Чтоб вылечить кровавый понос, заставила меня наловить сороконожек, спалить их на железном листе, а пепел смешала с вином и дала больному. Желтуху лечила отваром овсяной соломы. Гнойные язвы очерчивала куском мыла, которым обмывали покойника. Когда одна из соседок, рыдая, привела к нам исхудавшую до прозрачности девчушку, Левкоя велела соседке вымести пыль из-под порога и бросить эту пыль в огонь. Я потом видела малышку – кровь с молоком. Когда сын лещинского старосты упал на борону, лежавшую кверху зубьями, Левкоя, стоя на коленях, водила руками над окровавленным телом, защипывала воздух и бормотала: «С Капова кургана…»
Год прокатился колесом. Только зимой, когда все тот же лещинский староста повез нас с бабкой в Амалеру на новогоднюю ярмарку, я узнала, что война закончилась. Вместо короля Леогерта в Бронзовом Замке сидел его брат, Таэ Моран по прозвищу Змеиный Князь. А короля ждали весной. Поговаривали, что он привезет из дальних стран молодую невесту. С прежней королевой-Флавеншей Леогерт давным-давно развелся потому что она так и не смогла родить господину наследника.
Потом случился какой-то мятеж, но до нас он не докатился. И мне, сказать по правде, не до того уже было. Потому что приехала Каланда.)
Глава 10
Я слышу ее!
– Здравствуй, госпожа моя, пусть удача будет тебе верным псом, а счастье – частой твоей добычей. Слышишь, ангелы небесные поют с обл а ков: с праздником, светлая госпожа, и да сопровождают тебя на этой земле счастье и удача!
Оказывается, я сидела на бортике фонтана посреди маленькой площади, того самого фонтана, откуда горожанки берут воду. Горожанок вокруг не наблюдалось, наверное все они ушли на гуляние. Зато во всей красе набл ю дался Пепел.
Ну, еще бродяги этого мне не хватало для полного счастья!
Я повернулась к воде. Умылась и напилась. Он топтался рядом, шаркая по земле св о им ореховым посохом. Улыбался щербатой улыбкой. От него пахло вином и потом. Сапог он с е бе так и не купил.
– У меня больше нет денег, Пепел. И не будет.
– Да Бог с тобой, госпожа моя! Я верну тебе все, что у меня осталось, только не п о прекай меня больше!
Он полез за пазуху. Я примиряюще подняла обе ладони.
– Прости, Пепел. – Взялась за ноющий лоб, поморщилась. – Прости.
– У тебя беда, госпожа?
– Ты догадлив.
Он присел на корточки. В коленях у него что-то щелкнуло, он слегка покачнулся и взялся рукой за бортик.
– В силах ли бедный поэт помочь молодой госпоже?
– А… – Я поморгала. От яркого света слезились глаза. – Как ты мне поможешь… Ты же не скупщик краденого. К тебе не понесут золотую побрякушку, украденную на рынке.
– Но у меня есть уши и глаза, и они пока неплохо выполняют свою работу. Что за вещь у тебя пропала?
– Свирелька. Золотая.
Пепел вздохнул, с сочувствием глядя на меня. Покачал головой.
– Ведь сей предмет не только драгоценным материалом дорог тебе, госпожа?
– Не только. Мне подарил ее один… человек… – на слове «человек» я поперхнулась, – которого я очень любила. Это память о нем. Я потеряла его.
Пепел опустил глаза. Я подумала, что на самом деле я потеряла их обоих – Ириса и его свирель. Словно оборвалась последняя нить.
Я – его шанс, ты так говорил, Амаргин? Теперь уже нет. Шанс пот е рян.
Дракон победил.
– Единственная страшная потеря – это потеря надежды, госпожа, – тихо проговорил мой подвыпивший приятель. – Все остальное возвращается.
– Банально, Пепел.
– Зато истинно.
– Ерунда это, Пепел. Кем ты сам был, где твоя прежняя жизнь? Разве ты родился в к а наве? Простеца не отмоешь добела, по себе знаю. А голубая кровь и сквозь грязь просвечив а ет. Ты скатился с вершины на дно – и ты в е ришь, что взойдешь обратно на эту вершину?
– Моя вершина не та, о которой ты думаешь. – Поэт придал испитой своей физион о мии глубокомысленный вид и порывисто отбросил со лба волосы. – Но ты права, светлая го с пожа моя, я надеюсь взойти на нее. А если бы не надеялся, сунул бы голову в петлю, забыв о грехе самоубийства.
– Может ты святой, а? – заподозрила я. – Ходишь под маской шута и проповедуешь о вечном блаженстве. Мол, плоть от плоти народной. Только ты не плоть от плоти, Пепел. Ты не тот, кем хочешь казаться.
– Срываем маски? – он улыбнулся, продемонстрировав дыру в зубах. – Ты тоже не та, кем кажешься.
Я напряглась сперва, а потом вспомнила, что терять мне нечего. Все уже потеряно. Криво усмехнулась:
– Ну и кто же я по-твоему?
– Ты страж границы. – Он наставил на меня не слишком чистый палец, весь в заусе н цах, со слоистым траурным ногтем.
– Что?
– Страж границы между сном и явью, – объяснил он. – Ты гостья с у мерек. Ты русалка. Ты радуга. Ты волшебное слово «сезам».
– А ты – трепло.
– Трепло, – легко согласился он, и очарование спало. – Всего-навсего. Когда-то это тр е пло сотрясало воздух в высоких залах. А теперь оно делает то же самое на пленэре. По й дем, госпожа моя, в кабак. Я угощаю.
– Пойдем, Пепел.
Я взяла его под руку, и он повел меня куда-то в недра портового района.
Это был зачуханный трактир в полуподвале, темный, сырой, дымный и людный. Здесь звучала иноземная речь – матросы с кораблей пропивали свои денежки именно в этой дыре. Конечно, не только в этой – подобных заведений в Козырее было предостаточно.
Моего спутника тут, похоже, знали. Его приветствовали вполне дружелюбно. Нас п о пытались зазвать в компанию, но Пепел отрицательно покачал головой и отвел меня подал ь ше, где между арками схоронился узенький столик без стульев. Пепел порыскал по залу и приволок к столику скамью. Я уселась спиной к стене. Пепел вообще взгромоздился на ст о лешницу, прислонив к ней свою палку.
Вина здесь не было. Нам принесли пива, бобов в чесночной подливе и маринованную селедку. Пиво мне сперва не понравилось, а потом я вошла во вкус. Пепел болтал босыми н о гами, грыз селедочный хвост и потешал меня какими-то глупостями.
Я его не слушала. Я решила, что напьюсь. На его деньги. То есть, на бывшие мои. А потом засомневалась. Пиво все-таки. Я двадцать раз лопну, прежде чем захмелею. Но все равно, попробовать стоит.
Потом вдруг оказалось, что вокруг столпились люди, кто-то принес светильник и П е пел говорит, что будет петь. Говорил он это почему-то мне, но мне было все равно и я пожала плечами.
– Пой на здоровье.
Он начал постукивать по засыпанному опилками полу своей ореховой палкой. Звук получался глухой, ощутимый скорее ступнями чем ухом. Слушатели перестали бубнить, и тогда Пепел негромко завел:
– Проснись, засмейся, дудочка моя,
Я всем дыханьем, нежностью своею
Безжизненное тельце отогрею…
Воскресни… и прости –
Я снова пьян.
Что делать… столько грязи и вранья –
Тут праведник, пожалуй, озвереет! –
Куда уж нам… Пойму –
и протрезвею –
Как неуместна искренность твоя…
Я озадаченно нахмурилась, потому что не ожидала от бродяги такой бестактности. Рана моя, расковырянная его голосом, снова закровоточила. Стиснув зубы, я постаралась пропустить пеплово пение мимо ушей. Я прислушивалась к тому, что оставалось за потоком песни, за плотным, вязким фоном таверны, за муравейным гулом большого города.
Там, далеко, была пустота, в ней бродило эхо и хлопало стеклянными крыльями. Но ореховая палка достучалась до пространства пустоты, и всплески стеклянных крыл сменили ритм. До, ре, ре диез…
Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа…
И щебетал где-то на грани сознания золотой голосок, отвечая на призывы памяти. Откликался в душе хрустальный разговор, звенящее дыхание реки, певучий крик, разверзающий скалы. Ирис протягивал мне в сложенных ковшиком ладонях обломок тростника, трогательно украшенный зигзагами и полосками – Не забывай меня, Лессандир. Видишь? Это тебе. Она умеет петь. Она о т крывает запертое. Она развеселит и поможет. Она твоя.
Она – моя!
Я слышу, она зовет меня. Она зовет меня – где-то там, за городом, в холмах, она выв о дит свое заклинание «до, ре, ре диез…» – и я слышу ее!
Мой слух отверзается, как скала. Сердце мое распахивается. И выпл е скивается тьма из щели – тьма, что скопилась во мне, выливается прочь, смытая золотым счастливым смехом.
Подожди! Я сейчас! Я слышу!
Я иду!
Проскользнув за спинами слушателей, я покинула дымный подвал ь чик. Мой путь вел за город, на северо-восток, где череда каменистых хо л мов отделяла мрачный Соленый лес от Королевского заповедного. Я об о гнула большие людные улицы и вышла из Паленых ворот.
Вправо вдоль стены уводила дорога на кладбище. Чуть дальше виднелось замусоре н ное русло Мележки, ныряющей в каменную трубу под портовой площадью. В порту тоже было людно и весело – с площади убрали баррикады мешков и ящиков, разожгли кос т ры, на которых в походных котлах варилась похлебка для бедноты.
Я миновала порт. Нашла тропинку в холмы и поднялась на первый из них, в мое время его, кажется, называли Котовий.
Со спины Котовьего холма открывался прекрасный вид на замок. Розово-серые отве с ные стены продолжали вертикаль скалы, такой же отве с ной и розово-серой. Странного цвета был местный камень – сквозь его рум я но-серую плоть отчетливо проступал металлический бронзовый оттенок. Замок достраивали на протяжении многих лет. И внешние стены его, и сооружения внутри периметра густо облепляли фахверковые скворешни, почему-то напо м нившие мне накипь и пену на камнях во время отлива. Может я ошибаюсь, но двадцать (или сколько там прошло?) лет назад фахверка было значительно меньше. Низкое солнце превр а щало крутые плоскости крыш в противни с расплавленным маслом.
По правую руку вдаль бесконечно тянулись холмы, заросшие лесом, но на самом деле в десяти – двенадцати милях севернее уже начиналось море, просто скалистые сопки загор а живали горизонт. Где-то в неделе пути по дороге на северо-восток находилась Галабра, с к о торой, как мне сказали, Нарваро Найгерт собирался породниться. Дальше, вдоль побережья – Старая Соль, а еще дальше – Леута. Оба этих города принадлежали Аверганам, королям На й гона.
Я вдохнула горьковатый ветер открытого пространства. Трава давно высохла и осып а лась, остались только жесткие полегшие ости, пучками торчащие из камней. Отцветший по д маренник цеплялся за подол. На соседних склонах цвел вереск, а бесплодные бока Котовьего пестрели галечными оползнями. Холмы были пусты.
Я бесцельно брела по каменистому гребню, обходя город по большой дуге. Я примч а лась сюда, уверенная, что найду здесь свое сокровище – у к о го-нибудь в руках, если этот кто-то играл на ней; или лежащую на камушке в сухой траве, если случайное дыхание ветра п о могло ей заговорить. Но зов ее иссяк и сердце мое опустело. Если она и была здесь – я не чувствовала ее.
Вечерело. Небо очистилось от облаков и стало похожим на опаловую линзу, к краю которой медленной тяжелой слезой сползала капля меда. В е тер залег в редкой траве словно лис на охоте. Я остановилась – Амалера как раз оказалась между мною и рекой. Котовий холм давно сменился другим, названия которого я не помнила, и длинный пологий склон его, протянутый в сторону городских стен, зарос темными старыми деревьями. Среди них торчал остов сгоревшей колокольни и виднелись остатки стены. Я не сразу поняла, что это такое. А когда поняла – подпрыгнула на месте.
Кладбище!
Старое кладбище, к которому я подошла с другой стороны. Не навестить ли мне пр и ятеля нашего Эльго? Глядишь – поможет или что-нибудь толковое посоветует.
Я пролезла в дыру ограды. Под деревьями было сумеречно и сыровато, не смотря на то, что дни стояли жаркие. Где ж его тут искать? Помнится, Амаргин привел меня к могиле со странной надписью. «Живые» – было выбито на камне. Хм, захочешь – не забудешь. Х о рошо бы найти могилу, прежде чем стемнеет. Она где-то ниже по склону, ближе к краю овр а га. Не доходя сгоревшей церкви. То есть, мне эту церковь надо миновать.
Орешник, черемуха и крушина. Кроны разомкнулись небольшой прорехой – я наткн у лась на заросшую колею. Впереди, по пояс в бурьяне, стояла искомая церковь, сплошь оп у танная хмелем как сетью. Купол просел и накренился, шатер колокольни просвечивал н а сквозь, на карнизах выросли д е ревца. Внутрь, наверное, вообще заходить опасно. Время стерло следы п о жара – казалось, церковь просто развалилась. От старости.
Склепы и крипты сохранились лучше. Я прошла мимо, не останавливаясь. Тот угол кладбища, который я искала, был отведен для людей попр о ще.
Вот и дикая смородина. А вот, кажется, тропинка. В полумраке, царившем под крон а ми, я прочла на ближайшем камне – «Авр Мельник». Ага, значит, иду правильно.
Еще через десяток шагов я увидела огонек среди листвы и остановилась, затаив дых а ние. Там, в окружении смородинных кустов, на могильном камне кто-то сидел. Кто-то там уютно устроился, на могильном камне «Живые», кто-то грузный, сопящий и большой. До м е ня доносилось энергичное чавканье, хруст костей и бульканье жидкости, вливающейся в глотку.
Я озадаченно прикусила губу. Эльго, пожиратель трупов, пожирает чей-то труп, хотя уверял меня, что трупов не ест? И что это там позвякивает – явно металлическая фляжка… да и фонарь горит вполне человеческий…
За кустами громко рыгнули.
– Если будешь зевать, – весело рявкнул смутно знакомый бас, – то тебе кукиш с ма с лом достанется. Вру, без масла. Масло я уже слизал.
Я настороженно молчала.
– Тебе, тебе говорю. Леста! Ты глухая, что ли?
– Эльго?..
– А то кто! Иди сюда. Праздник у нас или как?
На опрокинутом камне, словно на крылечке, удобно расположился быкоподобный господин в бесформенной хламиде и широком оплечье из грубой шерсти. У него было кра с ное щекастое лицо, нос как у грача и шапка давно нестриженых и нечесаных иссиня-черных волос. Я поморгала.
– Так это был ты?..
– В городе-то? А как же! Дай, думаю, покатаю мою знакомицу на горбу, раз ей так любопытно. Ну что, нагляделась на обожаемого Нарваро Найгерта? Хиляк, правда? Долго не пр о тянет. А ты молодец, что зашла к соседу. У меня как раз винцо недурственное завелось и вот грудинка копченая тоже очень даже ничего. Ты давай не жмись, присаживайся, мы с т о бой сейчас эту фляжечку враз раздавим. Только извиняй, чашек-ложек у меня нет, не побре з гуй уж из горла. Что там у нас еще в корзинке… Булку тебе отломить?
– А я и не знала, что ты можешь в человека обратиться.
В одной руке у меня оказалась объемистая фляга, в другой порядо ч ный оковалок мяса с торчащей гребенкой ребер. Я глотнула из фляги – пр е восходное виноградное вино!
– А я много во что могу превратиться, – расхохотался грим. – Но превращение, дочь моя, суть занятие прискорбное и богопротивное, ибо, меняя положенный нам от рождения облик, мы вступаем в спор с замыслом Вс е вышнего.
– Оу! Да ведь на тебе монашеская ряса! Как я сразу не сообразила. Экий ты хитрец, Эльго.
– А то! Личина что надо! Глянь сюда, – он задрал подбородок и пок а зал спрятавшийся в складках цветущей плоти монашеский ошейник с пол у стертым клеймом. – Достопочтенный брат обители святого Вильдана, никак иначе.
– Накрепко застрявший в миру, – я хмыкнула. – погрязший во грехах и пьянстве.
– Ну, ну. Всецело посвятивший себя борьбе с искушениями. – Он от о брал у меня флягу и поболтал остатками вина. – Видишь? Я его уже почти поборол. Твое здоровье! Ты ешь мя с ко, ешь. Тут вот еще пироги… а здесь что такое вонюченькое? М-м!.. Сыр! Шикарный сыр, обмотками старыми пахнет… кусочек?
– Ну, раз обмотками пахнет, то отломи… хм, вправду обмотками… Откуда эти га с трономические изыски?
– Трофеи! На редкость удачный денек сегодня. Пугнул я тут одну компанию. Благ о родная молодежь, знаешь ли, теперь моду взяла на кладб и щах пикники устраивать. Чего, не нравится сыр?
– Да я на самом деле не голодна. Меня угостил… бродяга один.
– Бродяга угостил?
– Пепел. Он певец бродячий. Поет на улицах без аккомпанемента.
– А! Знаю его. Недавно в город пришел. Ты это… присмотрись к н е му.
– Зачем?
– Ну… просто. Просто присмотрись.
– Он чудной. Стихи у него неплохие… если это его стихи, конечно. Сам бывший н о биль или бастард. Пьянчужка, болтун и воображала. – Я н е много подумала. – Вообще-то в нем что-то есть.
– Ему нужна помощь.
– И я должна ему помочь?
– Ты можешь ему помочь.
– Мне самой сейчас помощь требуется.
– Вот как? Что-то серьезное?
– Серьезней некуда. – Я вздохнула и отстранила протянутую флягу. – Эльго, у меня беда. Пропала моя свирелька. Украли или сама выпала – не знаю.
– Ишь ты… А без нее никак?
– Никак. Она открывала скалу. Я не могу войти в грот.
Эльго сунул палец под ошейник и поскреб горло.
– Может эта язва Амаргин придумает что-нибудь?
Я убито покачала головой.
– Боюсь, теперь он со спокойной душой избавится от меня. Даст денег и отправит в город. Он уже предлагал мне это.
– А ты жаждешь провести зиму на голом островке, а не в теплом г о родском доме?
– Амаргин – маг, и он когда-то говорил… он говорил, что из меня, может быть, пол у чится толк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Год прокатился колесом. Только зимой, когда все тот же лещинский староста повез нас с бабкой в Амалеру на новогоднюю ярмарку, я узнала, что война закончилась. Вместо короля Леогерта в Бронзовом Замке сидел его брат, Таэ Моран по прозвищу Змеиный Князь. А короля ждали весной. Поговаривали, что он привезет из дальних стран молодую невесту. С прежней королевой-Флавеншей Леогерт давным-давно развелся потому что она так и не смогла родить господину наследника.
Потом случился какой-то мятеж, но до нас он не докатился. И мне, сказать по правде, не до того уже было. Потому что приехала Каланда.)
Глава 10
Я слышу ее!
– Здравствуй, госпожа моя, пусть удача будет тебе верным псом, а счастье – частой твоей добычей. Слышишь, ангелы небесные поют с обл а ков: с праздником, светлая госпожа, и да сопровождают тебя на этой земле счастье и удача!
Оказывается, я сидела на бортике фонтана посреди маленькой площади, того самого фонтана, откуда горожанки берут воду. Горожанок вокруг не наблюдалось, наверное все они ушли на гуляние. Зато во всей красе набл ю дался Пепел.
Ну, еще бродяги этого мне не хватало для полного счастья!
Я повернулась к воде. Умылась и напилась. Он топтался рядом, шаркая по земле св о им ореховым посохом. Улыбался щербатой улыбкой. От него пахло вином и потом. Сапог он с е бе так и не купил.
– У меня больше нет денег, Пепел. И не будет.
– Да Бог с тобой, госпожа моя! Я верну тебе все, что у меня осталось, только не п о прекай меня больше!
Он полез за пазуху. Я примиряюще подняла обе ладони.
– Прости, Пепел. – Взялась за ноющий лоб, поморщилась. – Прости.
– У тебя беда, госпожа?
– Ты догадлив.
Он присел на корточки. В коленях у него что-то щелкнуло, он слегка покачнулся и взялся рукой за бортик.
– В силах ли бедный поэт помочь молодой госпоже?
– А… – Я поморгала. От яркого света слезились глаза. – Как ты мне поможешь… Ты же не скупщик краденого. К тебе не понесут золотую побрякушку, украденную на рынке.
– Но у меня есть уши и глаза, и они пока неплохо выполняют свою работу. Что за вещь у тебя пропала?
– Свирелька. Золотая.
Пепел вздохнул, с сочувствием глядя на меня. Покачал головой.
– Ведь сей предмет не только драгоценным материалом дорог тебе, госпожа?
– Не только. Мне подарил ее один… человек… – на слове «человек» я поперхнулась, – которого я очень любила. Это память о нем. Я потеряла его.
Пепел опустил глаза. Я подумала, что на самом деле я потеряла их обоих – Ириса и его свирель. Словно оборвалась последняя нить.
Я – его шанс, ты так говорил, Амаргин? Теперь уже нет. Шанс пот е рян.
Дракон победил.
– Единственная страшная потеря – это потеря надежды, госпожа, – тихо проговорил мой подвыпивший приятель. – Все остальное возвращается.
– Банально, Пепел.
– Зато истинно.
– Ерунда это, Пепел. Кем ты сам был, где твоя прежняя жизнь? Разве ты родился в к а наве? Простеца не отмоешь добела, по себе знаю. А голубая кровь и сквозь грязь просвечив а ет. Ты скатился с вершины на дно – и ты в е ришь, что взойдешь обратно на эту вершину?
– Моя вершина не та, о которой ты думаешь. – Поэт придал испитой своей физион о мии глубокомысленный вид и порывисто отбросил со лба волосы. – Но ты права, светлая го с пожа моя, я надеюсь взойти на нее. А если бы не надеялся, сунул бы голову в петлю, забыв о грехе самоубийства.
– Может ты святой, а? – заподозрила я. – Ходишь под маской шута и проповедуешь о вечном блаженстве. Мол, плоть от плоти народной. Только ты не плоть от плоти, Пепел. Ты не тот, кем хочешь казаться.
– Срываем маски? – он улыбнулся, продемонстрировав дыру в зубах. – Ты тоже не та, кем кажешься.
Я напряглась сперва, а потом вспомнила, что терять мне нечего. Все уже потеряно. Криво усмехнулась:
– Ну и кто же я по-твоему?
– Ты страж границы. – Он наставил на меня не слишком чистый палец, весь в заусе н цах, со слоистым траурным ногтем.
– Что?
– Страж границы между сном и явью, – объяснил он. – Ты гостья с у мерек. Ты русалка. Ты радуга. Ты волшебное слово «сезам».
– А ты – трепло.
– Трепло, – легко согласился он, и очарование спало. – Всего-навсего. Когда-то это тр е пло сотрясало воздух в высоких залах. А теперь оно делает то же самое на пленэре. По й дем, госпожа моя, в кабак. Я угощаю.
– Пойдем, Пепел.
Я взяла его под руку, и он повел меня куда-то в недра портового района.
Это был зачуханный трактир в полуподвале, темный, сырой, дымный и людный. Здесь звучала иноземная речь – матросы с кораблей пропивали свои денежки именно в этой дыре. Конечно, не только в этой – подобных заведений в Козырее было предостаточно.
Моего спутника тут, похоже, знали. Его приветствовали вполне дружелюбно. Нас п о пытались зазвать в компанию, но Пепел отрицательно покачал головой и отвел меня подал ь ше, где между арками схоронился узенький столик без стульев. Пепел порыскал по залу и приволок к столику скамью. Я уселась спиной к стене. Пепел вообще взгромоздился на ст о лешницу, прислонив к ней свою палку.
Вина здесь не было. Нам принесли пива, бобов в чесночной подливе и маринованную селедку. Пиво мне сперва не понравилось, а потом я вошла во вкус. Пепел болтал босыми н о гами, грыз селедочный хвост и потешал меня какими-то глупостями.
Я его не слушала. Я решила, что напьюсь. На его деньги. То есть, на бывшие мои. А потом засомневалась. Пиво все-таки. Я двадцать раз лопну, прежде чем захмелею. Но все равно, попробовать стоит.
Потом вдруг оказалось, что вокруг столпились люди, кто-то принес светильник и П е пел говорит, что будет петь. Говорил он это почему-то мне, но мне было все равно и я пожала плечами.
– Пой на здоровье.
Он начал постукивать по засыпанному опилками полу своей ореховой палкой. Звук получался глухой, ощутимый скорее ступнями чем ухом. Слушатели перестали бубнить, и тогда Пепел негромко завел:
– Проснись, засмейся, дудочка моя,
Я всем дыханьем, нежностью своею
Безжизненное тельце отогрею…
Воскресни… и прости –
Я снова пьян.
Что делать… столько грязи и вранья –
Тут праведник, пожалуй, озвереет! –
Куда уж нам… Пойму –
и протрезвею –
Как неуместна искренность твоя…
Я озадаченно нахмурилась, потому что не ожидала от бродяги такой бестактности. Рана моя, расковырянная его голосом, снова закровоточила. Стиснув зубы, я постаралась пропустить пеплово пение мимо ушей. Я прислушивалась к тому, что оставалось за потоком песни, за плотным, вязким фоном таверны, за муравейным гулом большого города.
Там, далеко, была пустота, в ней бродило эхо и хлопало стеклянными крыльями. Но ореховая палка достучалась до пространства пустоты, и всплески стеклянных крыл сменили ритм. До, ре, ре диез…
Фа, соль, соль диез. Фа, соль, фа…
И щебетал где-то на грани сознания золотой голосок, отвечая на призывы памяти. Откликался в душе хрустальный разговор, звенящее дыхание реки, певучий крик, разверзающий скалы. Ирис протягивал мне в сложенных ковшиком ладонях обломок тростника, трогательно украшенный зигзагами и полосками – Не забывай меня, Лессандир. Видишь? Это тебе. Она умеет петь. Она о т крывает запертое. Она развеселит и поможет. Она твоя.
Она – моя!
Я слышу, она зовет меня. Она зовет меня – где-то там, за городом, в холмах, она выв о дит свое заклинание «до, ре, ре диез…» – и я слышу ее!
Мой слух отверзается, как скала. Сердце мое распахивается. И выпл е скивается тьма из щели – тьма, что скопилась во мне, выливается прочь, смытая золотым счастливым смехом.
Подожди! Я сейчас! Я слышу!
Я иду!
Проскользнув за спинами слушателей, я покинула дымный подвал ь чик. Мой путь вел за город, на северо-восток, где череда каменистых хо л мов отделяла мрачный Соленый лес от Королевского заповедного. Я об о гнула большие людные улицы и вышла из Паленых ворот.
Вправо вдоль стены уводила дорога на кладбище. Чуть дальше виднелось замусоре н ное русло Мележки, ныряющей в каменную трубу под портовой площадью. В порту тоже было людно и весело – с площади убрали баррикады мешков и ящиков, разожгли кос т ры, на которых в походных котлах варилась похлебка для бедноты.
Я миновала порт. Нашла тропинку в холмы и поднялась на первый из них, в мое время его, кажется, называли Котовий.
Со спины Котовьего холма открывался прекрасный вид на замок. Розово-серые отве с ные стены продолжали вертикаль скалы, такой же отве с ной и розово-серой. Странного цвета был местный камень – сквозь его рум я но-серую плоть отчетливо проступал металлический бронзовый оттенок. Замок достраивали на протяжении многих лет. И внешние стены его, и сооружения внутри периметра густо облепляли фахверковые скворешни, почему-то напо м нившие мне накипь и пену на камнях во время отлива. Может я ошибаюсь, но двадцать (или сколько там прошло?) лет назад фахверка было значительно меньше. Низкое солнце превр а щало крутые плоскости крыш в противни с расплавленным маслом.
По правую руку вдаль бесконечно тянулись холмы, заросшие лесом, но на самом деле в десяти – двенадцати милях севернее уже начиналось море, просто скалистые сопки загор а живали горизонт. Где-то в неделе пути по дороге на северо-восток находилась Галабра, с к о торой, как мне сказали, Нарваро Найгерт собирался породниться. Дальше, вдоль побережья – Старая Соль, а еще дальше – Леута. Оба этих города принадлежали Аверганам, королям На й гона.
Я вдохнула горьковатый ветер открытого пространства. Трава давно высохла и осып а лась, остались только жесткие полегшие ости, пучками торчащие из камней. Отцветший по д маренник цеплялся за подол. На соседних склонах цвел вереск, а бесплодные бока Котовьего пестрели галечными оползнями. Холмы были пусты.
Я бесцельно брела по каменистому гребню, обходя город по большой дуге. Я примч а лась сюда, уверенная, что найду здесь свое сокровище – у к о го-нибудь в руках, если этот кто-то играл на ней; или лежащую на камушке в сухой траве, если случайное дыхание ветра п о могло ей заговорить. Но зов ее иссяк и сердце мое опустело. Если она и была здесь – я не чувствовала ее.
Вечерело. Небо очистилось от облаков и стало похожим на опаловую линзу, к краю которой медленной тяжелой слезой сползала капля меда. В е тер залег в редкой траве словно лис на охоте. Я остановилась – Амалера как раз оказалась между мною и рекой. Котовий холм давно сменился другим, названия которого я не помнила, и длинный пологий склон его, протянутый в сторону городских стен, зарос темными старыми деревьями. Среди них торчал остов сгоревшей колокольни и виднелись остатки стены. Я не сразу поняла, что это такое. А когда поняла – подпрыгнула на месте.
Кладбище!
Старое кладбище, к которому я подошла с другой стороны. Не навестить ли мне пр и ятеля нашего Эльго? Глядишь – поможет или что-нибудь толковое посоветует.
Я пролезла в дыру ограды. Под деревьями было сумеречно и сыровато, не смотря на то, что дни стояли жаркие. Где ж его тут искать? Помнится, Амаргин привел меня к могиле со странной надписью. «Живые» – было выбито на камне. Хм, захочешь – не забудешь. Х о рошо бы найти могилу, прежде чем стемнеет. Она где-то ниже по склону, ближе к краю овр а га. Не доходя сгоревшей церкви. То есть, мне эту церковь надо миновать.
Орешник, черемуха и крушина. Кроны разомкнулись небольшой прорехой – я наткн у лась на заросшую колею. Впереди, по пояс в бурьяне, стояла искомая церковь, сплошь оп у танная хмелем как сетью. Купол просел и накренился, шатер колокольни просвечивал н а сквозь, на карнизах выросли д е ревца. Внутрь, наверное, вообще заходить опасно. Время стерло следы п о жара – казалось, церковь просто развалилась. От старости.
Склепы и крипты сохранились лучше. Я прошла мимо, не останавливаясь. Тот угол кладбища, который я искала, был отведен для людей попр о ще.
Вот и дикая смородина. А вот, кажется, тропинка. В полумраке, царившем под крон а ми, я прочла на ближайшем камне – «Авр Мельник». Ага, значит, иду правильно.
Еще через десяток шагов я увидела огонек среди листвы и остановилась, затаив дых а ние. Там, в окружении смородинных кустов, на могильном камне кто-то сидел. Кто-то там уютно устроился, на могильном камне «Живые», кто-то грузный, сопящий и большой. До м е ня доносилось энергичное чавканье, хруст костей и бульканье жидкости, вливающейся в глотку.
Я озадаченно прикусила губу. Эльго, пожиратель трупов, пожирает чей-то труп, хотя уверял меня, что трупов не ест? И что это там позвякивает – явно металлическая фляжка… да и фонарь горит вполне человеческий…
За кустами громко рыгнули.
– Если будешь зевать, – весело рявкнул смутно знакомый бас, – то тебе кукиш с ма с лом достанется. Вру, без масла. Масло я уже слизал.
Я настороженно молчала.
– Тебе, тебе говорю. Леста! Ты глухая, что ли?
– Эльго?..
– А то кто! Иди сюда. Праздник у нас или как?
На опрокинутом камне, словно на крылечке, удобно расположился быкоподобный господин в бесформенной хламиде и широком оплечье из грубой шерсти. У него было кра с ное щекастое лицо, нос как у грача и шапка давно нестриженых и нечесаных иссиня-черных волос. Я поморгала.
– Так это был ты?..
– В городе-то? А как же! Дай, думаю, покатаю мою знакомицу на горбу, раз ей так любопытно. Ну что, нагляделась на обожаемого Нарваро Найгерта? Хиляк, правда? Долго не пр о тянет. А ты молодец, что зашла к соседу. У меня как раз винцо недурственное завелось и вот грудинка копченая тоже очень даже ничего. Ты давай не жмись, присаживайся, мы с т о бой сейчас эту фляжечку враз раздавим. Только извиняй, чашек-ложек у меня нет, не побре з гуй уж из горла. Что там у нас еще в корзинке… Булку тебе отломить?
– А я и не знала, что ты можешь в человека обратиться.
В одной руке у меня оказалась объемистая фляга, в другой порядо ч ный оковалок мяса с торчащей гребенкой ребер. Я глотнула из фляги – пр е восходное виноградное вино!
– А я много во что могу превратиться, – расхохотался грим. – Но превращение, дочь моя, суть занятие прискорбное и богопротивное, ибо, меняя положенный нам от рождения облик, мы вступаем в спор с замыслом Вс е вышнего.
– Оу! Да ведь на тебе монашеская ряса! Как я сразу не сообразила. Экий ты хитрец, Эльго.
– А то! Личина что надо! Глянь сюда, – он задрал подбородок и пок а зал спрятавшийся в складках цветущей плоти монашеский ошейник с пол у стертым клеймом. – Достопочтенный брат обители святого Вильдана, никак иначе.
– Накрепко застрявший в миру, – я хмыкнула. – погрязший во грехах и пьянстве.
– Ну, ну. Всецело посвятивший себя борьбе с искушениями. – Он от о брал у меня флягу и поболтал остатками вина. – Видишь? Я его уже почти поборол. Твое здоровье! Ты ешь мя с ко, ешь. Тут вот еще пироги… а здесь что такое вонюченькое? М-м!.. Сыр! Шикарный сыр, обмотками старыми пахнет… кусочек?
– Ну, раз обмотками пахнет, то отломи… хм, вправду обмотками… Откуда эти га с трономические изыски?
– Трофеи! На редкость удачный денек сегодня. Пугнул я тут одну компанию. Благ о родная молодежь, знаешь ли, теперь моду взяла на кладб и щах пикники устраивать. Чего, не нравится сыр?
– Да я на самом деле не голодна. Меня угостил… бродяга один.
– Бродяга угостил?
– Пепел. Он певец бродячий. Поет на улицах без аккомпанемента.
– А! Знаю его. Недавно в город пришел. Ты это… присмотрись к н е му.
– Зачем?
– Ну… просто. Просто присмотрись.
– Он чудной. Стихи у него неплохие… если это его стихи, конечно. Сам бывший н о биль или бастард. Пьянчужка, болтун и воображала. – Я н е много подумала. – Вообще-то в нем что-то есть.
– Ему нужна помощь.
– И я должна ему помочь?
– Ты можешь ему помочь.
– Мне самой сейчас помощь требуется.
– Вот как? Что-то серьезное?
– Серьезней некуда. – Я вздохнула и отстранила протянутую флягу. – Эльго, у меня беда. Пропала моя свирелька. Украли или сама выпала – не знаю.
– Ишь ты… А без нее никак?
– Никак. Она открывала скалу. Я не могу войти в грот.
Эльго сунул палец под ошейник и поскреб горло.
– Может эта язва Амаргин придумает что-нибудь?
Я убито покачала головой.
– Боюсь, теперь он со спокойной душой избавится от меня. Даст денег и отправит в город. Он уже предлагал мне это.
– А ты жаждешь провести зиму на голом островке, а не в теплом г о родском доме?
– Амаргин – маг, и он когда-то говорил… он говорил, что из меня, может быть, пол у чится толк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80