Пора тушить люстру, зажигать свечи и давать сигнал.
При первом ударе у всех екнуло сердце. При втором все встали. При третьем один из лакеев начал складывать ширмы, открывая взору одного за другим различных оперных персонажей, прятавшихся за ними. При десятом ударе образовался странный кортеж. При одиннадцатом все по знаку подошли к столу. После двенадцатого началось празднование. Под бравурную увертюру из «Сомнамбулы» все входили в новый год, год двухсотлетия Французской революции.
Иветта первая нарушила молчание.
– С Новым годом! – пожелала она, целуя Айшу.
Пример оказался заразительным, и все последовали ему. Устанавливалась теплая атмосфера. Со всех сторон раздавались «Happy New Year» и «Bonne Ann?e». Каждый получил свою долю поцелуев, а некоторые лишь один, но сильный и глубокий. Все обменялись искренними пожеланиями счастья, здоровья, богатства, любви. Агнесса предложила тост и произнесла стихотворное четверостишие, заранее отрепетированное:
Выпьем, друзья,
Время торопит.
Жить надо так,
Как только можно.
– Браво! – поздравил ее Эрнест, узнав отрывок из «Мещанина во дворянстве» Мольера, который Люлли переложил на песню.
Затем, играя своим хвостом, он подхватил припев, обращаясь к обслуге:
Скорее, скорее вино несите,
Наливай, гарсон.
Лейте, лейте,
Пока оно льется.
– Не знал, что у вас такой голос, – удивился Жан-Люк. – Вы могли бы сделать карьеру, дружище. Чокнемся за ваш талант.
– Примите и мои поздравления! – воскликнула Эмма, поднимая свой кубок с шампанским. – Так сымпровизировать под музыку Беллини – это чудо!
– В этот вечер мне все дозволено. Разве я не князь тьмы?
– Сядем за стол? – предложила Иветта. – Свои места вы можете определить по карточкам, но я знаю их наизусть и рассажу вас. Айша – Лакме, миленькая, сюда. Справа от нее Уильям – Кастор; и речи быть не может, чтобы разлучить голубков! Слева от нее наш ковбой, шериф Бертран – Джек Рэнс; рядом с ним наша кормилица Агнесса, а за ней Роберт – Поллукс. Надеюсь, вы не будете разочарованы соседством с красавицей графиней, мой дорогой Жан-Люк – доктор Миракль.
– Будь вы одеты пиковым тузом, я бы поморщился, но раз вы дама, я польщен! – с юмором парировал врач.
– Какой прекрасный собеседник! Жаль, что я должна делить его с веселой вдовой Эммой, – продолжила новоиспеченная миллионерша, пока вымуштрованные лакеи манипулировали стульями, чтобы каждый мог удобно усесться в своем непривычном костюме.
– Ну вот, остался только месье Лебраншю. О, тысячу извинений, я хотела сказать, его светлость Мефистофель! Вы будете верным рыцарем мадам Джонсон. Засуньте ваши вилы под стол.
– С удовольствием, – поблагодарил критик, из рук которого, как по волшебству, исчезло оборонительное оружие.
– Поосторожнее с ним, он большой любитель душ, – предупредил Эмму Джонсон доктор Отерив.
– А пустое место осталось для бедняка? – спросил Мефистофель. – Я полагал, что такой обычай окончательно исчез.
– Это чисто символически, – ответила Агнесса. – Когда-то так поступали в деревне мои дедушка и бабушка, вот я и подумала, если прилетит добрый ангел, наш долг оказать ему гостеприимство.
– Потому-то его карточка пуста. Мы напишем его имя позднее, – уточнил шериф Бертран, подмигнув Биллу.
– Начнем? – предложила «графиня» Иветта. – Жрать хочется. О, пардон, мои дорогие! Я хочу сказать, что проголодалась. Приятного аппетита, друзья!
– Приятного аппетита! – хором пожелали уже немного захмелевшие гости и с наслаждением, весело набросились на королевское угощение.
– М-м-м, как вкусно!
– Попробуйте икры. В жизни не ел ничего вкуснее.
– Немного хлеба, пожалуйста.
Пиршество было в самом разгаре, когда вдруг в дверь трижды постучали.
– Кто бы это мог быть? – поинтересовалась веселая вдова, очищая омара.
– Должно быть, бедняк, пришедший потребовать ему положенное, – заметил Мефистофель.
– Эй, лакеи, откройте этой неприкаянной душе, – высокопарно приказал шериф Бертран.
Оркестр заиграл двусмысленное крещендо, когда на пороге показался призрак Каллас. Все замерли. Кто с устрицей в руке, кто – с лангустом или моллюском. Слуги расступились, пропуская странное видение. Пришелица подходила молча, медленно. Она бесшумно скользила по мозаичному полу. Ее болезненной бледности лицо внушало тревогу.
– Браво! Вот это появление! – восхитился Мефистофель. – Не подкопаешься!
Ни звука не прозвучало в ответ на его восторг, слышно было лишь легкое дыхание новопришедшей, которая, глядя прямо перед собой, без намека на улыбку направлялась к свободному стулу. Один из лакеев подбежал, чтобы помочь ей сесть. Негибкая, словно труп, она прислонилась к спинке своего стула, обитого кроваво-алым бархатом. Нервный смешок вырвался у «графини» Иветты, но нежданная гостья не слышала ее. Неожиданно из этого тела полился голос, похожий на тот, что звучал в музыке. И обе Каллас слились в одну, исполняя восхитительную фразу, которую поет Амина, героиня Беллини:
Sempre uniti in una speme,
Nella terra in cui viviamo
Ciformiamo un del d'amor.
Высокая возвышенная нота, затерявшаяся в бесконечности; от ярко выраженного фортиссимо в финале заколебались тоненькие язычки свечей, а хор ликующе заканчивал оперу, отвечая ей:
Unnocente, e a nol pi? cara,
Bella pi? del tuo soffrir,
Vieni al tempio eapie dell'ara
Uncominci il tuo gioir.
Мефистофель побледнел. Растроганная Айша плакала. Сердца миссис Джонсон и Жан-Люка никогда еще не бились так сильно. Иветта же успокоилась. А Агнесса узнала этот голос. Но нет, такое невозможно – она мертва. Что за дурная трагедия разыгрывается здесь в эту ночь? И только Бертран, Уильям и Роберт, казалось, спокойно воспринимали присутствие фантома, сидевшего рядом с ними. Воцарилось холодное молчание. Пришло время открыть истину. Бертран важно встал. Подняв позолоченный кубок, он начал произносить тост:
– Я ждал, когда мы все соберемся, чтобы от лица всех поблагодарить Иветту, проявившую инициативу и пригласившую нас сюда на этот вечер. Огромная благодарность и временной хозяйке этих мест, сумевшей предоставить в наше распоряжение чудесные, украшающие нас одежды.
Он по-джентльменски повернулся сначала к Агнессе и похвалил ее платье кормилицы, затем – к Эмме Джонсон, чье черное платье веселой вдовы переливалось разноцветными блестками. Не забыл он и Айшу, очаровательную в воздушном платье Лакме, и окончил Иветтой, особенно отметив ее элегантность, достойную настоящей графини. Бывшая уборщица очень сконфузилась и покраснела. Но взгляд шерифа уже переместился на другую женщину. Он смотрел на призрак Марии, которая была такой нереальной, трогательной, такой совершенной в своей исступленной восторженности, не принадлежащей ни к одному из миров, но балансирующей на стыке двух вселенных в состоянии психоза. Не зная, как рассеять овладевшую всеми неловкость, некоторые, подражая инспектору, подняли свои кубки, уцепившись за этот привычный жест, словно за брошенный им спасательный круг. Они отпили шампанского и натянуто улыбнулись, будто давая понять, что знают, как к этому отнестись. Однако были и такие, кто не переставал задавать себе вопросы. Шериф выдержал паузу, обвел глазами своих слушателей и торжественно продолжил:
– Настал момент пролить свет на ужасные драмы, которые тем не менее позволили нам узнать, что такое прочная дружба. Итак, я попытаюсь объяснить вам, как с помощью инспектора Джонсона и невольного участия некоторых из вас мне удалось прийти к кое-каким выводам. Вернемся, если вам угодно, к 29 сентября 1986 года, дате премьеры «Троянцев» в Парижской опере. Все началось именно в тот вечер, в нескольких метрах отсюда.
Бертран покинул свое место и принялся ходить вокруг стола. Началась игра в «свечу». Однако он не положил носовой платочек за стулом Марии, а начал рассказ:
– Лицо, которое мы назовем Икс, выжидало удобного случая, когда занавес поднялся перед первым актом. Он еще не знал, что станет убийцей. Все произошло очень быстро, непреднамеренно, во время антракта. Воспользовавшись смятением на сцене после обморока Сары фон Штадт-Фюрстемберг, исчерпавшей последние силы, чтобы представить публике трагическую смерть Кассандры, Икс по причинам, о которых я расскажу ниже, завладел бутафорским кинжалом, лежавшим в кулисах на столе для аксессуаров. Именно с этого стола артисты брали то, что им нужно, перед выходом на сцену. На нем находилось немало оружия. Так что для Икс не составило труда подменить бутафорский кинжал настоящим; для этого нужно было лишь зафиксировать стопор, который делал лезвие безобидным. Икс рассчитывал, что в разгар действия певица, исполнявшая партию Дидоны, может нанести себе смертельную рану в момент самопожертвования. Однако вопреки всем ожиданиям Эрма Саллак выжила. Замысел Икс не удался. Что за важность: проиграл сражение, но не войну. Раз Икс вне подозрений, можно позднее возобновить попытку. В Лондоне, например, 9 октября 1987 года.
Бертран, до этого стоявший за стулом Марии, подошел к Агнессе и встал за ее спиной.
– В тот вечер в Королевском оперном театре давали новую постановку «Кармен» с Сарой фон Штадт-Фюрстемберг в главной роли. Так вот, во время антракта после первого акта с певицей стало плохо. Симптомы оказались почти идентичны тем, которые были у нее в Пале-Гарнье. Сходство этих фактов прошло бы для меня незамеченным, если бы Эрнест Лебраншю не обратил на них мое внимание. Совпадение было тем более странным, что заменившая певицу Дженнифер Адамс скончалась в результате происшедшего несчастного случая, о котором все мы знаем. Ход развития событий оказался таким же, как и в Париже, только жертва была другая.
– В чем же здесь связь? – спросила заинтригованная Эмма. – Ведь Дженнифер Адамс не участвовала в «Троянцах»!
– Разумеется, уважаемая миссис Джонсон. Она даже находилась очень далеко от того места: плыла по Тихому океану. Шесть человек, не считая членов экипажа, могли бы это засвидетельствовать.
– Тогда почему ее убили?
– Невезение! Она оказалась в неподходящем месте в неподходящий момент! Икс ошибся жертвой, – добавил инспектор Джонсон.
– И тем не менее мы имеем дело со смело задуманным преступлением, – заявил Бертран. – Остается найти мотив. У кого-нибудь есть предположения?
– Может быть, соперничество между двумя певицами? – отважился Жан-Люк, никогда не видевший своего друга таким загадочным.
– Есть также человек, который хотел убить Сару в «Ковент-Гарден», когда мы с помощью Сенты Келлер, переодевшейся в Кармен, устроили ловушку для подозреваемого, – высказался Эрнест.
– Жиль Макбрайен! Наша глупая инсценировка чуть было не сделала из него идеального убийцу, – ответил шериф. – Узнай я его, не дай ему сбежать, нам, вероятнее всего, удалось бы предотвратить его трагический конец.
– А нож, о котором он умолчал? Тот, который я нашла в уборной бедняжки Сары! – возмутилась Иветта.
– Он подумал, что та намеревалась разделаться со своей соперницей, а так как он был в нее безумно влюблен, то умолчал о находке, чтобы отвести от нее подозрения. У него и в мыслях не было, что, поступив так, он обрек ее на смерть! Можно даже предположить, что, расскажи он о том кинжале, мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг была бы жива и по сей день. Но вернемся в Лондон. Вы знакомы с главной костюмершей «Ковент-Гарден», не так ли, Агнесса?
Портниху этот неожиданный вопрос застал врасплох, словно инспектор крикнул ей: «Свеча!»
– Джейн! – удивленнр воскликнула она. – Да, конечно, но я уж и не помню, когда виделась с ней в последний раз… А почему вы спрашиваете?
Инспектор Легран держал свой кружок в напряжении. Он, а не кто иной, диктовал правила игры. И от этого чувствовал удовлетворение. Ощущение власти возбуждало его.
– Не считаете ли вы, что она девица нерешительная? Из тех, что выдумывают разные истории, чтобы прослыть интересными?
– Джейн! Упаси Господи! В жизни не встречала кого-нибудь с такой головой на плечах. Особенно меня поражала ее наблюдательность. От нее ничто не ускользает. Она способна на расстоянии понять, прочен ли шов или вот-вот разойдется. У нее просто какое-то шестое чувство!
– Стало быть, она не просмотрела бы вырванный клочок или прореху на платье солистки?
– Конечно, нет.
– Спасибо, Агнесса. Ваше свидетельство льет воду на мою мельницу, так как в вечер второго представления платье Сары порвалось на спине, или, выражаясь точнее, было порвано кем-то, кто пытался потушить нам мысль, что накануне дива в антракте взобралась к колосникам, готовя убийство Дженнифер Адамс, и в спешке за что-то зацепилась юбкой. Да вот только Джейн вернулась в театр в воскресенье после премьеры, и когда инспектор Джонсон допрашивал ее вечером, она не упомянула об этой детали, относящейся к одежде лишь потому, что костюм Кармен был тогда еще в хорошем состоянии. Следовательно, Икс возвращался на место преступления между двумя представлениями с намерением навести нас на ложный след. К этому следует добавить, что дежурный врач подтвердил болезнь мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг.
– Чем же она болела? – застенчиво спросила Айша.
Полицейский предоставил слово своему другу Жан-Люку.
– Полагаю, у нее была аллергия на шоколад. Случается, что какао оказывается для некоторых людей сильным ядом. Иногда даже ничтожная его доза может вызвать серьезный кризис. Наиболее часто встречающиеся симптомы – рвота и потеря сознания.
– Все так и было, – дополнил Уильям. – В артистической «Ковент-Гарден» находилась коробка шоколадных конфет. Об этом мне сказала Джейн. Сара велела выбросить ее, но не устояла перед искушением съесть половинку конфетки до выхода на сцену.
– Одну коробку она получила в Пале-Гарнье. Я это прекрасно помню. Как сейчас слышу, как она говорит: «Возьмите-ка ее, Агнесса, уберите с моих глаз долой это искушение сатаны».
– Коробка была полная? – спросил Бертран.
– Нет, – ответила портниха, – половинка конфеты была съедена, а сливочная начинка вытекла и склеила соседние шоколадки.
– Таким образом, мы можем утверждать, что мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг не притворялась больной, чтобы обеспечить себе алиби и безнаказанно убивать своих партнерш… Впрочем, коробку с шоколадом мы нашли и в Афинах, но от жары конфеты растеклись и их выбросили, даже не попробовав, – добавил инспектор. – Так что в Афинах Сара не заболела по чистой случайности.
– Но кто же присылал ей эти конфеты? – спросил Роберт.
– Думаю, что их присылал Жилу, который знал ее слабость к сладкому. Выходит, что и тут он замешан, сам того не желая. Довольно странный невиновный убийца, вы не находите? Шоколад вызывает болезнь, но в то же время спасает жизнь! Ирония судьбы!
– И все-таки он был грубияном! – не выдержала Иветта.
– Скажем, он не умел сдерживать себя, а вообще-то, мне кажется, он был неплохим парнем. Кстати, самоубийством он доказал искренность своих чувств к Саре. Бедняга вообразил, что неправильно настроил гильотину, которая отрубила голову Бланш де Ла Форс. Он отвечал за все сценическое оборудование. И вероятнее всего, он погиб, думая, что его небрежность явилась причиной несчастного случая. Мы с инспектором Джонсоном тоже в некотором роде причастны к этой трагедии; напрасно мы преследовали его… Итак, отводим еще одного подозреваемого, поскольку он сам стал жертвой того самого Икс.
Бертран прошел еще немного и остановился за стулом Эрнеста. Присутствие полицейского за спиной было неприятно Мефистофелю. Журналист инстинктивно напрягся. Пот выступил на его лбу, капли прочерчивали бороздки в гриме, стекая по щекам. Тут Агнесса заметила, что забыла положить на стол салфетки; они остались на десертном столике. Она встала, сходила за ними и раздала гостям. Движение принесло ей облегчение. Эрнест поблагодарил, промокнул лицо и протер очки.
– Ну и жарища! – пробормотал он, обмахиваясь своей картой вин. – Мой костюм – настоящая портативная сауна!
Бертран не подхватил ремарку журналиста и продолжил:
– Подумаем теперь о еще одном подозреваемом. Вы помните, миссис Джонсон, вашу жиличку, швейцарку?
– Сенту Келлер? Еще бы… очаровательная девушка.
– Вы помните случай с чайником?
– Конечно. Бедняжка сильно ошпарила себе руку.
– Прекрасно… Она обожгла руку. Существенная деталь. К сожалению, в тот момент ни доктор Отерив, оказавший ей первую помощь, ни я сам не обратили внимания на ее руки: они были очень похожи на руки Эрмы Саллак – с такими же длинными тонкими кистями. А ведь я держал их, когда в Париже навестил ее в больнице… От ожога осталось небольшое коричневое пятнышко… Такое же точно мы приметили в Афинах на правой кисти Сесилии Геропулос, переводчицы Сары.
– Вы хотите сказать, что Сента и Сесилия – одно и то же лицо! – воскликнула Эмма Джонсон.
– Никак не врублюсь! – в отчаянии ударила кулачком по столу «графиня» Иветта. – О! Извините, это нервное…
– Должен признать, что понять что-либо тут нелегко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
При первом ударе у всех екнуло сердце. При втором все встали. При третьем один из лакеев начал складывать ширмы, открывая взору одного за другим различных оперных персонажей, прятавшихся за ними. При десятом ударе образовался странный кортеж. При одиннадцатом все по знаку подошли к столу. После двенадцатого началось празднование. Под бравурную увертюру из «Сомнамбулы» все входили в новый год, год двухсотлетия Французской революции.
Иветта первая нарушила молчание.
– С Новым годом! – пожелала она, целуя Айшу.
Пример оказался заразительным, и все последовали ему. Устанавливалась теплая атмосфера. Со всех сторон раздавались «Happy New Year» и «Bonne Ann?e». Каждый получил свою долю поцелуев, а некоторые лишь один, но сильный и глубокий. Все обменялись искренними пожеланиями счастья, здоровья, богатства, любви. Агнесса предложила тост и произнесла стихотворное четверостишие, заранее отрепетированное:
Выпьем, друзья,
Время торопит.
Жить надо так,
Как только можно.
– Браво! – поздравил ее Эрнест, узнав отрывок из «Мещанина во дворянстве» Мольера, который Люлли переложил на песню.
Затем, играя своим хвостом, он подхватил припев, обращаясь к обслуге:
Скорее, скорее вино несите,
Наливай, гарсон.
Лейте, лейте,
Пока оно льется.
– Не знал, что у вас такой голос, – удивился Жан-Люк. – Вы могли бы сделать карьеру, дружище. Чокнемся за ваш талант.
– Примите и мои поздравления! – воскликнула Эмма, поднимая свой кубок с шампанским. – Так сымпровизировать под музыку Беллини – это чудо!
– В этот вечер мне все дозволено. Разве я не князь тьмы?
– Сядем за стол? – предложила Иветта. – Свои места вы можете определить по карточкам, но я знаю их наизусть и рассажу вас. Айша – Лакме, миленькая, сюда. Справа от нее Уильям – Кастор; и речи быть не может, чтобы разлучить голубков! Слева от нее наш ковбой, шериф Бертран – Джек Рэнс; рядом с ним наша кормилица Агнесса, а за ней Роберт – Поллукс. Надеюсь, вы не будете разочарованы соседством с красавицей графиней, мой дорогой Жан-Люк – доктор Миракль.
– Будь вы одеты пиковым тузом, я бы поморщился, но раз вы дама, я польщен! – с юмором парировал врач.
– Какой прекрасный собеседник! Жаль, что я должна делить его с веселой вдовой Эммой, – продолжила новоиспеченная миллионерша, пока вымуштрованные лакеи манипулировали стульями, чтобы каждый мог удобно усесться в своем непривычном костюме.
– Ну вот, остался только месье Лебраншю. О, тысячу извинений, я хотела сказать, его светлость Мефистофель! Вы будете верным рыцарем мадам Джонсон. Засуньте ваши вилы под стол.
– С удовольствием, – поблагодарил критик, из рук которого, как по волшебству, исчезло оборонительное оружие.
– Поосторожнее с ним, он большой любитель душ, – предупредил Эмму Джонсон доктор Отерив.
– А пустое место осталось для бедняка? – спросил Мефистофель. – Я полагал, что такой обычай окончательно исчез.
– Это чисто символически, – ответила Агнесса. – Когда-то так поступали в деревне мои дедушка и бабушка, вот я и подумала, если прилетит добрый ангел, наш долг оказать ему гостеприимство.
– Потому-то его карточка пуста. Мы напишем его имя позднее, – уточнил шериф Бертран, подмигнув Биллу.
– Начнем? – предложила «графиня» Иветта. – Жрать хочется. О, пардон, мои дорогие! Я хочу сказать, что проголодалась. Приятного аппетита, друзья!
– Приятного аппетита! – хором пожелали уже немного захмелевшие гости и с наслаждением, весело набросились на королевское угощение.
– М-м-м, как вкусно!
– Попробуйте икры. В жизни не ел ничего вкуснее.
– Немного хлеба, пожалуйста.
Пиршество было в самом разгаре, когда вдруг в дверь трижды постучали.
– Кто бы это мог быть? – поинтересовалась веселая вдова, очищая омара.
– Должно быть, бедняк, пришедший потребовать ему положенное, – заметил Мефистофель.
– Эй, лакеи, откройте этой неприкаянной душе, – высокопарно приказал шериф Бертран.
Оркестр заиграл двусмысленное крещендо, когда на пороге показался призрак Каллас. Все замерли. Кто с устрицей в руке, кто – с лангустом или моллюском. Слуги расступились, пропуская странное видение. Пришелица подходила молча, медленно. Она бесшумно скользила по мозаичному полу. Ее болезненной бледности лицо внушало тревогу.
– Браво! Вот это появление! – восхитился Мефистофель. – Не подкопаешься!
Ни звука не прозвучало в ответ на его восторг, слышно было лишь легкое дыхание новопришедшей, которая, глядя прямо перед собой, без намека на улыбку направлялась к свободному стулу. Один из лакеев подбежал, чтобы помочь ей сесть. Негибкая, словно труп, она прислонилась к спинке своего стула, обитого кроваво-алым бархатом. Нервный смешок вырвался у «графини» Иветты, но нежданная гостья не слышала ее. Неожиданно из этого тела полился голос, похожий на тот, что звучал в музыке. И обе Каллас слились в одну, исполняя восхитительную фразу, которую поет Амина, героиня Беллини:
Sempre uniti in una speme,
Nella terra in cui viviamo
Ciformiamo un del d'amor.
Высокая возвышенная нота, затерявшаяся в бесконечности; от ярко выраженного фортиссимо в финале заколебались тоненькие язычки свечей, а хор ликующе заканчивал оперу, отвечая ей:
Unnocente, e a nol pi? cara,
Bella pi? del tuo soffrir,
Vieni al tempio eapie dell'ara
Uncominci il tuo gioir.
Мефистофель побледнел. Растроганная Айша плакала. Сердца миссис Джонсон и Жан-Люка никогда еще не бились так сильно. Иветта же успокоилась. А Агнесса узнала этот голос. Но нет, такое невозможно – она мертва. Что за дурная трагедия разыгрывается здесь в эту ночь? И только Бертран, Уильям и Роберт, казалось, спокойно воспринимали присутствие фантома, сидевшего рядом с ними. Воцарилось холодное молчание. Пришло время открыть истину. Бертран важно встал. Подняв позолоченный кубок, он начал произносить тост:
– Я ждал, когда мы все соберемся, чтобы от лица всех поблагодарить Иветту, проявившую инициативу и пригласившую нас сюда на этот вечер. Огромная благодарность и временной хозяйке этих мест, сумевшей предоставить в наше распоряжение чудесные, украшающие нас одежды.
Он по-джентльменски повернулся сначала к Агнессе и похвалил ее платье кормилицы, затем – к Эмме Джонсон, чье черное платье веселой вдовы переливалось разноцветными блестками. Не забыл он и Айшу, очаровательную в воздушном платье Лакме, и окончил Иветтой, особенно отметив ее элегантность, достойную настоящей графини. Бывшая уборщица очень сконфузилась и покраснела. Но взгляд шерифа уже переместился на другую женщину. Он смотрел на призрак Марии, которая была такой нереальной, трогательной, такой совершенной в своей исступленной восторженности, не принадлежащей ни к одному из миров, но балансирующей на стыке двух вселенных в состоянии психоза. Не зная, как рассеять овладевшую всеми неловкость, некоторые, подражая инспектору, подняли свои кубки, уцепившись за этот привычный жест, словно за брошенный им спасательный круг. Они отпили шампанского и натянуто улыбнулись, будто давая понять, что знают, как к этому отнестись. Однако были и такие, кто не переставал задавать себе вопросы. Шериф выдержал паузу, обвел глазами своих слушателей и торжественно продолжил:
– Настал момент пролить свет на ужасные драмы, которые тем не менее позволили нам узнать, что такое прочная дружба. Итак, я попытаюсь объяснить вам, как с помощью инспектора Джонсона и невольного участия некоторых из вас мне удалось прийти к кое-каким выводам. Вернемся, если вам угодно, к 29 сентября 1986 года, дате премьеры «Троянцев» в Парижской опере. Все началось именно в тот вечер, в нескольких метрах отсюда.
Бертран покинул свое место и принялся ходить вокруг стола. Началась игра в «свечу». Однако он не положил носовой платочек за стулом Марии, а начал рассказ:
– Лицо, которое мы назовем Икс, выжидало удобного случая, когда занавес поднялся перед первым актом. Он еще не знал, что станет убийцей. Все произошло очень быстро, непреднамеренно, во время антракта. Воспользовавшись смятением на сцене после обморока Сары фон Штадт-Фюрстемберг, исчерпавшей последние силы, чтобы представить публике трагическую смерть Кассандры, Икс по причинам, о которых я расскажу ниже, завладел бутафорским кинжалом, лежавшим в кулисах на столе для аксессуаров. Именно с этого стола артисты брали то, что им нужно, перед выходом на сцену. На нем находилось немало оружия. Так что для Икс не составило труда подменить бутафорский кинжал настоящим; для этого нужно было лишь зафиксировать стопор, который делал лезвие безобидным. Икс рассчитывал, что в разгар действия певица, исполнявшая партию Дидоны, может нанести себе смертельную рану в момент самопожертвования. Однако вопреки всем ожиданиям Эрма Саллак выжила. Замысел Икс не удался. Что за важность: проиграл сражение, но не войну. Раз Икс вне подозрений, можно позднее возобновить попытку. В Лондоне, например, 9 октября 1987 года.
Бертран, до этого стоявший за стулом Марии, подошел к Агнессе и встал за ее спиной.
– В тот вечер в Королевском оперном театре давали новую постановку «Кармен» с Сарой фон Штадт-Фюрстемберг в главной роли. Так вот, во время антракта после первого акта с певицей стало плохо. Симптомы оказались почти идентичны тем, которые были у нее в Пале-Гарнье. Сходство этих фактов прошло бы для меня незамеченным, если бы Эрнест Лебраншю не обратил на них мое внимание. Совпадение было тем более странным, что заменившая певицу Дженнифер Адамс скончалась в результате происшедшего несчастного случая, о котором все мы знаем. Ход развития событий оказался таким же, как и в Париже, только жертва была другая.
– В чем же здесь связь? – спросила заинтригованная Эмма. – Ведь Дженнифер Адамс не участвовала в «Троянцах»!
– Разумеется, уважаемая миссис Джонсон. Она даже находилась очень далеко от того места: плыла по Тихому океану. Шесть человек, не считая членов экипажа, могли бы это засвидетельствовать.
– Тогда почему ее убили?
– Невезение! Она оказалась в неподходящем месте в неподходящий момент! Икс ошибся жертвой, – добавил инспектор Джонсон.
– И тем не менее мы имеем дело со смело задуманным преступлением, – заявил Бертран. – Остается найти мотив. У кого-нибудь есть предположения?
– Может быть, соперничество между двумя певицами? – отважился Жан-Люк, никогда не видевший своего друга таким загадочным.
– Есть также человек, который хотел убить Сару в «Ковент-Гарден», когда мы с помощью Сенты Келлер, переодевшейся в Кармен, устроили ловушку для подозреваемого, – высказался Эрнест.
– Жиль Макбрайен! Наша глупая инсценировка чуть было не сделала из него идеального убийцу, – ответил шериф. – Узнай я его, не дай ему сбежать, нам, вероятнее всего, удалось бы предотвратить его трагический конец.
– А нож, о котором он умолчал? Тот, который я нашла в уборной бедняжки Сары! – возмутилась Иветта.
– Он подумал, что та намеревалась разделаться со своей соперницей, а так как он был в нее безумно влюблен, то умолчал о находке, чтобы отвести от нее подозрения. У него и в мыслях не было, что, поступив так, он обрек ее на смерть! Можно даже предположить, что, расскажи он о том кинжале, мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг была бы жива и по сей день. Но вернемся в Лондон. Вы знакомы с главной костюмершей «Ковент-Гарден», не так ли, Агнесса?
Портниху этот неожиданный вопрос застал врасплох, словно инспектор крикнул ей: «Свеча!»
– Джейн! – удивленнр воскликнула она. – Да, конечно, но я уж и не помню, когда виделась с ней в последний раз… А почему вы спрашиваете?
Инспектор Легран держал свой кружок в напряжении. Он, а не кто иной, диктовал правила игры. И от этого чувствовал удовлетворение. Ощущение власти возбуждало его.
– Не считаете ли вы, что она девица нерешительная? Из тех, что выдумывают разные истории, чтобы прослыть интересными?
– Джейн! Упаси Господи! В жизни не встречала кого-нибудь с такой головой на плечах. Особенно меня поражала ее наблюдательность. От нее ничто не ускользает. Она способна на расстоянии понять, прочен ли шов или вот-вот разойдется. У нее просто какое-то шестое чувство!
– Стало быть, она не просмотрела бы вырванный клочок или прореху на платье солистки?
– Конечно, нет.
– Спасибо, Агнесса. Ваше свидетельство льет воду на мою мельницу, так как в вечер второго представления платье Сары порвалось на спине, или, выражаясь точнее, было порвано кем-то, кто пытался потушить нам мысль, что накануне дива в антракте взобралась к колосникам, готовя убийство Дженнифер Адамс, и в спешке за что-то зацепилась юбкой. Да вот только Джейн вернулась в театр в воскресенье после премьеры, и когда инспектор Джонсон допрашивал ее вечером, она не упомянула об этой детали, относящейся к одежде лишь потому, что костюм Кармен был тогда еще в хорошем состоянии. Следовательно, Икс возвращался на место преступления между двумя представлениями с намерением навести нас на ложный след. К этому следует добавить, что дежурный врач подтвердил болезнь мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг.
– Чем же она болела? – застенчиво спросила Айша.
Полицейский предоставил слово своему другу Жан-Люку.
– Полагаю, у нее была аллергия на шоколад. Случается, что какао оказывается для некоторых людей сильным ядом. Иногда даже ничтожная его доза может вызвать серьезный кризис. Наиболее часто встречающиеся симптомы – рвота и потеря сознания.
– Все так и было, – дополнил Уильям. – В артистической «Ковент-Гарден» находилась коробка шоколадных конфет. Об этом мне сказала Джейн. Сара велела выбросить ее, но не устояла перед искушением съесть половинку конфетки до выхода на сцену.
– Одну коробку она получила в Пале-Гарнье. Я это прекрасно помню. Как сейчас слышу, как она говорит: «Возьмите-ка ее, Агнесса, уберите с моих глаз долой это искушение сатаны».
– Коробка была полная? – спросил Бертран.
– Нет, – ответила портниха, – половинка конфеты была съедена, а сливочная начинка вытекла и склеила соседние шоколадки.
– Таким образом, мы можем утверждать, что мадемуазель фон Штадт-Фюрстемберг не притворялась больной, чтобы обеспечить себе алиби и безнаказанно убивать своих партнерш… Впрочем, коробку с шоколадом мы нашли и в Афинах, но от жары конфеты растеклись и их выбросили, даже не попробовав, – добавил инспектор. – Так что в Афинах Сара не заболела по чистой случайности.
– Но кто же присылал ей эти конфеты? – спросил Роберт.
– Думаю, что их присылал Жилу, который знал ее слабость к сладкому. Выходит, что и тут он замешан, сам того не желая. Довольно странный невиновный убийца, вы не находите? Шоколад вызывает болезнь, но в то же время спасает жизнь! Ирония судьбы!
– И все-таки он был грубияном! – не выдержала Иветта.
– Скажем, он не умел сдерживать себя, а вообще-то, мне кажется, он был неплохим парнем. Кстати, самоубийством он доказал искренность своих чувств к Саре. Бедняга вообразил, что неправильно настроил гильотину, которая отрубила голову Бланш де Ла Форс. Он отвечал за все сценическое оборудование. И вероятнее всего, он погиб, думая, что его небрежность явилась причиной несчастного случая. Мы с инспектором Джонсоном тоже в некотором роде причастны к этой трагедии; напрасно мы преследовали его… Итак, отводим еще одного подозреваемого, поскольку он сам стал жертвой того самого Икс.
Бертран прошел еще немного и остановился за стулом Эрнеста. Присутствие полицейского за спиной было неприятно Мефистофелю. Журналист инстинктивно напрягся. Пот выступил на его лбу, капли прочерчивали бороздки в гриме, стекая по щекам. Тут Агнесса заметила, что забыла положить на стол салфетки; они остались на десертном столике. Она встала, сходила за ними и раздала гостям. Движение принесло ей облегчение. Эрнест поблагодарил, промокнул лицо и протер очки.
– Ну и жарища! – пробормотал он, обмахиваясь своей картой вин. – Мой костюм – настоящая портативная сауна!
Бертран не подхватил ремарку журналиста и продолжил:
– Подумаем теперь о еще одном подозреваемом. Вы помните, миссис Джонсон, вашу жиличку, швейцарку?
– Сенту Келлер? Еще бы… очаровательная девушка.
– Вы помните случай с чайником?
– Конечно. Бедняжка сильно ошпарила себе руку.
– Прекрасно… Она обожгла руку. Существенная деталь. К сожалению, в тот момент ни доктор Отерив, оказавший ей первую помощь, ни я сам не обратили внимания на ее руки: они были очень похожи на руки Эрмы Саллак – с такими же длинными тонкими кистями. А ведь я держал их, когда в Париже навестил ее в больнице… От ожога осталось небольшое коричневое пятнышко… Такое же точно мы приметили в Афинах на правой кисти Сесилии Геропулос, переводчицы Сары.
– Вы хотите сказать, что Сента и Сесилия – одно и то же лицо! – воскликнула Эмма Джонсон.
– Никак не врублюсь! – в отчаянии ударила кулачком по столу «графиня» Иветта. – О! Извините, это нервное…
– Должен признать, что понять что-либо тут нелегко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20