Солнце уже скрылось за горизонтом, и долина была окутана полумраком. Временами в кустарниках кричал и хлопал крыльями фазан, вслед вторил другой, из-за реки Мургаб глухо доносилось буханье филина. Я наслаждался прохладой наступающей ночи, отдыхал от ослепительно яркого света жгучего солнца. И вдруг что-то мягкое, бьющееся и холодное заставило меня судорожно отдернуть ногу. Я наступил на змею. В тот же момент я увидел на светлой солончаковой почве крупную гюрзу, с шипением уползавшую в заросли. Если бы я успел, с каким удовольствием всадил бы в нее заряд дроби, но, увы, было поздно и слишком темно.
Спустя день наша машина быстро шла вдоль подножия желтого глинистого обрыва. Слева от дороги на много километров тянулся глубокий пустой арык, края которого заросли колючими кустарниками и камышом. На одном из поворотов я настойчиво застучал в кабину. Это был условный знак во время нашего путешествия. В тот же момент машина резко сбавила ход и остановилась. Не теряя времени, я вскинул ружье и выстрелил. Новая и интересная для нас птица была убита. Я спешно соскочил на землю, чтобы поднять добычу, но ее не оказалось на месте — она свалилась в трещину почвы. Ради предосторожности, перед тем как сунуть туда руку, я низко наклонился и заглянул в темную щель. В ту же секунду я отпрянул назад, и как будто электрический ток пробежал по моему телу. Совсем близко от моего лица, готовая укусить, рядом с убитой птицей лежала гюрза. На этот раз, не жалея сил и времени, мы лопатами вскрыли убежище змеи. Но от ударов по сухой почве поднялась пыль. Она мешала видеть змеиную голову, и удары не достигали цели. Тогда я переждал несколько секунд, пока пыль рассеялась. Каково же было мое удивление и разочарование, когда под прикладом ружья оказалась пустая почва. На сей раз гюрза благополучно ушла от меня.
КОЛОКОЛЬЦЫ
В тот день наша машина по-настоящему застряла в одном туркменском селении. Выехав на рассвете, мы рассчитывали пересечь пустынную местность и обследовать окрестности колодца Мелихан-кую, расположенного примерно в 00 километрах к югу. Сначала все шло хорошо. Время от времени расспрашивая о дороге случайных встречных и делая частые остановки, чтобы ознакомиться с местностью, мы двигались прямо к югу и около полудня въехали в селение Ханаб. В переводе на русский язык это название означает Ханская вода. Путевое счастье в Ханской воде нам изменило: хотя весь поселок представлял собой только одну улицу, протянувшуюся с запада на восток метров на полтораста, мы умудрились запутаться, потратили более двух часов драгоценного времени на расспросы и на бессмысленное катание по единственной его улице. Но так и не удалось попасть к намеченному колодцу. Но расскажу все по порядку.
— Вон до того, то есть до последнего, дома доедете, там, пересекая арык, дорога повернет направо, прямо на юг; ею и надо ехать,— объяснили нам у кузницы, расположенной на краю селения.
К нашему огорчению, арык на противоположном конце селения оказался глубоким и небезопасным для переезда. Скрипя и охая, полуторка спустилась вниз, а затем, завывая от чрезмерного напряжения, кое-как выбралась на противоположную сторону.
— Куда вы? Этой дорогой никуда не проедете,— остановил нас незнакомый туркмен.— Километра три дорога еще ничего, ехать можно, а дальше начнутся большие пески, по ним вам на этой машине все равно не проехать. Поезжайте назад. Кузницу видели там? У кузницы дорога повернет влево, пересечет арык; она и приведет вас к колодцу Мелихан-кую.
И наша машина вынуждена была вторично преодолеть серьезное препятствие. Мы спустились в арык, выбрались на противоположную его сторону и вскоре остановились у кузницы. Около нее собралось человек десять проезжих туркмен. На расспросы о дороге, как сговорясь, они дружно замахали руками.
253
— Нельзя здесь на машине проехать! В 10 километрах начнутся большие пески, да и сама дорога вскоре совсем исчезнет
— Но где же тогда дорога к колодцу?
— Там дорога, только той дорогой ездят к Мелихан-кую,—. указывали они по направлению восточной окраины селения.
Все члены нашей маленькой экспедиции сурово молчали и ждали решения шофера. Он долго молчал. Потом как бы неохотно повернул машину, не спеша проехал всю улицу и остановился у знакомого арыка. Однако и тут вторично нас сумели убедить, что здесь нет дороги, пригодной для езды на автомашине. Старик аксакал с длинной белой бородой и бронзовой кожей лица, с гордой осанкой сидел на маленьком сереньком ослике и доказывал невозможность проехать к колодцу этим путем. Он говорил так убедительно, что шофер, повинуясь его словам, тотчас повернул машину и спустя некоторое время опять остановился у кузницы.
Но воздержусь от лишних деталей. В течение двух часов машина совершала короткие переезды из одного в другой конец селения Ханаб или в нерешительности стояла то у глубокого арыка на восточной окраине, то у злополучной кузницы. Это было настоящим мучением. Каждый раз, когда машина вновь появлялась на улице, местные ребята встречали ее таким беспредельным весельем, криками и жестикуляцией, что мы не находили места и не знали, куда провалиться.
Вдруг где-то позади послышался звон колокольцев, и все обернулись. К нам медленно приближался небольшой караван верблюдов. Споры о дороге прекратились. Верблюды поравнялись с машиной. Нагруженные тюками и плоскими бочонками с водой, они пересекли арык и мерным шагом пошли прямо на юг в том направлении, куда всеми мыслями стремились и мы на своей полуторке. В такт широким шагам «кораблей пустыни» поскрипывали вьюки, плескалась в бочонках вода, да одни глухо, другие тягуче и мелодично звенели колокольцы. Что-то уверенное и независимое ощущалось в мерной поступи животных, в их высоко и горделиво поднятых головах. Как зачарованный стоял я под знойным небом Туркмении, вспоминая прошлые экспедиции по пустыням, смотрел вслед уходящим верблюдам и, как сказочную музыку, воспринимал звон певучих колокольцев. Они пели древнюю песню пустыни.
Нас выручил мальчуган-школьник. Он уселся в кабину рядом с шофером и проводил на одну из дорог, уходящую к югу. Правда, как я уже говорил, нам не удалось попасть к колодцу Мелихан-кую, но зато мы исчезли с улицы селения, где одно присутствие машины вызывало у жителей и смех и веселье.

МАЛЕНЬКИЙ СМЕЛЬЧАК
Однажды в самом начале мая, во время путешествия по пустыням Туркмении, обстоятельства сложились так, что мы были вынуждены задержаться в городе Мары. Неожиданно выяснилось, что наши запасы бензина подходят к концу. Без пополнения горючего нечего было и думать пускаться в дальнейший путь, тем более что впереди на много километров простиралась пустынная, ненаселенная местность. Скорее пополнить запасы бензина и двигаться дальше — было единственным нашим желанием. Однако, как часто бывает в подобных случаях, возникли препятствия.
— Поздно уже, все заперто, бензин получите завтра,— был лаконичный ответ на складе.
Во время экспедиционной работы дорог каждый час, у нас же в ожидании горючего пропадали целые сутки. Какая досада! «Ну что ж, используем этот день для отдыха»,— с таким решением мы выехали подальше от города, поставили машину близ большого арыка, натянули широкий тент от солнца и разбили палатки. Казалось, на этот раз можно всласть отоспаться и отдохнуть после длительных и утомительных переездов. Да не тут-то было: наши расчеты не оправдались. Об отдыхе и сне нечего было и думать. Чем выше поднималось солнце, тем больше насекомых собиралось у лагеря. К полудню бесчисленное количество мух с жужжанием носилось между палатками, ни на минуту не давая нам покоя. Я попытался скрыться от них в палатке, однако в ней оказалось настолько душно, что через пять минут я, обливаясь потом, выбрался наружу и предпочел оставаться на воздухе. В конце концов, потеряв всякую надежду найти укромное убежище и заснуть, я отошел в сторону от лагеря.
Не могу сказать, чтобы природа в окрестностях была привлекательна, но все же лучше бродить под палящими лучами среднеазиатского солнца, нежели оставаться в лагере и, не имея возможности ничем заняться, беспрерывно отгонять назойливых насекомых.
В километре от нашей стоянки среди желтой, выжженной солнцем полупустыни поднимались развалины древней крепости. Несколько высоких полуразвалившихся строений с куполообразными крышами было обнесено остатками древней стены. Я направился к этому месту, заранее зная, что там найду что-либо для себя интересное: в трещинах глиняных сооружений Средней Азии постоянно обитают стенные ящерицы — геконы, проводят день летучие мыши, гнездятся птицы.
Через 20 минут я у цели. Тщательно осматриваю все, что может привлечь внимание зоолога. Высокая стена разрисована глубокими трещинами. Местами из нее выглядывают стебельки высохших растений, белеет клочок ваты — это воробьиные гнезда. А вон выше темнеет отверстие, давно вывалившегося кирпича; под ним на освещенном солнцем пыльном фоне стены белые потеки помета какой-то птицы. Интересно, кто там гнездится? К сожалению, гнездо помещается довольно высоко, и добраться до него не так-то просто. Пользуясь выбоинами, я осторожно поднимаюсь все выше и выше и, наконец, заглядываю в глубину гнездового помещения. Но кругом так много яркого света, а в глубине выбоины такая черная тень, что я ничего не вижу и, закрыв глаза, жду, когда они отвыкнут от окружающего освещения. Однако положение мое крайне неустойчиво: я стою на одной ноге, придерживаясь одной рукой за край выбоины, другой — опершись на гладкую поверхность стены, и с трудом сохраняю равновесие. «Долго ли я смогу оставаться в таком положении?» — соображаю я и не успеваю мысленно ответить на свой вопрос: что-то с весьма чувствительной силой бьет меня по виску, и я, потеряв равновесие, срываюсь с места и лечу вниз, поднимая при падении облако мелкой удушливой пыли.
Встав на ноги и не обращая внимания на жестокие ссадины, я растерянно осматриваюсь, но что за диво — крутом ни души. Еще секунда недоумения, близкого к суеверному страху, и все объясняется. Вдалеке я замечаю быстро летящую от меня маленькую сову — домового сычика. Она садится на остатки древней стены и, повернувшись ко мне, начинает выделывать смешные телодвижения. Птица то быстро вытягивается во весь рост — столбиком, становясь тонкой и длинной, то приседает, сжимаясь в комочек, вертит головой выкрикивает свое громкое: «Кук-куку-вау», «кук-куку-вау», «вау-вау».
Теперь все ясно, и недавние секунды растерянности и недоумения вызывают улыбку. Этот энергичный и смешной сычик дал мне заслуженную затрещину за то, что я ворвался в его владения и пытался добраться до его детенышей.
Отряхнувшись от пыли, потирая ушибленную ногу и оглядываясь назад, я пошел, прихрамывая, в сторону. Я ожидал вторичного нападения, но не страх, конечно, а иное чувство — признание правоты сычика и уважение к нему — заставило покинуть место, где помещалось гнездо с птенцами маленького смельчака.
А успокоившийся комочек энергии, покрытый светлыми перьями, продолжал сидеть на своем сторожевом посту и наблюдать оттуда, как непрошеный гость удалялся от развалин древней крепости. Если бы сычик мог мыслить, как человек, он был бы уверен, что это он прогнал врага от своих птенцов.
Мне всегда хочется изобразить сычика не совсем обычно: с длинноствольным ружьем за спиной, с огромным кинжалом и с многочисленными мертвыми мышами, привязанными хвостами к поясу. Ведь домовый сычик — настоящий спортсмен-охотник, а его дичь — всевозможные мыши, полевки, песчанки и тушканчики. И ловит он их не только для того, чтобы утолить свой голод или накормить многочисленное потомство. Сычик — азартный охотник и бросается на свою добычу потому, что просто не в состоянии равнодушно видеть бегущую мышь или прыгающего на длинных задних ногах тушканчика, у которого к тому же на конце хвоста, как приманка, пляшет в темноте плоская белая кисточка.
Сейчас я и расскажу о результатах своего осмотра многочисленных сычиных убежищ, где пара этих птиц отдыхала и пряталась от яркого дневного солнца.
Говоря откровенно, в то время при осмотре убежищ я не руководствовался научными интересами. Просто я решил поймать пару домовых сычиков, обитавших в нескольких полуразвалившихся древних строениях, одиноко стоявших вдали от селения. Однако обстоятельства сложились так, что я не сумел поймать ни одного сычика. Зато собрал много интересных данных о питании сычиков, о значении их как истребителей грызунов-вредителей и выяснил наличие в этой местности таких зверьков, о присутствии которых ранее не имел сведений.
В полдень, захватив с собой легкую лестницу, я отправился к древним развалинам. Вот темное отверстие, уходящее под остатки крыши здания. В эту жаркую пору там почти наверное скрывается от яркого света маленький ночной охотник. Бесшумно приближаюсь к этому месту, осторожно подставляю лестницу и засовываю в отверстие руку. «Ага, есть»,— соображаю я, ощутив под рукой что-то мягкое и пушистое. Но, увы, это не сычик, а его охотничий трофей — интересный вид тушканчика, которого мне ни разу не удалось не только поймать в ловушку, но и встретить в этой местности.
Так, осматривая и ощупывая укромные уголки, где иногда бывают сычики, я собрал 5 различных грызунов и двух полевых воробьев с оторванными головами. Одно жалко — большинство интересных для меня зверьков поймано не в последнюю ночь и издает уже неприятный запах. Вероятно, энергичный сычик ловил их не только для того, чтобы утолить голод, а так — ради спорта.
Если бы сычик охотился за полезными животными, его нужно было бы отнести к самым вредным хищникам. Ведь вред волка особенно велик потому, что, ворвавшись в стадо, он убивает десятки животных, тогда как в состоянии съесть не более одного барана. В противоположность волку маленький хищный зверек ласка считается исключительно полезным животным. Если ласку, предварительно накормив досыта, пустить в комнату с мышами, она передушит всех зверьков.
Такой же азартный охотник и наш сычик. К счастью, он ловит грызунов-вредителей, и мы должны отнести его к полезнейшим нашим птицам.
Пусть рассказ о смелом сычике не пройдет бесследно для читателей. Уверен, что, познакомив с этой милой и смешной птичкой, я сумею завоевать к ней симпатию. Однако будет неплохо, если симпатия к нашему герою подкрепится еще знанием пользы, которую он приносит сельскому хозяйству.
Далеко к югу, пересекая степные пространства и пески, уходят полезащитные полосы. Растения еще так молоды, что вся полоса едва выделяется среди высокого ковыля и полыни. Только здесь и там среди щетки подрастающих молодых деревьев торчат вешки — бесчисленное множество их образует зигзагообразную линию и уходит к югу до самого горизонта. Ведь не случайно заботливая рука доставила их из богатых лесом районов и вкопала среди степных просторов. Это не вешки, указывающие несуществующую дорогу, а наблюдательные пункты для полезных пернатых. Среди этих птиц, пожалуй, на самом первом месте должен быть поставлен наш знакомец — смешной и смелый домовый сычик.
Вооружитесь хорошим биноклем и в вечерние сумерки тщательно осмотрите окрестности. На одной из воткнутых в землю жердей или на одиноко стоящем дереве, я убежден в этом, вы найдете нашего сычика. Неподвижно сидит он и своими зелеными кошачьими глазами всматривается в серую степную почву. Глазастый сторож не пропустит, не оставит живой ни одной мыши или полевки.
Если вы захотите проверить справедливость моих слов, вкопайте небольшой столбик среди вашего огорода. Хомяки, полевки и песчанки перестанут портить посевы и овощи — энергичный ночной хищник выловит их почти всех до единого.
Полезен он также и в жилье человека. Сычик часто гнездится под крышами жилых построек, в конюшнях и хлебных амбарах колхозов. Ведь не случайно его называют домовым сычиком. Мышевидные грызуны и воробьи, привлеченные сюда зерновыми запасами,— основная его пища.
Как же полезен домовый сычик в неволе. Содержа его в амбаре или на чердаке, вы создаете ему обстановку, в какой он предпочитает селиться на свободе. Живя в неволе, он уничтожает мышей и крыс не хуже домашней кошки, проявляя при этом исключительное умение и смелость.
Как-то в мою квартиру проникла крупная серая крыса. Сначала я пытался поймать ее капканами, расставляя и тщательно маскируя их. Однако в течение недели попытки избавиться от назойливого вредителя не увенчались успехом. Сообразительный зверь умело обходил ловушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36