— Нельзя забывать о чести и достоинстве, — повторила я. — Поэтому хотелось бы знать, как случилось, что эта шляпа всего за один день стала самой дорогой шляпой на свете?
Надев очки, он испытующе посмотрел на меня.
— Я скажу тебе, — начал он, приглушая голос, — но поклянись, что никому об этом слова не вымолвишь.
— Даю слово!
— Не скажешь даже собственной матери?
— Даже собственной матери, — повторила я и неосмотрительно добавила: — Даже Мацеку…
Виолончелист, вздрогнув, подозрительно меня оглядел.
— Мацеку? А кто это такой?
— Коллега.
— Я слишком далеко зашел, — развел руками виолончелист. — Нет, моя дорогая, к сожалению, не смогу сейчас тебе сказать. Скажу только в среду.
— Если вы мне не верите, — фыркнула я, — то не о чем и говорить. Меня удивляет лишь, что вы просите помочь вам.
— Пойми, не могу. — Пан Коленка снова очень расстроился. — В среду, найдешь ты шляпу или нет, я все тебе расскажу.
— А почему именно в среду?
— Потому что среда будет седьмого… — Он запнулся, как вызванный к доске нерадивый ученик, и, не закончив фразы, нервным движением сорвал очки и стал протирать стекла. Об остальном я и сама догадалась, вспомнив телеграмму и разговор с горничной в гостинице.
— Седьмого текущего месяца, — докончила я за него и через секунду продолжила с ехидной усмешкой: — Шляпа, полная дождя, а из Швеции приезжают туристы, и поэтому у горничной руки отваливаются.
Я ожидала, что он побледнеет или обомлеет с испугу, а он лишь посмотрел на меня так, будто я была карлицей или марсианкой.
— Что это за вздор, дитя мое? Что ты плетешь?
— Не плету, — ответила я с язвительной усмешкой. — Только я знаю больше, чем вам кажется.
Он пожал плечами.
— Ты очень таинственна, странно себя ведешь, и, кажется, у тебя больное воображение. Не знаю, что и подумать.
Я прищурила глаз с озорной улыбкой.
— Сейчас узнаем. Идем к этому господину.
Не делайте из меня ненормальную
Мы двинулись прямо в гостиницу "Под тремя парусами". Франта не было ни в холле, ни в клубном зале, ни в коктейль — баре. Значит, он должен быть наверху, в своем номере. Недолго думая, мы поднялись на лифте на четвертый этаж и подошли к тридцать девятому номеру. Я заранее наслаждалась, представляя себе, как побледнеет физиономия пижона, когда, открыв дверь, он увидит на пороге нас. Но Франт в это время брился, и его физиономия, вся покрытая мыльной пеной, была и без того очень бледной.
— Ты снова здесь, я же просил тебя… — недовольно пробурчал он.
Разумеется, он просил меня, но не лысого виолончелиста, который мог поэтому не опасаться, что его выкинут за дверь. Мы вошли в комнату, и виолончелист без проволочки приступил к делу:
— Эта молодая особа утверждает, что позавчера в кафе "Янтарь" вы подменили шляпу. Прошу вас…
Я так и не узнала, о чем он просит, ибо Франт резко оборвал его:
— Вы не видите, что я бреюсь? Может быть, объяснимся через минуту внизу?
— Хотелось бы все — таки выяснить… — настаивал виолончелист, не желая замечать, как на аристократической физиономии Франта появляются струпья ссохшейся пены.
— Простите, я не привык разговаривать во время бритья.
Но пан Коленка не желал прощать.
— Это необычайно важное дело! — закричал он.
— Вы не видите, что у меня засыхает пена?
— Вижу, но это не меняет сути дела! — отчаянно вопил Коленка.
— Ну, ладно, о чем идет речь?
— О шляпе.
Франт в одной руке держал бритву, в другой помазок, а на лице его засыхала пена. Мгновение он стоял в нерешительности. Но Франт не был бы Франтом, если бы не нашелся, что сказать. Театральным жестом он указал на меня.
— И вы верите этой сумасбродной девчонке? Да у нее больное воображение!
"Будто сговорились", — подумала я, но не потеряла хладнокровия.
— Я видела вас собственными глазами! — язвительно бросила я Франту, но он лишь издевательски расхохотался.
— Она нагородила вам несусветную чушь, а вы настолько наивны, что поверили. На месте матери я отвел бы ее к врачу.
Виолончелист не стал протестовать, не выдал ему как следует, а вместо этого подозрительно взглянул на меня.
— Скажи, — неуверенно произнес он, — это действительно тот самый человек?
— Тот самый, чтобы у меня язык отсох!
— Очень смешно. — Франт прямо — таки зашелся от смеха. — Послушайте, она чрезмерно впечатлительна, за всеми вокруг следит, всех подозревает. Вчера, как тень, таскалась за мной целый день… Стояла даже около моего номера и задавала нелепые вопросы…
Обращенный ко мне взгляд пана Коленки стал еще подозрительнее.
— Интересно. Мне она тоже задавала бессмысленные вопросы и несла околесицу. Что — то здесь не так… Мне кажется даже, что это она сидела на дереве и заглядывала ко мне в окно.
— Это не я, — непроизвольно вырвалось у меня. — Это Мацек!
— Видите, — подхватил Франт, — к тому же еще и отпирается.
Это уж слишком! Мое хладнокровие и самообладание вмиг испарились.
— Это вы сами от всего отпираетесь. И вы оба — один и другой — подозрительные типы.
— О, послушайте! — Франт победно улыбался. — Я же говорил, что она ненормальная.
— Я очень даже нормальная! — закричала я, топая ногами. — Это вы хотите сделать из меня чрезмерно впечатлительную. Это вы выкручиваетесь, вы лжете!..
— Успокойся, дитя мое… — Виолончелист мягко тронул меня за плечо, но я вырвалась, протестующее подняв вверх сжатые кулаки.
— Вы плохой человек. Я хотела вам помочь, а вы верите этому гадкому обманщику, вы и сами, наверно, такой же…
— Видите, видите? — повторял Франт, лицемерно улыбаясь. — Она вне себя, ей нужно дать успокоительное.
— Спасибо! Я презираю вас! — крикнула я и с этими словами выбежала из комнаты.
Рыжий тюлень в шляпе
Наплевать мне на его шляпу! Наплевать на трубочку Франта! Наплевать на макияж пани Моники! Пусть себе не думают! Пусть надо мной не смеются! Наплевать на дождь! И на "Янтарь"! И на низкое атмосферное давление! И на всю рыбу, которую поймает бородач вместе с тем полутораметровым угрем! И на всю рыбу, которую не поймали папа с Яцеком! И на развалины памятника старины! И на цветную капусту! И на дом огородника! И на фотографии, сделанные Мацеком! Наплевать на все!
Я бежала по берегу моря, не замечая, что волны захлестывают меня по колено, а в полусапожках уже хлюпает вода. Я бежала и кричала самой себе, но внезапно остановилась. Меня вдруг осенило, что если мне действительно пришлось бы наплевать на все, то — хо — хо! — сколько бы потребовалось бы слюны!
Говорят, шум моря благотворно действует на нервную систему. Я засмеялась, махнула рукой, и сразу же пришло облегчение. Почувствовав, что ноги промокли, я сняла полусапожки и вылила воду. И на душе у меня стало легко — легко.
"Насмехались надо мной, — подумала я. — Подождите, я еще сама посмеюсь над вами!"
Я двинулась в направлении палаточных домиков туристского лагеря, выискивая попутно кусочки янтаря. Мне было почти весело.
Под высоким береговым обрывом в том месте, где к пляжу спускается тропа из приюта отшельника, я увидела купающегося в море рыжего бородача. Оказывается, не только Мацекова бабушка может купаться в ледяной воде. Есть у нас и еще один смельчак.
Издалека бородач казался рыжим тюленем, заблудившимся в море и приплывшим к польскому берегу. Смех, да и только! Он стоял по пояс в воде, а когда волна набегала, подскакивал, позволяя ей вынести себя на песок. Затем, отряхнувшись, он снова входил в море. Здоровья ему, надо думать, хватало! У него была настоящая закалка. Истинный отшельник. Наверно, умерщвлял свою плоть!
Я тем временем собирала кусочки янтаря, вернее делала вид, что собирала, в ожидании, когда бородач превратится в ледяную сосульку. Но не дождалась. Выйдя из воды, он исполнил на песке воинственный танец охотника за скальпами. Сначала он скакал на левой, затем на правой ноге, потом бегал, словно за ним гонялись осы, а разогревшись, набросил на плечи полосатый купальный халат и принялся так энергично растираться, словно хотел содрать с себя кожу.
А потом… Я не верила своим глазам. Подняв с песка шляпу, он накрыл ею свою буйную шевелюру! Рыжий тюлень в шляпе! Это было необыкновенно смешно, но одновременно наводило на размышления. Дело в том, что — вообразите себе — шляпа была поплиновая! Меня это просто ошеломило, настолько, что я боялась, как бы, подобно мифической жене Лота, не обратиться в соляной столб. Я внимательно присмотрелась к шляпе. Вроде бы и такая, как те, но не совсем. Не такая новая, не такая элегантная, немного помятая, чуточку запачканная, слегка деформированная. Но подозрительнее всего само появление ее на голове бородача. Кто, скажите, надев купальный халат, нахлобучит такой головной убор? Это, должно быть, какая — то особенная шляпа, если бородач не решился оставить ее дома.
Здесь я припомнила странное поведение Франта у дома бородача. Он явно пробовал забраться в дом либо искал возможность туда проникнуть. Неужели причиной послужила шляпа? Вполне возможно, особенно в таком идиотском деле и при столь таинственных обстоятельствах.
Проделав еще несколько гимнастических упражнений, бородач направился к своей обители. Вместе с ним отправилась и шляпа, а за ними, разумеется, последовала я. Меня очень интересовало, что будет дальше.
Кто за кем следит
Дальше меня подстерегала новая неожиданность!
Бородач взобрался наверх по крутому береговому откосу и зашагал прямиком к своему дому. Я шла за ним притворяясь, что ищу гнездо, которое Мацек разыскал вчера где — то в окрестных зарослях. Я не знала, чье именно гнездо, но это не имело значения. Хороший детектив вроде Шерлока Холмса или Эркюля Пуаро всегда притворяется и, даже что — то обдумывая, делает вид, что мыслит о чем — то ином. Я тоже старалась вести себя таким образом, но мне это не удалось, так как, взобравшись наверх и продираясь сквозь густые кусты, я вдруг почувствовала, что кто — то ухватил меня за руку. Мне показалось вначале, что это Франт, но тот никогда не ездил в инвалидной коляске. Значит, калека.
Было непонятно, как паралитик мог оказаться на откосе и к тому же в густых зарослях. Либо его коляска была вертолетом, либо его кто — то сюда доставил.
Его, видно, не смущали такие детали, ибо, задержав меня, он строго спросил:
— Ты снова здесь вертишься?
— Извините, — испуганно ответила я, — но вчера я крутилась в другом месте.
— Что ты здесь ищешь?
— Гнезда ремезов, — не раздумывая, выпалила я.
— Я видел, как ты шла за тем человеком.
— За кем шла?
— За тем рыжебородым.
— Это просто совпадение.
Он сильно сжал мое плечо, и в глазах у меня засверкали звезды, хотя небосклон был затянут тучами. Никогда бы не подумала, что этот хиляк, стоящий, казалось бы, на краю могилы, настолько силен! Глядя мне в глаза, он продолжал не терпящим возражений тоном:
— Кто тебя прислал?
— Меня?
— Кто приказал следить за этим человеком?
— Фи, — фыркнула я. — Это вы, наверно, за ним следите, а не я. И вообще, с какой стати вы меня допрашиваете, как в суде?
Он притянул меня к себе поближе и взглянул с такой яростью, словно хотел разорвать на куски.
— Слушай, пигалица, я наблюдаю за тобой с субботы. Вместо того, чтобы играть с другими детьми, ты крутишься где не надо, а сейчас что — то от меня скрываешь. Отвечай, почему следишь за рыжебородым, и кто приказал тебе за ним наблюдать?
— Нет! — воскликнула я. — Если будете угрожать, не скажу ни слова. И отпустите, иначе закричу!..
Калека нетерпеливо шикнул на меня, но вдруг сделался сладеньким — сладеньким, будто полкило леденцов съел.
— Не бойся, мы ведь добрые знакомые. Сегодня я видел тебя в гостинице с полным лысым мужчиной. Хотел даже заговорить с тобой, но, как видишь, мне трудно передвигаться в инвалидной коляске…
— Тогда интересно, как вы сюда попали?
— Это стоило мне больших усилий. Однако мне повезло, так как поймал тебя на месте преступления.
— Неизвестно еще, кто кого поймал.
— Значит, не скажешь, кто тебя сюда послал?
— Никто меня не посылал, — рассмеялась я, хотя не было ни повода для смеха, ни самого желания смеяться.
— Тогда я тебе скажу. — Калека прищурил глаза. — Это тот плешивый, с которым ты была сегодня в гостинице, а вчера вечером в кафе.
— Если вам так хочется, пусть будет плешивый.
— Что это за тип? — резко спросил он, сильнее сжимая мне плечо.
— Кажется, виолончелист.
— Почему кажется?
— Потому что, например, некая пани сказала мне, что она актриса из Жешува, а на самом деле…
— Кого ты имеешь в виду? — грубо перебил он меня.
— Допустим, княгиню Монако, — съязвила я. — И отпустите меня, мне надоели ваши расспросы.
Я произнесла это так решительно, что калеке не оставалось ничего иного, как выпустить мою руку.
— Хорошо, — сказал он немного мягче. — Вижу, что ты милая и толковая девочка, и потому прошу не совать свой любопытный носик куда не следует. А сейчас иди домой и забудь о том, что меня видела. — Он слегка подтолкнул меня, указав рукой на тропинку. Я уходила медленно, стараясь показать, что не боюсь его, и, лишь отойдя на приличное расстояние, обернулась и закричала:
— Я знаю название птицы, состоящее из шести букв, но вам не скажу, э!
Здорово я его огорошила, потому что он просто остолбенел и даже не шевельнулся. А в моей голове все перемешалось. Теперь уж я действительно не знала кто за кем следит: я за бородачом, или бородач за калекой, или калека за мной, или, наконец, все мы заняты взаимной слежкой, и никто точно не знает, кто следит и за кем. Курам на смех! А на той курице шляпа за сто тысяч!
У Мацека новые сенсации
Голова моя кружилась, как на карусели. И лишь увидев Мацека на тропинке к приюту отшельника, я вспомнила, что обязана его отругать.
— Хорошенькое дело, — начала я, — у меня голова пухнет, а ты даже не умеешь как следует взобраться на дерево.
— Не понимаю, — буркнул он.
— Ты не понимаешь, а мы засыпались. Вчера виолончелист заметил тебя на дереве.
— Я был уверен, что он меня не видит.
— Ты был уверен, а он тебя видел и, что еще хуже, подумал, что это я.
— И что из этого?
— А то из этого, что ты обязан сидеть на дереве так, чтобы тебя не было видно. Мог бы, к примеру, изображать дятла, — пошутила я, ибо растерянная физиономия Мацека вызвала у меня прилив жалости.
Он потер ладонью нос, словно проверяя, не вырос ли случайно на этом месте клюв.
— Это еще не все, — проговорил Мацек.
— А что случилось?
— Сегодня меня заметила на дереве эта элегантная женщина.
— Пани Моника? — поразилась я.
— Именно, — огорченно произнес Мацек. — Утром я решил действовать самостоятельно и пошел к тем развалинам…
— Ну, тогда привет! — махнула я рукой. — Наверно, напортачил.
— Дай мне закончить. Я пошел туда узнать, что делает виолончелист.
— И что же он делал?
— Готовил завтрак, и у него убежало молоко.
— Очень важные сведения, — усмехнулась я. — А на виолончели не играл?
— Нет.
— В таком случае он не виолончелист.
— Это еще не доказательство. Допустим, он в отпуске, и ему не хочется играть.
— Ну ладно, говори дальше.
— А потом он вымыл посуду и вышел. А потом появилась та самая женщина.
— Наконец что — то важное. Как она себя вела?
— Держалась очень таинственно. Мне показалось, что она пригляделась к окошку на втором этаже, где живет пан Коленка.
— Ну а дальше?
— Как я могу говорить, если ты все время перебиваешь? Значит, она осмотрелась, потом вынула из сумочки ключ, отворила двери и исчезла в башне.
— А когда она заметила тебя на дереве?
— Позже… И умоляю, не перебивай. Значит, дальше было так. Она снова открыла двери и вытянула из них инвалидную коляску, в которой сидел мужчина.
Здесь я, не удержавшись, снова перебила его.
— Вот это бомба! Выходит, он там скрывается вместе с виолончелистом.
— Нет, это невозможно. Виолончелист готовил завтрак только для себя.
— Откуда ты знаешь?
— Видел, как он мыл одну кружку.
— Это означает лишь, что он прячется в другой комнате, но в той же самой башне. Видимо, следит за ним.
— Откуда тебе известно?
— Об этом расскажу позже.
Мацек перевел дыхание.
— Она вытянула коляску с калекой во двор, а мне в нос попала какая — то щекотная мушка, и я, не выдержав, чихнул.
— Это безобразие!
— Безобразие? — возмутился Мацек. — Интересно, как бы ты сама выдержала. И тут калека взглянул на дерево и сказал: "Там кто — то чихнул". А эта женщина сразу меня заметила и сказала: "Что ты там делаешь, мальчик?" А я с перепугу ответил ей: "Чихаю".
— Это неважно, — перебила я. — Главное, догадались они или нет, почему ты сидел на дереве?
— Кажется, не догадались, так как тот тип сказал: "Видно, снова ищет гнезда и вынимает из них…" И как крикнет мне: "Слезай немедленно, болван!" Я сразу оказался внизу.
— И что?
— И ничего.
— Как это — ничего?
— Просто смылся оттуда.
— Это все не кажется тебе подозрительным?
— Даже очень.
— Вот подумай, она притворяется актрисой, а между тем ухаживает за калекой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19