Растянув на земле, принялись усердно растирать ему тело.
— Эх, гусиного жиру бы сюда! — пыхтя, бормотал Бакытжан.
— Пустите! — рвался из-под них Аманжан.— Холодно! Взбесился, что ли' Развяжите руки, черти! Я сам..
Но, так и не выпустив его, друзья растерли снегом обнаженное до пояса тело Аманжана, загем развязали, быстро одели его и помогли подняться на ноги. И тут же стали толкать его то в одну то в другую сторону заставляя двигаться
Так, в борьбе за жизнь, незаметно пролетело несколько часов. Аманжан, кровь которого вновь заиграла в жилах, окончательно пришел в себя и вскоре говорил друзьям, пританцовывая на месте:
— Если бы вы знали, до чего ясно видел я здесь, вот на этом месте, костер! А вот как разделся - этого не помню
— Уювор! Если кто-то из нас опять свихнется, акри, го снять с него штаны, отшлепать как следует, а потом натирать его снегом, пока шкура не слезет! — кричал Бакытжан, прыгая рядом с приятелем.
— С тебя, пожалуй, шкура не слезет! — отвечал тот.— Она у тебя как у моржа... Ты сдохнешь последним,— дразнил Аманжан толстяка.
Уже на западном небосклоне сверкало созвездие Плеяд. Ночь, эта холодная сладострастница, еще не пресытилась ласками ярого месяца и все льнула нагим сахарным телом к лунному сиянию — бесстыдно являла миру свою обольстительную красоту. Трое парней бегали, прыгали на снегу, стараясь как-нибудь согреться и не поддаться вновь опасным чарам смертельного холода... И любовь, истинная любовь и ослепительное счастье мерещились им в холодной мгле... любовь, к которой тянулась душа каждого из них, как верблюжонок тянется к матери-верблюдице... Им по двадцати лет с небольшим, еще не пожили на свете... еще не держали в руках оружия, идя на врага... Три жигита, три батыра... трое \ парней прыгающих на снегу, как бесноватые.
А ночь не хотела кончаться, отпускать их; ночь тянулась, как холодная черная кишка, и батыры начали приуставать, хотя согрелись изрядно, до испарины на лбу. Задумав отогреть ноги, скинули валенки, развернули портянки и помогли друг другу натереть задубевшие ступни и бесчувственные пальцы... И вдруг совсем близко завыли волки. Это были они — никаких сомнений уже не оставалось...
— Смотрите! — отчаянно вскрикнул Бакытжан.— Вон собаки!
— Эх, если бы собаки!—отозвался глухо Аманжан.— Это волки. Пришли справить по нас поминки. Так что готовься, читай отходную молитву, парень!
Они сидели чуть повыше оставленных позади саней, навострив уши, большая стая. Выжидали, без всякого страха глядя на людей.
— Спички! — приказал Нуржан, стараясь не выдать своего страха.— Дай спички! — И извлек из кабины трактора замасленную тряпку: хотел облить соляркой, но она, замерзнув, не капала. Ругнувшись, Нуржан попытался зажечь тряпку без солярки, однако масленая грязная ткань чадила, трещала и не загоралась; помахали ею в воздухе — посыпались искры, и только.
Но звери снялись с места и чуть отступили. Опять сели в снег и уставились на людей.
— Ладно, к трактору все равно не подойдут,— стал успокаивать себя и других Бакытжан.— Боятся они запаха железа, акри...
— Черта с два! — перебил его Аманжан.— Они тебе и трактор слопают, когда голодные. Весной в черной степи, когда мы сеяли, волки у нас ведро автола сожрали.
— А что, устроим концерт для уважаемых гостей? — предложил Бакытжан.— Попробовать билеты им продать, заработаем, может, немного...
Й они с Нуржаном дружно затянули песню, глядя на зверей; и вдруг Бакытжан прервал пение воплем:
— Гляди, гляди! А они ближе пересаживаются! Ой-бай-ау! Мы пропали!
Аманжан, сначала сердито косившийся на друзей, под конец сам развеселился и, сняв рукавицу, взял ее в руку, словно стакан,— сделал вид, что наливает туда из бутылки,— и затем произнес тост.
— Дорогие граждане волки! Уважаемые гости,— проговорил он с важным видом.— Спасибо, что навести ли нас, не забыли молодых тружеников полей! Вы проявляете большую заботу о молодом поколении! Большой рахмат! Разве солнце взошло бы без ваших забот, уважаемые? Вот вы сидите, смотрите на меня, и есть у вас большое желание сожрать нас. Как нам не радоваться, дорогие, как не гордиться, если перед смертью нас навестили такие почетные гости? Ай, большой рахмат! Пью за вас, уважаемые!
А между тем на востоке, за снежными вершинами Кызылкиека, округлыми, как девичья грудь, разгоралась нежная заря, и небо стало светлее. Пока рассвет, поднимая все выше свой яркий полог, окончательно прогонял с небес ночную тьму, трое молодцов до хрипоты орали песни, развлекая голодных волков. И странными были слова той песни, которой трактористы завершили свой необычный концерт и встретили свет нового дня.
Н у р ж а н
Вот умру, в землю зароют меня, Не будет ли сыра земля?
Аманжан
Белый снег! Голодные волки! Оу-оу!
Бакытжан
Мать моя, спаси!
Твой сынок замерзает в степи.
Так они орали вразнобой до хрипоты, а после дружно затянули в три голоса:
Мы устали, устали,
Моченьки нет,
Лев, не прыгай напрасно
На лунный свег.
Не садись на коня,
Жигит,
Коли смутное время
Беду сулит.
Солнышко взошло!
И все с криком «ура» стали подбрасывать вверх шапки.
* * *
Первый утренний разговор начался, конечно же, с вопроса: «Что будем делать?» Все трое обошли холодный заиндевевший трактор, попинали его натруженные гусеницы.
— Поесть бы сейчас,— вздохнув, сказал Бакытжан, на что Аманжан, закуривая, ехидно заметил:
— Свинья хрюкала: жрать хочу, а ее зарезали... Нуржан стал наворачивать на проволоку замасленную тряпку, затем бросил.
— Чтобы завести трактор, нужно, наверное, куба два дровишек и три ведра кипятку,— вздохнув, сказал он.
— Ив ауле, рядом с домом, насилу заведешь его. А тут... Ох, засели мы, ребята,— по своему обыкновению заныл Бакытжан.
— Ладно, словами горю не поможешь,— мрачно оборвал его Аманжан.— Давайте лучше что-нибудь делать.
И он, сняв рукавицы, голыми ладонями обхватил медные трубки, по которым подавалось масло. Бакытжан, умевший раньше других примечать и плохое и хорошее, вдруг закричал:
— Эй, глядите! Тальник!
Посмотрели, куда он показывал,— и точно, на северном склоне горы, где они заночевали, торчали верхушки кустов, которых они вчера не заметили. Это были первые кустики, которые увидели они здесь, в Глубинном краю, заваленном снегом. Первые пятна темного среди ; утомительной, нескончаемой белизны. Уже сутки у парней не было и крошки во рту, намерзлись они и настрадались, а сейчас, увидев эти прутики, свидетельства чего-то живого, обрадовались чрезвычайно. И если бы заметили какого-нибудь зверька, то были бы счастливы, словно встретились с давно запропавшим родичем Сказать правду, даже ночные волки были дороги им среди проклятого однообразия снегов, в мертвом царстве лютого холода.
— Пошли, Баке,— сказал Аманжан, достав из трактора топор.— Хоть ползком, а доберемся до этих кустиков. Нарубим дров для костра.
— Из дому выезжали, были-трактористами — грудь колесом,— отвечал Бакытжан.— Потом в плен попали к Конкаю. А ночью концерт показывали волкам, артистами, значит, были. Теперь, видать, приходится быть альпинистами, акри.
— Погоди, парень, вот еще ночь здесь переночуем, так вовсе обезьянами станем,— заверил Аманжан, хлопая приятеля по широкой спине.
\ — А кем угодно, пожалуйста! — соглашался толстяк.— Все равно человеком быть тяжелее. 1 — О, так ты еще считаешь себя человеком? Тогда бери топор — и пошли. Человек должен что-нибудь делать! — провозгласил Аманжан и потянул за собой приятеля.
Бакытжану не хотелось лезть на гору, но деваться было некуда, пришлось идти. И они оба поползли по крутому склону вверх, по обдутому и оглаженному ветрами снегу, твердому, как железо. Нуржан посмотрел им вслед, пробормотал: «Бисмилла! Желаю удачи, товарищи»,— а сам вернулся к трактору, перевернул вверх дном всю кабину, подбирая необходимый для работы инструмент.
Между тем двое карабкались вверх, и Аманжан, продвигавшийся впереди, вырубал топором ступеньки, словно заправский альпинист, и сверху бросал Бакытжану веревку, за которую тот подтягивался и медленно взбирался к товарищу. Склон в этом месте был таким крутым и гладким, что подниматься приходилось с огромными усилиями, прилепившись всем телом к ледяной стене. Оба жигита вспотели, и наблюдавшему снизу Нуржану видно было, как над ними вьется пар. Вскоре Нуржан завозился с мотором и отвлекся от них — и вдруг заметил, как мимо него стремительно пронесся вниз какой-то большой темный ком. Не успел он сообразить, что это могло быть, как сверху загремело:
— Ух, чтоб тебя... олух, тетеря! Ну и валяйся теперь там, на дне оврага!
Оказалось, Бакытжан нечаянно выпустил из рук аркан, за который его подтягивали вверх, пошатнулся и плюхнулся в снег — и, как только его зад коснулся гладкого наста, парень мигом шмыгнул вниз, словно на салазках. Аманжан не стал даже смотреть, куда в конце концов улетел толстяк, и, выматерив его как следует, один полез к кустам. Лишь крикнул перед этим Нуржану:
— Оу, Нуреке! Не вздумай лезть за ним! Пускай сам выкарабкивается, олух.
И вскоре сверху донеслись частые удары топором. Аманжан добрался-таки до кустов. Нарубив большую охапку сучьев, он с дровами в руках заскользил вниз и мигом очутился в снежной яме, куда наметился еще сверху. Нуржан был поражен ловкостью и смелостью товарища. «Однако,— подумал он,— нет геройства без горячих голов».
Мерзлый сырой тальник не загорался; полили прутья соляркой — кое-как занялись вялым, чадящим пламенем. Костер был устроен позади трактора; в огонь поставили мятое ведро, наполнив его снегом. Но от костра больше было дыму, чем тепла.
— Ничего не получится,— огорченно сказал Аманжан.
— Давай разогреем еще солярки, обольем мой пиджак и запалим. Все равно у меня старый пиджак, не жалко,— предложил Нуржан.
— Надо еще взять у этого олуха безрукавку,— добавил Аманжан.— Она у него под пиджаком... Иначе все равно нам воды не вскипятить.
— Сперва надо его самого вытащить из оврага.
— Ничего, сам вылезет!
— А ну сходи помоги,— попросил Нуржан.— Не ждать же его, сидя на месте.
— Ладно, пойду, но только из-за его безрукавки. И Аманжан, взяв ломик, заскользил вниз по тому
пути, по которому скатился в овраг Бакытжан. Нуржан продолжал возиться с костром. И вдруг он услышал снизу яростные вопли, брань. Показались двое впереди Бакытжан, за ним, опираясь на дом, поднимался Аманжан. Выбравшись к трактору, он здоровенным подзатыльником свалил толстяка в снег.
— Гад! Вот, полюбуйся на него! — крикнул Аман-жан.— Я-то думаю, чего его нет и нет, а он там, подлюга, укрылся и потихоньку курт жрет!
Нуржан удивленно посмотрел на Бакытжана и только теперь заметил, что тот торопливо жует, набив чем-то рот.
— Стыдись,— нахмурившись, сказал ему Нуржан.— А если бы сейчас война была или голод? Эх ты... Волк, говорят, и тот сочувствует своему брату. А ты спрятал горсть курта в карман и думаешь, что один спасешься от беды?
— Нате, жрите, не завидуйте! — взвизгнул Бакытжан и, выхватив из кармана катышки Курта, бросил в снег.— И меня разорвите и сожрите! Ну, режьте на куски!
Никто не стал подбирать курт, разбросанный Бакыт-жаном.
— Ну-ка снимай безрукавку,— только и сказал ему Нуржан.
Толстяк молча стал раздеваться...
Растопив солярку, они облили ею пиджак и ватную безрукавку, подожгли — и наконец разгорелся жаркий огонь. Действия людей, похоже, обретали какой-то смысл. По лицам жигитов побежали живые отблески огня — словно кровь заиграла в этих осунувшихся лицах. Из разогретых медных трубок трактора закапало масло. Картер разогрелся. Вскипятив ведро талой воды, залили охладитель. Объятые наконец пламенем, пошли трещать ветки тальника. И солнце между тем поднялось высоко, и все вокруг озарилось ярким сиянием полудня. Снежные крошки сверкали, слепя глаза.
Бакытжан, стыдясь своего поступка и раскаявшись в душе, работал как одержимый Ему хотелось — хоть кровь из носу — усердной работой заслужить прощение. Наматывая сыромятный ремешок на заводной диск пускача, он дергал и дергал — пока наконец не затарахтел движок. Вслед за этим ухнул и загрохотал трактор, взревел, отчаянно выплевывая дым, словно давясь кашлем. Нуржан подбавил газу — и раздался громоподобный рев, словно прорвались долго сдерживаемые рыдания ожившего «ДТ»... Вскоре он перешел на ровное, обычное свое гудение, словно затянув привычную песню — и да здравствует жизнь! Да здравствует жизнь! Да здравствует!
Втроем быстро собрали инструменты, ведра, побросали все в кабину, вытащили из снежного балагана сиденье и спинку, водрузили на свои места, сами тоже вскочили в кабину.
Надлежало, спустившись к подножию горы, поехать в обход ее по лощине, с тем чтобы вернуться на свой след По принятому вчера решению, надо было вновь подняться на вершину, перевалить ее и спуститься к оторвавшимся саням... Но против такого действия вдруг выступил Аманжан.
— Пока живы, надо двигать к аулу,— решительно сказал он.— А ты как думаешь, жирный?
— Я... Как ты, так и, я,— отвечал, потупившись, Бакытжан.
— Ребята... людей стыдно,— возразил Нуржан.— Столько перенесли — и с полдороги возвращаться домой...
Аманжану стало смешно от рассудительности старшего тракториста.
— Пхи-хи-хи! — захихикал Аманжан. -— Вот стыдливый нашелся! Беда с тобой... А чего же они не стыдились, когда посылали нас к волкам в зубы? — крикнул он.— Не стыдились нас охмурять — каких только слов не наговорили, чтобы мы, дураки, поехали на свою погибель?! И мы еще должны стыдиться перед ними? Довольно слюнки распускать, сопли размазывать! — уже ревел он.— Едем назад, и точка! Пока солнце держится, успеем через перевал махнуть.
— Не спеши так, дорогой,— спокойно отвечал Нуржан.— Не ты один решаешь. Давайте проголосуем за и против. Предостереги, говорят, вовремя слепого, чтобы нечаянно ребенка не задавил...
— Ух! Прямо как в кино! — восхитился Аманжан и скрипнул зубами.— Может, собрание комсомольское проведем?
— И проведем! Собрание нашей совести!
— Вот что,— сказал Аманжан,— кончай трепаться, старшой. За эти двое суток я, понимаешь, совсем совесть потерял! А занять негде — ни у кого ее нет. Вот так-то.
Нуржан знал, что этот рослый, сильный парень был из тех, кто ни за что не отступится от своего и если заупрямится, то будет стоять на своем, хоть голову ему отрубай. Как^ самая твердая земля трескается от мороза, так и его может разорвать на части от пробудившегося негодования... И хоть не чужд ему дух товари щества и знает он чувство ответственности, но со вче
рашнего дня что-то изменилось в нем. . Может быть, повлияла на него встреча с жестоким стариком Кон-каем? Кто его знает...
Пар клубами вырывался изо рта парней, стоявших у заведенного трактора. Казалось, что душевное волнение распалило их и им стало жарко, но все трое, не замечая того, мелко дрожали от холода. Злые выкрики Аман-жана заставили двух его друзей призадуматься. Было что-то справедливое в его возмущении... но что делать? Если вернуться ни с чем домой, то как оправдаться? И в то же время как быть, если они едва не погибли ночью, промерзли до костей и двое суток уже ничего не ели...
И тут Нуржан опять услышал, как где-то вдали, за снежными холмами, прозвучала не то песнь, не то плач Снежной девушки. Она звала, она тревожила его сердце своей неведомой печалью
— Вот что я скажу тебе, Аманжан,— вдруг выступил вперед Бакытжан.— Ты всегда обзываешь как хочешь... То ляуки, то обжора, то жирный. «Дадно, я такой... А вот ты каким оказался на деле? Других дразнишь, как заведенный патефон, а сам ты кто? Затаился до поры до времени, акри... Там, понимаешь, в совхозе скот дохнет без корма, а ты тут устраиваешь нам...
— В аул без сена возвращаться не будем,— решительно поддержал его Нуржан.— Сейчас спустимся, объедем гору и сани прицепим. А потом дальше поедем.
— Нет,— столь же решительно отказался Аманжан.— Я не желаю еще двое суток подыхать без еды.
— Можешь оставаться. Поедем без тебя,— сказал Нуржан.
— А! Так вы вот как... Привыкли, когда вас в бараний рог гнут.— Аманжан сплюнул в снег.— Ну вы у меня сейчас попляшете. Если вы решили подохнуть, я вам помогу.— И с этим он выхватил из кармана складной нож; щелкнув, раскрыл его.— Прежде вас укокошу, чем вы меня...
«Аманжан! — хотелось крикнуть Нуржану — Вот ты какой, оказывается. Вместе росли, вместе учились... Ты зачем это нож... нож-то зачем, Аманжан? Нет, домой лучше не возвращаться. Лучше нам здесь и умереть, вдали от людских глаз...»
— Вы мне все надоели! — кривясь, выкрикнул между тем Аманжан — Все вы, умники, агитаторы, ляуки.. Общество! Человечество! -- завершил он выкрик по-русски.— Обществу нужна скотина на мясо, а мы, люди, не нужны, что ли? Пха-ха-ха! Патриоты какие выискались! Плюю на вас! Обществоведение мне и в школе до смерти надоело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12