Сводя коллективную собственность к «нормам об общей собственности», законодатели как бы оставляют российское общество на уровне давно изживших себя уравнительно-передельных общин и работных артелей, отторгающих от себя частнособственнические отношения, на уровне, совершенно не отвечающем динамике современного производства.
Если последствия произошедшего в Советской России законодательного упразднения частной собственности на средства производства уже не предотвратишь, то последствия «забывчивости» сегодняшних российских реформаторов, оставляющих понятие «коллективная собственность» за рамками законодательства (закрывая тем самым перспективу полноценного органичного развития общества, в котором сильны традиции совместного хозяйствования), предотвратить ещё можно.
Важнейшим условием закрепления понятия «коллективная собственность» в законодательстве России (равно как и в законодательствах целого ряда других стран, отторгающих индивидуалистическую модель экономического развития) является активизация соответствующего научного дискурса - дискурса о возможности формирования института коллективной собственности, локализующего власть общины (состоящей из работников-акционеров, консолидирующих свои акции через доверительное управление без определения долей собственности) и направляющего эту власть на оптимальное взаимодействие с остальными ветвями власти в открытой производственной корпорации. Ясно, что пространство такого дискурса не может ограничиваться рамками национальных государств. Оно должно быть транснациональным, открытым всему планетарному сообществу.
Разработка полноценной теории коллективной собственности, полностью очищенной от продуктов государствоцентристского мифотворчества, открывает великолепную возможность для быстрого возрождения корпоративного сектора экономики любой страны. Если Япония, Россия и целый ряд других «общинно-патриархальных» стран Востока, отторгающих на сегодняшний день индивидуалистическую модель корпоративного развития, сумеют реализовать институциональные возможности, заложенные в коллективной собственности, это будет иметь особое историческое значение для всего человечества. Восток, в этом случае, «поистине станет политическим раем на Земле» и сможет продемонстрировать Западу колоссальные преимущества «коммунитарного» общества, «опирающегося на тщательно выстроенный баланс между автономией личности и общественным порядком».
Для практической реализации институциональных возможностей, заложенных в коллективной форме собственности, управленческий механизм каждой отдельной предпринимательской корпорации должен быть снабжён «сервомеханизмом», образующим расширенный, выходящий за рамки кровнородственных отношений, контур нравственности, и надлежащим образом скрепляющим интересы работников, акционеров и руководства корпорации. Наличие «сервомеханизма», возможная конструкция которого представлена выше - необходимое условие поддержания баланса между корпоративной нравственностью и корпоративным разумом. Использование подобной конструкции в качестве элемента доверительного управления консолидированным пакетом принадлежащих работникам акций не позволит распорядителям акционерного капитала отклоняться от стратегического курса, прокладываемого в полном соответствии с самыми передовыми достижениями научного менеджмента. Остаётся лишь ответить на вопрос о том кто и как должен прокладывать этот курс, каким образом корпоративный разум, разместившийся в новом, расширенном контуре нравственности, может быть доведён до вселенского уровня.
В своё время Ф. Энгельс допускал возможность тотального распространения корпоративной планомерности даже в условиях капитализма: «Если мы от акционерных обществ переходим к трестам, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности, то тут прекращается не только частное производство, но и отсутствие планомерности». Солидаризируясь с Ф. Энгельсом в оценке такой возможности, можно предположить, что открытые частные корпорации, повсеместно реорганизованные в коллективные предприятия вышеописанным образом, сливаясь одна с другой, со временем заполнят всё мировое экономическое пространство, обеспечив наступление первой фазы коллективизма (социализма), планомерно переходящей в подлинный коллективизм (коммунизм), знаменующий собой окончательное становление глобальной рациональной тотальности, пронизанной единой сознательной волей и ответственностью за всякое проявление жизни на планете Земля. Однако столь смелое предположение не будет иметь силы научного прогноза до тех пор, пока сама наука не предстанет перед человечеством в своём новом, более совершенном институциональном обличии, которое сможет полностью отвечать запросам демократизированных, институционально обновлённых производственных корпораций.
3.6 Предпосылки ноосферной организации глобальной сети Интернет
Чтобы заставить распорядителей крупного акционерного капитала руководствоваться стратегией, вбирающей в себя самые последние достижения научного менеджмента, нужен эффективный контроль со стороны работников-акционеров, консолидировавших свои акции в единый пакет. Однако одной лишь производственной демократии для перевода корпоративного управления на более прогрессивный, коллективистский уровень, недостаточно. Сформировать коллективистское общество в отдельно взятой корпорации почти так же невозможно, как построить коммунизм в отдельно взятой стране. В ближайшей исторической перспективе человечество вряд ли полностью освободится от традиционализма, местничества и семейственности, а это значит, что никакая община работников-акционеров, как неотъемлемая часть человечества, неспособна будет к тому, чтобы стать всеобъемлющей, единственно признанной во всём мире нравственнообразующей основой некоего мирового правительства, призванного объединить в одно органичное целое ценности Запада и Востока, «свести воедино эти несовпадающие ценности, чтобы прийти к ограниченному, но убедительному набору норм, на основе которых произошло бы объединение народов планеты, а не «столкновение цивилизаций»».
Коллективистскую стратегию корпоративного развития невозможно разработать без опоры на научный менеджмент, развивающийся в составе единой для всего человечества, универсальной, непрерывно обновляемой, постоянно поддерживаемой в актуальном состоянии системы социально-гуманитарных знаний. Чтобы эти знания объединяли всё человечество и всегда находились в актуальном состоянии, доступ к ним и приращение их не должны быть привилегией избранных. Применительно к коллективистскому типу корпоративного управления можно сказать, что чем осведомлённее будет каждый работник-акционер о самых передовых в мире теориях научного менеджмента, тем более гарантированным будет скорейшее внедрение этих теорий в практику управления материальным производством, тем благоприятнее будут организационные условия для развития естествознания и инженерных наук, позволяющих улучшать свойства производимых товаров (развитие же естествознания и инженерных наук, в свою очередь, станет импульсом к дальнейшему развитию научного менеджмента как части социально-гуманитарного знания), и тем скорее человечество начнёт развиваться как единое органичное целое. Научное знание о менеджменте должно стать открытым, находящимся в беспрепятственном доступе, оно должно стать, выражаясь словами В.И. Вернадского, «знанием, вошедшим в массы и их до себя поднявшим».
Будучи энтузиастом организации научного знания на основе всеобщего равенства людей, виднейший представитель советского естествознания В.И. Вернадский исходил из того, что такая организация представляет собой стихийный естественноисторический процесс, которому не могут воспрепятствовать «исторически сложившиеся обстоятельства, сделавшие из масс одно орудие привольной жизни стоящих у кормила правления». «Научное знание, проявляющееся как геологическая сила, создающая ноосферу, не может приводить к результатам, противоречащим тому геологическому процессу, созданием которого она является. … Государственные образования, идейно не признающие равенства и единства всех людей, пытаются, не стесняясь в средствах, остановить их стихийное проявление, но едва ли можно сомневаться, что эти утопические мечтания не смогут прочно осуществиться». Для В.И. Вернадского осознание народными массами философско-методологических предпосылок зарождения нового, ноосферного общества представлялось вполне достаточным для того, чтобы «государственные образования» перестали предаваться «утопическим мечтаниям» о том, что они могут, дескать, противиться «геологической силе, создающей ноосферу».
Первые философско-методологические предпосылки перехода к обществу, планомерно развивающемуся на основе открытого доступа широких масс к организации научного знания, стали возникать в первой трети 18 века. С этого времени человечество стало отказываться от традиционной системы передачи производственного опыта по наследству и приступило к решению задачи систематизации всех знаний, накопленных за всю свою историю с последующей организацией публичного доступа к ним. Предполагалось, что полное решение этой задачи должно позволить каждому желающему беспрепятственно приобщаться к ценным научным знаниям для последующего приобретения общественно полезного производственного опыта.
Первый из наиболее ярких вариантов решения этой важнейшей задачи был представлен в виде «Универсального словаря искусств и наук», изданного в 1727 году английским писателем Э. Чамберсом. Позже появился знаменитый аналог этого словаря - французская 35-томная «Энциклопедия наук, искусств и ремёсел», над составлением которой трудились Ж. Д'Аламбер, Д. Дидро и многие другие мыслители Просвещения. Издавалась энциклопедия в 1751-1781 годах. Позже, с 1782 по 1832 год, количество её томов увеличилось до 116, а количество одних только авторов, постоянно участвующих в её составлении, стало едва ли не массовым, увеличившись до 2250. Все научные понятия, определения, факты и сведения, известные на некоторый момент времени, содержащиеся как в упомянутых, так и в последующих, не менее громоздких энциклопедиях, располагались постатейно, в простом алфавитном порядке.
Чуть осмысленнее алфавитного порядка был вариант систематизации знания, предложенный Х. Вольфом. Вольф разделил всю сумму накопленных к тому времени знаний на ряд обособленных наук: метафизику, онтологию, космологию, логику, психологию, теологию, этику, политику, экономику, телеологию, физику, механику, технологию и ряд других. Очертания выделяемых им наук не имели чётких границ, а их содержание излагалось бездоказательным, догматическим образом. В целом такой подход к систематизации знания был результатом воздействия на мировоззрение Х. Вольфа философии Г. Лейбница, представлявшего мир состоящим из монад - невидимых, несущих в себе некую информацию, метафизических частиц, не способных оказывать одна на другую никакого влияния. Разработанная Х. Вольфом систематизация знаний получила широкое распространение и вплоть до появления критических работ И. Канта служила философско-методологической основой университетского образования в Германии.
К середине 19 века, благодаря немецкой классической философии и марксизму, человечество было ознакомлено с разумным вариантом систематизации всех накопленных человечеством знаний. Плеяде великих немецких мыслителей за время, прошедшее от написания первой работы И. Канта до написания последней работы Ф. Энгельса, удалось свести воедино и систематизировать всеобщие (универсальные) формы и закономерности развития «всех природных и духовных вещей» в порядке их строгой логической и исторической преемственности.
Сведение всей совокупности научного знания в единую, целостную, логически упорядоченную систему и объяснение закономерностей развития этой системы с точки зрения исторического материализма впервые обозначили главенствующую роль масс в истории. Значительная часть научной общественности прониклась осознанием того, что исторический прогресс тесно связан с приращением систематизированного научного знания и возможен только при условии вовлечения в научное творчество максимально широкой массы людей. Идея о том, что управление обществом будет тем разумнее (конкурентоспособнее, если говорить языком рынка), чем более свободным будет доступ масс к организации научного знания, а вместе с ней идея организованной борьбы против власть имущих, препятствующих этому доступу, получила широкое распространение, вызвав массовый революционный энтузиазм практически во всех уголках мыслящей планеты.
Возможность скорого решения задачи формирования «коллективистского» общества, в котором будут созданы все условия для организации «ноосферно ориентированной науки», в котором научное знание станет, наконец, массовым, освободившимся от всех ложных, отчуждённо-бюрократических форм, долгое время осознавалась многими мыслителями. Однако для того, чтобы эта возможность воплотилась в реальность, одного лишь осознания было недостаточно. Кроме философско-методологических предпосылок формирования нового, более прогрессивного будущего нужны были определённые институциональные и организационно-технические предпосылки, а их-то как раз и недоставало.
В отсутствие институциональных и организационно-технических предпосылок для формирования общества, ориентированного в своём развитии на самое передовое, массово доступно научное знание, массы оставались не более чем «орудием привольной жизни стоящих у кормила правления». Что же касается революционного энтузиазма народных масс, то его оказалось очень легко трансформировать в большевизм, фашизм и другие формы идеологии, основанной на сакрализации устаревающего, но всё ещё претендующего на доминирующие позиции института национального государства.
Вплоть до распада «социалистического» блока, ознаменовавшего конец эпохе доминирования национальных государств, прогнозы о скорых коллективистских преобразованиях оставались не более чем несбыточной мечтой о светлом будущем (мечтой, стремление к скорейшему воплощению которой погубило сотни миллионов жизней и надолго отбило у научной общественности интерес к развитию идей, заложенных немецкой классической философией и марксизмом). После развала СССР не только философско-методологические, но и институциональные предпосылки, необходимые и достаточные для перехода всей человеческой цивилизации на новый, более высокий уровень материального и духовного развития, были созданы. Теперь недоставало лишь организационно-технических предпосылок.
В последней четверти 20 века произошла революция в области информационных технологий, предопределившая взрывное развитие глобальной информационно-телекоммуникационной среды, предоставившей, в свою очередь, необходимую материальную базу для создания недостающих организационно-технических предпосылок, позволяющих массам приступить к организации ноосферно ориентированной науки и к освоению максимально прогрессивных, коллективистских методов управления. Каждый отдельный представитель человечества стал, наконец, осознавать себя частью единого всепланетного целого не только философствуя, но и каждодневно пользуясь Интернетом. Каждый отдельный представитель человечества стал, наконец, испытывать всё более и более острую практическую нужду в свободном, беспрепятственном доступе к единому, разумно систематизированному, непрерывно обновляемому, постоянно поддерживаемому в актуальном состоянии научному знанию.
Мировая экономика конца 20 века аккумулировала все предпосылки для революционного улучшения капиталистического способа производства. Она приобрела совершенно новое качество. Произошло это не случайно и не вдруг. Формированию качественно новой экономики предшествовала трёхсотлетняя институционализация акционерного капитала, подкрепляемая накоплением опыта систематизации всех накопленных человечеством знаний, и столетняя эволюция научного менеджмента. «Капиталистический способ производства неустанно развивался, пытаясь преодолеть границы времени и пространства, но только в конце 20 века мировая экономика смогла стать по-настоящему глобальной на основе новой инфраструктуры, основанной на информационных и коммуникационных технологиях».
Экономику нового типа, сформировавшуюся в конце 20 века, М. Кастельс называет «информациональной и глобальной»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Если последствия произошедшего в Советской России законодательного упразднения частной собственности на средства производства уже не предотвратишь, то последствия «забывчивости» сегодняшних российских реформаторов, оставляющих понятие «коллективная собственность» за рамками законодательства (закрывая тем самым перспективу полноценного органичного развития общества, в котором сильны традиции совместного хозяйствования), предотвратить ещё можно.
Важнейшим условием закрепления понятия «коллективная собственность» в законодательстве России (равно как и в законодательствах целого ряда других стран, отторгающих индивидуалистическую модель экономического развития) является активизация соответствующего научного дискурса - дискурса о возможности формирования института коллективной собственности, локализующего власть общины (состоящей из работников-акционеров, консолидирующих свои акции через доверительное управление без определения долей собственности) и направляющего эту власть на оптимальное взаимодействие с остальными ветвями власти в открытой производственной корпорации. Ясно, что пространство такого дискурса не может ограничиваться рамками национальных государств. Оно должно быть транснациональным, открытым всему планетарному сообществу.
Разработка полноценной теории коллективной собственности, полностью очищенной от продуктов государствоцентристского мифотворчества, открывает великолепную возможность для быстрого возрождения корпоративного сектора экономики любой страны. Если Япония, Россия и целый ряд других «общинно-патриархальных» стран Востока, отторгающих на сегодняшний день индивидуалистическую модель корпоративного развития, сумеют реализовать институциональные возможности, заложенные в коллективной собственности, это будет иметь особое историческое значение для всего человечества. Восток, в этом случае, «поистине станет политическим раем на Земле» и сможет продемонстрировать Западу колоссальные преимущества «коммунитарного» общества, «опирающегося на тщательно выстроенный баланс между автономией личности и общественным порядком».
Для практической реализации институциональных возможностей, заложенных в коллективной форме собственности, управленческий механизм каждой отдельной предпринимательской корпорации должен быть снабжён «сервомеханизмом», образующим расширенный, выходящий за рамки кровнородственных отношений, контур нравственности, и надлежащим образом скрепляющим интересы работников, акционеров и руководства корпорации. Наличие «сервомеханизма», возможная конструкция которого представлена выше - необходимое условие поддержания баланса между корпоративной нравственностью и корпоративным разумом. Использование подобной конструкции в качестве элемента доверительного управления консолидированным пакетом принадлежащих работникам акций не позволит распорядителям акционерного капитала отклоняться от стратегического курса, прокладываемого в полном соответствии с самыми передовыми достижениями научного менеджмента. Остаётся лишь ответить на вопрос о том кто и как должен прокладывать этот курс, каким образом корпоративный разум, разместившийся в новом, расширенном контуре нравственности, может быть доведён до вселенского уровня.
В своё время Ф. Энгельс допускал возможность тотального распространения корпоративной планомерности даже в условиях капитализма: «Если мы от акционерных обществ переходим к трестам, которые подчиняют себе и монополизируют целые отрасли промышленности, то тут прекращается не только частное производство, но и отсутствие планомерности». Солидаризируясь с Ф. Энгельсом в оценке такой возможности, можно предположить, что открытые частные корпорации, повсеместно реорганизованные в коллективные предприятия вышеописанным образом, сливаясь одна с другой, со временем заполнят всё мировое экономическое пространство, обеспечив наступление первой фазы коллективизма (социализма), планомерно переходящей в подлинный коллективизм (коммунизм), знаменующий собой окончательное становление глобальной рациональной тотальности, пронизанной единой сознательной волей и ответственностью за всякое проявление жизни на планете Земля. Однако столь смелое предположение не будет иметь силы научного прогноза до тех пор, пока сама наука не предстанет перед человечеством в своём новом, более совершенном институциональном обличии, которое сможет полностью отвечать запросам демократизированных, институционально обновлённых производственных корпораций.
3.6 Предпосылки ноосферной организации глобальной сети Интернет
Чтобы заставить распорядителей крупного акционерного капитала руководствоваться стратегией, вбирающей в себя самые последние достижения научного менеджмента, нужен эффективный контроль со стороны работников-акционеров, консолидировавших свои акции в единый пакет. Однако одной лишь производственной демократии для перевода корпоративного управления на более прогрессивный, коллективистский уровень, недостаточно. Сформировать коллективистское общество в отдельно взятой корпорации почти так же невозможно, как построить коммунизм в отдельно взятой стране. В ближайшей исторической перспективе человечество вряд ли полностью освободится от традиционализма, местничества и семейственности, а это значит, что никакая община работников-акционеров, как неотъемлемая часть человечества, неспособна будет к тому, чтобы стать всеобъемлющей, единственно признанной во всём мире нравственнообразующей основой некоего мирового правительства, призванного объединить в одно органичное целое ценности Запада и Востока, «свести воедино эти несовпадающие ценности, чтобы прийти к ограниченному, но убедительному набору норм, на основе которых произошло бы объединение народов планеты, а не «столкновение цивилизаций»».
Коллективистскую стратегию корпоративного развития невозможно разработать без опоры на научный менеджмент, развивающийся в составе единой для всего человечества, универсальной, непрерывно обновляемой, постоянно поддерживаемой в актуальном состоянии системы социально-гуманитарных знаний. Чтобы эти знания объединяли всё человечество и всегда находились в актуальном состоянии, доступ к ним и приращение их не должны быть привилегией избранных. Применительно к коллективистскому типу корпоративного управления можно сказать, что чем осведомлённее будет каждый работник-акционер о самых передовых в мире теориях научного менеджмента, тем более гарантированным будет скорейшее внедрение этих теорий в практику управления материальным производством, тем благоприятнее будут организационные условия для развития естествознания и инженерных наук, позволяющих улучшать свойства производимых товаров (развитие же естествознания и инженерных наук, в свою очередь, станет импульсом к дальнейшему развитию научного менеджмента как части социально-гуманитарного знания), и тем скорее человечество начнёт развиваться как единое органичное целое. Научное знание о менеджменте должно стать открытым, находящимся в беспрепятственном доступе, оно должно стать, выражаясь словами В.И. Вернадского, «знанием, вошедшим в массы и их до себя поднявшим».
Будучи энтузиастом организации научного знания на основе всеобщего равенства людей, виднейший представитель советского естествознания В.И. Вернадский исходил из того, что такая организация представляет собой стихийный естественноисторический процесс, которому не могут воспрепятствовать «исторически сложившиеся обстоятельства, сделавшие из масс одно орудие привольной жизни стоящих у кормила правления». «Научное знание, проявляющееся как геологическая сила, создающая ноосферу, не может приводить к результатам, противоречащим тому геологическому процессу, созданием которого она является. … Государственные образования, идейно не признающие равенства и единства всех людей, пытаются, не стесняясь в средствах, остановить их стихийное проявление, но едва ли можно сомневаться, что эти утопические мечтания не смогут прочно осуществиться». Для В.И. Вернадского осознание народными массами философско-методологических предпосылок зарождения нового, ноосферного общества представлялось вполне достаточным для того, чтобы «государственные образования» перестали предаваться «утопическим мечтаниям» о том, что они могут, дескать, противиться «геологической силе, создающей ноосферу».
Первые философско-методологические предпосылки перехода к обществу, планомерно развивающемуся на основе открытого доступа широких масс к организации научного знания, стали возникать в первой трети 18 века. С этого времени человечество стало отказываться от традиционной системы передачи производственного опыта по наследству и приступило к решению задачи систематизации всех знаний, накопленных за всю свою историю с последующей организацией публичного доступа к ним. Предполагалось, что полное решение этой задачи должно позволить каждому желающему беспрепятственно приобщаться к ценным научным знаниям для последующего приобретения общественно полезного производственного опыта.
Первый из наиболее ярких вариантов решения этой важнейшей задачи был представлен в виде «Универсального словаря искусств и наук», изданного в 1727 году английским писателем Э. Чамберсом. Позже появился знаменитый аналог этого словаря - французская 35-томная «Энциклопедия наук, искусств и ремёсел», над составлением которой трудились Ж. Д'Аламбер, Д. Дидро и многие другие мыслители Просвещения. Издавалась энциклопедия в 1751-1781 годах. Позже, с 1782 по 1832 год, количество её томов увеличилось до 116, а количество одних только авторов, постоянно участвующих в её составлении, стало едва ли не массовым, увеличившись до 2250. Все научные понятия, определения, факты и сведения, известные на некоторый момент времени, содержащиеся как в упомянутых, так и в последующих, не менее громоздких энциклопедиях, располагались постатейно, в простом алфавитном порядке.
Чуть осмысленнее алфавитного порядка был вариант систематизации знания, предложенный Х. Вольфом. Вольф разделил всю сумму накопленных к тому времени знаний на ряд обособленных наук: метафизику, онтологию, космологию, логику, психологию, теологию, этику, политику, экономику, телеологию, физику, механику, технологию и ряд других. Очертания выделяемых им наук не имели чётких границ, а их содержание излагалось бездоказательным, догматическим образом. В целом такой подход к систематизации знания был результатом воздействия на мировоззрение Х. Вольфа философии Г. Лейбница, представлявшего мир состоящим из монад - невидимых, несущих в себе некую информацию, метафизических частиц, не способных оказывать одна на другую никакого влияния. Разработанная Х. Вольфом систематизация знаний получила широкое распространение и вплоть до появления критических работ И. Канта служила философско-методологической основой университетского образования в Германии.
К середине 19 века, благодаря немецкой классической философии и марксизму, человечество было ознакомлено с разумным вариантом систематизации всех накопленных человечеством знаний. Плеяде великих немецких мыслителей за время, прошедшее от написания первой работы И. Канта до написания последней работы Ф. Энгельса, удалось свести воедино и систематизировать всеобщие (универсальные) формы и закономерности развития «всех природных и духовных вещей» в порядке их строгой логической и исторической преемственности.
Сведение всей совокупности научного знания в единую, целостную, логически упорядоченную систему и объяснение закономерностей развития этой системы с точки зрения исторического материализма впервые обозначили главенствующую роль масс в истории. Значительная часть научной общественности прониклась осознанием того, что исторический прогресс тесно связан с приращением систематизированного научного знания и возможен только при условии вовлечения в научное творчество максимально широкой массы людей. Идея о том, что управление обществом будет тем разумнее (конкурентоспособнее, если говорить языком рынка), чем более свободным будет доступ масс к организации научного знания, а вместе с ней идея организованной борьбы против власть имущих, препятствующих этому доступу, получила широкое распространение, вызвав массовый революционный энтузиазм практически во всех уголках мыслящей планеты.
Возможность скорого решения задачи формирования «коллективистского» общества, в котором будут созданы все условия для организации «ноосферно ориентированной науки», в котором научное знание станет, наконец, массовым, освободившимся от всех ложных, отчуждённо-бюрократических форм, долгое время осознавалась многими мыслителями. Однако для того, чтобы эта возможность воплотилась в реальность, одного лишь осознания было недостаточно. Кроме философско-методологических предпосылок формирования нового, более прогрессивного будущего нужны были определённые институциональные и организационно-технические предпосылки, а их-то как раз и недоставало.
В отсутствие институциональных и организационно-технических предпосылок для формирования общества, ориентированного в своём развитии на самое передовое, массово доступно научное знание, массы оставались не более чем «орудием привольной жизни стоящих у кормила правления». Что же касается революционного энтузиазма народных масс, то его оказалось очень легко трансформировать в большевизм, фашизм и другие формы идеологии, основанной на сакрализации устаревающего, но всё ещё претендующего на доминирующие позиции института национального государства.
Вплоть до распада «социалистического» блока, ознаменовавшего конец эпохе доминирования национальных государств, прогнозы о скорых коллективистских преобразованиях оставались не более чем несбыточной мечтой о светлом будущем (мечтой, стремление к скорейшему воплощению которой погубило сотни миллионов жизней и надолго отбило у научной общественности интерес к развитию идей, заложенных немецкой классической философией и марксизмом). После развала СССР не только философско-методологические, но и институциональные предпосылки, необходимые и достаточные для перехода всей человеческой цивилизации на новый, более высокий уровень материального и духовного развития, были созданы. Теперь недоставало лишь организационно-технических предпосылок.
В последней четверти 20 века произошла революция в области информационных технологий, предопределившая взрывное развитие глобальной информационно-телекоммуникационной среды, предоставившей, в свою очередь, необходимую материальную базу для создания недостающих организационно-технических предпосылок, позволяющих массам приступить к организации ноосферно ориентированной науки и к освоению максимально прогрессивных, коллективистских методов управления. Каждый отдельный представитель человечества стал, наконец, осознавать себя частью единого всепланетного целого не только философствуя, но и каждодневно пользуясь Интернетом. Каждый отдельный представитель человечества стал, наконец, испытывать всё более и более острую практическую нужду в свободном, беспрепятственном доступе к единому, разумно систематизированному, непрерывно обновляемому, постоянно поддерживаемому в актуальном состоянии научному знанию.
Мировая экономика конца 20 века аккумулировала все предпосылки для революционного улучшения капиталистического способа производства. Она приобрела совершенно новое качество. Произошло это не случайно и не вдруг. Формированию качественно новой экономики предшествовала трёхсотлетняя институционализация акционерного капитала, подкрепляемая накоплением опыта систематизации всех накопленных человечеством знаний, и столетняя эволюция научного менеджмента. «Капиталистический способ производства неустанно развивался, пытаясь преодолеть границы времени и пространства, но только в конце 20 века мировая экономика смогла стать по-настоящему глобальной на основе новой инфраструктуры, основанной на информационных и коммуникационных технологиях».
Экономику нового типа, сформировавшуюся в конце 20 века, М. Кастельс называет «информациональной и глобальной»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31