все подводы чуть ли не во всем Шалыгинском районе и теперь колоннами движутся на Бруски. Село Неониловка, через которое мы рассчитывали пройти в Хинельские леса, занято противником. Пришлось на ходу менять маршрут.
Из Брусков мы вышли к Новой Слободе, а там направились на Стрельники. Остановились на дневку в Ротовке, затем двинулись, дальше на Волокитино, Сутиски, Тулиголово, Землянку.
5 марта. День провели в Гуте. С наступлением темноты двинулись мимо Собичева, Гремячек, Воздвиженского. Утром расположились в Говорунах. Возле этого хутора наш авангард столкнулся с немецкой разведкой и полностью уничтожил ее.
6 марта. Вечером мы проследовали через Горелые Хутора и Ни-китовку и поздней ночью скрытно подошли к селу Свесса. Оперативные группы Карпенко, Пятышкина и Кудрявского под общим командованием Бордашенко быстрым броском ворвались в центр села и разгромили застигнутый врасплох гарнизон противника.
7 марта. Соединение достигло зоны Хинельских лесов. Остановились в Родионовке. Была сильная метель. Партизанам разрешил отдохнуть, ибо в такую погоду гитлеровцы не отважатся преследовать нас.
Лучшие хаты отвели под походный госпиталь. С Базымой и Паниным проведал раненых. Медики самоотверженно борются за их жизнь. У бойца Тимофеева началась гангрена руки. Врач Ма-евская решила ее ампутировать, хотя не имела для этого ни соответствующего хирургического инструментария, ни анестезирующих средств. При керосиновой лампе, простой ножовкой да самодельным ланцетом, промытым в самогоне-перваке, она отрезала ему руку. Раненый мужественно перенес операцию, которая прошла благополучно.
Штаб подвел итоги боевой деятельности соединения с 20 ноября 1941 года по 5 марта 1942 года. Отмечая доблесть и мужество, проявленные личным составом в боях с немецко-фашистскими захватчиками, командование представило к награждению орденом Ленина Руднева, Курса, Островского, Юхновца и Павловского, орденом Красного Знамени — Коренева, Базыму, Карпенко, Цимбала, Панина и других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24