Я заглянул вниз: большие камни лежали там, где мы стояли тогда. Ногой я спихнул несколько обломков, они скатились туда же»
Когда возвращались, Рамазанов остановился возле лошадиной кучи. Аксакала, очень удивило, что милиционер складывает в свой носовой платок такое добро. С самым серьезным видом спросил:
— В городе не хватает? Рамазанов объяснил:
— Навоз поможет нам найти коня, который был здесь привязан.
Но аксакал все же решил, что над ним смеются, обиделся:
— Э! Мы, конечно, старые люди, в городе никогда не были, поэтому мозги у нас помутились. Если ты, сынок, скажешь, что в этой куче можно не только коня найти, но и вожжи к нему, тоже поверю. И вы состаритесь, пусть и
вам посчастливится иметь такую же седину, как у меня, и такую же бороду!
Он, и правда был очень красив. Такую бороду, такие седые волосы я видел только в кино.
Пока капитан выяснял отношения с аксакалом по поводу навоза, я обошел площадку, разглядывая ее так, как будто искал золото. Так и есть: вижу — что-то белеет в камнях с подтветренной стороны. Прервал их беседу, крикнул: «Идите сюда!» Оказалось, из-под камня выглядывает край бумаги. Я поднял камень, и Рамазанов вытащил из-под него скомканную газету. Он был заметно разочарован, но когда стал разворачивать газету и оттуда посыпались хлебные крошки, корки сыра, дольки чеснока, спросил задумчиво:
— Видно, он здесь долго ждал?
Вопрос подразумевал очевидный ответ, так что мы с аксакалом ничего капитану не сказали. Я стал быстро собирать то, что высыпалось из газеты. Рамазанов так же аккуратно все завернул в нее, сунул сверток под мышку. Аксакал опять заворчал: видно, и это показалось ему причудой таинственных городских людей. Его можно понять: в горах лишняя вещь — ненужная тяжесть, но в нашем положении мы руководствовались русской пословицей: «Своя ноша не тянет». Все, что нес Рамазанов в носовом платке и в газете, для нас было дороже золота.
Аксакал пригласил нас к себе домой, мы не могли ему отказать, но перекусили наспех и сразу же вылетели на вертолете в Махачкалу. Пилот был тот же самый — поклонник Сименона. Выяснилось, что это он позаботился о сохранности моего блокнота. Заботливые люди живут и летают в этих горах!
МАХАЧКАЛА
Мы вышли из вертолета и, чтобы не терять времени, сели в такси. В управлении сдали «трофеи» экспертам, свою папку я запер в сейфе. Что делать дальше? Срок командировки был уже просрочен на два дня, а я только-только вышел на след... на чей, правда,— неизвестно. Попросил Рамазанова, чтобы тот дал телефонограмму в Чарджоу: «Хайдаров задерживается в связи с необходимостью продолжения розыска».
Теперь можно спокойно работать, только в каком направлении? Я спросил об этом у Рамазанова.
— В данный момент в направлении какого-нибудь ка-фе, где поменьше народу, — пошутил он.
Мы опять взяли такси. Только отъехали — Рамазанов еще советовался с шофером, куда поехать,— как я обратил внимание на светлые «Жигули», проехавшие мимо. Опять повезло! Затылок водителя мне показался очень знакомым. Вах-хей, если бы номер этих «Жигулей» не был бы номером машины Мегерема, мы бы, конечно, через несколько минут лакомились вкусными местными блюдами.
Я сказал Рамазанову, что обед отменяется, что на ловца и зверь бежит...
Рамазанов сначала внимательно посмотрел на меня, потом на удалявшиеся «Жигули», вынул служебное удостоверение и показал его шоферу:
— Меняем маршрут... Мы из уголовного розыска. Нужно догнать те «Жигули» и не отстать от них.
Шофер оказался и сообразительным, и проворным. Обогнав передние машипы, наше такси подстроилось к «Жигулям», сохраняя некоторую дистанцию.
Но есть нам хотелось, и я волей-неволей думал об обеде: «Чего мы погнались за ним? Мегерем — пенсионер, от нечего делать катается по городу, а мы отказались от обеда...»
Рамазанов выражал свои чувства по-другому, вслух:
— Тысяча чертей! Как жалею, что не поели у цумадин-ского аксакала как Следует!
— Вах-хей, какое жаркое было! А лаваш? Мягкий, как...— Я, наверное, зря это сказал, потому что Рамазанов начал сердиться.
— Вот и ты тоже! Знай, что я сейчас не одного себя считаю простофилей.
— Ты не прав. Там, где есть старший, младший должен сидеть и помалкивать. Когда ты стал вытирать руки, я сделал то же самое, но с большим сожалением.
— Ну ладно, работникам милиции необязательно быть сытыми. А тот, впереди, знаю, съел шашлык, хватил слегка коньяку и разъезжает. Мы как борзые носимся за ним, а где он остановится, когда? Может, совсем не остановится...
«Жигули» мчались по самому краю магистрали, но неожиданно круто свернули влево, оставив отчетливые следы на шоссе, въехали в узкую улочку и, не снижая скорости, устремились вперед. Еще поворот... еще — и белая машина уже едет по параллельной улице, отдаляясь от магистрали.
— Я думаю, туркмен гардаш, или у него дома большой
запас коньяку, или зверь почуял запах борзой... Зачем ему нужны эти финты, если мог спокойно ехать прямо?
Чем дальше мы ехали, тем больше росло наше удивление, потому что, сделав еще несколько поворотов, «Жигули» выехали на шоссе Москва — Баку, на которое они могли гораздо проще попасть с городской магистрали, где мы их встретили.
— Наверное, едет заправляться...
Мое предположение рассердило и без того недовольного капитана.
Почему ему надо заправляться там? Его что, покусала бензоколонка в центре города?
«Жигули» между тем сбавили скорость у заправочной станции, но не остановились, а, круто развернувшись, поехали назад, в город. Мегерем все увеличивал скорость и немного оторвался. Наш шофер делал все возможное, чтобы он оставался у нас в поле зрения. Это ему удалось, правда, ценой двух нарушений на перекрестках. Постовых здесь не было, и мы ему тоже ничего не сказали. За все время погони ему было сказано лишь одно: не отставать от него, и он будто невидимой стальной проволокой привязал свою «Волгу» к белым «Жигулям»,
Мегерем повторил тот же маневр: свернул на улочку, по которой мы уже проехали, лотом на параллельную ей. Свернул еще раз, теперь уже в самую гущу домиков. Переулок, по которому он ехал, оказался совершенно пустынным, и наш водитель,,, сообразив, что прежнюю дистанцию сохранять нецелесообразно, поехал много медленней. Дорога шла под уклон, поэтому чем дальше отрывались от нас «Жигули», тем лучше они. были видны. Но мы рисковали. Если Мегерем захочет свернуть, мы можем легко его потерять.
Все почти так и произошло. «Жигули» неожиданно исчезли. Теперь, если не торопиться, вся гонка окажется напрасной. Стрелка спидометра от «сорока» прыгнула сразу на деление «60», потом на «80». Мы прильнули к правой стороне такси, чтобы увидеть следы свернувших «Жигулей». Следов мы не увидели, но через два квартала, в переулке, шагах в двадцати от перекрестка, увидели стоявшие «Жигули». И опять шофер сам сообразил, что сворачивать не надо, поехал прямо. Рамазанов попросил его развернуться и ехать назад. Не доезжая метров сто до переулка, в который свернул Мег.ерем, мы остановились. Между двумя дворами оказалась свободная площадка — не то стоянка, не то какой-то проезд. Шофер поставил машину с краю площадки, те-
перь она была закрыта со всех сторон. Сказав, водителю, чтобы ждал нас столько, сколько сможет, вышли из машины и пошли к «Жигулям».
Нас интересовало, к кому приехал Мегерем, поэтому к самой машине мы не подошли, а остановились в сторонке, шагах в двадцати. Стена соседнего двора закрывала нас. Мы с Рамазановым стояли и переговаривались, будто два давно не видевшихся друга. Но говорили мы только о Мегереме. Не здесь ли он оставлял машину, если действительно ездил в Цумаду? Что скрывается за коричневыми воротами, перед которыми стояли белые «Жигули»?..
Погода, как назло, стала портиться. Свежий ветерок, недавно приятно щекотавший лицо, окреп и стал жечь щеки. Вороны со зловещим карканьем стаей кружили над самыми нашими головами. Говорят, если вороны так каркают — ждать снегопада. Видно, это так, потому что небо совсем почернело и опустилось на нас, а ноги в ботинках стали отчаянно мерзнуть... Вдруг сразу, будто кто-то вытряхнул на нас мешок с мукой, снег посыпал сплошными хлопьями. «Такой снег у нас редко бывает»,— шепнул мне капитан. Я, признаюсь, таких крупных хлопьев никогда не видел, у нас снежинки не крупнее мелких птичьих перышек. К счастью, водитель «Жигулей» нас не заморозил, белая машина неожиданно тронулась с места, но у Рамазанова за это время на шапке вырос солидный бархан из снега. На моей, наверное, тоже. Когда я стряхнул снег, шапка стала легче.
— Пусть уезжает,— негромко сказал Рамазанов.— Если пустимся за ним снова, надолго спугнем. Поймет, что с самого начала была погоня...
«Жигули» проехали мимо, и мы убедились, что за рулем был действительно Мегерем. Нас он не заметил.
Следы колес «Жигулей» быстро засыпал снег, когда мы входили в незакрытые коричневые ворота. Во дворе никого не было. Нас с Рамазановым это устраивало, мы могли быстро изучить обстановку. Прошли по выложенной кирпичом дорожке мимо дома к запертому гаражу. Дорожка упиралась в гараж, но от нее шла другая, огибающая его справа. Мы не успели и шагу по ней сделать к видневшемуся в глубине сараю, как оттуда послышался глухой стук, а потом ржанье. Ясно, что стучали копыта... Неужели конь заржал, потому что учуял нас? Может быть. Он помолчал, потом заржал еще раз, потом еще, очень громко. Пожалуй, это был добрый конь, откормленный. Если бы он заржал в горах, камни обрушились бы.
Я посмотрел на капитана: тот улыбался во весь рот, глаза горели, плечи напряглись. Я понял, горцы узнают коней по ржанью!
Но лошадиную песнь до конца нам не пришлось выслушать. На крыльце появился человек средних лет в черном спортивном костюме. Он смотрел на нас с большим удивлением.
Рамазанов бросился, к нему, оставив меня одного. Видно было, как он показывает человеку в спортивном костюме свою книжку, что-то говорит. Меня беспокоило, чем это кончится, но, зная умение капитана выходить из затруднительных положений, в душе ждал приглашения хозяина побеседовать в доме.
Я подошел к ним. Догадался, что Рамазанов не спешит посетить этот дом, его интересовала лошадь, он показывал на сарай. Диалог между ним и хозяином выглядел так:
— В колхозе... (он назвал его как-то) украли коня. Придется побеспокоить и вашего. Мы только сунем голову в конюшню, и всё, товарищ...
— 3-з-загиди! — Хозяин дома заикался.
— Разрешите, товарищ Загиди?
— П-п-пожал-л-луйста.
— Тогда пригласите, пожалуйста, двух соседей. Порядок такой, товарищ Загиди!
Он стал, медлить, тогда я вышел на улицу и скоро вернулся с двумя понятыми. Хозяин отпер сарай.
Да, этот конь достоин был носить на себе доблестного полководца. Пусть не думает Рамазанов, что он один разбирается в лошадях. Я, по-моему, заметил то, чего и он не увидел,— и длинную шею, и тонкие уши торчком. А рост, рост!.. Прекрасный конь!
Рамазанов обошел коня со всех сторон, любуясь им, стал
рядом с хозяином:
— Нет, хорошо видно, что не колхозный конь. Только все же где-то я его уже видел... Не так давно, дня три-четыре назад...
Хозяина будто кто за язык тянул:
— Могли видеть, т-т-товарищ милиционер. Это он мог быть, он — моя гордость. Д-д-д-давал приятелю, чтоб в аул съездил. На машине не п-п-проехать... Чуть-чуть опоздали. Минут бы на пять пораньше, и я бы вас с ним познакомил... приезжал ко мне.
— На «Жигулях»? Этот... как его? — Рамазанову хотелось, чтобы Загиди сам назвал имя приятеля.
Дергавший себя за свитер Загиди обрадовался, что есть кто-то, кто мог знать его друга:
— Да, Мегерем! Мегерем! Вы его знаете? — Он с выжидающей улыбкой смотрел на капитана.
— Разве есть кто-нибудь, кто незнаком с Мегеремом? — Рамазанов уклонился от прямого ответа, посмотрел на меня:— Товарищ лейтенант, вам надо запротоколировать беседу?
Я его понял:
— Да. Оформим все, как положено, чтобы лишний раз не беспокоить товарища Загиди.
Хозяин с благодарностью посмотрел на меня, пригласил в дом. Мы задали ему еще ряд вопросов. Выяснилось, что, забрав коня, Мегерем оставил «Жигули» в этом дворе.
Протокол подписал Загиди и понятые, хотя от них, в общем-то, подписей не требовалось. Настоял сам любезный хозяин:
— Вреда же не будет от лишней подписи, п-п-правда, товарищи милиционеры? Чем больше подписей, тем спокойней и вам, и мне. Не так ли? Я вам рассказал все, как б-б-было.
Его обеспокоило, что Рамазанов вернулся в сарай и взял там кусок навоза. Он недоверчиво склонил голову, когда тот заворачивал его в бумагу, но не спросил, зачем инспектор это делает.
Он проводил нас до коричневых ворот. Прощаясь, я задал ему еще один вопрос:
— Вы очень любите своего друга, если доверили ему такого иноходца на несколько дней?
Загиди опять оживился, можно сказать — обрадовался, как будто перед ним был не инспектор, а сочувствующий в его личных делах человек.
— Вы как в зеркало смотрели, т-т-товарищ милиционер! Душу бы мою он попросил, я бы сказал: бери, все, что в доме захотел бы взять, отдал бы ему — не жалко! Так вы поняли, какой иноходец? Ч-ч-чудо!.. Со вчерашнего вечера не нахожу себе места: побыл конь без меня и уже не тот — и ржет не так звонко... тон изменился. Не заметили? Аппетит испортился. Видели, сколько ячменя осталось в корыте? А раньше подчистую сгрызет и еще попросит. Лучше ангелу смерти душу отдал бы, чем кому-то иноходца. Но вы на моем месте так же сделали бы. Он же не просто т-т-товарищ мой, он — сват!
Последнее слово он сказал с особым нажимом, и я все понял: его дочь была замужем за сыном Ханум и Мегерема. Круг замкнулся.
Снег покрыл пухлым слоем улицу. Мы свернули направо, подошли к нашему укромному месту, но такси там не было.
— Ах, бедолага! — укоризненно, беа всякой злости сказал Рамазанов.— Только потерял нас из виду и сразу включил зажигание. Испугался, что ли, что не заплатим? Неужели мы похожи на жуликов, а, туркмен гардаш?
— И без него такси в городе хватает,—ответил я, и. мы пошли в ту сторону, где, как нам казалось, быстрее всего можно встретить машину с зеленым огоньком.
Я шел впереди, голодный капитан плелся сзади и. ворчал: «...Или у него рабочий день кончился?» Было видно, что он не сердится на нашего шофера, потому что без него мы все-таки не добились бы того, что нам удалось. А добились многого.
Мы дошли почти до самого конца улицы, когда навстречу развернулась машина с зеленым огоньком. Не успел Рамазанов поднять руку, как она остановилась. Дверца приоткрылась. Это был наш шофер собственной персоной. Он стал объясняться:
— Извините, если заставил вас ждать. Чтобы не скучать, решил поехать за теми «Жигулями», которые вас интересовали. Он больше не вилял, ехал все время прямо. Остановился у очень красивого двора, на улице...
Адрес, который он назвал, был адресом Мегерема. Мы поблагодарили его за совсем не лишнюю услугу и попросили подвезти до ближайшего приличного кафе. Он привез нас в ресторан «Белый лебедь» Рамазанову пришлось чуть не силу применить, чтобы он взял с нас плату за такое большое путешествие по городу..
— Интересная у вас работа,—сказал он, прощаясь.— Когда меля выгонят из таксопарка, возьмите к себе.
Мы вошли в закусочную при ресторане, и капитан сказал:
— Такого парня можно не только в шоферы к нам взять, но сразу инспектором назначить. Угрозыск в проигрыше не останется...
Я с ним согласился.
Мы только начали есть, а план дальнейших действий уже созрел. Третье блюдо оставили на столе, и через двадцать минут мы уже были в кабинете полковника, которому подчинялся Рамазанов. Мы его сразу убедили, что встречу с Мегеремом откладывать нельзя.
Рамазанов с товарищами поехал за ним, а я остался в управлении, чтобы все подготовить к возвращению в родной Чарджоу. Отметил командировку, попросил забронировать билет на вечерний рейс, потом достал из сейфа Рамазанова папку с материалами дела Ханум Хакгасовой.
Сидел и листал их, когда в кабинет влетел возбужденный капитан:
— Готово! — Он больше не сказал мне ни слова, „а стал настраивать диктофон и, как полагается, приготовил все для беседы с подозреваемым: бланки протоколов, ручки, карандаши. Вынул из сейфа носовой платок с конским навозом, сверток с остатками пищи, который нашли под камнем, сунул мне в руки: — Сам поймешь, когда надо предъявить... Вопросы любые задавай.
От дверей кабинета до стула, стоявшего перед столом Рамазанова, Мегерему пройти было гораздо труднее, чем проехать на иноходце по горным кручам от Махачкалы до Цумады.
Наша беседа с ним была короткой, слишком много у нас было улик, чтобы он мог отпереться.
ЧАРДЖОУ
За два дня инспекторы и дружинники обошли все подстанции и отделения связи, но никто там не мог опознать изображенного на рисунке человека. Участковые тоже без всяких результатов обходили свои участки. Прокуратура, естественно, заинтересовалась им, и Хаиткулы пошел к Мар-тиросу Газгетдиновичу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Когда возвращались, Рамазанов остановился возле лошадиной кучи. Аксакала, очень удивило, что милиционер складывает в свой носовой платок такое добро. С самым серьезным видом спросил:
— В городе не хватает? Рамазанов объяснил:
— Навоз поможет нам найти коня, который был здесь привязан.
Но аксакал все же решил, что над ним смеются, обиделся:
— Э! Мы, конечно, старые люди, в городе никогда не были, поэтому мозги у нас помутились. Если ты, сынок, скажешь, что в этой куче можно не только коня найти, но и вожжи к нему, тоже поверю. И вы состаритесь, пусть и
вам посчастливится иметь такую же седину, как у меня, и такую же бороду!
Он, и правда был очень красив. Такую бороду, такие седые волосы я видел только в кино.
Пока капитан выяснял отношения с аксакалом по поводу навоза, я обошел площадку, разглядывая ее так, как будто искал золото. Так и есть: вижу — что-то белеет в камнях с подтветренной стороны. Прервал их беседу, крикнул: «Идите сюда!» Оказалось, из-под камня выглядывает край бумаги. Я поднял камень, и Рамазанов вытащил из-под него скомканную газету. Он был заметно разочарован, но когда стал разворачивать газету и оттуда посыпались хлебные крошки, корки сыра, дольки чеснока, спросил задумчиво:
— Видно, он здесь долго ждал?
Вопрос подразумевал очевидный ответ, так что мы с аксакалом ничего капитану не сказали. Я стал быстро собирать то, что высыпалось из газеты. Рамазанов так же аккуратно все завернул в нее, сунул сверток под мышку. Аксакал опять заворчал: видно, и это показалось ему причудой таинственных городских людей. Его можно понять: в горах лишняя вещь — ненужная тяжесть, но в нашем положении мы руководствовались русской пословицей: «Своя ноша не тянет». Все, что нес Рамазанов в носовом платке и в газете, для нас было дороже золота.
Аксакал пригласил нас к себе домой, мы не могли ему отказать, но перекусили наспех и сразу же вылетели на вертолете в Махачкалу. Пилот был тот же самый — поклонник Сименона. Выяснилось, что это он позаботился о сохранности моего блокнота. Заботливые люди живут и летают в этих горах!
МАХАЧКАЛА
Мы вышли из вертолета и, чтобы не терять времени, сели в такси. В управлении сдали «трофеи» экспертам, свою папку я запер в сейфе. Что делать дальше? Срок командировки был уже просрочен на два дня, а я только-только вышел на след... на чей, правда,— неизвестно. Попросил Рамазанова, чтобы тот дал телефонограмму в Чарджоу: «Хайдаров задерживается в связи с необходимостью продолжения розыска».
Теперь можно спокойно работать, только в каком направлении? Я спросил об этом у Рамазанова.
— В данный момент в направлении какого-нибудь ка-фе, где поменьше народу, — пошутил он.
Мы опять взяли такси. Только отъехали — Рамазанов еще советовался с шофером, куда поехать,— как я обратил внимание на светлые «Жигули», проехавшие мимо. Опять повезло! Затылок водителя мне показался очень знакомым. Вах-хей, если бы номер этих «Жигулей» не был бы номером машины Мегерема, мы бы, конечно, через несколько минут лакомились вкусными местными блюдами.
Я сказал Рамазанову, что обед отменяется, что на ловца и зверь бежит...
Рамазанов сначала внимательно посмотрел на меня, потом на удалявшиеся «Жигули», вынул служебное удостоверение и показал его шоферу:
— Меняем маршрут... Мы из уголовного розыска. Нужно догнать те «Жигули» и не отстать от них.
Шофер оказался и сообразительным, и проворным. Обогнав передние машипы, наше такси подстроилось к «Жигулям», сохраняя некоторую дистанцию.
Но есть нам хотелось, и я волей-неволей думал об обеде: «Чего мы погнались за ним? Мегерем — пенсионер, от нечего делать катается по городу, а мы отказались от обеда...»
Рамазанов выражал свои чувства по-другому, вслух:
— Тысяча чертей! Как жалею, что не поели у цумадин-ского аксакала как Следует!
— Вах-хей, какое жаркое было! А лаваш? Мягкий, как...— Я, наверное, зря это сказал, потому что Рамазанов начал сердиться.
— Вот и ты тоже! Знай, что я сейчас не одного себя считаю простофилей.
— Ты не прав. Там, где есть старший, младший должен сидеть и помалкивать. Когда ты стал вытирать руки, я сделал то же самое, но с большим сожалением.
— Ну ладно, работникам милиции необязательно быть сытыми. А тот, впереди, знаю, съел шашлык, хватил слегка коньяку и разъезжает. Мы как борзые носимся за ним, а где он остановится, когда? Может, совсем не остановится...
«Жигули» мчались по самому краю магистрали, но неожиданно круто свернули влево, оставив отчетливые следы на шоссе, въехали в узкую улочку и, не снижая скорости, устремились вперед. Еще поворот... еще — и белая машина уже едет по параллельной улице, отдаляясь от магистрали.
— Я думаю, туркмен гардаш, или у него дома большой
запас коньяку, или зверь почуял запах борзой... Зачем ему нужны эти финты, если мог спокойно ехать прямо?
Чем дальше мы ехали, тем больше росло наше удивление, потому что, сделав еще несколько поворотов, «Жигули» выехали на шоссе Москва — Баку, на которое они могли гораздо проще попасть с городской магистрали, где мы их встретили.
— Наверное, едет заправляться...
Мое предположение рассердило и без того недовольного капитана.
Почему ему надо заправляться там? Его что, покусала бензоколонка в центре города?
«Жигули» между тем сбавили скорость у заправочной станции, но не остановились, а, круто развернувшись, поехали назад, в город. Мегерем все увеличивал скорость и немного оторвался. Наш шофер делал все возможное, чтобы он оставался у нас в поле зрения. Это ему удалось, правда, ценой двух нарушений на перекрестках. Постовых здесь не было, и мы ему тоже ничего не сказали. За все время погони ему было сказано лишь одно: не отставать от него, и он будто невидимой стальной проволокой привязал свою «Волгу» к белым «Жигулям»,
Мегерем повторил тот же маневр: свернул на улочку, по которой мы уже проехали, лотом на параллельную ей. Свернул еще раз, теперь уже в самую гущу домиков. Переулок, по которому он ехал, оказался совершенно пустынным, и наш водитель,,, сообразив, что прежнюю дистанцию сохранять нецелесообразно, поехал много медленней. Дорога шла под уклон, поэтому чем дальше отрывались от нас «Жигули», тем лучше они. были видны. Но мы рисковали. Если Мегерем захочет свернуть, мы можем легко его потерять.
Все почти так и произошло. «Жигули» неожиданно исчезли. Теперь, если не торопиться, вся гонка окажется напрасной. Стрелка спидометра от «сорока» прыгнула сразу на деление «60», потом на «80». Мы прильнули к правой стороне такси, чтобы увидеть следы свернувших «Жигулей». Следов мы не увидели, но через два квартала, в переулке, шагах в двадцати от перекрестка, увидели стоявшие «Жигули». И опять шофер сам сообразил, что сворачивать не надо, поехал прямо. Рамазанов попросил его развернуться и ехать назад. Не доезжая метров сто до переулка, в который свернул Мег.ерем, мы остановились. Между двумя дворами оказалась свободная площадка — не то стоянка, не то какой-то проезд. Шофер поставил машину с краю площадки, те-
перь она была закрыта со всех сторон. Сказав, водителю, чтобы ждал нас столько, сколько сможет, вышли из машины и пошли к «Жигулям».
Нас интересовало, к кому приехал Мегерем, поэтому к самой машине мы не подошли, а остановились в сторонке, шагах в двадцати. Стена соседнего двора закрывала нас. Мы с Рамазановым стояли и переговаривались, будто два давно не видевшихся друга. Но говорили мы только о Мегереме. Не здесь ли он оставлял машину, если действительно ездил в Цумаду? Что скрывается за коричневыми воротами, перед которыми стояли белые «Жигули»?..
Погода, как назло, стала портиться. Свежий ветерок, недавно приятно щекотавший лицо, окреп и стал жечь щеки. Вороны со зловещим карканьем стаей кружили над самыми нашими головами. Говорят, если вороны так каркают — ждать снегопада. Видно, это так, потому что небо совсем почернело и опустилось на нас, а ноги в ботинках стали отчаянно мерзнуть... Вдруг сразу, будто кто-то вытряхнул на нас мешок с мукой, снег посыпал сплошными хлопьями. «Такой снег у нас редко бывает»,— шепнул мне капитан. Я, признаюсь, таких крупных хлопьев никогда не видел, у нас снежинки не крупнее мелких птичьих перышек. К счастью, водитель «Жигулей» нас не заморозил, белая машина неожиданно тронулась с места, но у Рамазанова за это время на шапке вырос солидный бархан из снега. На моей, наверное, тоже. Когда я стряхнул снег, шапка стала легче.
— Пусть уезжает,— негромко сказал Рамазанов.— Если пустимся за ним снова, надолго спугнем. Поймет, что с самого начала была погоня...
«Жигули» проехали мимо, и мы убедились, что за рулем был действительно Мегерем. Нас он не заметил.
Следы колес «Жигулей» быстро засыпал снег, когда мы входили в незакрытые коричневые ворота. Во дворе никого не было. Нас с Рамазановым это устраивало, мы могли быстро изучить обстановку. Прошли по выложенной кирпичом дорожке мимо дома к запертому гаражу. Дорожка упиралась в гараж, но от нее шла другая, огибающая его справа. Мы не успели и шагу по ней сделать к видневшемуся в глубине сараю, как оттуда послышался глухой стук, а потом ржанье. Ясно, что стучали копыта... Неужели конь заржал, потому что учуял нас? Может быть. Он помолчал, потом заржал еще раз, потом еще, очень громко. Пожалуй, это был добрый конь, откормленный. Если бы он заржал в горах, камни обрушились бы.
Я посмотрел на капитана: тот улыбался во весь рот, глаза горели, плечи напряглись. Я понял, горцы узнают коней по ржанью!
Но лошадиную песнь до конца нам не пришлось выслушать. На крыльце появился человек средних лет в черном спортивном костюме. Он смотрел на нас с большим удивлением.
Рамазанов бросился, к нему, оставив меня одного. Видно было, как он показывает человеку в спортивном костюме свою книжку, что-то говорит. Меня беспокоило, чем это кончится, но, зная умение капитана выходить из затруднительных положений, в душе ждал приглашения хозяина побеседовать в доме.
Я подошел к ним. Догадался, что Рамазанов не спешит посетить этот дом, его интересовала лошадь, он показывал на сарай. Диалог между ним и хозяином выглядел так:
— В колхозе... (он назвал его как-то) украли коня. Придется побеспокоить и вашего. Мы только сунем голову в конюшню, и всё, товарищ...
— 3-з-загиди! — Хозяин дома заикался.
— Разрешите, товарищ Загиди?
— П-п-пожал-л-луйста.
— Тогда пригласите, пожалуйста, двух соседей. Порядок такой, товарищ Загиди!
Он стал, медлить, тогда я вышел на улицу и скоро вернулся с двумя понятыми. Хозяин отпер сарай.
Да, этот конь достоин был носить на себе доблестного полководца. Пусть не думает Рамазанов, что он один разбирается в лошадях. Я, по-моему, заметил то, чего и он не увидел,— и длинную шею, и тонкие уши торчком. А рост, рост!.. Прекрасный конь!
Рамазанов обошел коня со всех сторон, любуясь им, стал
рядом с хозяином:
— Нет, хорошо видно, что не колхозный конь. Только все же где-то я его уже видел... Не так давно, дня три-четыре назад...
Хозяина будто кто за язык тянул:
— Могли видеть, т-т-товарищ милиционер. Это он мог быть, он — моя гордость. Д-д-д-давал приятелю, чтоб в аул съездил. На машине не п-п-проехать... Чуть-чуть опоздали. Минут бы на пять пораньше, и я бы вас с ним познакомил... приезжал ко мне.
— На «Жигулях»? Этот... как его? — Рамазанову хотелось, чтобы Загиди сам назвал имя приятеля.
Дергавший себя за свитер Загиди обрадовался, что есть кто-то, кто мог знать его друга:
— Да, Мегерем! Мегерем! Вы его знаете? — Он с выжидающей улыбкой смотрел на капитана.
— Разве есть кто-нибудь, кто незнаком с Мегеремом? — Рамазанов уклонился от прямого ответа, посмотрел на меня:— Товарищ лейтенант, вам надо запротоколировать беседу?
Я его понял:
— Да. Оформим все, как положено, чтобы лишний раз не беспокоить товарища Загиди.
Хозяин с благодарностью посмотрел на меня, пригласил в дом. Мы задали ему еще ряд вопросов. Выяснилось, что, забрав коня, Мегерем оставил «Жигули» в этом дворе.
Протокол подписал Загиди и понятые, хотя от них, в общем-то, подписей не требовалось. Настоял сам любезный хозяин:
— Вреда же не будет от лишней подписи, п-п-правда, товарищи милиционеры? Чем больше подписей, тем спокойней и вам, и мне. Не так ли? Я вам рассказал все, как б-б-было.
Его обеспокоило, что Рамазанов вернулся в сарай и взял там кусок навоза. Он недоверчиво склонил голову, когда тот заворачивал его в бумагу, но не спросил, зачем инспектор это делает.
Он проводил нас до коричневых ворот. Прощаясь, я задал ему еще один вопрос:
— Вы очень любите своего друга, если доверили ему такого иноходца на несколько дней?
Загиди опять оживился, можно сказать — обрадовался, как будто перед ним был не инспектор, а сочувствующий в его личных делах человек.
— Вы как в зеркало смотрели, т-т-товарищ милиционер! Душу бы мою он попросил, я бы сказал: бери, все, что в доме захотел бы взять, отдал бы ему — не жалко! Так вы поняли, какой иноходец? Ч-ч-чудо!.. Со вчерашнего вечера не нахожу себе места: побыл конь без меня и уже не тот — и ржет не так звонко... тон изменился. Не заметили? Аппетит испортился. Видели, сколько ячменя осталось в корыте? А раньше подчистую сгрызет и еще попросит. Лучше ангелу смерти душу отдал бы, чем кому-то иноходца. Но вы на моем месте так же сделали бы. Он же не просто т-т-товарищ мой, он — сват!
Последнее слово он сказал с особым нажимом, и я все понял: его дочь была замужем за сыном Ханум и Мегерема. Круг замкнулся.
Снег покрыл пухлым слоем улицу. Мы свернули направо, подошли к нашему укромному месту, но такси там не было.
— Ах, бедолага! — укоризненно, беа всякой злости сказал Рамазанов.— Только потерял нас из виду и сразу включил зажигание. Испугался, что ли, что не заплатим? Неужели мы похожи на жуликов, а, туркмен гардаш?
— И без него такси в городе хватает,—ответил я, и. мы пошли в ту сторону, где, как нам казалось, быстрее всего можно встретить машину с зеленым огоньком.
Я шел впереди, голодный капитан плелся сзади и. ворчал: «...Или у него рабочий день кончился?» Было видно, что он не сердится на нашего шофера, потому что без него мы все-таки не добились бы того, что нам удалось. А добились многого.
Мы дошли почти до самого конца улицы, когда навстречу развернулась машина с зеленым огоньком. Не успел Рамазанов поднять руку, как она остановилась. Дверца приоткрылась. Это был наш шофер собственной персоной. Он стал объясняться:
— Извините, если заставил вас ждать. Чтобы не скучать, решил поехать за теми «Жигулями», которые вас интересовали. Он больше не вилял, ехал все время прямо. Остановился у очень красивого двора, на улице...
Адрес, который он назвал, был адресом Мегерема. Мы поблагодарили его за совсем не лишнюю услугу и попросили подвезти до ближайшего приличного кафе. Он привез нас в ресторан «Белый лебедь» Рамазанову пришлось чуть не силу применить, чтобы он взял с нас плату за такое большое путешествие по городу..
— Интересная у вас работа,—сказал он, прощаясь.— Когда меля выгонят из таксопарка, возьмите к себе.
Мы вошли в закусочную при ресторане, и капитан сказал:
— Такого парня можно не только в шоферы к нам взять, но сразу инспектором назначить. Угрозыск в проигрыше не останется...
Я с ним согласился.
Мы только начали есть, а план дальнейших действий уже созрел. Третье блюдо оставили на столе, и через двадцать минут мы уже были в кабинете полковника, которому подчинялся Рамазанов. Мы его сразу убедили, что встречу с Мегеремом откладывать нельзя.
Рамазанов с товарищами поехал за ним, а я остался в управлении, чтобы все подготовить к возвращению в родной Чарджоу. Отметил командировку, попросил забронировать билет на вечерний рейс, потом достал из сейфа Рамазанова папку с материалами дела Ханум Хакгасовой.
Сидел и листал их, когда в кабинет влетел возбужденный капитан:
— Готово! — Он больше не сказал мне ни слова, „а стал настраивать диктофон и, как полагается, приготовил все для беседы с подозреваемым: бланки протоколов, ручки, карандаши. Вынул из сейфа носовой платок с конским навозом, сверток с остатками пищи, который нашли под камнем, сунул мне в руки: — Сам поймешь, когда надо предъявить... Вопросы любые задавай.
От дверей кабинета до стула, стоявшего перед столом Рамазанова, Мегерему пройти было гораздо труднее, чем проехать на иноходце по горным кручам от Махачкалы до Цумады.
Наша беседа с ним была короткой, слишком много у нас было улик, чтобы он мог отпереться.
ЧАРДЖОУ
За два дня инспекторы и дружинники обошли все подстанции и отделения связи, но никто там не мог опознать изображенного на рисунке человека. Участковые тоже без всяких результатов обходили свои участки. Прокуратура, естественно, заинтересовалась им, и Хаиткулы пошел к Мар-тиросу Газгетдиновичу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29