Для Худа, новичка
в этой школе, они должны были выглядеть толпой каннибалов. А впереди всех
был Мэтт, орудовавший стулом как укротитель.
Худ выбежал, одичав от ужаса. Заостренный кончик карандаша он оставил
в груди у Мэтта.
То был один из немногих случаев, когда Мэтт хулиганил. Шрам был для
него метиной позора.
- Вот и славно, - сказал Худ с явным облегчением. - Так ты теперь
шахтер?
- Верно, и жалею об этом всякий час, как не сплю. Оплакиваю тот день,
когда Земля отправила нам этих змеенышей.
- Наверняка это лучше, чем копать самим.
- Ты так думаешь? Готов выслушать лекцию?
- Секунду, - Худ героическим жестом осушил стакан. - Готов.
- Рудокопный червь имеет пять дюймов в длину и четверть дюйма в
диаметре, это мутировавший дождевой червяк. Перемалывающее отверстие у
него усажено по кругу мелкими алмазными зубами. Он переваривает руды
металлов удовольствия ради, но в качестве корма его необходимо снабжать
брикетами синтетического вещества, для каждой разновидности червяка
особого, а у него на каждый металл по разновидности. Это все усложняет. На
нашем участке шесть разновидностей, и я должен присматривать, чтобы у
каждой разновидности наготове был свой брикет.
- Звучит не так уж сложно. А они могут сами находить свою пищу?
- Теоретически могут. А на практике не всегда. Но это еще не все.
Руду разлагают бактерии у червя в желудке. Потом червь выбрасывает
зернышки металла вокруг брикета пищи, а мы их подбираем. Так вот, эта
бактерия очень легко погибает. Если погибает бактерия, гибнет и червь,
потому что металлическая руда закупоривает ему кишечник. Тогда его тело
съедают другие черви, чтобы сберечь руду. Только в пяти случаях из шести
руда оказывается не та.
- Черви друг друга не различают?
- Точно, черт побери, не различают. Они жрут не те металлы, они жрут
не тех червей, они жрут не те пищеблоки: а когда они все делают, как надо,
то все равно издыхают через десять дней. Так уж они задуманы из-за того,
что зубы у них слишком быстро изнашиваются. Предполагается, что они должны
плодиться, как черти, чтобы скомпенсировать потери, но очевидная правда
состоит в том, что за работой им просто не хватает на это времени. Нам
приходится опять идти к команде за новыми.
- Так они держат вас за интересное место.
- Точно. Делают, что хотят.
- А не может быть так, что они кладут в брикеты не те вещества?
Мэтт пораженно поднял на него взгляд.
- Держу пари, именно это они и делают. Или недокладывают нужных
веществ, это еще заодно и деньги им экономит. Уж конечно, они не хотят,
чтобы мы сами выращивали своих червей. Это... - Мэтт проглотил словцо. В
конце концов, он не виделся с Худом несколько лет. Команда не любит, когда
ее бранят.
- Пора обедать, - сказал Худ.
Они прикончили пиво и отправились в единственный в городе ресторан.
Худу хотелось узнать, что произошло с его старыми школьными друзьями или
одноклассниками - Худ нелегко приобретал друзей. Мэтт, которому про многих
было известно, удовлетворял его любопытство. Они обговорили дела на работе
у них обоих. Худ преподавал в школе на Дельте. К удивлению Мэтта,
замкнутый паренек превратился в записного рассказчика. Он все время
сохранял сухой, деловитый тон, и это делало его шутки еще забавнее. Оба
они неплохо преуспели по службе и сколотили достаточно денег, чтобы можно
было прожить. Настоящей бедности не было нигде на Плато. Команде от
колонистов нужны не их деньги, как указал Худ за мясным блюдом.
- Я знаю, где сейчас вечеринка, - сказал он за кофе.
- Мы приглашены?
- Да.
Мэтт ничего не запланировал на эту ночь, но все-таки пожелал
подстраховаться.
- И незваных гостей там принимают?
- Таких, как ты - да. Такие незваные гости там просто приветствуются.
Тебе понравится Гарри Кейн. Это хозяин.
- Ты меня купил.
Когда они отправлялись, солнце опускалось за край Плато Гамма. Свои
мотоциклы они оставили позади дома. Когда они обогнули его и вышли к
фасаду, солнце показалось вновь - сияющий красный полукруг над вечным
облачным морем за обрывом в пустоту. Дом Гарри Кейна стоял всего ярдах в
сорока от обрыва. Они остановились ненадолго понаблюдать, как блекнет
закат, а потом обернулись к дому.
Дом был огромным, расползшимся вширь особняком, спланированным
приблизительно в виде креста, с выпученными стенами явно из архитектурного
коралла. Даже попытки не было сделано скрыть его происхождение. Мэтт
никогда раньше не видел некрашеного дома, но ему пришлось признать, что
результат восхитителен. Остатки формообразующего баллона, придающего всем
домам из архитектурного коралла их предательскую выпуклость, тщательно
соскоблили. Ничем не прикрытые стены отполировали до розового блеска. Даже
после заката дом слабо отсвечивал.
Словно здесь гордились его исключительно колонистским происхождением.
Архитектурный коралл был еще одним подарком трамброботов.
Генетические манипуляции с обыкновенным морским кораллом дали самый
дешевый из всех известных строительных материалов. Хоть сколько-нибудь
стоил только пластмассовый баллон, направляющий рост коралла и содержащий
взвешенную в воздухе особую подкормку для коралла. Все колонисты жили в
коралловых зданиях. Не многие захотели бы построить себе дома из дерева,
кирпича или камня, даже будь это позволено. Но большинство старалось
придать своим домам внешность, чем-либо напоминающую внешность построек на
Плато Альфа. Для подражания команде привлекались краска, дерево и металл,
поддельные каменные стены, мощные шлифовальные круги, с помощью которых
стачивались неизбежные выпуклости.
При дневном свете или во тьме, а дом Гарри Кейна был совершенно
нетипичен.
Шум обрушился на них, стоило открыть дверь. Мэтт смирно стоял, пока
его уши приспосабливались к уровню звука - особенность, выработавшаяся
ради выживания у его предков на Земле, когда ее население насчитывало
девятнадцать миллиардов человек, хотя до Земли и было в ту ночь
одиннадцать и девять десятых светового года. Последние четыре столетия
человек на Земле был все равно, что глух, если он не мог вести разговор в
то время, как тысяча пьянчужек орет ему в уши. Народ Мэтта тоже сохранил
кое-что из этих привычек. Большая гостиная была набита битком, а на
немногочисленные стулья в основном не обращали внимания.
Комната действительно была большой, а бар напротив входа был
огромным. Мэтт прокричал:
- Гарри Кейну приходится много принимать.
- Уж это точно! Пошли со мной, поприветствуем его!
Пока они прокладывали себе путь через комнату, Мэтт уловил обрывки
разговоров. Вечеринка продолжалась недолго, заключил он, и некоторые
практически никого не знали, но выпивка была у всех. Гости были всех
возрастов и профессий. Худ говорил правду. Если на этой вечеринке и не
любили незваных, Мэтту об этом никогда не узнать, потому что никто в нем
зайца не опознает.
Стены были, как и снаружи, из мерцающего розового коралла. Пол, от
стены до стены покрытый мохнатым ковром из мутированной травы, гладким был
только возле стен; несомненно, его выровняли песком после того, как дом
был окончен и направляющий баллон убран. Но Мэтт знал, что под ковром не
кафель и не деревянные половицы, а все тот же розовый коралл.
Они добрались до бара, помятые не больше, чем следовало. Худ
перегнулся через стойку так далеко, как мог, то есть, по причине своего
роста - не слишком далеко, и окликнул:
- Гарри! Две водки с содовой и я рад тебе представить... Черт подери,
Келлер, как тебя звать?
- Мэтт.
- Мэтта Келлера. Мы знакомы со школы.
- Очень приятно, Мэтт, - сказал Гарри Кейн, протягивая руку для
пожатия. - Рад тебя видеть здесь, Джей. - Гарри был ростом почти с Мэтта и
значительно шире, а на его широком лице господствовали еще более широкая
улыбка и бесформенный нос. Он выглядел в точности как бармен. Гарри налил
две порции водки в стаканы с заранее охлажденной водой. Передал их через
стойку. - Развлекайте себя сами, - добавил он и направился вдоль стойки
обслужить двух новоприбывших.
Худ сказал:
- Гарри считает, что самый лучший способ принимать всех сразу - это
изображать первые пару часов бармена. Потом он передает это дело
добровольцу.
- Неплохо придумано, - заметил Мэтт. - Твое имя Джей?
- Сокращенно от Джейхок. Джейхок Худ. Один из моих предков был
канзасец. Джейхок, ястреб-соечник - птица-символ Канзаса.
- Дико, верно, что нам потребовалось восемь лет, чтобы узнать друг
друга по имени?
В это время часть толпы заметила Худа и направилась к ним. Худ едва
успел ухмыльнуться в ответ, прежде чем они оказались посреди суматохи
знакомств. Мэтт почувствовал облегчение. Он был уверен, что видел, как
Гарри Кейн передал что-то Джею Худу вместе с его выпивкой. Приличия
заставили его воздержаться от вопросов, но это подействовало на его
любопытство и ему хотелось об этом забыть.
Среди новых знакомых было четверо мужчин и одна женщина. Как личность
Мэтт запомнил только женщину.
Ее звали Лэни Мэттсон. Ей было двадцать шесть лет, то есть на пять
лет больше, чем Мэтту. Без обуви он был бы выше нее едва на полдюйма. Но
она носила двойные каблуки-шпильки, а высоко уложенные темно-рыжие волосы
делали ее еще выше. Она была не только высокой, но и вообще большой, с
широкими, резко очерченными бедрами и просторной грудью. Она кажется
симпатичнее, чем на самом деле, решил Мэтт, так как хорошо пользуется
косметикой. В каждом ее поступке чувствовалось щедрое изобилие,
удовольствие, такое же большое, как и она сама.
Мужчины были ее возраста и старше, на исходе третьего десятка. Любой
из четверки, танцуя с Лэни, выглядел бы вполне естественно. Они были
огромными. У Мэтта от них осталось только обобщенное впечатление гулкого
голоса, необъятного рукопожатия и славного лица, улыбающегося ему с
розового потолка. Впрочем, все они ему понравились. Просто он не мог их
различить.
Худ его опять удивил. Говоря прежним сухим голосом, только повышенным
до внятной громкости, не утруждая шеи, чтобы смотреть кому-то в лицо, Худ
каким-то образом сохранял контроль над разговором. Он направил беседу на
школьные дни. Один из верзил был подвигнут на рассказ о простеньком трюке,
с помощью которого он перестроил свой школьный телевизор так, что однажды
они с одноклассниками смотрели свои уроки одновременно вверх ногами и
шиворот-навыворот. Мэтт обнаружил, что рассказывает о бутылочке для
анализов, в которую был налит яблочный сок, пронесенной им на проверочный
медпункт на Гамме и что он с ней сделал. Кто-то, вежливо слушавший с
периферии кружка, упомянул, что он как-то украл машину у семейства членов
команды, выехавших на Плато Бета на пикник. Он установил автопилот так,
чтобы автомобиль описывал круги на расстоянии тысячи футов от обрыва в
пустоту. Автомобиль летал пять дней, прежде чем свалиться в туман, меж
тем, как множество полицейских Исполнения наблюдало за этим.
Мэтт смотрел на Джея Худа и Лэни, пока те говорили. Лэни обняла своей
длинной рукой Худа за плечи и его макушка доставала ей точно до
подбородка. Они говорили одновременно, подхватывая друг у друга обрывки
фраз, беспорядочно перебирая воспоминания, анекдоты и шутки, имевшиеся у
них в запасе, охотно делясь ими с группой, но говоря все же друг для
друга.
Это не любовь, решил Мэтт, хотя и напоминает любовь. Просто Лэни и
Худ чувствовали огромное удовлетворение оттого, что знали друг друга.
Удовлетворение и гордость. Мэтт от этого чувствовал себя одиноким.
Постепенно до Мэтта стало доходить, что Лэни носит слуховой аппарат.
Он был такой маленький и так хитро раскрашен, что почти не был заметен в
ухе. Говоря по правде, Мэтт даже не мог бы присягнуть, что он там.
Если Лэни нуждается в слуховом аппарате, то плохо, что она не могла
спрятать его получше. Столетиями наиболее цивилизованные народы носили
кусочки слоистого пластика, утопленные в кожу над височной костью. На Горе
Посмотрика таких вещей не существовало. Члены команды попросту заменили бы
себе уши из банка органов...
Стаканы опустели и один из огромных сопровождающих Лэни обернулся за
второй порцией. Маленькая компания росла, уменьшалась и делилась на новые
компании с извечным непостоянством таких пирушек. На миг Мэтт и Джей Худ
оказались в одиночестве среди леса спин и локтей. Худ сказал:
- Хочешь познакомиться с прекрасной девушкой?
- Всегда.
Худ, повернувшись, повел его, и Мэтт мельком увидал в его ухе такое
же цветное пятнышко, что и у Лэни. С каких это пор Худ стал туг на ухо?
Возможно, это всего лишь воображение, разыгравшееся от водки. В первую
очередь - эти приборчики казались слишком глубоко вставлены, чтобы их
можно было вынуть.
Но как раз предмет такого размера и мог бы передать Джею Худу Гарри
Кейн вместе с выпивкой.

- Это самый легкий способ устроить налет, сэр, - Иисус Пьетро сидел,
почтительно подавшись вперед в кресле, сложив руки на письменном столе -
настоящий образец интеллигентнейшего человека, посвятившего себя
исключительно своей работе. - Мы знаем, что участники покидают дом Гарри
Кейна по двое и по четыре. Мы будем брать их вне дома. Если они перестанут
выходить, нам будет ясно, что они поняли. Тогда мы ворвемся в дом.
За маской почтительности Иисуса Пьетро крылось раздражение. В первый
раз за четыре года он планировал большой налет на Сынов Земли и Миллард
Парлетт выбрал именно эту ночь для посещения Госпиталя. Почему именно эту?
Хвала Пыльным Демонам, он приходил всего раз в два месяца. Визит члена
команды всегда выбивал людей Иисуса Пьетро из колеи.
По крайней мере, Парлетт сам к нему пришел. Однажды Парлетт вызвал
его к себе домой, и это было плохо. Здесь Иисус Пьетро был в своей стихии.
Его кабинет был практически продолжением его личности. Письменный стол в
форме бумеранга охватывал Иисуса Пьетро тупым углом, предоставляя максимум
рабочего пространства. Здесь было три кресла для посетителей, разной
степени удобства - для членов команды, персонала Госпиталя и колонистов.
Кабинет был большой и квадратный, но задняя стена слегка изгибалась. Тогда
как другие стены были окрашены в приятный для глаза кремовый цвет, задняя
стена блестела полированным металлом.
Она была частью внешнего корпуса "Планка". Кабинет Иисуса Пьетро
находился непосредственно рядом с источником половины духовных сил Горы
Посмотрика, а также и половины ее электроэнергии - корабля, принесшего
людей в этот мир.
Сидя за письменным столом, Иисус Пьетро спиной чувствовал исходящую
от него энергию.
- Наша единственная проблема, - плавно продолжал он, - состоит в том,
что не все гости Гарри Кейна вовлечены в заговор. По крайней мере половина
наберется приглашенных для маскировки. Их выделение потребует времени.
- Это я понимаю, - сказал старик. Голос его скрипел. Миллард Парлетт
был высок и худ с виду, словно Дон Кихот, но в глазах его не светилось
безумия. В течение почти двухсот лет Госпиталь поддерживал его тело, ум и
мозг в действии. Вероятно, даже он сам не знал, какая часть его тела
позаимствована у колонистов, осужденных за тяжкие преступления. - Почему
именно сегодня? - спросил он.
- А почему бы и нет, сэр? - Иисус Пьетро понял, к чему тот клонит, и
мысли его забегали. Миллард Парлетт был отнюдь не дурак. Старикашка
относился к тем немногим членам команды, которые соглашались принять на
себя какую-либо ответственность. Большая часть из тридцати тысяч членов
команды на Горе Посмотрика предпочитали изобретать все более сложные виды
игр: спорт, стили одежды, меняющиеся согласно полудюжине сложных правил,
нелепые и окостеневшие социальные установки. Парлетт предпочитал работать
- иногда. Он выбрал управление Госпиталем. Он был достаточно компетентен и
скор на соображение; появляясь редко, он всегда, казалось, знал, что
происходит, и ему было трудно лгать. Сейчас он сказал:
- Вчера - капсула трамбробота. Прошлой ночью ваши люди обшарили
территорию в поисках шпионов. Сегодня вы в первый раз за четыре года
планируете большой налет. Вы думаете, что кто-то проскользнул у вас между
пальцев?
- Нет, сэр!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28