Она закрывалась на крохотный замочек, охранявший содержимое от посторонних рук. Как-то раз маленький Санек зашел в угол, отгороженный от остальной части комнаты большим -платяным шкафом. Горела настольная лампа, отец писал, наклонившись над столом. Корзина была открыта. Санек заглянул внутрь, и сердце его забилось — как много там было книг.
Он очень любил киши. Рано научился читать, но в библиотеку его не записывали — слишком мал. После долгих просьб сестра записала его на свой абонемент. Первое время он получал по одной книжке и проглатывал ее за один присест. Страшно надоел сестре, заставляя ходить с ним в библиотеку каждый день. Потом ему стали выдавать по две книжки, но и этого было мало. Наконец сестра упросила библиотекаршу менять ему книги самостоятельно. Это был праздник. Он часами сидел в библиотеке, окруженный книгами. Старался прочитать как можно больше. На вечер забирал с собой домой разрешенные две книжки. Жизнь его озарилась удивительным светом романтики. Он с нетерпением ждал нового дня, чтобы встретиться с новыми книгами.
В тот памятный вечер Саня стоял перед отцовской корзиной, полной книг, прижимая кулачок к гулко бьющемуся сердцу. Он посмотрел на отца, целиком ушедшего в работу. Пошарил в корзине и достал толстую книгу в красном пере-
плете. На обложке выделялись крупные черные буквы; «Ленин». Он уже много слышал о Ленине, и ему захотелось узнать, о чем пишет этот великий человек. Наверняка, об очень интересном. Стал переворачивать тонкие листки, вчитывался, но ничего не понимал..
Стой поры не раз присаживался он у заветной корзины и перебирал книги в красном переплете. И хотя по-прежнему смысл прочитанного еще плохо укладывался в его голове, он испытывал странное волнение, вчитываясь в гремящие стреляющие слова. Особенно ему нравилось читать ленинские воззвания и письма. Они казались живыми, столько было в них гнева и страсти.
И потом курсантом, он, приходя в увольнение домой, как в детстве, нередко присаживался у отцовской корзины и брал в руки строгий том в твердой красной обложке. Новый мир открывался перед ним, мир захватывающих мыслей, идей, потрясающих, зовущих к прекрасному будущему.
Здесь, вот именно здесь, в джунглях, теперь развертывается освободительное движение, о котором он столько читал в прошлом. Этот народ, как и все люди, хочет жить свободной жизнью, и нужно помочь ему отстоять это право.
Алекс сделает все, чтобы помочь людям завоевать свободу. Ведь рядом с ним столько надежных друзей.
— О чем ты все думаешь, дорогой? — позвал его ласковый голос, и на плечи легли легкие руки.— Я давно стою за твоей спиной, а ты не замечаешь. Тебе пора отдохнуть. Не спал всю ночь. А скоро в новый поход. Теперь ты стал еще нужнее людям. Ты...
- Не надо, родная. Давай лучше помолчим!— Алекс обнял Гаудили.
— Ты забываешь меня, и мне страшно. К тебе все тянутся, и мне кажется, что ты удаляешься от меня. Вот и вчера ушел на весь день один без телохранителей, и опять толкался среди простых людей. Ну, почему ты избегаешь почета, положенного твоему высокому сану? Разве трудно не есть из одного котла с воинами, не спать вместе со всеми на земле, не лезть в самую гущу боя, будто там без тебя не обойдутся?
Он с укором посмотрел на нее.
— Я такой же, как и они. Я сын рабочего, то есть того, кто живет своим трудом.
Гаудили покачала головой,
— Не правда это. Ты сам говорил, что твой отец большой командир. Ты —кадонги, и нельзя тебе смешиваться с теми, у кого низкое происхождение.
— Не говори так, Галюша! — горячо возразил Алекс.-Нет ни низкого, ни высокого происхождения. Вес люди рождаются равными, и только условности, придуманные людьми, разделяют их.
Она упрямо тряхнула головой.
— Я дочь вождя и сама вождь. Я должна стоять над ними. Тогда они будут уважать меня.
— Ты тщеславна, Галюша.
— Я тщеславна?—возмутилась Гаудили.- А разве там, в твоей стране, нет вождя?
Алекс внимательно посмотрел на нее.
— На моей родине есть вожди, но обязаны они этим не своему происхождению. Народ их выделил за полезные дела, за их ум и заслуги. И уважают у нас вождей за то, что они хорошо служат пароду.
— Значит, по-твоему я не имею права быть вождем?—в ее темных глазах сверкнули огоньки, вся крепкая фигурка напряглась. Гневно вспыхнули щеки. Она опустила ресницы, прерывисто дыша.
Алекс спохватился. «И как только обращаться с этими женщинами, да еще с вождями,—растерянно подумал он.—Ну никакого такта у меня нет».
Он боялся, что Гаудили долго теперь будет сердиться. Но она поднесла палец к губам, улыбнулась и сказала с плохо скрытым коварством:
— Значит, будешь теперь вождем сам? Вот хорошо-то! С меня хватит и одного—быть твоей женой. Тем более, что эта должность меня очень устраивает.
— Ты не так поняла меня. Прости, Галюша!..
— Хотя да, вождь сиеми для тебя уже не подходит. Ты же поднимаешься все выше: племена хотят провозгласить тебя своим королем. Теперь уж ты прости меня!— и она, прижав подбородок к левому плечу, снова улыбнулась.
- Ну и лукава ты, как тигрица!—вскричал Алекс.
— Ты тоже хорош, слон! И они оба расхохотались. Гаудили коснулась пальцами его лба.
— Ты, действительно, очень хороший, умный, как тысяча наших старейшин, — посерьезнела она, пристально вглядываясь в него, будто открыв В нем Что-то новое.- Только, пожалуйста, не скромничай. Что бы мы делали без тебя? Десять звезд не заменят одной луны. А что было бы со мной, если бы не ты?
- Это уже за тебя любовь говорит,— смущенно улыбнулся Алекс.
- Ну да, любовь! А разве я это скрываю? — Она тряхнула головой. Потом заглянула ему в глаза.— Пойдем отдохнем хоть часок? Пока все спокойно...
- Убили! Мой командир, беда! Убили!
Алекс и Гаудили резко повернулись. К ним спешил Маунг Джи, бледный, растерянный. Губы тряслись. Не похож он был на начальника караула, службу которого сейчас нес.
- Кого убили? — Алекс мягко отстранил жену.
- Там, там,- юноша показывал вверх по ущелью,— у дока!
Алекс кинулся к госпиталю. Он протолкался сквозь кучку взбудораженных людей и остановился на пороге. Посредине убогого кабинетика и луже крови лежал Макгрейв: голова запрокинута, уши обрезаны, судорожно скрюченные пальцы у горла, где торчал скальпель, в широко раскрытых глазах бесконечное изумление.
— Гаро ко мне! Гайлубу с собаками по следу!— отрывисто приказал Алекс, обжигая яростным взглядом Маунг Джи. Юноша опрометью бросился прочь.
Алекс стоял над Макгрейвом, не в силах оторвать от него взгляда.
«За что?— металось в его голове.— За что убили тебя?
Добрый доктор! Ты хотел, чтобы всем было хорошо, ты был неисправимым идеалистом. Для тебя не существовало врагов. Скольким ты спас жизнь! И вот тебя отблагодарили за это». Все ниже склонялась голова Алекса. В глазах окружающих его людей— вопрос. А что он может ответить на него?
Уйти, спрятаться от этих вопрошающих глаз! Туда, к Гаудили! Только она понимает его. У нее, как у матери, всегда найдется единственное верное слово, снимающее тяжесть с души. К чертям все это! Скорее к ней!
Как слепой шагнул Алекс к двери и ткнулся в широкую грудь Гаро. Сдавленный стон, похожий на рыдание, вырвал-
ся сквозь его плотно сжатые зубы. Он задрожал, как в Приступе лихорадки. Гаро стиснул его плечи, молча похлопывая по спине. Среди больных и раненых слышались тяжелые вздохи, приглушенные всхлипывания. Это плакали мужчины. Те самые мужчины, которые, казалось, привыкли к смерти, даже перестали замечать ее.
— Это сделал Сатэ,— жестко сказал Гаро.—И мы найдем его.
По всем расчетам Сатэ не мог далеко уйти. Но время шло, а японец будто провалился сквозь землю. Алексу доложили о результатах проверки: из роты Жакунды исчезли два воина тилое, недавно вступившие в отряд. Было ясно: хорошо зная горы, они послужили проводниками офицеру; побег был подстроен заранее, партизанская база выдана врагу.
Из ущелья потянулись группами родственники и семьи воинов. Они шли нагруженные рисом, солью и другими продуктами питания. За ними пойдут воины. Совет командиров решил немедленно эвакуировать лагерь. Главная база переносилась в Хванде, дополнительная — в Мангло.
Вечером похоронили Макгрейва. Он лежал на краю вырытой в склоне горы могилы. Бойцы молча подходили прощаться, клали в ногах желтый цветок падаука. Пламенел кумач, облегавший странную в своей неподвижности фигурку того, кого привыкли видеть в постоянном движении. Тело доктора опустили в могилу под сухой треск залпа-салюта.
С первыми проблесками зари Алекс провожал Нгамбу, рота которого была в авангарде. Туман курился над тропой. Воины словно плыли в молочных рваных волнах. Тяжело ступали мулы.
Алекс шагнул к Нгамбе.
— Смотри в оба! Я пойду следом. Держи связь со мной, как договорились. Счастливого пути!—Он крепко обнял названного брата.—До встречи в Хванде!
Постоял у тропы. По ней только что прошли сотни ног, не оставив и следа на твердом каменистом грунте. Было очень тихо. Даже из-за поворота не доносилось ни звука, хотя там скрылись сто пятьдесят бойцов Нгамбы.
Алекс прошел по сонному лагерю. Между хижинами бродили длинноногие австралийцы и новозеландцы — взвод Билла нес охрану. Узнавая командира, они вытягивались,
салютовали карабинами. Многие красовались в новенькой зеленой форме, как новобранцы.«Стив старается»,— отметил про себя Алекс.
Стивенсон Тауэр оказался на редкость находчивым начальником тыла. Он обмерил всех партизан и, мобилизовав местных женщин, перешил из трофейного обмундирования куртки, гимнастерки, рубахи, брюки. Организовал починку быстро изнашивающейся обуви.
Возле пещер шумели. У входа теснились бойцы Билла. Они были так поглощены чем-то, что не заметили подошедшего Алекса.
— Что здесь происходит?
Люди вздрогнули. Посторонились, пряча глаза. С земли поднялась молодая женщина. Гордо подбоченившись, она вызывающе взглянула на Алекса. В правой руке ее сверкнул кривой охотничий нож. У ног женщины лежал связанный японский офицер. Во рту кляп, лицо залито кровью. Поодаль, у камней, скорчилось тело другого японца, вместо глаз — кровавые раны.
Алекс сжал кулаки, едва сдерживаясь. Выхватил из-за пояса парабеллум и выстрелил в воздух. Билловцы попятились, беря карабины наизготовку. Джонни и два телохранителя клацнули затворами. Подбежал запыхавшись Билл с караульными.
— Разоружьте их и под замок! — распорядился Алекс.— Офицера в госпиталь, труп уберите!
— Но, кинг...— начал было Билл.
— Оставить разговоры! Выполняйте! — оборвал его Алекс. Обернулся к женщине.— А вы пойдете со мной!
Гаро уже спешил навстречу в сопровождении десятка воинов.. Выслушав рассказ Алекса, он только свел у переносицы мохнатые брови. Они вместе возвратились в хижину Гаро.
— Не толкайся, невежа!—дернула женщина плечом, когда Джонни подтолкнул ее к командирам. Она попыталась снова подбочениться, но, наткнувшись на строгий взгляд Алекса, глубоко вздохнула и опустила руки. Еще плотнее закуталась в желтую шерстяную шаль. Короткая выше колен юбочка из мягкого выделанного тростника не скрывала ее стройных ног, обутых в каучуковые сандалеты.
Тонкую талию перетягивал кожаный офицерский ремень, на котором болталась пустая кобура. Из-за пояса торчала полированная черного рога рукоятка охотничьего ножа.Над ее смуглым лицом возвышалась какая-то странная прическа. Большая прядь вороньим крылом наискось пересекала высокий лоб и закрывала левый глаз, часть щеки и ухо. Густые волосы стягивались на затылке большим узлом. От этого лицо как-бы раздваивалось. Та часть, которая пряталась за прядью, была зловеще спокойна. Другая половина лица нежно освещалась трогательным румянцем. Тонкие нервные ноздри подрагивали. А взгляд был так печален, словно это не она только что хладнокровно расправлялась с пленни- ;
ками.
— Как тебя зовут? — спросил Алекс.
— Мэри.
— Я хочу знать твое настоящее имя, которое дала тебе мать.
— Маэлите.
— Давно ты у нас?
Она показала четыре пальца.
— У кого же в группе находилась все эти дни?
— У оки, американа.
— Ты одна пришла к нам?
- Нет, у меня свой отряд. Нас пять человек.
Алекс с Гаро переглянулись. Оказывается, у них есть еще отряд, да к тому же женский. А они ничего не знают. Вот так дела!
— Кто твой командир?
— Я сама командир. Других — не признаю. У оки мы только жили.
— А как ты попала к нам в отряд?
— Меня схватили ваши и привели сюда. «Золотой дьявол» сразу взял нас, дал еды и постель. Пока нам здесь нравится.
— Так... Да ты садись, Маэлите! А теперь скажи, почему решила сама расправиться с пленными?
— Это злобные шакалы. Я их ненавижу.
— Мы тоже ненавидим захватчиков. Но если держим пленных, значит, они нужны нам. Они принадлежат отряду, а не тебе. Разве ты захватила их в плен?
— Нет, но...
— Вот видишь, А Кто тебе дал право пытать их и убивать?
— Это закон мести! За доктора их надо убить столько, сколько у всех нас пальцев на руках и ногах.
— Слушай, Маэлите! Мы не можем мучить беспомощных пленников. Это бесчеловечно.
- Один из них уже бежал от вас! Вы человечно относились к нему, а он зарезал доктора.
— Это наша оплошность — плохо сторожили. Но кто тебя: надоумил так пытать пленных?
— Они сами,— резко бросила женщина и откинула со лба тяжелую прядь. На месте левого глаза у нее темнела пустая глазница.
Алекс в замешательстве замолчал. Потом спросил:
- Кто тебе помогал?
- Я не доносчик. Все сделала сама.
- Ну, что будем делать с ней? А? —Алекс повернулся к Гаро. А тот, не скрывая своего восхищения, глядел на женщину. Он смутился, когда услышал вопрос и неопределенно пожал плечами.
— Я арестую тебя, Маэлите. А завтра еще поговорим.
- Кто ты такой, чтобы сажать меня в клетку? — она вскочила, выхватив из-за пояса нож.
— Убери свою ковырялку, женщина!— строго сказал Гаро.—Он наш кадонги. Ты у нас в отряде. Его слово закон для тебя.
— Ваша взяла,— сразу сдалась Маэлите.—Дайте мне проститься с подругами и взять одеяло. Я вернусь, поверьте.
— Иди и приведи своих бойцов. Надо ж знать, кто вступает в отряд.
Не успела Маэлите отойти, как из-за хижины выскочила Мэйо. Она так яростно набросилась на Гаро, что отважный командир опешил от неожиданности.
- Не смей так глядеть на эту женщину!
— На то и глаза, чтобы смотреть. Что же, мне ослепнуть, Мэйо?
— И ослепнешь! Я выцарапаю твои глаза. На кого они смотрят? Разве я не красива?
— Ты очень красива, Мэйо. За тобой много парней ухаживает. Почему бы тебе не выбрать из них...
— Не надо мне их! Только ты мне люб, только...
Мэйо не успела договорить, перед ней выросла Маэлите,
— Бесстыжая девчонка!— едва сдерживаясь, заговорила она.— Ты забыла о женской чести! Забыла о том, что сейчас идет война и нам некогда выяснять отношения. Наш долг — бороться в одних рядах с мужчинами.
Майо не нашлась, что ответить. Она съежилась под гневным взглядом Маэлите. Искоса взглянула на Гаро, который уже открыто восхищался этой гордой женщиной, нивесть откуда появившейся на ее беду.
Группа Билла объявила забастовку, требуя немедленно освободить Маэлите и дождаться возвращения Рэджи. Алека срочно созвал совещание. Гаро, Жакунда, Маунг Джи резко осудили забастовщиков, требуя сделать им последнее предупреждение. Даниэль предложил компромиссное решение: первое требование удовлетворить на следующее утро, а по второму— ждать Рэджи еще сутки.
С неспокойной душой принял Алекс решение остаться в ущелье еще сутки. Тяжелые предчувствия томили его. Беда неслышно ходила вокруг лагеря на мягких беззвучных лапах хищника.
В ЗАПАДНЕ
Монсун в этом году пришел раньше обычного. Сначала тучки, словно овцы без пастуха, растерянно бродили по бескрайнему голубому полю над головой. Но с каждым днем их становилось все больше и больше, и опускались они. все ниже к земле. Сегодня тучи затянули все небо, скрыли солнце. С юга доносились глухие раскаты грома, как отзвуки далекого военного парада.
Теперь дорог каждый час, каждая минута. Монсун, сезон дождей, не станет ждать, вломится, и тогда ущелье заполнится водой, джунгли раскиснут, тысячи новых препятствий встанут на пути. Могут появиться и японцы, хотя по всем расчетам они должны подойти через четыре-пять дней. Но чем черт не шутит, а Сатэ похож именно на черта.
Алекс опять с тоской взглянул на небо: когда же появится самолет с Рэджи? Из-за него теряют они драгоценное время и ставят отряд под смертельный риск. Да еще эта забастовка! Билл баламутит там, разводит склоку. Его следовало бы разжаловать в рядовые, не ограничиваться выговором, не соглашаться на голосование, в результате которого большинство группы приняло сторону «Рыжего» и оставило его на посту командира.
Вдалеке сухо щелкнули выстрелы. Неужели началось? И сразу же загремели барабаны: тревога. В штабе от запыхавшегося гонца Алекс узнал, что боевое охранение сдерживает мелкие группы японцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Он очень любил киши. Рано научился читать, но в библиотеку его не записывали — слишком мал. После долгих просьб сестра записала его на свой абонемент. Первое время он получал по одной книжке и проглатывал ее за один присест. Страшно надоел сестре, заставляя ходить с ним в библиотеку каждый день. Потом ему стали выдавать по две книжки, но и этого было мало. Наконец сестра упросила библиотекаршу менять ему книги самостоятельно. Это был праздник. Он часами сидел в библиотеке, окруженный книгами. Старался прочитать как можно больше. На вечер забирал с собой домой разрешенные две книжки. Жизнь его озарилась удивительным светом романтики. Он с нетерпением ждал нового дня, чтобы встретиться с новыми книгами.
В тот памятный вечер Саня стоял перед отцовской корзиной, полной книг, прижимая кулачок к гулко бьющемуся сердцу. Он посмотрел на отца, целиком ушедшего в работу. Пошарил в корзине и достал толстую книгу в красном пере-
плете. На обложке выделялись крупные черные буквы; «Ленин». Он уже много слышал о Ленине, и ему захотелось узнать, о чем пишет этот великий человек. Наверняка, об очень интересном. Стал переворачивать тонкие листки, вчитывался, но ничего не понимал..
Стой поры не раз присаживался он у заветной корзины и перебирал книги в красном переплете. И хотя по-прежнему смысл прочитанного еще плохо укладывался в его голове, он испытывал странное волнение, вчитываясь в гремящие стреляющие слова. Особенно ему нравилось читать ленинские воззвания и письма. Они казались живыми, столько было в них гнева и страсти.
И потом курсантом, он, приходя в увольнение домой, как в детстве, нередко присаживался у отцовской корзины и брал в руки строгий том в твердой красной обложке. Новый мир открывался перед ним, мир захватывающих мыслей, идей, потрясающих, зовущих к прекрасному будущему.
Здесь, вот именно здесь, в джунглях, теперь развертывается освободительное движение, о котором он столько читал в прошлом. Этот народ, как и все люди, хочет жить свободной жизнью, и нужно помочь ему отстоять это право.
Алекс сделает все, чтобы помочь людям завоевать свободу. Ведь рядом с ним столько надежных друзей.
— О чем ты все думаешь, дорогой? — позвал его ласковый голос, и на плечи легли легкие руки.— Я давно стою за твоей спиной, а ты не замечаешь. Тебе пора отдохнуть. Не спал всю ночь. А скоро в новый поход. Теперь ты стал еще нужнее людям. Ты...
- Не надо, родная. Давай лучше помолчим!— Алекс обнял Гаудили.
— Ты забываешь меня, и мне страшно. К тебе все тянутся, и мне кажется, что ты удаляешься от меня. Вот и вчера ушел на весь день один без телохранителей, и опять толкался среди простых людей. Ну, почему ты избегаешь почета, положенного твоему высокому сану? Разве трудно не есть из одного котла с воинами, не спать вместе со всеми на земле, не лезть в самую гущу боя, будто там без тебя не обойдутся?
Он с укором посмотрел на нее.
— Я такой же, как и они. Я сын рабочего, то есть того, кто живет своим трудом.
Гаудили покачала головой,
— Не правда это. Ты сам говорил, что твой отец большой командир. Ты —кадонги, и нельзя тебе смешиваться с теми, у кого низкое происхождение.
— Не говори так, Галюша! — горячо возразил Алекс.-Нет ни низкого, ни высокого происхождения. Вес люди рождаются равными, и только условности, придуманные людьми, разделяют их.
Она упрямо тряхнула головой.
— Я дочь вождя и сама вождь. Я должна стоять над ними. Тогда они будут уважать меня.
— Ты тщеславна, Галюша.
— Я тщеславна?—возмутилась Гаудили.- А разве там, в твоей стране, нет вождя?
Алекс внимательно посмотрел на нее.
— На моей родине есть вожди, но обязаны они этим не своему происхождению. Народ их выделил за полезные дела, за их ум и заслуги. И уважают у нас вождей за то, что они хорошо служат пароду.
— Значит, по-твоему я не имею права быть вождем?—в ее темных глазах сверкнули огоньки, вся крепкая фигурка напряглась. Гневно вспыхнули щеки. Она опустила ресницы, прерывисто дыша.
Алекс спохватился. «И как только обращаться с этими женщинами, да еще с вождями,—растерянно подумал он.—Ну никакого такта у меня нет».
Он боялся, что Гаудили долго теперь будет сердиться. Но она поднесла палец к губам, улыбнулась и сказала с плохо скрытым коварством:
— Значит, будешь теперь вождем сам? Вот хорошо-то! С меня хватит и одного—быть твоей женой. Тем более, что эта должность меня очень устраивает.
— Ты не так поняла меня. Прости, Галюша!..
— Хотя да, вождь сиеми для тебя уже не подходит. Ты же поднимаешься все выше: племена хотят провозгласить тебя своим королем. Теперь уж ты прости меня!— и она, прижав подбородок к левому плечу, снова улыбнулась.
- Ну и лукава ты, как тигрица!—вскричал Алекс.
— Ты тоже хорош, слон! И они оба расхохотались. Гаудили коснулась пальцами его лба.
— Ты, действительно, очень хороший, умный, как тысяча наших старейшин, — посерьезнела она, пристально вглядываясь в него, будто открыв В нем Что-то новое.- Только, пожалуйста, не скромничай. Что бы мы делали без тебя? Десять звезд не заменят одной луны. А что было бы со мной, если бы не ты?
- Это уже за тебя любовь говорит,— смущенно улыбнулся Алекс.
- Ну да, любовь! А разве я это скрываю? — Она тряхнула головой. Потом заглянула ему в глаза.— Пойдем отдохнем хоть часок? Пока все спокойно...
- Убили! Мой командир, беда! Убили!
Алекс и Гаудили резко повернулись. К ним спешил Маунг Джи, бледный, растерянный. Губы тряслись. Не похож он был на начальника караула, службу которого сейчас нес.
- Кого убили? — Алекс мягко отстранил жену.
- Там, там,- юноша показывал вверх по ущелью,— у дока!
Алекс кинулся к госпиталю. Он протолкался сквозь кучку взбудораженных людей и остановился на пороге. Посредине убогого кабинетика и луже крови лежал Макгрейв: голова запрокинута, уши обрезаны, судорожно скрюченные пальцы у горла, где торчал скальпель, в широко раскрытых глазах бесконечное изумление.
— Гаро ко мне! Гайлубу с собаками по следу!— отрывисто приказал Алекс, обжигая яростным взглядом Маунг Джи. Юноша опрометью бросился прочь.
Алекс стоял над Макгрейвом, не в силах оторвать от него взгляда.
«За что?— металось в его голове.— За что убили тебя?
Добрый доктор! Ты хотел, чтобы всем было хорошо, ты был неисправимым идеалистом. Для тебя не существовало врагов. Скольким ты спас жизнь! И вот тебя отблагодарили за это». Все ниже склонялась голова Алекса. В глазах окружающих его людей— вопрос. А что он может ответить на него?
Уйти, спрятаться от этих вопрошающих глаз! Туда, к Гаудили! Только она понимает его. У нее, как у матери, всегда найдется единственное верное слово, снимающее тяжесть с души. К чертям все это! Скорее к ней!
Как слепой шагнул Алекс к двери и ткнулся в широкую грудь Гаро. Сдавленный стон, похожий на рыдание, вырвал-
ся сквозь его плотно сжатые зубы. Он задрожал, как в Приступе лихорадки. Гаро стиснул его плечи, молча похлопывая по спине. Среди больных и раненых слышались тяжелые вздохи, приглушенные всхлипывания. Это плакали мужчины. Те самые мужчины, которые, казалось, привыкли к смерти, даже перестали замечать ее.
— Это сделал Сатэ,— жестко сказал Гаро.—И мы найдем его.
По всем расчетам Сатэ не мог далеко уйти. Но время шло, а японец будто провалился сквозь землю. Алексу доложили о результатах проверки: из роты Жакунды исчезли два воина тилое, недавно вступившие в отряд. Было ясно: хорошо зная горы, они послужили проводниками офицеру; побег был подстроен заранее, партизанская база выдана врагу.
Из ущелья потянулись группами родственники и семьи воинов. Они шли нагруженные рисом, солью и другими продуктами питания. За ними пойдут воины. Совет командиров решил немедленно эвакуировать лагерь. Главная база переносилась в Хванде, дополнительная — в Мангло.
Вечером похоронили Макгрейва. Он лежал на краю вырытой в склоне горы могилы. Бойцы молча подходили прощаться, клали в ногах желтый цветок падаука. Пламенел кумач, облегавший странную в своей неподвижности фигурку того, кого привыкли видеть в постоянном движении. Тело доктора опустили в могилу под сухой треск залпа-салюта.
С первыми проблесками зари Алекс провожал Нгамбу, рота которого была в авангарде. Туман курился над тропой. Воины словно плыли в молочных рваных волнах. Тяжело ступали мулы.
Алекс шагнул к Нгамбе.
— Смотри в оба! Я пойду следом. Держи связь со мной, как договорились. Счастливого пути!—Он крепко обнял названного брата.—До встречи в Хванде!
Постоял у тропы. По ней только что прошли сотни ног, не оставив и следа на твердом каменистом грунте. Было очень тихо. Даже из-за поворота не доносилось ни звука, хотя там скрылись сто пятьдесят бойцов Нгамбы.
Алекс прошел по сонному лагерю. Между хижинами бродили длинноногие австралийцы и новозеландцы — взвод Билла нес охрану. Узнавая командира, они вытягивались,
салютовали карабинами. Многие красовались в новенькой зеленой форме, как новобранцы.«Стив старается»,— отметил про себя Алекс.
Стивенсон Тауэр оказался на редкость находчивым начальником тыла. Он обмерил всех партизан и, мобилизовав местных женщин, перешил из трофейного обмундирования куртки, гимнастерки, рубахи, брюки. Организовал починку быстро изнашивающейся обуви.
Возле пещер шумели. У входа теснились бойцы Билла. Они были так поглощены чем-то, что не заметили подошедшего Алекса.
— Что здесь происходит?
Люди вздрогнули. Посторонились, пряча глаза. С земли поднялась молодая женщина. Гордо подбоченившись, она вызывающе взглянула на Алекса. В правой руке ее сверкнул кривой охотничий нож. У ног женщины лежал связанный японский офицер. Во рту кляп, лицо залито кровью. Поодаль, у камней, скорчилось тело другого японца, вместо глаз — кровавые раны.
Алекс сжал кулаки, едва сдерживаясь. Выхватил из-за пояса парабеллум и выстрелил в воздух. Билловцы попятились, беря карабины наизготовку. Джонни и два телохранителя клацнули затворами. Подбежал запыхавшись Билл с караульными.
— Разоружьте их и под замок! — распорядился Алекс.— Офицера в госпиталь, труп уберите!
— Но, кинг...— начал было Билл.
— Оставить разговоры! Выполняйте! — оборвал его Алекс. Обернулся к женщине.— А вы пойдете со мной!
Гаро уже спешил навстречу в сопровождении десятка воинов.. Выслушав рассказ Алекса, он только свел у переносицы мохнатые брови. Они вместе возвратились в хижину Гаро.
— Не толкайся, невежа!—дернула женщина плечом, когда Джонни подтолкнул ее к командирам. Она попыталась снова подбочениться, но, наткнувшись на строгий взгляд Алекса, глубоко вздохнула и опустила руки. Еще плотнее закуталась в желтую шерстяную шаль. Короткая выше колен юбочка из мягкого выделанного тростника не скрывала ее стройных ног, обутых в каучуковые сандалеты.
Тонкую талию перетягивал кожаный офицерский ремень, на котором болталась пустая кобура. Из-за пояса торчала полированная черного рога рукоятка охотничьего ножа.Над ее смуглым лицом возвышалась какая-то странная прическа. Большая прядь вороньим крылом наискось пересекала высокий лоб и закрывала левый глаз, часть щеки и ухо. Густые волосы стягивались на затылке большим узлом. От этого лицо как-бы раздваивалось. Та часть, которая пряталась за прядью, была зловеще спокойна. Другая половина лица нежно освещалась трогательным румянцем. Тонкие нервные ноздри подрагивали. А взгляд был так печален, словно это не она только что хладнокровно расправлялась с пленни- ;
ками.
— Как тебя зовут? — спросил Алекс.
— Мэри.
— Я хочу знать твое настоящее имя, которое дала тебе мать.
— Маэлите.
— Давно ты у нас?
Она показала четыре пальца.
— У кого же в группе находилась все эти дни?
— У оки, американа.
— Ты одна пришла к нам?
- Нет, у меня свой отряд. Нас пять человек.
Алекс с Гаро переглянулись. Оказывается, у них есть еще отряд, да к тому же женский. А они ничего не знают. Вот так дела!
— Кто твой командир?
— Я сама командир. Других — не признаю. У оки мы только жили.
— А как ты попала к нам в отряд?
— Меня схватили ваши и привели сюда. «Золотой дьявол» сразу взял нас, дал еды и постель. Пока нам здесь нравится.
— Так... Да ты садись, Маэлите! А теперь скажи, почему решила сама расправиться с пленными?
— Это злобные шакалы. Я их ненавижу.
— Мы тоже ненавидим захватчиков. Но если держим пленных, значит, они нужны нам. Они принадлежат отряду, а не тебе. Разве ты захватила их в плен?
— Нет, но...
— Вот видишь, А Кто тебе дал право пытать их и убивать?
— Это закон мести! За доктора их надо убить столько, сколько у всех нас пальцев на руках и ногах.
— Слушай, Маэлите! Мы не можем мучить беспомощных пленников. Это бесчеловечно.
- Один из них уже бежал от вас! Вы человечно относились к нему, а он зарезал доктора.
— Это наша оплошность — плохо сторожили. Но кто тебя: надоумил так пытать пленных?
— Они сами,— резко бросила женщина и откинула со лба тяжелую прядь. На месте левого глаза у нее темнела пустая глазница.
Алекс в замешательстве замолчал. Потом спросил:
- Кто тебе помогал?
- Я не доносчик. Все сделала сама.
- Ну, что будем делать с ней? А? —Алекс повернулся к Гаро. А тот, не скрывая своего восхищения, глядел на женщину. Он смутился, когда услышал вопрос и неопределенно пожал плечами.
— Я арестую тебя, Маэлите. А завтра еще поговорим.
- Кто ты такой, чтобы сажать меня в клетку? — она вскочила, выхватив из-за пояса нож.
— Убери свою ковырялку, женщина!— строго сказал Гаро.—Он наш кадонги. Ты у нас в отряде. Его слово закон для тебя.
— Ваша взяла,— сразу сдалась Маэлите.—Дайте мне проститься с подругами и взять одеяло. Я вернусь, поверьте.
— Иди и приведи своих бойцов. Надо ж знать, кто вступает в отряд.
Не успела Маэлите отойти, как из-за хижины выскочила Мэйо. Она так яростно набросилась на Гаро, что отважный командир опешил от неожиданности.
- Не смей так глядеть на эту женщину!
— На то и глаза, чтобы смотреть. Что же, мне ослепнуть, Мэйо?
— И ослепнешь! Я выцарапаю твои глаза. На кого они смотрят? Разве я не красива?
— Ты очень красива, Мэйо. За тобой много парней ухаживает. Почему бы тебе не выбрать из них...
— Не надо мне их! Только ты мне люб, только...
Мэйо не успела договорить, перед ней выросла Маэлите,
— Бесстыжая девчонка!— едва сдерживаясь, заговорила она.— Ты забыла о женской чести! Забыла о том, что сейчас идет война и нам некогда выяснять отношения. Наш долг — бороться в одних рядах с мужчинами.
Майо не нашлась, что ответить. Она съежилась под гневным взглядом Маэлите. Искоса взглянула на Гаро, который уже открыто восхищался этой гордой женщиной, нивесть откуда появившейся на ее беду.
Группа Билла объявила забастовку, требуя немедленно освободить Маэлите и дождаться возвращения Рэджи. Алека срочно созвал совещание. Гаро, Жакунда, Маунг Джи резко осудили забастовщиков, требуя сделать им последнее предупреждение. Даниэль предложил компромиссное решение: первое требование удовлетворить на следующее утро, а по второму— ждать Рэджи еще сутки.
С неспокойной душой принял Алекс решение остаться в ущелье еще сутки. Тяжелые предчувствия томили его. Беда неслышно ходила вокруг лагеря на мягких беззвучных лапах хищника.
В ЗАПАДНЕ
Монсун в этом году пришел раньше обычного. Сначала тучки, словно овцы без пастуха, растерянно бродили по бескрайнему голубому полю над головой. Но с каждым днем их становилось все больше и больше, и опускались они. все ниже к земле. Сегодня тучи затянули все небо, скрыли солнце. С юга доносились глухие раскаты грома, как отзвуки далекого военного парада.
Теперь дорог каждый час, каждая минута. Монсун, сезон дождей, не станет ждать, вломится, и тогда ущелье заполнится водой, джунгли раскиснут, тысячи новых препятствий встанут на пути. Могут появиться и японцы, хотя по всем расчетам они должны подойти через четыре-пять дней. Но чем черт не шутит, а Сатэ похож именно на черта.
Алекс опять с тоской взглянул на небо: когда же появится самолет с Рэджи? Из-за него теряют они драгоценное время и ставят отряд под смертельный риск. Да еще эта забастовка! Билл баламутит там, разводит склоку. Его следовало бы разжаловать в рядовые, не ограничиваться выговором, не соглашаться на голосование, в результате которого большинство группы приняло сторону «Рыжего» и оставило его на посту командира.
Вдалеке сухо щелкнули выстрелы. Неужели началось? И сразу же загремели барабаны: тревога. В штабе от запыхавшегося гонца Алекс узнал, что боевое охранение сдерживает мелкие группы японцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27