роман
В основу этого романа положена легенда, возникшая приблизительно в двадцатом веке. Согласно этой легенде люди создали сверхмощную бомбу, которая уничтожила в мгновение ока целый город с его многотысячным населением.
Хотелось бы воскликнуть: как хорошо, что ничего такого в действительности не было!
Как хорошо, что ничего в действительности не могло быть!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
В приемной дворца Боб предъявил документы и получил пропуск. И вспомнил вдруг, ни с того ни с сего, может быть, совсем и некстати, свое полное имя и фамилию, которыми ему давно уже не приходилось пользоваться: Клод Изерли. Майор Клод Роберт Изерли. Спрятав пропуск, он направился к двери с робостью, с благоговением даже, открыл ее и вступил в огромных размеров зал.
В зале этом, в углу, сидела какая-то старуха и вязала чулок. Их взгляды, ее и Боба, на мгновение встретились, и старуха улыбнулась ему — по-матерински доброй улыбкой.По обе стороны следующей двери стояли часовые. Когда Боб уже хотел было пройти, они преградили ему дорогу и потребовали пропуск. Боб смутился как-то и тут же предъявил его. Один из часовых тщательнейшим образом проверил пропуск, после чего разрешил пройти.
Боб оказался в другом, таком же огромном зале и увидел здесь двух мальчиков. Оба эти мальчика бегали по залу. Боб постоял, посмотрел на них, но так и не понял, чего ради они бегают. Каждый из них бегал сам по себе. Ни единого какого-нибудь направления, ни единой цели в этом их действии не было.
Боб вынул из кармана пропуск и, уже не дожидаясь предупреждения, протянул его стражам у следующей двери.В третьем зале Боба остановил офицер, который с ловкостью прошелся щеткой по его мундиру, потом натер ему до блеска ботинки, а потом предложил причесаться иначе. Боб пробовал было возражать, но офицер был неумолим и настоял на своем. Причем оба они объяснились совершенно молча, мимикой и жестами.
В следующем зале стоял почему-то запах кофе... Здесь уже Боб почувствовал себя как дома. А это значит, что всякий интерес к тому, что вокруг, всякое удивление у него пропало. Ни на что больше не обращая внимания, он быстрым шагом миновал все остальные залы, остановился перед невысокой, ничем не примечательной и не охраняемой никем дверью и осторожно постучал.
— А, Боб! — отозвался чей-то голос. — Входи.
Боб вошел и отвесил низкий поклон. Перед ним стоял тщедушный и бледный император - Наполеон Бонапарт. Он шагнул навстречу Бобу, пожал ему руку и сказал:
— Присаживайся.
Боб огляделся исподтишка и не увидел в комнате ни одного стула.
— Знаю, тебя, наверно, провели через тринадцать залов, да? — нахмурился Бонапарт.
— Да, ваше величество.
— Никак не могу отучить их от этого, — возмутился Бонапарт. — Для чего им только нужно тысячу раз проверять пропуск! Мне якобы угождают, жизнь мою, видите ли, обезопасить хотят.
Заложив руки за спину, он прошелся несколько раз по комнате, потом уселся за свой скромный рабочий стол.
— Итак, значит, бомбу сбрасываешь ты? — смягчился император. - Я доверяю своим людям, их выбор не может быть неправильным. Да чего же ты стоишь? Сядь.
— Спасибо, ваше величество.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать шесть.
— Женат?
— Нет, не женат.
— Ну что же, выполнишь свой долг перед родиной,— с явной усмешкой сказал Бонапарт, - а потом и женишься.
Боб уловил эту усмешку, и ему стало как-то страшно от откровенности императора.
— Родители есть?
— Да.
— Тяжелое дело быть императором,— задумчиво проговорил вдруг Бонапарт и резко поднялся с места.
И в ту же секунду Боб сообразил, что Бонапарт его даже не замечает.
— Когда-то я сам командовал армиями, сам сражался с императором вражеской страны, и исход войны зависел от того, кто из нас двоих победит в схватке. Потом уже я перестал участвовать в сражениях непосредственно, а только руководил ими, стоя вдалеке, на каком-нибудь возвышении. Теперь я вообще не выхожу отсюда. — И, как бы заключая свою мысль, Бонапарт сказал: — Я наконец научил их воевать... Садись же, садись.
— Спасибо, ваше величество.
Императору уже удалось убедить Боба, что его, Боба, нет, что он не существует.
— Ты, наверное, не помнишь этого, — выражение лица у Бонапарта стало мечтательное, — когда я захватил Францию, я продиктовал такую телеграмму: «Пришел, увидел, победил». — Тут он нахмурился. — Многие замышляли покушение на мою жизнь. И даже самый верный из моих друзей. Когда он был схвачен, я сказал ему только: «И ты, Брут?»
— Эти слова сейчас часто повторяют, ваше величество.
— А что в них такого остроумного, что в них особенного? — с презрением в голосе отозвался Бонапарт. — Повторяют, чтобы польстить мне.
Он снова в задумчивости зашагал по комнате.
Боб, улучив подходящую минуту, незаметно огляделся вокруг. Комната была маленькая, и ничего, кроме стола и библиотеки, в ней не было. Не было даже ковра на полу. И, несмотря на всю свою сейчас малость, на всю свою ничтожность перед лицом императора, Боб снова почувствовал себя как дома... Потому что все это, даже обида и унижение, было ему привычно и было как дом.
— Ты чему так удивляешься? — улыбнулся император.— Не тому ли, что я одет совсем просто и что в комнате у меня никакой роскоши? За меня не беспокойся, — добавил он со смехом, — мне нравится быть императором. Садись, садись.
— Спасибо, ваше величество.
Бонапарт подошел к окну, посмотрел на улицу и после длительной паузы, не оборачиваясь, сказал:
— Жалко мне их...
— Кого, ваше величество?
— Жителей того города. — По голосу его чувствовалось, что он взволнован. — Я мечтаю о таком дне, когда люди перестанут враждовать, воевать, убивать друг друга...
— Когда же это будет? — осмелился спросить Боб только потому, что император не замечал его.
— Когда мы завоюем и покорим себе весь мир. Бонапарт обернулся, и взгляд у него был открытый и ясный, чистый и наивный.
«И в самом деле, не шутка быть императором», — подумал Боб.
— Послушай, Боб, — сощурил глаза Бонапарт, — а правда, что после того, как ты сбросишь эту бомбу, войне конец?
— Правда, ваше величество, — смутился Боб.
— Хорошо, хорошо... Отлично... Ну, желаю тебе удачи.
— Спасибо, ваше величество.
— Одевайся потеплее, — рассеянно сказал Бонапарт.
— Когда, ваше величество? — спросил Боб, смутившись еще сильнее.
— Вообще.
— Слушаюсь, ваше величество.
— Одну минуту, — сказал Бонапарт. — А на какой же это город ты должен сбросить бомбу?
— На Хиросиму, ваше величество.
— И где же она находится, эта Хиросима?
— В Японии, ваше величество.
— Япония... Япония... — задумался Бонапарт. — Нет, не помню.
Затем он отдернул в сторону портьеру, за которой обнаружилась вторая дверь.
— Тут самый краткий путь, — пояснил он, — тебе не придется идти через залы.
Он протянул Бобу на прощание руку, и Боб ощутил вдруг, что от этого рукопожатия на лице у него выступает холодный пот. Боб догадался теперь, что Бонапарт его заметил, но был уверен, но знал, что живым ему не вернуться... Бобу стало страшно от этой догадки.
Он вышел из комнаты и опять почувствовал себя как дома, даже осознав эту жестокую мысль, он все-таки опять почувствовал себя как дома.Только выяснилось, что и на этом пути было столько же залов и столько же часовых, проверяющих пропуск. И ужаснее всего было, что Бонапарт, возможно, и в самом деле не подозревал об этом.
Боб вышел из дворца и, оглянувшись на него, с удивлением отметил, что здание небольшое.
Глава вторая
(согласно историкам)
Бонапарт ошибся. Боб сбросил бомбу и вернулся живым и невредимым. Вернулся и его товарищ Джо Стиборик, который сбросил такую же бомбу на город Нагасаки.
Столица встретила своих героев ликованием.Боб и Джо были несколько удивлены и даже сбиты с толку подобной встречей, так как оба они считали, что этот их полет ничем особенным не отличался от множества других обыкновенных полетов.
Бонапарт искупил свою вину. Он поцеловал в лоб обоих героев и заявил во всеуслышание, что благополучным и скорым окончанием войны весь мир обязан двум этим молодым летчикам.
После чего он выступил перед народом в трех различных местах с тремя различными речами.Речь первая. Вы помните, что сказал я годы тому назад? Я сказал: англичане хотят войны.
Но если они первые обнажат шпагу, то пусть знают, что я последний вложу шпагу в ножны... Если вы хотите вооружаться, я тоже буду вооружаться. Если вы хотите драться, я тоже буду драться. Вы, может быть, убьете Францию, но запугать ее не можете. Горе тем, кто не выполняет условий!.. Мальта или война!
Речь вторая. Глядя на Боба и Джо, я припомнил свою молодость. Наверное, немногим среди вас известно, что когда-то я был величайшим певцом в этой стране. Целыми днями я лежал без движения, с тяжелыми листами свинца на груди, желудок очищал промываниями и не ел фруктов, дабы голос мой обрел силу и крепость.
Зрители любили меня до такой степени, что запрещали кому бы то ни было покидать зал до окончания спектакля. Были случаи, когда беременные женщины разрешались от бремени во время моих выступлений.
Никогда в жизни не надевал я дважды один и тот же костюм. Число костюмов, которые я сменил до сегодняшнего дня, равно числу прожитых мною дней.
Годы назад я повелел, чтобы два цвета — лиловый и багряный — были стерты с лица земли, и повеление мое было исполнено мгновенно. Вы до сих пор не увидите в моей стране ни лилового, ни багряного цветов.
А однажды, когда мы собирались вот так же, я и мой народ, кто-то из толпы сказал:
— Когда умру, пускай земля огнем горит.
— Нет, — ответил я, — пока живу.
Я поджег этот город. А сам поднялся на высокую башню и, опьяненный великолепным зрелищем пожара, спел лучшую из своих песен — «Падение Трои».
Мои враги пробовали уничтожить меня. Я долгие годы боролся с ними, не зная сна и покоя.
И как-то раз, когда у меня выдалась свободная минута, я тайком от всех отправился в театр. Там зрители восхищенно слушали какого-то певца и аплодировали ему. Вы только представьте себе: я увидел какого-то мальчишку на вершине славы! Я не мог стерпеть, я вызвал к себе этого несчастного и сказал ему так:
— Ты пользуешься тем, что император твой занят.
Р е чь третья. Несколько слов в порядке самоанализа. Мне хочется рыдать и выть от стыда, потому что я должен был служить моему народу и моим солдатам, однако я не служу моему народу и моим солдатам, мой народ и мои солдаты служат мне.
Теперь я должен хорошо учиться у моего народа и моих солдат, и пока не может быть и речи о служении моему народу и моим солдатам. Теперь нужно хорошо учиться у народа и у солдат, преклоняться перед народом и перед солдатами, как перед уважаемыми учителями. И если мне нужно будет поваляться в грязи, то я хочу это сделать. Если мне нужно запачкаться мазутом, то я хочу это сделать. И даже если нужно будет обагрить тело кровью в случае нападения врага, то я также хочу бросить несколько гранат. Таковы мои мысли. Сейчас нужно хорошо учиться у моего народа и моих солдат, а если будет возможно — хорошо служить моему народу и моим солдатам.
— Я кончил, — сказал Бонапарт окружавшим его министрам. — Продолжайте без меня.
— Без вас? — удивились все.
— Меня заменит Вильгельм Икс.
Вильгельм Икс был императором страны, потерпевшей поражение в войне с Бонапартом. Бонапарт назначил его своим военным министром, ибо уже сам факт, что Вильгельм имел смелость совершить нападение на столь могучую державу, достаточно красноречиво говорил о его решительности и отваге.
— Но хотя бы одно-единственное последнее слово, ваше величество.
— Объявите, что император сказал: да здравствует мир, долой войну!
После чего, заметив сияющих от счастья Изерли и Стибо-рика, пробормотал:
— Герои!.. Что-то много их развелось...
И тут-то и решил, каким будет последнее его слово.
— Скажите лучше так: чтобы переварить пищу, нужно принимать ее хотя бы за два часа перед сном.
И пошел ко дворцу неторопливым шагом.
Глава третья
В тот же самый день Боб на поезде выехал в городок, где он родился и вырос и где жили сейчас его родители. Ему предложили лететь самолетом, но он отказался, и все подумали, что Боб, наверное, уже по горло сыт всякими самолетами, с которыми у него, конечно же, связаны тысячи всяких воспоминаний. Однако, когда спросили о причине отказа у самого Боба, он ответил, что самолет штука опасная и что с ним каждую минуту можно ждать беды. «Но вы же полетите гражданским», — возразили ему с недоумением. «Тем более»,— сказал Боб.
Он прибыл на место вечером следующего дня. В честь Боба поезд простоял на станции гораздо дольше, чем обычно; он простоял полчаса, хотя по расписанию полагалось всего каких-нибудь пять минут. Боб давно уже вышел со станции и миновал даже несколько улиц тихого городка, а поезд все еще стоял и стоял у пустынной и мокрой платформы.
Дом своих родителей Боб узнал еще издали и, узнав, остановился на мгновение, опустил чемодан на землю. Во всех окнах было темно. «Опять в темноте сидят,— подумал Боб, — опять от скупости света не зажигают».
Он почувствовал прилив нежности к родителям, поднял чемодан и продолжил свой путь. Проходя мимо магазина, он вспомнил, что не привез подарков. Вошел. Магазин был маленький и бедный. И ничего такого, что годилось бы в подарок, в нем не нашлось, особенно для отца, как это, впрочем, всегда бывает. Он купил двуствольное ружье. Матери купил платки, а сестре конфет.
Постучавшись, он довольно долго ждал, пока за дверью послышались шаркающие шаги. Боб вспомнил, что у отца с матерью была привычка вместе выходить на стук и выяснять, кто там стучится.
— Боб? — удивилась мать.
— Здравствуй, ма.
— Ну вот, приехал все-таки, — недовольно буркнул отец. — Здравствуй.
Мать, не отрывая глаз от сына и не придя еще в себя от такой неожиданности, пробормотала чуть слышно:
— Ты что небритый?
Боб протянул ей платки. Мать, тронутая подарком, обратилась к мужу:
— Посмотри, что он мне привез.
— А это тебе,— сказал Боб и протянул отцу двустволку.
— Что это за штука? — спросил отец.
— Ружье.
— А, ружье... В соседнем магазине купил, что ли?
— Да.
— Знаю, двадцать долларов стоит. Давно оно там, никто не берет.
— Почему?
— Потому что слоны в наших краях давно уже не водятся.
— Когда же они водились? — засмеялся Боб.
— Были, были когда-то... Не твоего ума дело...
После ужина, когда отец с сыном сели играть в домино, Боб спросил:
— Вы почему в столицу не приехали?
— А зачем нам было приезжать?
— А затем, что весь город меня встречал. Могли бы и вы приехать.
— Весь город? Какое до тебя дело всему городу?
— Не знаешь будто бы?
— Ничего я не знаю. Боб опешил.
— Не знаешь, что это я сбросил бомбу?
— Какую бомбу? Какое отношение ты имеешь к бомбе? Бомбы бросают, когда война.
— А это... — опешил Боб, — а это, по-твоему, не война была ?
— Какая война? В первый раз слышу.
— Да ну тебя, — вмешалась жена. — Разве ты не помнишь, я тебе говорила как-то, что сейчас война.Ты в саду был, помнишь, сухую нашу яблоню пилил — вот тогда я тебе и сказала.
— Ничего ты мне такого не говорила.
— То есть как это не говорила?
— Не говорила — и все.
— Да ну тебя...
— Стало быть, ты все это время не учебой был занят? Я думал, ты учишься... А выходит, что бросил все, воевать отправился...
— Тебе, может, подразнить меня охота, па?
— Ты как со мной разговариваешь?"— вскинулся отец. Потом спросил в прежнем своем тоне: — Ружье-то зачем принес? На кой оно...
— Ну сунь его куда-нибудь, пускай будет.
— Ладно, пускай будет, — смягчился отец.
— Па, выходит, ты и понятия не имеешь, что я теперь герой? Национальный герой. Меня сам Бонапарт во дворец вызывал, разговаривал со мной, пожелал удачи.
— А кто такой Бонапарт?
— Наш император.
— Нашего императора зовут Трумэн, а не Бонапарт.
— Па... опять ты надо мной смеешься?
— Мне что, неизвестно, как зовут моего императора, что ли? Каждый день в газетах про него читаю.
— Ну-ка дай мне хоть одну газету.
— Слушай папу, — снова вмешалась мать. — Он старше тебя и лучше знает жизнь.
— Вон его портрет на стене, смотри.
Боб посмотрел и увидел незнакомого мужчину.
— Кто это?
— Наш император.
— Наш император не он.
— Наш император он.
— Разве у нас два императора?
— Конечно нет. Император у нас один. Вот это и есть наш император.
Последовало долгое молчание.
— Но неужели ты ни разу не читал в газетах, что идет война?
— Не помню. Вот мать твоя вроде бы и говорила мне, но я, видишь, забыл.
— Как можно забывать такие вещи?
— А почему нельзя? Почему я должен обязательно это помнить? Почему я должен обязательно этим интересоваться? Когда объявляли войну, меня ведь не спрашивали! Не спрашивали ведь? Сейчас вот тоже, например, в городке у нас на месте парка двухсотэтажное здание вздумали строить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
В основу этого романа положена легенда, возникшая приблизительно в двадцатом веке. Согласно этой легенде люди создали сверхмощную бомбу, которая уничтожила в мгновение ока целый город с его многотысячным населением.
Хотелось бы воскликнуть: как хорошо, что ничего такого в действительности не было!
Как хорошо, что ничего в действительности не могло быть!
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
В приемной дворца Боб предъявил документы и получил пропуск. И вспомнил вдруг, ни с того ни с сего, может быть, совсем и некстати, свое полное имя и фамилию, которыми ему давно уже не приходилось пользоваться: Клод Изерли. Майор Клод Роберт Изерли. Спрятав пропуск, он направился к двери с робостью, с благоговением даже, открыл ее и вступил в огромных размеров зал.
В зале этом, в углу, сидела какая-то старуха и вязала чулок. Их взгляды, ее и Боба, на мгновение встретились, и старуха улыбнулась ему — по-матерински доброй улыбкой.По обе стороны следующей двери стояли часовые. Когда Боб уже хотел было пройти, они преградили ему дорогу и потребовали пропуск. Боб смутился как-то и тут же предъявил его. Один из часовых тщательнейшим образом проверил пропуск, после чего разрешил пройти.
Боб оказался в другом, таком же огромном зале и увидел здесь двух мальчиков. Оба эти мальчика бегали по залу. Боб постоял, посмотрел на них, но так и не понял, чего ради они бегают. Каждый из них бегал сам по себе. Ни единого какого-нибудь направления, ни единой цели в этом их действии не было.
Боб вынул из кармана пропуск и, уже не дожидаясь предупреждения, протянул его стражам у следующей двери.В третьем зале Боба остановил офицер, который с ловкостью прошелся щеткой по его мундиру, потом натер ему до блеска ботинки, а потом предложил причесаться иначе. Боб пробовал было возражать, но офицер был неумолим и настоял на своем. Причем оба они объяснились совершенно молча, мимикой и жестами.
В следующем зале стоял почему-то запах кофе... Здесь уже Боб почувствовал себя как дома. А это значит, что всякий интерес к тому, что вокруг, всякое удивление у него пропало. Ни на что больше не обращая внимания, он быстрым шагом миновал все остальные залы, остановился перед невысокой, ничем не примечательной и не охраняемой никем дверью и осторожно постучал.
— А, Боб! — отозвался чей-то голос. — Входи.
Боб вошел и отвесил низкий поклон. Перед ним стоял тщедушный и бледный император - Наполеон Бонапарт. Он шагнул навстречу Бобу, пожал ему руку и сказал:
— Присаживайся.
Боб огляделся исподтишка и не увидел в комнате ни одного стула.
— Знаю, тебя, наверно, провели через тринадцать залов, да? — нахмурился Бонапарт.
— Да, ваше величество.
— Никак не могу отучить их от этого, — возмутился Бонапарт. — Для чего им только нужно тысячу раз проверять пропуск! Мне якобы угождают, жизнь мою, видите ли, обезопасить хотят.
Заложив руки за спину, он прошелся несколько раз по комнате, потом уселся за свой скромный рабочий стол.
— Итак, значит, бомбу сбрасываешь ты? — смягчился император. - Я доверяю своим людям, их выбор не может быть неправильным. Да чего же ты стоишь? Сядь.
— Спасибо, ваше величество.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать шесть.
— Женат?
— Нет, не женат.
— Ну что же, выполнишь свой долг перед родиной,— с явной усмешкой сказал Бонапарт, - а потом и женишься.
Боб уловил эту усмешку, и ему стало как-то страшно от откровенности императора.
— Родители есть?
— Да.
— Тяжелое дело быть императором,— задумчиво проговорил вдруг Бонапарт и резко поднялся с места.
И в ту же секунду Боб сообразил, что Бонапарт его даже не замечает.
— Когда-то я сам командовал армиями, сам сражался с императором вражеской страны, и исход войны зависел от того, кто из нас двоих победит в схватке. Потом уже я перестал участвовать в сражениях непосредственно, а только руководил ими, стоя вдалеке, на каком-нибудь возвышении. Теперь я вообще не выхожу отсюда. — И, как бы заключая свою мысль, Бонапарт сказал: — Я наконец научил их воевать... Садись же, садись.
— Спасибо, ваше величество.
Императору уже удалось убедить Боба, что его, Боба, нет, что он не существует.
— Ты, наверное, не помнишь этого, — выражение лица у Бонапарта стало мечтательное, — когда я захватил Францию, я продиктовал такую телеграмму: «Пришел, увидел, победил». — Тут он нахмурился. — Многие замышляли покушение на мою жизнь. И даже самый верный из моих друзей. Когда он был схвачен, я сказал ему только: «И ты, Брут?»
— Эти слова сейчас часто повторяют, ваше величество.
— А что в них такого остроумного, что в них особенного? — с презрением в голосе отозвался Бонапарт. — Повторяют, чтобы польстить мне.
Он снова в задумчивости зашагал по комнате.
Боб, улучив подходящую минуту, незаметно огляделся вокруг. Комната была маленькая, и ничего, кроме стола и библиотеки, в ней не было. Не было даже ковра на полу. И, несмотря на всю свою сейчас малость, на всю свою ничтожность перед лицом императора, Боб снова почувствовал себя как дома... Потому что все это, даже обида и унижение, было ему привычно и было как дом.
— Ты чему так удивляешься? — улыбнулся император.— Не тому ли, что я одет совсем просто и что в комнате у меня никакой роскоши? За меня не беспокойся, — добавил он со смехом, — мне нравится быть императором. Садись, садись.
— Спасибо, ваше величество.
Бонапарт подошел к окну, посмотрел на улицу и после длительной паузы, не оборачиваясь, сказал:
— Жалко мне их...
— Кого, ваше величество?
— Жителей того города. — По голосу его чувствовалось, что он взволнован. — Я мечтаю о таком дне, когда люди перестанут враждовать, воевать, убивать друг друга...
— Когда же это будет? — осмелился спросить Боб только потому, что император не замечал его.
— Когда мы завоюем и покорим себе весь мир. Бонапарт обернулся, и взгляд у него был открытый и ясный, чистый и наивный.
«И в самом деле, не шутка быть императором», — подумал Боб.
— Послушай, Боб, — сощурил глаза Бонапарт, — а правда, что после того, как ты сбросишь эту бомбу, войне конец?
— Правда, ваше величество, — смутился Боб.
— Хорошо, хорошо... Отлично... Ну, желаю тебе удачи.
— Спасибо, ваше величество.
— Одевайся потеплее, — рассеянно сказал Бонапарт.
— Когда, ваше величество? — спросил Боб, смутившись еще сильнее.
— Вообще.
— Слушаюсь, ваше величество.
— Одну минуту, — сказал Бонапарт. — А на какой же это город ты должен сбросить бомбу?
— На Хиросиму, ваше величество.
— И где же она находится, эта Хиросима?
— В Японии, ваше величество.
— Япония... Япония... — задумался Бонапарт. — Нет, не помню.
Затем он отдернул в сторону портьеру, за которой обнаружилась вторая дверь.
— Тут самый краткий путь, — пояснил он, — тебе не придется идти через залы.
Он протянул Бобу на прощание руку, и Боб ощутил вдруг, что от этого рукопожатия на лице у него выступает холодный пот. Боб догадался теперь, что Бонапарт его заметил, но был уверен, но знал, что живым ему не вернуться... Бобу стало страшно от этой догадки.
Он вышел из комнаты и опять почувствовал себя как дома, даже осознав эту жестокую мысль, он все-таки опять почувствовал себя как дома.Только выяснилось, что и на этом пути было столько же залов и столько же часовых, проверяющих пропуск. И ужаснее всего было, что Бонапарт, возможно, и в самом деле не подозревал об этом.
Боб вышел из дворца и, оглянувшись на него, с удивлением отметил, что здание небольшое.
Глава вторая
(согласно историкам)
Бонапарт ошибся. Боб сбросил бомбу и вернулся живым и невредимым. Вернулся и его товарищ Джо Стиборик, который сбросил такую же бомбу на город Нагасаки.
Столица встретила своих героев ликованием.Боб и Джо были несколько удивлены и даже сбиты с толку подобной встречей, так как оба они считали, что этот их полет ничем особенным не отличался от множества других обыкновенных полетов.
Бонапарт искупил свою вину. Он поцеловал в лоб обоих героев и заявил во всеуслышание, что благополучным и скорым окончанием войны весь мир обязан двум этим молодым летчикам.
После чего он выступил перед народом в трех различных местах с тремя различными речами.Речь первая. Вы помните, что сказал я годы тому назад? Я сказал: англичане хотят войны.
Но если они первые обнажат шпагу, то пусть знают, что я последний вложу шпагу в ножны... Если вы хотите вооружаться, я тоже буду вооружаться. Если вы хотите драться, я тоже буду драться. Вы, может быть, убьете Францию, но запугать ее не можете. Горе тем, кто не выполняет условий!.. Мальта или война!
Речь вторая. Глядя на Боба и Джо, я припомнил свою молодость. Наверное, немногим среди вас известно, что когда-то я был величайшим певцом в этой стране. Целыми днями я лежал без движения, с тяжелыми листами свинца на груди, желудок очищал промываниями и не ел фруктов, дабы голос мой обрел силу и крепость.
Зрители любили меня до такой степени, что запрещали кому бы то ни было покидать зал до окончания спектакля. Были случаи, когда беременные женщины разрешались от бремени во время моих выступлений.
Никогда в жизни не надевал я дважды один и тот же костюм. Число костюмов, которые я сменил до сегодняшнего дня, равно числу прожитых мною дней.
Годы назад я повелел, чтобы два цвета — лиловый и багряный — были стерты с лица земли, и повеление мое было исполнено мгновенно. Вы до сих пор не увидите в моей стране ни лилового, ни багряного цветов.
А однажды, когда мы собирались вот так же, я и мой народ, кто-то из толпы сказал:
— Когда умру, пускай земля огнем горит.
— Нет, — ответил я, — пока живу.
Я поджег этот город. А сам поднялся на высокую башню и, опьяненный великолепным зрелищем пожара, спел лучшую из своих песен — «Падение Трои».
Мои враги пробовали уничтожить меня. Я долгие годы боролся с ними, не зная сна и покоя.
И как-то раз, когда у меня выдалась свободная минута, я тайком от всех отправился в театр. Там зрители восхищенно слушали какого-то певца и аплодировали ему. Вы только представьте себе: я увидел какого-то мальчишку на вершине славы! Я не мог стерпеть, я вызвал к себе этого несчастного и сказал ему так:
— Ты пользуешься тем, что император твой занят.
Р е чь третья. Несколько слов в порядке самоанализа. Мне хочется рыдать и выть от стыда, потому что я должен был служить моему народу и моим солдатам, однако я не служу моему народу и моим солдатам, мой народ и мои солдаты служат мне.
Теперь я должен хорошо учиться у моего народа и моих солдат, и пока не может быть и речи о служении моему народу и моим солдатам. Теперь нужно хорошо учиться у народа и у солдат, преклоняться перед народом и перед солдатами, как перед уважаемыми учителями. И если мне нужно будет поваляться в грязи, то я хочу это сделать. Если мне нужно запачкаться мазутом, то я хочу это сделать. И даже если нужно будет обагрить тело кровью в случае нападения врага, то я также хочу бросить несколько гранат. Таковы мои мысли. Сейчас нужно хорошо учиться у моего народа и моих солдат, а если будет возможно — хорошо служить моему народу и моим солдатам.
— Я кончил, — сказал Бонапарт окружавшим его министрам. — Продолжайте без меня.
— Без вас? — удивились все.
— Меня заменит Вильгельм Икс.
Вильгельм Икс был императором страны, потерпевшей поражение в войне с Бонапартом. Бонапарт назначил его своим военным министром, ибо уже сам факт, что Вильгельм имел смелость совершить нападение на столь могучую державу, достаточно красноречиво говорил о его решительности и отваге.
— Но хотя бы одно-единственное последнее слово, ваше величество.
— Объявите, что император сказал: да здравствует мир, долой войну!
После чего, заметив сияющих от счастья Изерли и Стибо-рика, пробормотал:
— Герои!.. Что-то много их развелось...
И тут-то и решил, каким будет последнее его слово.
— Скажите лучше так: чтобы переварить пищу, нужно принимать ее хотя бы за два часа перед сном.
И пошел ко дворцу неторопливым шагом.
Глава третья
В тот же самый день Боб на поезде выехал в городок, где он родился и вырос и где жили сейчас его родители. Ему предложили лететь самолетом, но он отказался, и все подумали, что Боб, наверное, уже по горло сыт всякими самолетами, с которыми у него, конечно же, связаны тысячи всяких воспоминаний. Однако, когда спросили о причине отказа у самого Боба, он ответил, что самолет штука опасная и что с ним каждую минуту можно ждать беды. «Но вы же полетите гражданским», — возразили ему с недоумением. «Тем более»,— сказал Боб.
Он прибыл на место вечером следующего дня. В честь Боба поезд простоял на станции гораздо дольше, чем обычно; он простоял полчаса, хотя по расписанию полагалось всего каких-нибудь пять минут. Боб давно уже вышел со станции и миновал даже несколько улиц тихого городка, а поезд все еще стоял и стоял у пустынной и мокрой платформы.
Дом своих родителей Боб узнал еще издали и, узнав, остановился на мгновение, опустил чемодан на землю. Во всех окнах было темно. «Опять в темноте сидят,— подумал Боб, — опять от скупости света не зажигают».
Он почувствовал прилив нежности к родителям, поднял чемодан и продолжил свой путь. Проходя мимо магазина, он вспомнил, что не привез подарков. Вошел. Магазин был маленький и бедный. И ничего такого, что годилось бы в подарок, в нем не нашлось, особенно для отца, как это, впрочем, всегда бывает. Он купил двуствольное ружье. Матери купил платки, а сестре конфет.
Постучавшись, он довольно долго ждал, пока за дверью послышались шаркающие шаги. Боб вспомнил, что у отца с матерью была привычка вместе выходить на стук и выяснять, кто там стучится.
— Боб? — удивилась мать.
— Здравствуй, ма.
— Ну вот, приехал все-таки, — недовольно буркнул отец. — Здравствуй.
Мать, не отрывая глаз от сына и не придя еще в себя от такой неожиданности, пробормотала чуть слышно:
— Ты что небритый?
Боб протянул ей платки. Мать, тронутая подарком, обратилась к мужу:
— Посмотри, что он мне привез.
— А это тебе,— сказал Боб и протянул отцу двустволку.
— Что это за штука? — спросил отец.
— Ружье.
— А, ружье... В соседнем магазине купил, что ли?
— Да.
— Знаю, двадцать долларов стоит. Давно оно там, никто не берет.
— Почему?
— Потому что слоны в наших краях давно уже не водятся.
— Когда же они водились? — засмеялся Боб.
— Были, были когда-то... Не твоего ума дело...
После ужина, когда отец с сыном сели играть в домино, Боб спросил:
— Вы почему в столицу не приехали?
— А зачем нам было приезжать?
— А затем, что весь город меня встречал. Могли бы и вы приехать.
— Весь город? Какое до тебя дело всему городу?
— Не знаешь будто бы?
— Ничего я не знаю. Боб опешил.
— Не знаешь, что это я сбросил бомбу?
— Какую бомбу? Какое отношение ты имеешь к бомбе? Бомбы бросают, когда война.
— А это... — опешил Боб, — а это, по-твоему, не война была ?
— Какая война? В первый раз слышу.
— Да ну тебя, — вмешалась жена. — Разве ты не помнишь, я тебе говорила как-то, что сейчас война.Ты в саду был, помнишь, сухую нашу яблоню пилил — вот тогда я тебе и сказала.
— Ничего ты мне такого не говорила.
— То есть как это не говорила?
— Не говорила — и все.
— Да ну тебя...
— Стало быть, ты все это время не учебой был занят? Я думал, ты учишься... А выходит, что бросил все, воевать отправился...
— Тебе, может, подразнить меня охота, па?
— Ты как со мной разговариваешь?"— вскинулся отец. Потом спросил в прежнем своем тоне: — Ружье-то зачем принес? На кой оно...
— Ну сунь его куда-нибудь, пускай будет.
— Ладно, пускай будет, — смягчился отец.
— Па, выходит, ты и понятия не имеешь, что я теперь герой? Национальный герой. Меня сам Бонапарт во дворец вызывал, разговаривал со мной, пожелал удачи.
— А кто такой Бонапарт?
— Наш император.
— Нашего императора зовут Трумэн, а не Бонапарт.
— Па... опять ты надо мной смеешься?
— Мне что, неизвестно, как зовут моего императора, что ли? Каждый день в газетах про него читаю.
— Ну-ка дай мне хоть одну газету.
— Слушай папу, — снова вмешалась мать. — Он старше тебя и лучше знает жизнь.
— Вон его портрет на стене, смотри.
Боб посмотрел и увидел незнакомого мужчину.
— Кто это?
— Наш император.
— Наш император не он.
— Наш император он.
— Разве у нас два императора?
— Конечно нет. Император у нас один. Вот это и есть наш император.
Последовало долгое молчание.
— Но неужели ты ни разу не читал в газетах, что идет война?
— Не помню. Вот мать твоя вроде бы и говорила мне, но я, видишь, забыл.
— Как можно забывать такие вещи?
— А почему нельзя? Почему я должен обязательно это помнить? Почему я должен обязательно этим интересоваться? Когда объявляли войну, меня ведь не спрашивали! Не спрашивали ведь? Сейчас вот тоже, например, в городке у нас на месте парка двухсотэтажное здание вздумали строить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17