роман
Глава первая
ВОПРОСЫ НЕЗНАКОМЦА
Сказать по правде, такие люди, как мистер Макферсон, рождаются раз в тысячу лет. О нем можно рассказать многое, но главное — он был шотландцем. Мистер Макферсон держал бакалейную лавку в Хоршеме — из нее-то я и вырвался навстречу свободе и удивительным приключениям.
В то памятное утро, когда началась эта история, именно он распахнул двери моей тюрьмы, благословив в путь словами, улыбкой, а также дружеским похлопыванием по спине вместо обычного в таких случаях пинка под зад.
В жизни я встречал много людей, и пятеро из каждых шести могли бы счесть меня достойным такого похлопывания, но лишь мистер Макферсон был мне настоящим другом. Он обогрел меня, беззащитного, покинутого сироту, когда мне было всего девять лет. Он дал мне хорошее образование и пытался обучить своему делу. Но если учеба давалась мне довольно легко, то этого, к сожалению, нельзя было сказать о ремесле бакалейщика. Торговля явно не была моим призванием.
Итак, в одно прекрасное утро, о котором я уже говорил, мистер Макферсон пришел к тому же выводу. Я уже не помню, что я такое сотворил: может, смешал что-то не в той пропорции или отправил посылку не по тому адресу, а может и еще что-нибудь — неважно. Главное — это было последней каплей. Мистер Макферсон печально посмотрел на меня и тяжело вздохнул.
— Том,— сказал он,— от тебя нет никакого толку в лавке! Очень жаль, но ты, кажется, не испытываешь интереса к этой работе.
— Я уже думал над этим, мистер Макферсон,— ответил я.— Это не мое дело. Скажу откровенно, оно мне не по душе. Я не говорил вам этого раньше, потому что знаю, как близко к сердцу вы все принимаете.
— Эх! — Макферсон испустил тяжкий вздох.— Тебе восемнадцать, мой мальчик, и грех становиться на твоем пути — ты же знаешь, я никогда не делал этого. Чем бы ты хотел заняться, Том?
— Мистер Макферсон,— сказал я, совсем осмелев,— я не хочу всю жизнь просидеть в магазине. Мне здесь нечем дышать, мне нужен весь мир!
— Значит, ты хочешь повидать свет? — заключил он.— Что ж, видно, это у тебя в крови! И куда же ты хочешь двинуться, Том?
— Куда угодно, мистер Макферсон, лишь бы там были корабли и запах моря,— ответил я ему.— Портсмут, Плимут, Саутгемптон — да мало ли мест на свете?!
На прощанье мистер Макферсон сказал мне много добрых слов, а через час я в своем лучшем костюме, с сумкой в руках и десятью фунтами в кармане стоял на улице — и был свободен!
Голос шотландца еще долго звучал в моей душе, а на плече я ощущал тепло его большой ладони. Но ничто на свете не заставило бы меня вернуться. Прошлая жизнь закончилась.
Было прекрасное майское утро. В воздухе стоял тонкий, едва уловимый аромат весны. Пахло цветами, а над старыми крышами Хоршема раскинулось ослепительно синее небо. Можете представить себе, что для меня, вырвавшегося из затхлой атмосферы бакалейной лавки, солнечный свет казался праздничной иллюминацией. Кстати, это сияние тоже способствовало внезапной перемене моей судьбы.
Первым делом я направился на вокзал, чтобы взять билет до Портсмута. Но солнце и весенний воздух подсказали мне новое решение: зачем, обладая парой сильных ног, ехать на поезде, когда можно пройтись пешком по холмам и долинам Суссекса.
Я круто повернул в Карфакос и, вместо того чтобы идти на север, пошел в противоположную сторону, вдоль реки, мимо старой церкви, и, предпочтя проселок хорошей дороге, смело двинулся по нему за город, на юг.
К этому моменту я уже ясно представлял себе, что буду делать дальше. Вначале, рассуждал я, пройду через холмы Южной Англии в Портсмут, а там осмотрюсь. Если в Портсмуте меня ничто не заинтересует — двинусь вдоль побережья в Саутгемптон. Тем более что к такой прогулке я подготовлен достаточно хорошо.
Восемь соверенов из тех, что дал мне мистер Макферсон (деньги тогда еще были золотыми), я по соображениям безопасности спрятал в кожаный пояс, надетый под рубашку. Один фунт лежал в кармане куртки, а последний, десятый, превращенный перед выходом из лавки в серебро, позванивал в кармане брюк... Я шел, радуясь жизни, а в голову приходили разные мысли, например о том, что годы, прожитые у мистера Макферсона, выброшены коту под хвост, а также благие размышления о том, что всегда нужно хорошенько подумать, прежде чем тратить хотя бы шестипенсовик из моих серебряных запасов.
У меня не было желания путешествовать быстро. Макферсон снабдил меня таким количеством еды, что мне должно было с лихвой хватить на всю дорогу. Я был не из тех парней, что имеют пристрастие к сигаретам или виски. Таким образом, я рассчитывал, что потрачу не слишком много, пока доберусь до Портсмута, а уж золото использую только в самом крайнем случае. И еще я мечтал, как через год-другой предстану перед мистером Макферсоном в самом выгодном свете, как покажу ему, что превратился в мужчину.
В тот день я шел так долго, что сумка натерла мне плечи. Шел я мимо прелестных суссекских деревушек, наслаждаясь свободой, вдыхая свежий воздух, аромат которого становился тем сильнее, чем дальше на юг я уходил. Иногда мне казалось, что я вижу блеск воды Английского канала, но в тот день я так и не добрался до него,
- К вечеру я пришел в Пэтворф, поселок в пятнадцати милях от Хоршема, где дал, наконец, отдохнуть ногам.
Пэтворф оказался очаровательным местечком. Увидев вывеску «У вдовы», я заглянул в небольшой кабачок и нашел там приветливость, хорошую еду, уютную постель — всего за два шиллинга.
Было еще светло, и, поужинав, я решил пойти осмотреть поселок. Я обошел вокруг старой церкви, прекрасной и величественной, но нашел ее архитектуру несколько вычурной, хотя по-своему очаровательной. В этот момент ко мне подошел какой-то человек и без всякого вступления спросил, хорошо ли я знаю эту местность.
За время работы в бакалейной лавке я научился никому не доверять, поэтому, прежде чем ответить, решил хорошенько рассмотреть незнакомца.
На вид ему можно было дать пятьдесят, и седина уже проглядывала в его волосах и бороде. По коже, коричневой от загара, было видно, что он долго жил в мире сильных ветров и жгучего солнца. На нем был синий костюм, и ходил он вразвалку. Видимо, человек был моряком, и это расположило меня к нему. Решив, что одно слово мне не повредит, я ответил:
— Нет!
— Я тебе чем-то не понравился, чужестранец? — спросил он. Я кивнул, вспомнив, что мистер Макферсон учил меня никогда не болтать напрасно, если мысль можно выразить жестом. Но человек продолжал..
— Итак,— сказал он,— по какой дороге ты пришел? Ну, откуда ты: с севера или юга, с запада или востока?
Но, заметив на моем лице настороженность, он поспешно добавил:
— Не обижайся, паренек, и не думай, что я сумасшедший. У меня есть причина для расспросов, но я не желаю тебе ничего плохого.
— Что вам нужно? — спросил я довольно резко.
Прежде чем ответить, он вытащил из кармана табакерку странной формы, достал плитку прессованного табака и, отрезав карманным ножом кусочек, отправил его за левую щеку.
— Разумеется,— сказал он, пряча табакерку и нож,— ты не можешь мне ответить, пока я не скажу тебе кое-что! Отлично! — Он сделал паузу и с подозрительным видом осмотрелся вокруг, как будто старые могильные плиты и тисы, росшие вокруг нас, могли подслушивать.— Отлично, я скажу: мельница!
Я посмотрел на него, как на ненормального.
— Это, конечно, странно, парень,— сказал он торопливо, заметив выражение моего лица.— Ты думаешь, это странно — может быть и так. И все-таки: мельница! Нет, не те новоизобретенные, водяные
или механические. Меня интересует ветряная мельница, понимаешь? Вот моя цель!
— В Суссексе много ветряков,— заметил я,— они то и дело встречаются по дороге.
— Ну что за черт! — воскликнул он нетерпеливо.— Я об одном, а ты о другом! Это похоже на детскую игру, когда один прячет что-нибудь, а остальные ищут. Кто спрятал, говорит «холодно» или «горячо». Мне показалось, что ты начал понимать меня, а ты болтаешь о том, что видел много мельниц поблизости. Ветряков! А ты знаешь, что ветряки, очень-очень старые ветряные мельницы, стоят на вершинах холмов брошенными? А?
— Нет! — сказал я.
Незнакомец испустил тяжкий вздох, как будто сильно расстроился, но через секунду на его лицо вернулось нетерпеливое выражение.
— Совершенно верно, ты не знаешь! — сказал он.— Но тебе это простительно, ты же нездешний. Что ты можешь знать о здешних мельницах? Ну а теперь без обиды, ты откуда?
— Из Хоршема!
— Отлично. Очень рад слышать, что ты из Хоршема. Я боялся, что ты с юга.
— Так что же вам нужно от этой мельницы? — осмелев, спросил я.
— Понимаешь, это такой ориентир... Ну, штука, которая показывает направление.— Он снял шапку и поскреб макушку коричневыми пальцами.— Ах, когда-то я готов был отдать все на свете за то, чтобы увидеть звезды в ночном небе, а теперь отдал бы почти столько же, чтобы увидеть мельницу! Мне было очень приятно потолковать о ней.
— Вы, конечно, из Суссекса? — спросил я, но он, потеряв ко мне всякий интерес, уже пошел прочь. Не знаю, слышал ли он меня или нет, но, уходя, он ни разу не обернулся. Я с удивлением наблюдал за своим странным собеседником, пока он не скрылся за углом кладбища. Мне показалось, будто он разговаривает сам с собой, и я решил, что у него не все дома. А что подумали бы вы на моем месте?
Поэтому я выбросил все это из головы и задумался о своем положении. Вернувшись в кабачок, лег спать, а на следующее утро, в восемь часов был уже в пути, совершенно позабыв о любителе ветряков.
Потом я встретил его еще раз, когда проходил у подножия большого зеленого холма. День был очень жаркий, но мой вчерашний собеседник был одет совершенно так же, как и накануне.
Немного позже, уже в Грэхеме, деревушке, расположенной в лесу, протянувшемся от Хейсготта до Лэвингтона, я снова увидел его. Я сидел в центре Грэхема, на дороге напротив постоялого двора, и поглощал второй завтрак, состоявший из бутерброда с сыром, как вдруг опять увидел давешнего знакомца. Он шел к дверям гостиницы, держа руки в карманах и бормоча что-то себе под нос. Через полчаса он вышел оттуда в сопровождении двух крестьян.
Они указали ему на юго-запад, и он ушел в этом направлении. Наверное, искать свой ветряк.А мой путь лежал на юг, к морю.Я шел через покрытые лесом холмы Грэхемской возвышенности, через долины, снова через холмы. Лес, то редкий, то густой и угрюмый, простирался далеко вокруг. Идти было все труднее, но я не останавливался.
И вот вдали показалось, наконец, мерцающее таинственным светом море, величественное и прекрасное. Оно было еще далеко, но его сияние уже различалось. Вдруг небо потемнело, свет угас. Тучи, словно мрачные призраки, наступали на еще недавно сверкавшую водную гладь. Это было похоже на величественное представление, устроенное самой Природой.
В этот миг я понял, что не смогу жить без моря!Я спустился в долину, и мне сразу же стало нечем дышать. Начал подниматься на следующий холм — и это ощущение пропало. Я .поднялся еще выше и вдруг впереди увидел башню. Чем ближе я подходил, тем яснее видел, что это та самая мельница, которую искал мой «моряк».
Но нашел ее не он, а я! Я шел, и мне казалось, что во всем мире не осталось ничего, кроме меня и этого ветряка.
Глава вторая
ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК
Неудивительно, что одиночество подействовало на меня угнетающе. Я прошел через огромный безмолвный лес и остановился на черной, плоской возвышенности. Вначале здесь ничто не указывало на присутствие жизни. Ничто не нарушало полной тишины. Но когда я всмотрелся пристальнее, мне показалось, что примерно в миле отсюда, в долине, лежащей между возвышенностью и побережьем, видны слабые отблески света. Это указывало на близость какой-то деревни, маленького городка или, в крайнем случае, одинокой усадьбы. Я продолжал смотреть в сторону моря и вдруг увидел светящийся хвост, быстро движущийся с запада на восток. Я, наверное, меньше бы обрадовался, увидев старого друга, чем этот поезд, который спешит по железнодорожной линии вдоль берега.
Но все же мне было неуютно здесь. Место, на редкость пустынное, вызывало неприятные мысли, возникающие обычно в одиночестве. Впрочем, и здесь жизнь давала о себе знать. Где-то рядом кричал козодой, а внизу, у подножия холма, слышались трели соловья.
Вскоре полная луна осветила небо на юго-востоке. Я подошел ближе к мельнице, чтобы рассмотреть ее получше. Это было высокое, массивное сооружение. Настолько высокое, что, наверное, оно было хорошо видно с моря. В кирпичной стене мельницы было много проломов, а остатки крыльев висели, словно безвольно опущенные руки. Лунный свет падал на дверь, основательно расшатанную вре-
менем. Я вошел и, всмотревшись в темноту, увидел, что внутри все сохранилось так, словно мельница еще работала. Покрытый ржавчиной постав с жерновами был на своем месте. Ветхая лестница вела на верхний этаж. Мне сразу бросилось в глаза, что кто-то сделал это место своим убежищем. На нижнем этаже был целый склад сушеной еды и разных приспособлений, которые, как я знал, используют деревенские пастухи. Здесь они, возможно, и жили, когда пасли стада на соседних холмах. Место было очень удобным, и я решил с комфортом провести здесь эту ночь. Тем более что в ближайшей деревне могло и не найтись приюта. Теперь же у меня было убежище, и я мог спокойно приготовить себе ужин — благо, еды в сумке оставалось достаточно.
Но поесть в тот вечер мне так и не удалось, потому что в следующую минуту я услышал шаги. Кто-то медленно проходил совсем рядом с мельницей — всего лишь ярдах в пятидесяти от меня. Дерн на вершине холма был сухой и твердый, так что я отчетливо слышал хруст под ногами прохожего. Это были тяжелые, уверенные шаги.
Одним прыжком я очутился около двери и осторожно выглянул наружу. К мельнице медленно приближалась освещенная лунным светом фигура. Человек шел оттуда же, откуда пришел я,— с северо-запада. И я почему-то решил, что это незнакомец с пэтворф-ского кладбища, который бродил по округе, что-то разыскивая. Во всяком случае, приближавшийся человек был очень похож на него.
У меня было всего несколько секунд, чтобы обдумать положение. Хотел ли я встретить этого человека снова, да особенно в этом старом ветряке? Я ведь ничего не знал о нем и не был уверен, что он захочет увидеть меня снова. Тогда он говорил, что отдал бы многое, лишь бы найти эту мельницу. Возможно, теперь ему не понравится, что я, сам того не желая, опередил его. Снова, как и при первой встрече в Пэтворфе, у меня появилась мысль, что он, быть может, не совсем нормален. А если к тому же у него случайно окажется оружие, то он совершенно спокойно избавится от моего присутствия не самым приятным для меня способом.
Пока я размышлял, человек подходил все ближе и ближе. И тут мой взгляд случайно упал на лестницу, ведущую на второй этаж. Быстро и бесшумно я взлетел по ней и через люк, который, к счастью, оказался открыт, выбрался на чердак. Здесь царила темнота, хотя большой пролом в стене был ярко освещен луной. Я затаился, прижавшись спиной к стене, и, стараясь не издавать ни звука, стал наблюдать за пришельцем. Вот он появился в дверном проеме, и лунный свет упал на его лицо. Я увидел,что это не «моряк» из Пэтворфа.
Ощущение, надо сказать, было не из приятных. Не знаю, правильно ли я сделал, что взобрался наверх, не попытавшись как-нибудь выбраться наружу. Незнакомец почему-то не спешил входить. Он стоял на пороге и обшаривал нижний этаж лучом фонаря. При этом, дважды случайно осветив свое лицо, он дал мне возможность хорошенько рассмотреть его. Фигурой он был очень похож на моего случайного знакомого. Оба они были небольшого роста, плотного телосложения, но если мой пэтворфский собеседник зарос по самые
глаза густой щетиной, то лицо этого человека было гладко выбрито, если не считать ярко-рыжей бородки клинышком.Это лицо напоминало хищную лисью морду и придавало всей фигуре зловещий и странный вид. Мне захотелось оказаться в эту минуту где угодно, только не здесь.
Я проклинал себя снова и снова. Каким же я был идиотом, что забрался сюда!Когда этот человек вошел, сразу стало ясно, что он собирается остаться здесь на всю ночь. Незнакомец поместил свой фонарь на выступе расположенного посреди комнаты постава и, сняв с плеч рюкзак, достал оттуда пакет с едой и большую бутылку, наполненную доверху какой-то мутной жидкостью. Это наверняка был джин, возможно, слегка разбавленный водой.
Вдруг он, бросив приготовления, торопливо вышел наружу. Вероятно, хотел убедиться, что там никого нет.Как только он вышел, я поспешно соорудил себе постель из груды старых мешков, валявшихся рядом на полу. Теперь я лежал около люка, через который когда-то с помощью мощных цепей передавали вверх и вниз грузы, и у меня была прекрасная возможность наблюдать за своим соседом, оставаясь незамеченным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Глава первая
ВОПРОСЫ НЕЗНАКОМЦА
Сказать по правде, такие люди, как мистер Макферсон, рождаются раз в тысячу лет. О нем можно рассказать многое, но главное — он был шотландцем. Мистер Макферсон держал бакалейную лавку в Хоршеме — из нее-то я и вырвался навстречу свободе и удивительным приключениям.
В то памятное утро, когда началась эта история, именно он распахнул двери моей тюрьмы, благословив в путь словами, улыбкой, а также дружеским похлопыванием по спине вместо обычного в таких случаях пинка под зад.
В жизни я встречал много людей, и пятеро из каждых шести могли бы счесть меня достойным такого похлопывания, но лишь мистер Макферсон был мне настоящим другом. Он обогрел меня, беззащитного, покинутого сироту, когда мне было всего девять лет. Он дал мне хорошее образование и пытался обучить своему делу. Но если учеба давалась мне довольно легко, то этого, к сожалению, нельзя было сказать о ремесле бакалейщика. Торговля явно не была моим призванием.
Итак, в одно прекрасное утро, о котором я уже говорил, мистер Макферсон пришел к тому же выводу. Я уже не помню, что я такое сотворил: может, смешал что-то не в той пропорции или отправил посылку не по тому адресу, а может и еще что-нибудь — неважно. Главное — это было последней каплей. Мистер Макферсон печально посмотрел на меня и тяжело вздохнул.
— Том,— сказал он,— от тебя нет никакого толку в лавке! Очень жаль, но ты, кажется, не испытываешь интереса к этой работе.
— Я уже думал над этим, мистер Макферсон,— ответил я.— Это не мое дело. Скажу откровенно, оно мне не по душе. Я не говорил вам этого раньше, потому что знаю, как близко к сердцу вы все принимаете.
— Эх! — Макферсон испустил тяжкий вздох.— Тебе восемнадцать, мой мальчик, и грех становиться на твоем пути — ты же знаешь, я никогда не делал этого. Чем бы ты хотел заняться, Том?
— Мистер Макферсон,— сказал я, совсем осмелев,— я не хочу всю жизнь просидеть в магазине. Мне здесь нечем дышать, мне нужен весь мир!
— Значит, ты хочешь повидать свет? — заключил он.— Что ж, видно, это у тебя в крови! И куда же ты хочешь двинуться, Том?
— Куда угодно, мистер Макферсон, лишь бы там были корабли и запах моря,— ответил я ему.— Портсмут, Плимут, Саутгемптон — да мало ли мест на свете?!
На прощанье мистер Макферсон сказал мне много добрых слов, а через час я в своем лучшем костюме, с сумкой в руках и десятью фунтами в кармане стоял на улице — и был свободен!
Голос шотландца еще долго звучал в моей душе, а на плече я ощущал тепло его большой ладони. Но ничто на свете не заставило бы меня вернуться. Прошлая жизнь закончилась.
Было прекрасное майское утро. В воздухе стоял тонкий, едва уловимый аромат весны. Пахло цветами, а над старыми крышами Хоршема раскинулось ослепительно синее небо. Можете представить себе, что для меня, вырвавшегося из затхлой атмосферы бакалейной лавки, солнечный свет казался праздничной иллюминацией. Кстати, это сияние тоже способствовало внезапной перемене моей судьбы.
Первым делом я направился на вокзал, чтобы взять билет до Портсмута. Но солнце и весенний воздух подсказали мне новое решение: зачем, обладая парой сильных ног, ехать на поезде, когда можно пройтись пешком по холмам и долинам Суссекса.
Я круто повернул в Карфакос и, вместо того чтобы идти на север, пошел в противоположную сторону, вдоль реки, мимо старой церкви, и, предпочтя проселок хорошей дороге, смело двинулся по нему за город, на юг.
К этому моменту я уже ясно представлял себе, что буду делать дальше. Вначале, рассуждал я, пройду через холмы Южной Англии в Портсмут, а там осмотрюсь. Если в Портсмуте меня ничто не заинтересует — двинусь вдоль побережья в Саутгемптон. Тем более что к такой прогулке я подготовлен достаточно хорошо.
Восемь соверенов из тех, что дал мне мистер Макферсон (деньги тогда еще были золотыми), я по соображениям безопасности спрятал в кожаный пояс, надетый под рубашку. Один фунт лежал в кармане куртки, а последний, десятый, превращенный перед выходом из лавки в серебро, позванивал в кармане брюк... Я шел, радуясь жизни, а в голову приходили разные мысли, например о том, что годы, прожитые у мистера Макферсона, выброшены коту под хвост, а также благие размышления о том, что всегда нужно хорошенько подумать, прежде чем тратить хотя бы шестипенсовик из моих серебряных запасов.
У меня не было желания путешествовать быстро. Макферсон снабдил меня таким количеством еды, что мне должно было с лихвой хватить на всю дорогу. Я был не из тех парней, что имеют пристрастие к сигаретам или виски. Таким образом, я рассчитывал, что потрачу не слишком много, пока доберусь до Портсмута, а уж золото использую только в самом крайнем случае. И еще я мечтал, как через год-другой предстану перед мистером Макферсоном в самом выгодном свете, как покажу ему, что превратился в мужчину.
В тот день я шел так долго, что сумка натерла мне плечи. Шел я мимо прелестных суссекских деревушек, наслаждаясь свободой, вдыхая свежий воздух, аромат которого становился тем сильнее, чем дальше на юг я уходил. Иногда мне казалось, что я вижу блеск воды Английского канала, но в тот день я так и не добрался до него,
- К вечеру я пришел в Пэтворф, поселок в пятнадцати милях от Хоршема, где дал, наконец, отдохнуть ногам.
Пэтворф оказался очаровательным местечком. Увидев вывеску «У вдовы», я заглянул в небольшой кабачок и нашел там приветливость, хорошую еду, уютную постель — всего за два шиллинга.
Было еще светло, и, поужинав, я решил пойти осмотреть поселок. Я обошел вокруг старой церкви, прекрасной и величественной, но нашел ее архитектуру несколько вычурной, хотя по-своему очаровательной. В этот момент ко мне подошел какой-то человек и без всякого вступления спросил, хорошо ли я знаю эту местность.
За время работы в бакалейной лавке я научился никому не доверять, поэтому, прежде чем ответить, решил хорошенько рассмотреть незнакомца.
На вид ему можно было дать пятьдесят, и седина уже проглядывала в его волосах и бороде. По коже, коричневой от загара, было видно, что он долго жил в мире сильных ветров и жгучего солнца. На нем был синий костюм, и ходил он вразвалку. Видимо, человек был моряком, и это расположило меня к нему. Решив, что одно слово мне не повредит, я ответил:
— Нет!
— Я тебе чем-то не понравился, чужестранец? — спросил он. Я кивнул, вспомнив, что мистер Макферсон учил меня никогда не болтать напрасно, если мысль можно выразить жестом. Но человек продолжал..
— Итак,— сказал он,— по какой дороге ты пришел? Ну, откуда ты: с севера или юга, с запада или востока?
Но, заметив на моем лице настороженность, он поспешно добавил:
— Не обижайся, паренек, и не думай, что я сумасшедший. У меня есть причина для расспросов, но я не желаю тебе ничего плохого.
— Что вам нужно? — спросил я довольно резко.
Прежде чем ответить, он вытащил из кармана табакерку странной формы, достал плитку прессованного табака и, отрезав карманным ножом кусочек, отправил его за левую щеку.
— Разумеется,— сказал он, пряча табакерку и нож,— ты не можешь мне ответить, пока я не скажу тебе кое-что! Отлично! — Он сделал паузу и с подозрительным видом осмотрелся вокруг, как будто старые могильные плиты и тисы, росшие вокруг нас, могли подслушивать.— Отлично, я скажу: мельница!
Я посмотрел на него, как на ненормального.
— Это, конечно, странно, парень,— сказал он торопливо, заметив выражение моего лица.— Ты думаешь, это странно — может быть и так. И все-таки: мельница! Нет, не те новоизобретенные, водяные
или механические. Меня интересует ветряная мельница, понимаешь? Вот моя цель!
— В Суссексе много ветряков,— заметил я,— они то и дело встречаются по дороге.
— Ну что за черт! — воскликнул он нетерпеливо.— Я об одном, а ты о другом! Это похоже на детскую игру, когда один прячет что-нибудь, а остальные ищут. Кто спрятал, говорит «холодно» или «горячо». Мне показалось, что ты начал понимать меня, а ты болтаешь о том, что видел много мельниц поблизости. Ветряков! А ты знаешь, что ветряки, очень-очень старые ветряные мельницы, стоят на вершинах холмов брошенными? А?
— Нет! — сказал я.
Незнакомец испустил тяжкий вздох, как будто сильно расстроился, но через секунду на его лицо вернулось нетерпеливое выражение.
— Совершенно верно, ты не знаешь! — сказал он.— Но тебе это простительно, ты же нездешний. Что ты можешь знать о здешних мельницах? Ну а теперь без обиды, ты откуда?
— Из Хоршема!
— Отлично. Очень рад слышать, что ты из Хоршема. Я боялся, что ты с юга.
— Так что же вам нужно от этой мельницы? — осмелев, спросил я.
— Понимаешь, это такой ориентир... Ну, штука, которая показывает направление.— Он снял шапку и поскреб макушку коричневыми пальцами.— Ах, когда-то я готов был отдать все на свете за то, чтобы увидеть звезды в ночном небе, а теперь отдал бы почти столько же, чтобы увидеть мельницу! Мне было очень приятно потолковать о ней.
— Вы, конечно, из Суссекса? — спросил я, но он, потеряв ко мне всякий интерес, уже пошел прочь. Не знаю, слышал ли он меня или нет, но, уходя, он ни разу не обернулся. Я с удивлением наблюдал за своим странным собеседником, пока он не скрылся за углом кладбища. Мне показалось, будто он разговаривает сам с собой, и я решил, что у него не все дома. А что подумали бы вы на моем месте?
Поэтому я выбросил все это из головы и задумался о своем положении. Вернувшись в кабачок, лег спать, а на следующее утро, в восемь часов был уже в пути, совершенно позабыв о любителе ветряков.
Потом я встретил его еще раз, когда проходил у подножия большого зеленого холма. День был очень жаркий, но мой вчерашний собеседник был одет совершенно так же, как и накануне.
Немного позже, уже в Грэхеме, деревушке, расположенной в лесу, протянувшемся от Хейсготта до Лэвингтона, я снова увидел его. Я сидел в центре Грэхема, на дороге напротив постоялого двора, и поглощал второй завтрак, состоявший из бутерброда с сыром, как вдруг опять увидел давешнего знакомца. Он шел к дверям гостиницы, держа руки в карманах и бормоча что-то себе под нос. Через полчаса он вышел оттуда в сопровождении двух крестьян.
Они указали ему на юго-запад, и он ушел в этом направлении. Наверное, искать свой ветряк.А мой путь лежал на юг, к морю.Я шел через покрытые лесом холмы Грэхемской возвышенности, через долины, снова через холмы. Лес, то редкий, то густой и угрюмый, простирался далеко вокруг. Идти было все труднее, но я не останавливался.
И вот вдали показалось, наконец, мерцающее таинственным светом море, величественное и прекрасное. Оно было еще далеко, но его сияние уже различалось. Вдруг небо потемнело, свет угас. Тучи, словно мрачные призраки, наступали на еще недавно сверкавшую водную гладь. Это было похоже на величественное представление, устроенное самой Природой.
В этот миг я понял, что не смогу жить без моря!Я спустился в долину, и мне сразу же стало нечем дышать. Начал подниматься на следующий холм — и это ощущение пропало. Я .поднялся еще выше и вдруг впереди увидел башню. Чем ближе я подходил, тем яснее видел, что это та самая мельница, которую искал мой «моряк».
Но нашел ее не он, а я! Я шел, и мне казалось, что во всем мире не осталось ничего, кроме меня и этого ветряка.
Глава вторая
ВТОРОЙ ЧЕЛОВЕК
Неудивительно, что одиночество подействовало на меня угнетающе. Я прошел через огромный безмолвный лес и остановился на черной, плоской возвышенности. Вначале здесь ничто не указывало на присутствие жизни. Ничто не нарушало полной тишины. Но когда я всмотрелся пристальнее, мне показалось, что примерно в миле отсюда, в долине, лежащей между возвышенностью и побережьем, видны слабые отблески света. Это указывало на близость какой-то деревни, маленького городка или, в крайнем случае, одинокой усадьбы. Я продолжал смотреть в сторону моря и вдруг увидел светящийся хвост, быстро движущийся с запада на восток. Я, наверное, меньше бы обрадовался, увидев старого друга, чем этот поезд, который спешит по железнодорожной линии вдоль берега.
Но все же мне было неуютно здесь. Место, на редкость пустынное, вызывало неприятные мысли, возникающие обычно в одиночестве. Впрочем, и здесь жизнь давала о себе знать. Где-то рядом кричал козодой, а внизу, у подножия холма, слышались трели соловья.
Вскоре полная луна осветила небо на юго-востоке. Я подошел ближе к мельнице, чтобы рассмотреть ее получше. Это было высокое, массивное сооружение. Настолько высокое, что, наверное, оно было хорошо видно с моря. В кирпичной стене мельницы было много проломов, а остатки крыльев висели, словно безвольно опущенные руки. Лунный свет падал на дверь, основательно расшатанную вре-
менем. Я вошел и, всмотревшись в темноту, увидел, что внутри все сохранилось так, словно мельница еще работала. Покрытый ржавчиной постав с жерновами был на своем месте. Ветхая лестница вела на верхний этаж. Мне сразу бросилось в глаза, что кто-то сделал это место своим убежищем. На нижнем этаже был целый склад сушеной еды и разных приспособлений, которые, как я знал, используют деревенские пастухи. Здесь они, возможно, и жили, когда пасли стада на соседних холмах. Место было очень удобным, и я решил с комфортом провести здесь эту ночь. Тем более что в ближайшей деревне могло и не найтись приюта. Теперь же у меня было убежище, и я мог спокойно приготовить себе ужин — благо, еды в сумке оставалось достаточно.
Но поесть в тот вечер мне так и не удалось, потому что в следующую минуту я услышал шаги. Кто-то медленно проходил совсем рядом с мельницей — всего лишь ярдах в пятидесяти от меня. Дерн на вершине холма был сухой и твердый, так что я отчетливо слышал хруст под ногами прохожего. Это были тяжелые, уверенные шаги.
Одним прыжком я очутился около двери и осторожно выглянул наружу. К мельнице медленно приближалась освещенная лунным светом фигура. Человек шел оттуда же, откуда пришел я,— с северо-запада. И я почему-то решил, что это незнакомец с пэтворф-ского кладбища, который бродил по округе, что-то разыскивая. Во всяком случае, приближавшийся человек был очень похож на него.
У меня было всего несколько секунд, чтобы обдумать положение. Хотел ли я встретить этого человека снова, да особенно в этом старом ветряке? Я ведь ничего не знал о нем и не был уверен, что он захочет увидеть меня снова. Тогда он говорил, что отдал бы многое, лишь бы найти эту мельницу. Возможно, теперь ему не понравится, что я, сам того не желая, опередил его. Снова, как и при первой встрече в Пэтворфе, у меня появилась мысль, что он, быть может, не совсем нормален. А если к тому же у него случайно окажется оружие, то он совершенно спокойно избавится от моего присутствия не самым приятным для меня способом.
Пока я размышлял, человек подходил все ближе и ближе. И тут мой взгляд случайно упал на лестницу, ведущую на второй этаж. Быстро и бесшумно я взлетел по ней и через люк, который, к счастью, оказался открыт, выбрался на чердак. Здесь царила темнота, хотя большой пролом в стене был ярко освещен луной. Я затаился, прижавшись спиной к стене, и, стараясь не издавать ни звука, стал наблюдать за пришельцем. Вот он появился в дверном проеме, и лунный свет упал на его лицо. Я увидел,что это не «моряк» из Пэтворфа.
Ощущение, надо сказать, было не из приятных. Не знаю, правильно ли я сделал, что взобрался наверх, не попытавшись как-нибудь выбраться наружу. Незнакомец почему-то не спешил входить. Он стоял на пороге и обшаривал нижний этаж лучом фонаря. При этом, дважды случайно осветив свое лицо, он дал мне возможность хорошенько рассмотреть его. Фигурой он был очень похож на моего случайного знакомого. Оба они были небольшого роста, плотного телосложения, но если мой пэтворфский собеседник зарос по самые
глаза густой щетиной, то лицо этого человека было гладко выбрито, если не считать ярко-рыжей бородки клинышком.Это лицо напоминало хищную лисью морду и придавало всей фигуре зловещий и странный вид. Мне захотелось оказаться в эту минуту где угодно, только не здесь.
Я проклинал себя снова и снова. Каким же я был идиотом, что забрался сюда!Когда этот человек вошел, сразу стало ясно, что он собирается остаться здесь на всю ночь. Незнакомец поместил свой фонарь на выступе расположенного посреди комнаты постава и, сняв с плеч рюкзак, достал оттуда пакет с едой и большую бутылку, наполненную доверху какой-то мутной жидкостью. Это наверняка был джин, возможно, слегка разбавленный водой.
Вдруг он, бросив приготовления, торопливо вышел наружу. Вероятно, хотел убедиться, что там никого нет.Как только он вышел, я поспешно соорудил себе постель из груды старых мешков, валявшихся рядом на полу. Теперь я лежал около люка, через который когда-то с помощью мощных цепей передавали вверх и вниз грузы, и у меня была прекрасная возможность наблюдать за своим соседом, оставаясь незамеченным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22