НА БОЛЬШОЙ УССУРКЕ
В напряженной работе незаметно летело время. "Наконец настал день, когда мы должны были расстаться с Островным и спустились вниз по реке Большая Уссурка. Дальнейшие сборы я предполагал проводить в окрестностях небольшого поселка Вербовка.
Но как туда перебраться? После обильных дождей в верховьях вода в реке прибывала с каждым часом. Она вышла из берегов, подмывала корни растущих по берегу кедров и, когда дерево валилось в воду, ревя и пенясь, несла его вниз по течению.
— Вас никто сейчас не повезет в Вербовку,— сказал мне
хозяин.— Ведь обратно против такого течения невозможно подняться. Значит, бросай лодку. Лучше купите лодку и поезжайте сами. Это обойдется много дешевле, а внизу она вам пригодится.
На другой же день я купил лодку. Но что это была за лодка! Выдолбленная из толстого тополя, узкая и длинная, она была настолько легка, что, взвалив на плечи, я мог без особого напряжения пройти с ней 2—3 километра. Все это, конечно, можно было отнести к ее положительным качествам. Однако на воде лодка напоминала полудикого жеребца, пытающегося всеми средствами сбросить с себя седока.
— Как же мы доплывем на такой лодке? — жаловался я хозяину.— Она действительно оправдывает свое название — морочка.
— Да вы поплавайте на ней денечек, поучитесь.
— Чего там учиться, умею управлять лодкой,— перебил я его с раздражением.— А в этой вертушке за час я уже успел два, раза выкупаться в одежде. Мало того, перевернувшись, она ударила меня по голове так, что я едва из воды выбрался.
— Уверяю вас,— успокаивал меня хозяин,— как только уложите в нее ваш багаж, лодка перестанет вертеться.
И действительно, разложенные на дне лодки тяжелые вещи сделали ее более устойчивой и послушной. Несмотря на это, наученный горьким опытом, я на всякий случай снял сапоги, прикрепил к лодке веревками наиболее ценный багаж и, признаюсь с чувством недоверия и даже страха отчалил от берега и пустился в далекий путь. В течение всего переезда жизнь наша была интересна и полна впечатлении.
— Гаудик смотри, какой замечательный остров! — обращался я иной раз к собаке. Мы сворачивали с пути, проникали в один из тихих лесных затонов и, разбив на берегу палатку, оставались здесь на несколько дней. Каждая остановка позволяла делать интересные наблюдения над животными и пополнять коллекцию
новыми экземплярами.
Жаркая погода и обилие пищи согнали сюда оленей иногда встречалась группа кабанов, но особенно много было птиц.
Уссурийские большеклювые вороны доставляли нам много хлопот и беспокойства. Бывало, сидишь в лагере и не предполагаешь о близости . этой умной и осторожной птицы. А она зорко следит за нами с вершины кедра, растущего на ближайшей сопке. Не успеешь отойти в сторону и сотни метров, как несколько этих воришек слетятся к лагерю. Любознательные птицы суют свои носы в ящики, сбрасывают с котелка крышку и тащат все съедобное и несъедобное. Гаудик не выносил бесцеремонности большеклювых ворон и, не ожидая приказания, пускался к палатке. Собака старалась отогнать ворон, а птицы не теряли надежды поживиться съестными припасами. Это прекращалось лишь при ( моем возвращении.
Наступал вечер. Поужинав, мы еще долго сидели у затухающего костра, отдыхали от жаркого дня. Вот постепенно," один за другим, умолкают голоса дневных обитателей леса. На смену им рождаются новые звуки. Где-то в хвойной тайге кричит маленькая ошейниковая совка, отчетливо, то усиливаясь, то стихая, журчит река, иногда с плеском обваливается подмытый водой берег или со скрипом падает с дерева отжившая ветка. Однажды на рассвете меня разбудил Гаудик. Он то осторожно кусал, то горячим языком энергично облизывал мое ухо. Я приподнялся и услышал звуки, заставившие меня выбраться из палатки.
По засыпанному галькой берегу шли три медведя. Один них — крупная медведица — в этот момент переходил вброд неширокую, но быструю, впадающую в Большую Уссурку реку. Шлепая по мелкой воде широкими лапами, медведица достигла середины реки, затем резко погрузилась, так что вода перекатилась через спину, и вышла на противоположный берег. С ее шкуры с журчанием стекала вода.
Примеру медведицы последовал второй, небольшой, медведь, видимо, двухгодовалого возраста.
На правой стороне речушки остался маленький медвежонок.. Он также было побрел по воде, но, достигнув глубокого места и не решаясь идти дальше, остановился и жалобно рявкнул.
В тот же момент произошла, вероятно, обычная для этих четвероногих семейная сцена. Медведица в одно мгновение очутилась около среднего медвежонка и дала ему такую затрещину, что тот полетел на отмель. Перевернувшись и схватившись обеими лапами за левое ухо, он заорал диким голосом. Затем, продолжая держаться лапой за ушибленное место, стремительно кинулся через речку, схватил маленького братишку за шиворот и, все еще вскрикивая, переволок его через глубокое место.
Вся группа исчезла в чаще, но еще долго в тишине утра до нас доносились жалобные вопли наказанного медвежонка.
Быть может, читатель не знает, что семейная жизнь у этих животных более сложна, чем мы обычно предполагаем. Уже подросший медвежонок долго остается при матери. Когда же у медведицы рождается новый детеныш, в обязанность медведю-подростку, так называемому пестуну, вменяется нянченье младшего братишки или сестренки. Как видите, нарушение этих звериных правил или небрежное выполнение обязанностей иной раз дорого обходится легкомысленному пестуну. Сидя в лагере и наблюдая семейную сцену, я смеялся от всего сердца. Иначе воспринял это Гаудик. Видимо, близкое присутствие медведей ему не нравилось, и он с явным беспокойством и недоверием вертелся около нашего лагеря. Я отлично знал, что мой четвероногий друг не боится медведя. Не один раз, столкнувшись с животным в тайге, он с ожесточенным лаем преследовал его и однажды сумел загнать гималайского черного медведя на дерево. Но лаял пес на него не как на дичь, а как на человека, и я, вслушавшись в интонацию голоса собаки, заранее знал, с кем придется встретиться. Мне кажется, что умный пес относился к косолапым обитателям леса иначе, чем к другим животным, и не доверял им, как не доверял и незнакомым людям. Это сказалось на его поведении.
Наш лагерь был довольно далеко от берега. Я волоком дотащил к воде лодку с легкими ящиками и отправился за другими вещами. На полпути встретил Гаудика. Он деловито и поспешно отправился к лодке. Когда я с чемоданом на плече шел к лодке, пес встретил меня на том же месте и убежал к лагерю. Это повторялось до тех пор, пока все вещи не были перенесены из лагеря в лодку. И тут мне стало ясно поведение собаки: пес боялся за наше имущество. Когда я был около лодки, он находился у лагеря, когда я возвращался к лагерю, Гаудик считал необходимым следить за лодкой.
«Но почему он продолжает оставаться на том месте, где мы ночевали, когда все вещи перенесены на берег?» — подумал я.
— Гаудик! — крикнул я, но пес не появлялся.— Гаудик! — вторично позвал я собаку.
Пес на одно мгновение мелькнул среди кустарника и вновь
исчез из виду.
Я вернулся к месту ночевки, где застал трогательную картину. Гаудик сидел под деревом, на ветви которого висела моя портянка, и показывал на нее глазами. Портянка пришла в негодность и вчера, отброшенная мной, случайно повисла на ветке. Но, конечно, об этом не знал Гаудик. Ведь для него и изношенная портянка была нашим имуществом. Я сорвал ее с дерева и на глазах Гаудика бросил в сторону. Этого было достаточно, чтобы пес поспешно убежал к лодке, которая оставалась без хозяйского глаза.
Вскоре мы достигли большого лесистого острова Пещерного. На нем жили четыре семьи русских и удэгейцев, обслуживающих маленький конный совхоз.
Сильные дожди задержали нас в этом месте. Они начались страшной грозой и лили без перерыва в течение нескольких суток. Река вздулась и несла массу подмытых и упавших в воду громадных деревьев. Продолжать путь на легкой лодчонке было небезопасно, и я решил переждать неблагоприятное время. Но сидеть в комнате было обидно. Из-за дождей в течение дня я мог выходить из дому только по одному разу.
Однако даже в комнате воздух был насыщен сыростью. Костюм высыхал медленно, и только на следующий день я решался продолжать сборы и поневоле вновь выкупаться в одежде в мокрой траве.
Но и при таких условиях мне не приходилось скучать. Как и во время других поездок, вскоре вокруг меня сгруппировались местные ребята. Любознательный народ сначала молча наблюдал, как я снимал шкурки с добытых птиц, как заносил в дневник наблюдения. Когда же ребята несколько привыкли ко мне, возникло множество всевозможных вопросов. Я отвечал на них как умел.
— Дядя, а живых зверей и птиц вы не берете?
— Пока не беру. Держать их сейчас негде. Вот приеду в Вербовку, устроюсь там, сделаю клетки, тогда и начну собирать всякую живность.
— До Вербовки близко, 60 километров, по такому течению за один день проехать можно.
— Это верно, я собрал бы и здесь, да видишь, погода какая.
— Дядя, а вы не ходите сами, нам скажите. Хотите, я вам сейчас голубых сорочат достану?
Голубые сороки — интересные птицы, о них я расскажу в дальнейшем. Я давно хотел привезти их в Москву живыми, но до этого времени они не попадали мне в руки.
— Перед отъездом достань, когда погода будет лучше,—
отвечал я,— а то под дождем вымокнешь.
Но мальчик быстро снял рубашку и, оставшись в одних трусах, выскочил из комнаты и зашлепал во дворе по лужам. Вскоре он возвратился мокрый и довольный. В его картузе лежали уже сильно подросшие птенцы голубой сороки. Это было началом. С каждым днем мое живое хозяйство возрастало.
— А знаете, дядя, Колька у нас настоящий охотник,— сказал мне хозяйский сынишка.— Он всю зиму хорей-колонков по островам капканами и давилками ловил, а сейчас деньги копит, собаку охотничью купить собирается.
— А какую собаку? — обратился я к черноволосому Коле.
— Не знаю, какая она,— ответил тот,— но только на колонка хорошо ходит. Хозяин ее помер. Вот я и коплю на нее деньги. У нас,— продолжал Колька,— хорошие собаки у отца есть, только отец их не дает мне, говорит — испортишь.
— Как это испортишь? — не уловив смысла в словах мальчишки, спросил я.
— Да у нас, дядя, собаки зверовые — на тигра ходят. Вот отец и не позволяет приучать их на колонка. Если собака колонка будет искать, с ней тигра не возьмешь.
— А что, твой отец стреляет тигров?
— Нет, не стреляет, разве тигра можно стрелять! Отец и старший брат живых тигров ловят, ведь они очень дорого стоят.
— Как же они их ловят?
— Да просто ловят, собаками загоняют и ловят.
Я неоднократно слышал и читал в книгах, как наши русские охотники ловят тигров в Уссурийском крае. Селение Вострецово, расположенное неподалеку от острова Пещерного, давно славится тигровыми ловцами. Но мне хочется услышать об этом из уст мальчика.
— Коля, расскажи мне о тиграх,— попросил я его.
И юный охотник рассказал о том, как русские богатыри справляются с могучим и опасным хищником. Мне представилась такая картина.
Поздняя осень, выпал снег. Белой пеленой он покрыл болота, долины и лесистые сопки. Лиственный лес поредел, сквозь оголенные деревья видно далеко. Только местами на ветвях монгольского дуба еще держатся побагровевшие от мороза листья да на сопках темнеют кедры. На гребне сопки стоят три человека. На них легкие полушубки, меховые шапки, рукавицы, за плечами ружья. Несколько крупных собак различной масти привязано к дереву. Это звероловы, вышедшие в тайгу в поисках тигрового следа. Однако не всякий след интересует их в равной степени. Задача охотников — найти семью тигров. До трех лет тигрята, достигающие иной раз семи пудов веса, остаются при матери. Следы молодого тигра, еще не отделившегося от семьи, опытный зверолов умеет отличать от следов взрослого животного.
После многих безрезультатных выходов в тайгу, наконец, цель достигнута: след семьи тигров найден и звероловы приступают к делу. Надо разбить выводок, возможно дальше отогнать тигрицу от детенышей. И молчаливая тайга наполняется чуждыми ей звуками. Злобно лают собаки, перекликаются люди, гремят ружейные выстрелы. Потревоженная тигрица вначале пытается увести тигрят в глубину тайги, но те отстают, прячутся в зарослях, и, наконец, мать вынуждена покинуть потомство. С этого момента и начинается настоящая охота.
Собаки спущены на след молодого тигра. С лаем и завыванием они бросаются за зверем. Тигр редко идет по прямой линии. Слыша .за собой погоню, он ищет, где бы укрыться, мечется из стороны в сторону. Собачий лай, перемещающийся вначале, наконец доносится из одного места. Туда и спешат звероловы. Мало надеясь на быстроту своих ног, тигр забивается в чащу, под сваленное бурей дерево. Собаки со злобным лаем то теснят зверя, то, умолкая на мгновение, рассыпаются в сторону: это раздраженный зверь кинулся на ближайшего противника, пытаясь смять его могучими лапами. Пользуясь царящей в лесу суматохой, к месту приближаются звероловы. Один из них, наиболее опытный, вооружившись крепкой и тяжелой палкой, спокойно идет к зарослям, откуда доносится злобное рычание зверя. Подбодряемые человеком, собаки подступают все ближе и ближе. Остальные охотники, отбросив ружья в сторону, несколько отставая, следуют за первым. Загнанный в тупик, тигр теряет терпение, бросается на человека и валит его на землю. Но как странно ведет себя после этого хищник. Он испуган, растерян, глаза блуждают по сторонам, и он никогда не пускает в ход ни зубов, ни когтей. Поль: зуясь этим замешательством, охотники наваливаются на зверя, палкой прижимают его шею к земле, связывают лапы. Тигр пойман. Веревками его привязывают к наскоро сооруженным саням и везут в селение. Трудно поверить всему этому, однако это не сказка, не выдумка.
— Коля, а старого тигра так поймать можно? — спрашиваю я мальчика.
— Ой, нет, дядя, старого нельзя; он или уйдет далеко, или, если его прижмут крепко, сразу задерет человека.
— А знаешь, Коля, я, кажется, твоего старшего брата знаю. Он как-то меня вверх по Большой Уссурке в лодке вез и тоже о тиграх рассказывал, широкоплечий такой.
— Он и есть. Летом он товар из Вострецова в поселок Островной в кооперацию возит,— ответил Колька.
— А зимой тигров руками ловит? — улыбнувшись, добавил я.
— Ага, ловит,— кивнул головой мальчик.
— А ведь, кажется, сейчас очень поздно,— спохватился я.
Мы вышли на крыльцо. Дождь прекратился. В темноте ночи
в воздухе то и дело вспыхивали и потухали огоньки. Это летали маленькие жучки, во множестве населяющие Уссурийский край. Во время полета через короткие промежутки они то загораются ярким фосфорическим светом, то потухают.
На следующее утро я проснулся поздно и, открыв глаза, тотчас зажмурился. Комната была залита ярким солнечным светом. Я оделся и вышел во двор. После дождя воздух был как-то особенно душист и прозрачен. Я решил, не откладывая, ехать в Вербовку. Наскоро позавтракав, перенес вещи и с помощью ребят разместил их в лодке. В передней ее части помещалась сплетенная из лозы клетка с живыми птицами. Я столкнул лодку и взял в руки весло.
Прощай, гостеприимный остров Пещерный!
На берегу, босоногие и загорелые, в светлых ситцевых рубахах, стояли ребята и следили за удалявшейся лодкой.
— Дядя, приезжай к нам еще! — кричали они.
— Приеду, обязательно приеду!—отозвался я.
Быстрое течение вскоре вынесло меня из узкой, закрытой лесом протоки на широкий простор основного русла. Спустя полчаса я миновал большое селение Вострецово и, обогнув подступающую к реке сопку, быстро заскользил вниз по течению.
К вечеру того же дня мы с Гаудиком благополучно добрались до Вербовки, где удобно устроились в доме одного охотника.
Природа в низовьях реки несколько иная. Лиственные леса покрывают многочисленные острова, но среди них нет хвойных деревьев. Лесистые сопки отодвинуты далеко в стороны, и, чтобы добраться до них, нужно пересечь поля, болотистые луга и перелески. В окрестностях Вербовки я собрал большую коллекцию птиц.
Многие редкие экземпляры попали мне в руки только благодаря собаке. Как-то пес выгнал из травы неизвестную мне птицу вроде перепелки. Погорячившись, я выстрелил и промахнулся. Птица исчезла в густых зарослях, однако настойчивый Гаудик вновь нашел ее и заставил взлететь. Я выстрелил вторично, но и на этот раз только поранил птицу. Пролетев метров сто, она свалилась в густую траву.
Спешно пошел я в замеченном направлении, но, как только вступил в высокие травянистые заросли, сразу потерял ориентировку. Где тут найти птицу, когда сам не знаешь, куда идешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36