А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Жена не могла понять, что со мной происходит. Я просто не мог объяснить ей этого, между нами не было взаимопонимания. В прошлом году, перед самым празднованием шестидесятой годовщины освобождения лагеря, я взял дочерей с собой в Аушвиц. Я должен был рассказать им, что случилось с дедушкой и бабушкой. Это было нелегкое решение, но только так я мог попытаться сделать хоть что-то. Показать им. Поездка получилась очень трогательной и полной слез, но я наконец-то почувствовал, что в душе у меня наступил покой, и, по-моему, дочери поняли меня.
Лицо у него стало грустным и задумчивым. Я молчала, позволяя ему выговориться. Я вытерла личико малышке и дала ей воды.
– А в январе я совершил еще кое-что. Я вернулся в Париж. В квартале Марэ появился новый мемориал жертвам Холокоста, может быть, вы знаете об этом. – Я кивнула. Я слышала о нем и во время следующего визита в Париж собиралась сходить туда. – На его открытии в конце января выступил Ширак. Там, у самого входа, на стене высечены имена. Огромная, серая каменная плита. И на ней высечены семьдесят шесть тысяч имен. Имя каждого еврея, депортированного из Франции.
Я смотрела, как он нервно сжимает в руках чашку с кофе. Почему-то мне было трудно взглянуть ему в лицо.
– Я подошел, чтобы попытаться найти своих родных. И нашел. Владислав и Ривка Старжински. Мои дедушка и бабушка. Я ощутил тот же покой, что и в Аушвице. И ту же боль. Я испытывал благодарность за то, что их не забыли, что французы помнили их и увековечили их память. Перед этой стеной стояли и плакали люди, Джулия. Старики, молодежь, люди моего возраста, они касались стены руками и плакали.
Уильям умолк, судорожно дыша широко открытым ртом. Я не сводила глаз с его рук, сжимавших чашку. Жираф моей дочки слабо попискивал, но мы не слышали его.
– Ширак выступил с речью. Естественно, я не понял ни слова. Но потом я нашел ее в Интернете и прочел перевод. Хорошая речь. Он призывал людей помнить об ответственности французов за облаву «Вель д'Ив» и за то, что за нею последовало. Ширак произнес те же слова, которые моя мать написала в конце письма. Zakhor, Al Tichkah. Помни. Не забывай. На иврите.
Он наклонился, из лежавшего у ног рюкзака вынул большой манильский конверт и протянул его мне.
– Это фотографии моей матери. Я хочу показать их вам. Я вдруг понял, что не знаю, какой была моя мать, Джулия. То есть я знал, как она выглядит, я помнил ее лицо, ее улыбку, но, оказывается, мне ровным счетом ничего не было известно о ее внутреннем мире.
Я стерла с кончиков пальцев кленовый сироп, прежде чем взять их в руки. Сара в день бракосочетания. Высокая, стройная, на губах слабая улыбка, в глазах – отсвет тайны. Сара, баюкающая на руках маленького Уильяма. Сара держит Уильяма за ручку, он уже научился ходить. Сара в изумрудно-зеленом бальном платье, здесь ей уже за тридцать. И вот снимок Сары перед самой гибелью, большой цветной портрет. Я обратила внимание, что волосы ее посеребрила седина. Преждевременная седина, но она очень шла ей. Как и ему сейчас.
– Я помню ее высокой, стройной и немногословной. Большую часть времени она молчала, – продолжал Уильям, пока я с растущим волнением рассматривала фотографии. – Она редко смеялась, но была внимательной и любящей матерью. После ее смерти никто и не заикнулся о возможности самоубийства. Ни один человек. Даже отец. Я думаю, что он не читал ее дневник. И никто не читал. Скорее всего, он нашел его уже спустя много времени после ее смерти. Мы все думали, что произошел несчастный случай. Никто не знал о том, кем на самом деле была моя мать, Джулия. Даже я. И мне до сих пор трудно смириться с этим. С тем, что заставило ее покончить с собой в тот морозный день. С тем, что она все-таки приняла такое решение. С тем, что мы даже не подозревали о ее прошлом. С тем, что она предпочла ничего не говорить моему отцу. С тем, что она носила боль и страдание в себе.
– Очень хорошие фотографии, – сказала я. – Спасибо, что взяли их с собой.
Я немного помолчала.
– Знаете, я должна спросить вас кое о чем, – продолжала я, набравшись смелости и глядя ему в лицо.
– Спрашивайте.
– Вы не испытываете ко мне неприязни? – слабо улыбнувшись, задала я свой вопрос. – Меня не оставляет чувство, будто я разрушила вашу жизнь.
Он улыбнулся.
– Никакой неприязни, Джулия. Мне просто нужно было все обдумать. Понять. Сложить все кусочки головоломки. На это потребовалось некоторое время. Вот почему я не пытался позвонить вам все это время.
Я испытала невыразимое облегчение.
– Но я все время не выпускал вас из виду, – улыбнулся он. – Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы отыскать вас.
«Мама, он знает, что ты живешь здесь. Я уверена, он знает об этом. Он наверняка тоже разыскивал тебя в Интернете. Он знает, чем ты здесь занимаешься, и знает, где ты живешь».
– Когда вы переехали в Нью-Йорк? – спросил он.
– Вскоре после рождения малышки. Весной две тысячи третьего.
– А почему вы уехали из Парижа? Если мой вопрос кажется вам бестактным…
Я горько улыбнулась.
– Мой брак распался. Тогда у меня только что родилась вот эта девочка. Я не могла заставить себя жить в квартире на рю де Сантонь после всего, что там произошло. И мне захотелось вернуться в Штаты.
– И что было дальше?
– Поначалу мы жили у моей сестры, в Верхнем Ист-Сайде, а потом она нашла мне квартиру, которую раньше снимала одна из ее подруг. И мой бывший босс подыскал для меня отличную работу. А вы?
– Та же самая история. Продолжать жить в Лукке как ни в чем не бывало казалось мне невозможным. И мы с женой… – Голос у него сорвался. Он махнул рукой, как если бы прощался с кем-то. – До того как переехать в Роксбери, мы жили здесь. Тогда я был еще мальчишкой. И мысль о том, чтобы вернуться сюда, уже несколько раз приходила мне в голову. Так что в конце концов я взялся за ее осуществление. Сначала я жил у одного из старых друзей, в Бруклине, а потом нашел квартиру в Виллидже. Здесь я занимаюсь тем же, что делал и в Италии. Я эксперт по продуктам питания.
Зазвонил сотовый телефон Уильяма. Это снова оказалась его подружка. Я отвернулась, чтобы не ставить его в неловкое положение. Наконец он закончил разговор.
– Она ведет себя, как маленькая собственница, – извиняющимся голосом произнес он. – Думаю, лучше отключить телефон на какое-то время.
Он возился с аппаратом, нажимая на кнопки.
– Вы уже давно вместе?
– Пару месяцев. – Он взглянул на меня. – А вы? Встречаетесь с кем-нибудь?
– Да, встречаюсь. – Я вспомнила любезную, вежливую улыбку Нейла. Его осторожные жесты. Рутинный, приевшийся секс. Я едва не добавила, что у меня все это несерьезно, буквально за компанию, только для того, чтобы не оставаться одной, потому что каждую ночь я думаю о нем, Уильяме, и о его матери. Я думала о нем каждую ночь на протяжении последних двух с половиной лет, но решила придержать язык за зубами. Поэтому я просто сказала:
– Он хороший человек. Разведен. Адвокат.
Уильям заказал для нас еще кофе. Когда он передавал мне чашку, я снова обратила внимание, как красивы его руки с длинными тонкими пальцами.
– Примерно через полгода после нашей встречи, – сказал он, – я вернулся на рю де Сантонь. Мне нужно было увидеть вас. Поговорить с вами. Я не знал, где вас искать, у меня не было вашего номера телефона и я не помнил фамилии вашего мужа, так что даже не мог найти вас в телефонном справочнике. Я подумал, что, может быть, вы все еще живете там. Я и понятия не имел, что вы переехали.
Он помолчал, провел рукой по густым, посеребренным сединой волосам.
– Я прочел все, что мог, об облаве на «Вель д'Ив», съездил в Бюн-ла-Роланд, побывал на той улице, где раньше располагался стадион. Я был в гостях у Гаспара и Николя Дюфэр. Они отвели меня на могилу Мишеля на кладбище в Орлеане. Они оказались добрыми, славными людьми. Но мне все равно было очень тяжело. И вдруг захотелось, чтобы вы были рядом. Мне не стоило отказываться, когда вы предложили поехать со мной, нужно было соглашаться не раздумывая.
– Возможно, мне следовало проявить большую настойчивость, – заметила я.
– Мне надо было послушать вас. Для одного такая ноша слишком тяжела. А потом, когда я наконец вернулся на рю де Сантонь и вашу дверь открыли какие-то незнакомые люди, я подумал, что вы обманули и подвели меня.
Уильям опустил глаза. Я поставила чашечку на блюдце, чувствуя, как во мне закипает обида. Как он может так говорить, подумала я, после всего, что я сделала, после всех моих усилий, боли и пустоты!
Должно быть, он прочел по моему лицу, что я испытываю, потому что быстро накрыл мою руку своей.
– Простите меня за то, что я только что сказал, – пробормотал он.
– Я никогда не подводила и не обманывала вас, Уильям.
Голос мой звучал отчужденно и глухо.
– Я знаю, Джулия. Простите меня.
Он произнес эти слова дрожащим, срывающимся, но глубоким и красивым голосом.
Я чуточку расслабилась. Даже выдавила из себя улыбку. Мы молча потягивали кофе. Время от времени наши колени под столиком соприкасались. То, что мы вот так сидим вдвоем, казалось мне вполне естественным. Мы как будто знали друг друга уже давно, много лет, хотя встретились всего лишь третий раз в жизни.
– Ваш бывший муж не возражал, чтобы вы забрали детей себе? – поинтересовался он.
Я лишь пожала плечами в ответ. Потом посмотрела на малышку, которая уснула в коляске.
– Это было нелегко. Но он влюблен в другую женщину. И уже давно, надо сказать. Это помогло, в какой-то степени. А сейчас он вообще редко видится с девочками. Правда, он приезжает сюда время от времени, и Зоя проводит каникулы во Франции.
– С моей бывшей женой та же самая история. У нее родился еще один ребенок. Мальчик на этот раз. Я езжу в Лукку так часто, как только могу, чтобы повидаться с дочерьми. Или они приезжают сюда сами, но это бывает редко. Впрочем, они уже почти взрослые.
– Сколько им лет?
– Стефании двадцать один, а Жюстине девятнадцать.
Я присвистнула.
– Да, вы явно женились молодым.
– Слишком молодым, наверное.
– Не знаю, – заметила я. – Иногда я чувствую себя неловко по отношению к младшей дочери. Я жалею, что она не родилась раньше. У них с Зоей такая большая разница в возрасте.
– Она у вас очень славненькая, – заявил он, откусывая здоровенный кусок творожного торта.
– Да, вы правы. Я ее просто обожаю, это последняя отрада для матери-старухи.
Мы оба рассмеялись.
– Вы не жалеете, что у вас нет сына? – спросил он.
– Нет, ничуть. А вы?
– Нет. Я люблю своих девочек. Хотя и надеюсь, что когда-нибудь у меня появятся внуки. Так вашу дочь зовут Люси, я не ошибся?
Я посмотрела на него. Потом перевела взгляд на дочь.
– Нет, так зовут ее игрушечного жирафа, – ответила я.
Наступила небольшая пауза.
– Ее зовут Сара, – негромко сказала я.
Уильям перестал жевать и отложил вилку в сторону. В глазах у него появилось новое выражение. Он посмотрел на меня, потом на спящего ребенка, но ничего не сказал.
И вдруг он закрыл лицо руками. Он сидел так долго, и я не знала, что делать. Я коснулась его плеча.
Молчание.
Я снова испытала чувство вины, мне показалось, что я опять сделала что-то непозволительное. Но я с самого начала знала, что назову свою малышку Сарой. Как только мне сказали, что у меня родилась девочка, еще в родильном доме, я уже знала, как ее зовут.
У моей дочери просто не могло быть другого имени. Она была Сарой. Моей Сарой. Напоминанием о другой Саре, о маленькой девочке с желтой звездой на груди, которая изменила всю мою жизнь.
Наконец он опустил руки, и я увидела его изменившееся, осунувшееся, но такое привлекательное лицо. В глазах его была пронзительная грусть и боль. Он не боялся того, что я увижу их. Он не стал скрывать слез. Казалось, он хочет, чтобы я увидела все – и красоту, и боль его жизни. Он хотел, чтобы я увидела и его благодарность, и отчаяние.
Я взяла его за руку и крепко сжала ее. Я больше не могла смотреть на него, поэтому закрыла глаза и прижала его руку к своей щеке. И заплакала вместе с ним. Я почувствовала, как его пальцы стали влажными от моих слез, но все равно не отпускала его руку.
Мы долго сидели молча, пока толпа вокруг нас не рассеялась, пока солнце не стало клониться к горизонту и дневной свет не начал меркнуть. Мы сидели до тех пор, пока не почувствовали, что можем снова взглянуть друг другу в глаза, на этот раз уже без слез.
Библиография
• «Le M?morial des enfants juifs de France», Serge Klarsfeld, Fayard
• «Vichy-Auschwitz», Serge Klarsfeld, Fayard
• Le Calendrier des la pers?cution des Juifs de France, Serge Klarsfeld, Fayard
• «Je veux revoir maman», Alain Vincenot, ?ditions des Syrtes
• «Paris, 1942, Chroniques d'un survivant», Maurice Rajfus, Editions Noesis
• «La Rafle du Vel' d'Hiv'», Maurice Rajfus, Que sais-je? Presses Universitaires de France
• «Journal d'un petit Parisien, 1941–1945», Dominique Jamet, Editions J'ai Lu
• «Les Juifs pendant l'Occupation», Andr? Kaspi, Points/Seuil
• «Paroles d'Etoiles, M?moire d'enfants caches», 1939–1945, Librio
• «La Petite Fille du Vel' d'Hiv'», Annette Muller, Deno?l
• «Les Guichets du Louvre», Roger Boussinot, Gaia Editions
• «Voyage a Pitchipoi», Jean-Claude Moscovici, Ecole des Loisirs
• «Lettres de Drancy, un ?t? 42», Editions Taillandier
• «Sans oublier les enfants (Les camps de Pithiviers et Beaune-la-Rolande)», Eric Conan, Grasset
• «Beaune-la-Rolande», C?cile Wajsbrot, Editions Zulma
• Op?ration «Vent Printanier», La rafle du Vel' d'Hiv' Blanche Finger, William Karel, Editions La D?couverte
• «La rafle du Vel' d'Hiv'», Le cin?ma de l'Histoire, cassette vid?o, Passeport Productions/Editions Montparnasse/ la Marche du Si?de
• «La Grande Rafle du Vel' d'Hiv'», Claude L?vy et Paul Tillard, Editions Robert Laffont
• «Les Juifs en France pendant la Seconde Guerre Mondiale», Ren?e Poznanski, Hachette Litt?ratures
• «Les convois de la honte», Rapha?l Delpard, Editions Michel Lafon
• «Nous n'irons pas ? Pitchipoi», Janet Thorpe, Editions de Fallois
• «J'ai pas pleur?», Ida Grinspan, Editions Robert Laffont
• «Les fran?ais sous l'Occupation» Pierre Vaillaud, ?ditions Pygmalion/ France Loisirs
• «Carnets de M?moire», Mich?le Rotman, Editions Ramsay
• «Convoi Num?ro 6», Editions le Cherche-Midi
От автора

Благодарю вас:
Николя, Луи и Шарлотта,
Адреа Стюарт, Хью Томас, Петер Фиртель.
Спасибо и вам:
Валери Бертони, Чарла Картер-Халаби, Валери Колен-Симард, Холли Дандо, Сесиль Давид-Вейль, Паскаль Фрай, Виолен и Поль Градволь, Джулия Харрис-Фосс, Сара Хирш, Жан де ля Хоссерэ, Тара Кауфман, Летиция Ланчман, Элен Ле Бо, Агнесса Мишо, Эмма Пари, Лаура ди Павильон, Йан Пфайффер, Катерин Рамбо, Паскалина Райан-Шрайбер, Сюзанна Сальк, Ариэль и Карина Толедано.
И наконец, не менее важные люди, которым я хочу выразить благодарность:
Элоиза д'Ормессон и Жиль Коэн-Солал.
Татьяна де Росней
Лукка, Италия, июль 2002 – Париж, Франция, май 2006

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33