Эрнест Лебраншю поблагодарил за приглашение и проводил до двери тех, кого уже считал своими осведомителями, потом взглянул на свои часы: времени в обрез, успеть бы поймать такси, чтобы не опоздать на так называемое интервью. Головная боль прошла. При других, менее трагических, обстоятельствах он бы бурно выразил свою радость: так он был доволен тем, что поиграет в детектива-любителя!
22
Жилу тоже плохо спал. Накануне, чтобы успокоиться после случившегося, он шатался из паба в паб, оттягивая, насколько это возможно, момент, когда окажется один в номере гостиницы – пансиона около Пиккадилли-серкус. Добрую часть ночи он тупо смотрел телевизор, да так и уснул перед непогашенным экраном. Начало дня не принесло успокоения. С тех пор как Сара бросила его, он полностью выбился из колеи. Она выбросила его, словно ненужную вещь, не задумываясь, оставив на прощание несколько наспех написанных строчек на бланке отеля. Целый год он грыз удила, выжидая благоприятного момента. Вот именно, благоприятного. При этом слове он улыбнулся. Где же он сейчас? Где-то в Лондоне; этот квартал был ему незнаком. Может быть, он находится между Чайнатауном и Темзой? Его внимание привлек двухэтажный красный автобус; впереди на светящемся табло выделялась надпись: «NOTTING HILL». He раздумывая, он вошел в него и сел – стало легче. Контролер, поинтересовавшись, где он будет сходить, оторвал билетик и назвал сумму.
– Don't you have any change?
Да, мелочь у него была.
– Lovely, sir.
Он накрепко запомнил адрес Сары, который еще раньше узнал через справочную службу Парижской оперы, и случайно подвернувшийся автобус вез его к ней, хотя сам он минуту назад и не помышлял об этом. Не иначе это знак судьбы: она сама решала за него. Он прислонился горячим лбом к холодному влажному стеклу и вглядывался в улицу. Много машин, прохожих, зонтиков. Куда все они спешили? Какой жизнью жили? От Ноттинг-Хилла до Холланд-парка минут десять ходьбы. Дома ли она? Откроет ли ему дверь? А что потом? Женщина эта стала для него болезненным наваждением. С ней надо кончать. Группка ввалившихся в автобус итальянских студентов отвлекла его от мрачных мыслей. Они были молодые, полные энергии; их все веселило. Он в самый последний момент дернул за шнурок остановки по требованию и сошел. Ну вот и приехал. Теперь главное – не бежать, оставаться спокойным, идти медленно. Впереди уже виден безобразный монумент, который, словно репер, возвышался в конце авеню перед Холланд-парком: статуя какого-то украинского царя, освободившего свою страну в XVI веке; звали его то ли Володимитрий, то ли Володимир; он недавно прочитал это в путеводителе. До дома № 40 уже рукой подать. В детстве, когда он в своей Ирландии ходил на охоту, страстно любил мгновения, во время которых чувствовал дичь в своей власти. И тогда он, смакуя эти моменты, тщательно прицеливался, нажимал на курок и стрелял. Запах порохового дыма, звук выстрела, почти физическое ощущение входящего в шкуру заряда доставляли ему ни с чем не соизмеримое чувственно-эротическое наслаждение, сродни оргазму. С Сарой он вновь обрел те сексуальные ощущения, ту дикую, примитивную чувственность. Она показалась в окне второго этажа. Неужто встречает? Неужели узнала? Застыв на месте, он отвел глаза, подождал, пока она скроется. Жилу глубже вздохнул, медленно выдохнул, засунул сжатые кулаки в карманы брюк. Только он собрался перейти улицу, как у белого дома остановилось такси. При виде вышедшего из него мужчины сразу заболел живот, заныло под ложечкой: Эрнест Лебраншю, критик из «Мира меломанов»! Ну и глупец же он! Это, должно быть, ее любовник. Так вот откуда все хвалебные статьи. Он пришел на свидание в пять пополудни! Прелюбодеяние с пяти до семи! Ошалев, Жилу попятился, вжался в решетку ограды, обвитой плющом, прилип всем телом к мокрой листве, вжался в нее, обмяк, будто подраненная дичь. Ну и пусть, он будет ждать его ухода, даже если придется проторчать здесь всю ночь.
Плотно поев, Сара между тем обдумывала, как себя вести с парижским журналистом. Она прорепетировала несколько ситуаций. Удрученность: «друг мой, мы – ничто перед вечностью»; слабость: «я больше не вынесу подобных испытаний»; отчаяние: «не думаю, что способна сдержать свои обязательства и выступить в этой роли завтра»; философская отрешенность: «смерть – не игра, она мстит тем, кто осмеливается изображать ее»; чувство вины: «именно я должна была быть на ее месте и умереть вместо нее; почему я еще жива?»; испуг: «ваше присутствие успокаивает меня, я чувствую, что мне грозит опасность; скоро настанет моя очередь»; беспомощность: «я всего лишь слабая женщина, обнимите меня покрепче, мне нужна ваша сила, я чувствую себя такой одинокой». А что, совсем неплохо. Несколько взмахов ресницами, одна-две слезинки и… Вот только журналист был не в ее вкусе, да и любил ли он женщин? Не уверена. Слишком рискованно. Если он потеряет лицо, не видать мне статьи и фото крупным планом на первой полосе.
Боже! Да у меня цветущий вид! Какой ужас! Срочно: немного тени под глаза, изобразить круги. Распустить волосы, никаких локонов, так будет лучше. Платок на шею. И проветрить квартиру, быстро. Здесь, должно быть, все еще пахнет лазаньей. Открывая окно, выходившее на улицу, она заметила на тротуаре высокого мужчину в черном.
«Какой он большой! – подумала она. – И похоже, одинок… Уф… у каждого своя жизнь!»
Беспорядок или порядок? Ни то ни другое; нечто среднее, так будет поартистичнее. Приготовить чай или сослаться на слабость: нет сил накрыть на стол? Попросить его этим заняться, но в таком случае – выставить напоказ заварной чайник, чайник для воды, чашки и бисквиты в кухоньке, а главное – убрать грязную посуду, скопившуюся в мойке. Быстренько засунуть ее в посудомоечную машину. И все шито-крыто! Что еще? Ах, фотографии! Подобрать их заранее, но так, чтобы это не было заметно. Ну вот, кажется, все в порядке. Да, закрыть окно, задвинуть шторы: яркий свет вреден больной. А, вот и такси… Не торопиться отвечать по домофону. Пусть позвонит пару раз. «Прошу прощения, я задремала».
23
Индийский ресторан располагался в полуподвальном помещении. Строгая обстановка, мебель из темного дерева, вентиляторы на потолке, монастырские кружевные арки, отделяющие столики… Одним словом, все очень уютно, приветливо, неброско. Приятно благоухал цельный рис, заправленный мясом молодого барашка и пряностями, и, что уж было совсем необычным для подобного рода заведений, винная карта соответствовала изысканным блюдам. Инспектор Легран заказал бутылку «Ночей святого Георгия», густой букет которого оставлял во рту особый ароматный привкус спелых плодов. Ароматы вина, смешавшиеся с пряностями, нежно возбуждали нёбо. Четверо мужчин заняли удобный столик с двумя банкетками, обитыми красным с вышивкой бархатом, сели по двое друг против друга. Доктор Отерив поднял свой бокал.
– Предлагаю выпить за нашего друга Бертрана, которого осенила чудесная идея познакомить нас с этим райским местечком.
– За Бертрана! – в один голос ответили Уильям и Эрнест.
Метрдотель в национальной одежде принес традиционные маленькие индийские лепешки, начиненные сыром.
– Is everything all right, gentlemen?
– Absolutely perfect! Wonderful! – подтвердил инспектор Джонсон.
– Thank you, sir.
Все четверо, занявшись горячими лепешками, ждали, когда метрдотель, собрав лишнюю посуду, удалится. Настало время подведения итогов, сопоставления добытой за день информации.
– До чего же вкусно! Ну, кто начнет? – спросил Уильям. – Месье Лебраншю?
Критик с наслаждением прожевал последний кусочек, положил приборы на тарелку, вытер губы белой камчатной салфеткой и слегка откашлялся, прочищая горло.
– Она устроила мне такое кино, что не знаю, с чего и начать! Ну чисто Марлен Дитрих в «Шанхайском экспрессе»! Ни малейшей накладки! Спектакль на глазированной бумаге. Верх искусства! Даже вздохи были рассчитаны на умиление собеседника. Она так и пролежала все время на софе, только один раз с наигранным усилием приподняла пальчик, показав мне дверь в кухню, где я мог бы приготовить чай. Бедненькая, у нее не осталось ни капельки сил! Да, я, может быть, мог бы найти в ее чемодане фотографии для моей статьи… Полагаю, что за все пятнадцать лет, что я занимаюсь журналистикой, никто еще не пытался меня так дурачить! Очевидно одно: она что-то скрывает. Но что? Ни черта не понимаю. Хитра, себе на уме: невозможно ничего вытянуть из нее. Была ли она одна в артистической после визита врача? Где находилась в момент убийства Дженнифер Адамс? Каждый неприятный вопрос вызывал у нее приступ слабости. Хотите знать мое мнение? Скажу: она потенциальная подозреваемая! А вы? Что-нибудь разузнали в «Ковент-Гарден» у ее костюмерши?
– Are you finished?
– I think so.
– Very well, sir. Would you like some dessert?
Бертран объявил, что здесь подают отменнейший салат из манго и апельсинов, и заказал его на всех. Официанты быстро убрали со стола лишнее, и беседа возобновилась.
– Джейн детально описала нам недомогание Сары. По ее словам, это не было притворством: Сара действительно заболела, – начал инспектор Уильям. – Это подтверждает и врач, с которым я тоже побеседовал.
– А не могла ли она спровоцировать у себя болезнь, чтобы обеспечить алиби? – спросил Эрнест.
– Такое возможно, – ответил доктор Отерив. – Достаточно съесть что-нибудь, что вам противопоказано, – аллергическая реакция вызовет рвоту. Довольно эффективно и безопасно.
– А как насчет шоколада? – поинтересовался Бертран.
– Не исключено. Тем более что, кажется, в ее артистической была коробка с шоколадом. К сожалению, мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг приказала костюмерше выбросить ее в мусорную корзину.
– Вы ее нашли? – заинтересованно спросил Эрнест.
– Нет, – вздохнул англичанин. – Там уже поработали мусорщики, так что никаких следов.
– Не повезло. Известно хотя бы, от кого эта коробка? – настаивал критик.
– От неизвестного почитателя! – ответил Бертран.
– Ну как нарочно! – разочарованно заметил Эрнест. – Все следы, едва появившись, немедленно исчезают, и мы остаемся ни с чем!
– Вы совершенно правы, too much is too much! – согласился Уильям.
Принесли салат, красиво разложенный по стеклянным мисочкам с позолоченными краями и разноцветными гранями. Каждый молча вкушал десерт, перебирая в уме и сопоставляя факты. Эрнест уже не сомневался в том, что каким-то боком дива была причастна к этой истории. Уильям думал о том же. Что касается Бертрана и Жан-Люка, то они убедились в справедливости гипотез, выдвинутых ими во время бессонной ночи. Инспектору Леграну вспомнились также и слова Иветты, сказанные ею в антракте. Тот кинжал, который она нашла в гримуборной мадемуазель Сары фон Штадт-Фюрстемберг, похоже, был веской уликой против певицы. А Жилу? Знал ли он об этом? Хотел защитить ее? Полицейский не собирался делиться этой информацией с друзьями – прежде ее следовало проверить. Опыт подсказывал, что лежащее на виду часто обманчиво.
Манго таяло во рту, все четверо наслаждались экзотическим освежающим соком.
– Не закажут ли господа кофе? – предложил официант.
– Три крепких, один слабый.
– Как по-вашему, месье Лебраншю, она выйдет на сцену?
– Вне всякого сомнения, инспектор Джонсон! Она скорее лопнет, чем откажется от такого рекламного трамплина! Она та еще карьеристка!
– Гм-м… дельце-то весьма деликатное. Эта дама окутана подозрениями… Это единственное, в чем я не сомневаюсь, – подвел итог инспектор Легран.
– И мы все так думаем! – оживился журналист. – Но тем не менее мы не должны сидеть сложа руки и ждать новой драмы.
– А что делать? – спросил инспектор Джонсон, почесывая переносицу.
– Не устроить ли ей ловушку? – предложил критик, в глазках которого заблестели лукавинки.
– Что вы имеете в виду? – озабоченно спросил Бертран.
– Что-то вроде инсценировки, подобной тем, что встречаются в операх XVIII и XIX веков, когда самые таинственные истории распутывались с помощью призраков. Знаю, это покажется вам несколько допотопным, но во многих лирических постановках развязка наступает с появлением привидений. И вот я подумал: а не воспользоваться ли нам этим старинным рецептом, чтобы вывести из равновесия нашу диву?
– Боюсь, дорогой друг, что ваше романтическое воображение не уживется с приземленным мышлением нашей полиции. Вы путаете прошлое с настоящим, – возразил Уильям.
– Позвольте ему объясниться, – вмешался доктор Отерив. – У детективов-любителей иногда возникают разумные идеи. Что до меня, то я всегда любил дома с привидениями!
– О'кей, Жан-Люк. Но только ради вашего удовольствия, – сдался Бертран. – Продолжайте, месье Лебраншю. Наши уши на гвозде внимания, как говорят на Востоке.
– Премного благодарен. Итак, для успешного осуществления моего плана нам нужна в первую очередь дублерша: девушка, способная ломать комедию и импровизировать в случае необходимости. Ее задача: нарядиться Кармен и заставить поверить, что Дженнифер Адамс вернулась на место преступления для мщения.
– Вы шутите! Это несерьезно! Неужели вы и вправду думаете, что мадемуазель Сара фон Штадт-Фюрстемберг поймается на эту удочку? У нас полицейское расследование, а не кукольный театр! Очень жаль, но я на это не пойду, – возмутился Уильям.
– Позвольте мне настаивать. Если Сара фон Штадт-Фюрстемберг действительно убийца, то встреча с жертвой – живой и невредимой – будет для нее сильнейшим эмоциональным ударом. Это побудит ее совершить ошибку. У вас нет улик? Тогда что вы теряете? Пойдите на эксперимент! Если же она невиновна, то отделается испугом и припишет все неудачной шутке своих коллег, которые ее недолюбливают. Но если за ней есть грех, как мы считаем, вы, господа инспекторы, сможете припереть ее к стенке и добиться признания.
– Извините, что лезу не в свое дело, но сдается мне, что игра стоит свеч, – поддержал его Жан-Люк.
– И потом, в вашем сценарии «на воре шапка горит» нам потребуется поддержка Джейн, ее костюмерши… Если только она согласится участвовать в ваших махинациях, – задумчиво заметил Уильям.
И в самом деле следов у него не было никаких, и он не знал, с чего начать. Предложение журналиста по крайней мере позволяло начать действовать. Нет ничего хуже бездеятельности. Все это, правда, было не по закону, неофициально, однако в точке, где они находились…
– А что ты думаешь о Сенте Келлер, Бертран?
– О хористке, которая живет у твоей матери?
– Да.
– Ничего особенного.
– Я имею в виду ее внешность.
– Скорее, неприглядная. А к чему это?
– Вообрази ее в гриме, в парике, одетой, как Дженнифер Адамс.
– Ты хочешь сделать из нее Кармен?
– Угадал!
– Неужели ты принимаешь предложение месье Лебраншю, Билл? Спустись на землю!
Инспектор Джонсон, проигнорировав возмущение друга, продолжал развивать свою мысль.
– Проблема в том, согласится ли Сента подвергнуться риску. Ведь это может быть опасным! Особенно если Сapa и в самом деле преступница. Почуяв ловушку, она может совершить рецидив!
– Мы будем поблизости и защитим ее, – заявил Эрнест, увидевший, что полицейский из Скотленд-Ярда всерьез заинтересовался его планом.
– Конечно. Но всякое может случиться. Что-то непредвиденное, какое-либо недоразумение… Доктор, а вы как думаете?
– Как врач скажу: ежели эта дама действительно убийца, то появление той, которую она считала мертвой, может сильно потрясти ее, и она выдаст себя жестом или словом.
– Допускаю, что все вы правы! Сдаюсь! – капитулировал Бертран. – Но ваш псевдоромантический фарс не даст доказательств, которые можно было бы представить в суде!
– Итак, все согласны! – с видимым энтузиазмом заключил Эрнест Лебраншю. – И вы не пожалеете!
– Кто займется Сентой?
– А почему бы не твоя мать? – предложил Бертран.
– Пожалуй, ты прав. Она знает ее лучше, чем мы. Если предложение будет исходить от матушки, она не так испугается. Остается отработать мельчайшие детали нашей стратегии. Все должно быть готово ко вторнику, к вечернему спектаклю.
– Жаль, я не могу присутствовать на нем. На послезавтра у меня назначена операция.
– Какая жалость, Жан-Люк, нам будет вас не хватать!
– Вы и без меня справитесь, Бертран. А коль уж вам так необходим врач, не забывайте, что Роберт – психиатр и, стало быть, прекрасно может меня заменить.
Оба мужчины, взглянув друг на друга, слегка покраснели; эта деталь не укрылась ни от инспектора Джонсона, ни от Эрнеста Лебраншю.
– А, вот и кофе! – воскликнул критик. – Счет оплачиваю я.
– Ну уж нет, идея была моя, – не согласился Бертран.
– Я настаиваю! Я проведу его по статье «накладные расходы». Учитывая, господа, что я намерен просить вас о представлении эксклюзива для «Мира меломанов» на это расследование, думаю, моя газета может вам предложить этот вкусный ужин.
– В таком случае я пас. Ке-дез-Орфевр не отличается такой щедростью!
– Как и Скотленд-Ярд!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20