Я пережила все это, не выходя из ванной, и даже представила себе наш
приезд в Нью-Йорк. Услышала пронзительный голос Элен, этой несколько
уменьшенной копии с миссис ван Хоппер. Увидела ее маленькую уродливую
дочку Нэнси. Представила себе американских студентов и банковских клерков
с их стандартной внешностью и стандартными разговорами: "Давайте
встретимся в среду", "Любите ли вы джаз?" А я должна отвечать вежливо и
любезно, хотя хочу только одного: остаться совсем одна, как сейчас в
ванной.
- Что вы там делаете? - послышался крик миссис ван Хоппер.
- Сколько можно там сидеть? Хотя бы сегодня, когда у вас столько дел,
вы можете не витать в облаках?
...Он, конечно, вернется недели через две в Мандерли. Там его будет
ожидать груда писем и среди них мое, написанное на пароходе. Я постараюсь,
чтобы оно было забавным, опишу спутников и мелкие события. Может быть,
через несколько недель он снова наткнется на мое письмо, лежащее среди
неоплаченных счетов. Второпях напишет несколько слов в ответ... И больше
ничего вплоть до Рождества. Тогда я получу открытку с отпечатанными
золотым шрифтом словами: "Счастливого Рождества и счастья в наступающем
году. Максимилиан де Винтер". А поперек золотых строк он, желая быть
любезным, напишет чернилами: "От Максима". Возможно, на открытке еще
останется место, и он напишет: "Надеюсь, вам понравилось в Нью-Йорке"...
Я стряхнула фантазии и вернулась в реальную жизнь. Миссис ван Хоппер
впервые после болезни спустилась в ленчу в ресторан. Я знала, что его там
нет: он еще вчера предупредил меня, что уедет в Канны. И все-таки в зал я
входила со страхом, боялась, что официант спросит меня: "А вы,
мадемуазель, будете завтракать, как всегда, с мистером де Винтером?" Но он
промолчал.
Весь день я укладывала вещи, а вечером к миссис ван Хоппер пришли
знакомые, чтобы попрощаться. После обеда она немедленно легла в постель, а
я около половины девятого спустилась в контору под предлогом, что мне
нужны багажные квитанции. Клерк улыбнулся мне.
- Жаль, жаль, что вы уезжаете завтра. На будущей неделе у нас будет
балет. Знает ли об этом миссис ван Хоппер? - Помолчав, он добавил: - Если
вы ищете мистера де Винтера, то могу вам сообщить: он звонил из Канн и
предупредил, что вернется не - раньше полуночи
- Мне нужны квитанции, - повторила я, но вряд ли он мне поверил.
Вот так. Вышло, что и последний вечер мне не удалось провести с ним.
А может быть, это и к лучшему: я была бы очень грустной и скучной, и,
возможно, не сумела бы скрыть свое горе.
Всю ночь я проплакала. Так плачут только в двадцать один год. Потом -
уже иначе. Утром у меня были распухшие глаза, пересохшее горло и
воспаленное лицо. Холодной водой, одеколоном и пудрой я постаралась
привести себя в порядок. Затем открыла настежь окно и высунулась в него:
может быть, утренний воздух взбодрит меня. Утро было чудесным. Было так
хорошо, что я, кажется, охотно согласилась бы остаться в Монте-Карло на
всю жизнь. А между тем я в последний раз причесывалась перед этим
зеркалом, мылась над этим умывальником и никогда больше не буду спать в
этой постели.
- Надеюсь, вы не простудились? - спросила миссис ван Хоппер, взглянув
на меня.
- Нет, не думаю... - неуверенно сказала я, ища соломинку, за которую
хватается утопающий.
- Терпеть не могу сидеть и ждать, когда все уже уложено. Мы могли бы
уехать и более ранним поездом, если бы вы постарались. Телеграфируйте Элен
о том, что мы приедем раньше срока. указанного в первой телеграмме, и
распорядитесь в конторе, чтобы нам поменяли билеты.
Я пошла в свою комнату, надела выходной комплект: неизбежную
фланелевую юбку и самодельный джемпер. Моя нелюбовь к миссис ван Хоппер
превратилась в лютую ненависть. Даже это - последнее - утро она ухитрилась
испортить и отнять у меня всякую надежду. Раз так, решила я, то отброшу и
скромность, и выдержку, и гордость!
Из своей комнаты я бросилась наверх, шагая через две ступеньки. Я
знала номер его комнаты. Добежав до таблички "148", я постучала в дверь.
- Войдите, - послышался его голос.
Открывая дверь, я уже раскаивалась в своей смелости: вернулся он
поздно и, возможно, еще лежит в постели. Может быть, он утомлен и
раздражителен. Но он не лежал в постели, а брился у окна в верблюжьей
куртке, наброшенной поверх пижамы.
- В чем дело? Что-нибудь случилось?
- Я пришла попрощаться. Мы сейчас уезжаем.
Он посмотрел на меня, положил бритву.
- Закройте дверь. Не понимаю, о чем вы говорите.
- Это правда. Мы сейчас уезжаем. Она предполагала ехать более поздним
поездом, а теперь перерешила: мы едем немедленно. Ну, а я боялась, что не
увижу вас больше и даже не сумею поблагодарить...
- Почему вы не сказали мне об этом раньше?
- Она ведь только вчера решила ехать. Ее дочь отплывает в субботу в
Нью-Йорк. Мы встретимся с ней в Париже, поедем оттуда в Шербур и дальше.
- Она хочет взять вас в свой Нью-Йорк?
- Да... А мне ненавистна даже мысль об этом... Я буду ужасно
несчастлива.
- Так чего ради вы едете с ней?
- Ведь я же вам объясняла: я работаю у нее из-за жалованья и не имею
возможности отказаться от него.
- Сядьте. - Он снова взялся за бритву. - Я не отниму у вас много
времени. Оденусь в ванной и через пять минут буду готов.
Схватив со стула одежду, он скрылся в ванной, а я села на кровать и
огляделась. Комната была безличной. Лежала груда ботинок - их было гораздо
больше, чем могло понадобиться, - и груда галстуков. На туалетном столике
- шампунь и пара головных щеток, оправленных в слоновую кость. Я надеялась
увидеть хотя бы одну фотографию, но увидела только книги и папиросы.
Через пять минут он вышел из ванной.
- Пойдем вниз. Побудьте со мной, пока я завтракаю.
- У меня нет времени. Я должна бежать в контору, чтобы обменять
билеты.
- Мне нужно поговорить с вами - и он спокойно пошел к лифту. Он,
видимо, не понимал, что поезд отходит через полтора часа, и миссис ван
Хоппер наверняка уже звонила в контору и спрашивала - там ли я. Мы сели за
стол.
- Что будем есть?
- Я уже завтракала. Кроме того, я могу побыть с вами не более
трех-четырех минут.
- Принесите мне кофе, яйцо, тосты, джем и апельсин, - отдал он
распоряжение официанту. Затем достал из кармана пилочку и спокойно начал
подтачивать ногти. - Итак. миссис ван Хоппер надоело Монте-Карло, и ей
захотелось домой? Со мной то же самое. Только она едет в Нью-Йорк, а я в
Мандерли. Что предпочитаете вы? У вас есть возможность выбора.
- Не смейтесь надо мной! Это неблагородно.
- Вы ошибаетесь. Я не из таких людей, которые шутят за первым
завтраком. По утрам я всегда в прескверном настроении... Итак, повторяю,
выбирайте - желаете ли вы ехать с миссис ван Хоппер в Нью-Йорк или со мной
в Мандерли?
- Вы предлагаете мне место секретаря или что-нибудь в этом роде?
- Я предлагаю вам свою руку, глупышка!
Подошел официант, и я молчала, пока он не удалился.
- Вы понимаете... я же не из тех девушек, на которых вы можете
жениться...
- Что вы хотите этим сказать, черт возьми!
- Не знаю, как вам это объяснить... ведь я не принадлежу к вашему
кругу...
- Каков же он, мой круг?
- ...Богатое поместье Мандерли... и его окружение...
- Вы почти так же невежественны, как миссис ван Хоппер, и почти так
же глупы. Я единственный человек, который имеет право судить, кто подходит
для Мандерли, а кто - нет. Не думайте, что я действую под влиянием момента
или из вежливости. Вы думаете, что я делаю вам предложение из тех
соображений, по которым якобы катал вас на своей машине, то есть из-за
доброты? Боюсь, дорогая, что когда-нибудь вы заметите, что я отличаюсь
особой добротой и никогда не занимаюсь филантропией. Но вы не ответили на
мой вопрос: согласны ли вы стать моей женой?
Даже в самых смелых моих мечтах я никогда не думала об этом. Как-то
раз я вообразила, что он тяжело заболел и вызвал меня, чтобы за ним
ухаживать. Дальше этого мои мечты не заходили.
- Мое предложение, кажется, не принято? - продолжал он. - Очень
сожалею. Я-то думал, что нравлюсь вам. Какой ужасный удар для моего
самолюбия.
- Вы... вы нравитесь мне... и даже очень... Я безумно люблю вас...
Сегодня я проплакала всю ночь: думала, что больше вас не увижу.
Он засмеялся и протянул мне через стол руку.
- Да благословит вас бог за это! Когда вы достигнете возраста, о
котором мечтаете, то есть тридцати шести лет, я напомню вам об этом
разговоре, и вы не поверите мне. Как жаль, что вы станете взрослой!
Мне было стыдно, что я призналась в любви к нему. Женщины ведь не
должны делать такие признания. А он смеялся. Я еще больше сконфузилась.
- Итак, о главном мы договорились... - он продолжал поглощать тосты с
джемом. - Вы будете водить компанию не с миссис ван Хоппер, а со мной.
Ваши обязанности останутся примерно теми же. Я тоже люблю, чтобы мне
читали новые книги, люблю сыграть в безик после обеда. Есть, конечно,
разница: я принимаю другие лекарства и употребляю другую пасту для зубов.
Я нерешительно барабанила пальцами по столику и думал: неужели он
смеется надо мной и говорит все это в шутку?
- Я грубиян, не правда ли? Вы представляете себе, что предложения
делают совсем иначе. Вы одеты в белое платье и держите розу в руке, а я
пылко объясняюсь в любви к вам под звуки скрипки.
Тогда вы считали бы, что все в порядке... Бедняжка! Постарайтесь не
придавать этому значения. Наш медовый месяц мы проведем в Венеции и будем
плавать в гондоле, держась за руки. Но долго мы там не останемся, потому
что я хочу показать вам Мандерли.
Он хочет показать мне Мандерли! Наконец, я осознала, что со мной
случилось. Я стану его женой и хозяйкой Мандерли! Рука об руку мы будем
гулять по роскошному саду и по лесам поместья.
Он все еще ел апельсин, давая мне время от времени ломтик. А мне
представилось, как он обращается к толпе своих знакомых и говорит: "Вы,
кажется еще не знакомы с моей женой? Вот миссис де Винтер". А гости
восклицают: "Она же просто очаровательная!" Но я делаю вид, что ничего не
слышу.
- Ну, в апельсине осталась кислая и несъедобная часть. Я не стану ее
есть.
И я почувствовала горечь и кислоту во рту. До сих пор я такое не
замечала в апельсинах.
- Кто же из нас сообщит новость миссис ван Хоппер? - спросил он. - Вы
или я?
- Лучше скажите вы, - попросила я. - Ведь она обозлится на меня...
Мы встали из-за стола, и я подумала, может быть, он сейчас скажет
официанту: "Поздравьте нас. Мадемуазель и я решили пожениться". И все
станут поздравлять нас и приветствовать.
Но он ничего не сказал.
Когда мы вышли из ресторана, он спросил тихо:
- Скажите, сорокадвухлетний возраст кажется вам глубокой старостью?
- О нет, я вовсе не люблю молодых мужчин.
- Да ведь вы их вовсе и не знаете...
Мы подошли к комнате миссис ван Хоппер.
- Думаю, что я быстрее справлюсь один, - сказал он. - Согласны ли вы
повенчаться со мной немедленно или вам хочется заказать себе приданое и
заняться прочей чепухой? Все можно устроить очень быстро: получить брачную
лицензию, зарегистрировать брак, сесть в автомобиль и отправиться в
Венецию или куда вы захотите... Вас смущает, что это будет не в церкви,
без подвенечного платья, без колокольного звона, подружек невесты и хора
мальчиков? Не забывайте, что я вдовец и уже однажды пережил все эти
церемонии... Ну, так как же?
В какой-то момент я ощутила сожаление, что все это будет не в Англии.
Ну, а к чему мне гости и поздравители? Я вовсе не мечтала венчаться в
церкви.
Когда он открыл дверь, миссис ван Хоппер встретила нас криком:
- Это вы? Где вы пропадали? Я три раза звонила в контору. Мне
ответили, что вы там вовсе и не были!
Мне захотелось смеяться и плакать одновременно, и я почувствовала
какую-то тяжесть в области желудка.
- Можете винить во всем меня, - сказал он, входя в ее гостиную и
закрывая за собой дверь.
Я услышала только ее изумленный возглас и тотчас ушла в спальню. Села
у открытого окна и чувствовала себя, как в больничной приемной - сидишь и
ждешь, когда выйдет ассистент и скажет: "Операция прошла благополучно. Вам
не о чем больше беспокоиться."
Интересно, конечно, было бы услышать их разговор, но сквозь стены до
меня не долетало ни звука. Может быть, он сказал ей: "Я полюбил ее с
первого взгляда, и мы встречались каждый день!" А она ему ответила: "О,
мистер де Винтер! Это очень романтично и очень внезапно!" А я думала:
какое счастье - выйти замуж за любимого человека!
Но о любви своей он ничего не сказал... Мы беседовали за столиком, он
пил кофе, ел тосты и апельсин. Он говорил только о женитьбе, а о любви -
ни слова. С Ребеккой он говорил, вероятно, не так... Но об этом я не
должна думать. Об этом надо навсегда забыть...
Его книжечка стихов лежала у меня на кровати. Она открылась на
странице с посвящением: "Максу от Ребекки. 17 мая". Я аккуратно вырезала
ножичком эту страницу так, чтобы ничего не было заметно, и разорвала ее на
клочки. Но и на клочках можно было увидеть скользящий, стремительный
почерк. Я собрала клочки, поднесла к ним спичку и смотрела, как они
превращались в пепел. Я начинала новую жизнь, разрушая воспоминания о его
прежней любви.
- Все в порядке, - сказал он, входя в спальню. - Она сначала
остолбенела от изумления, а теперь начинает приходить в себя. Я схожу в
контору и распоряжусь, чтобы ее скорее доставили на вокзал. Она даже
заколебалась, не остаться ли ей, чтобы присутствовать на свадьбе. Но я был
тверд, как кремень. Теперь идите и поговорит с ней. Он опять ничего не
сказал о своей любви и своем счастье, и не пошел со мной в гостиную.
Я пришла, чувствуя себя, как горничная, известившая о своем уходе
через подругу. Она стояла у окна с сигаретой в зубах. Маленькая, толстая,
в пальто, туго стянутом на пышной груди в маленькой дурацкой шляпке на
макушке.
- Итак, я должна вас поздравить с умением работать на два фронта.
Какими приемами вы этого добились?
Что ей сказать? Ее улыбка была крайне язвительной.
- Вам очень повезло, что я заболела. Теперь-то я понимаю, как вы
проводили время и почему были такой рассеянной и забывчивой... А вам
следовало бы все рассказать мне... Он сказал, что собирается через
несколько дней жениться на вас... Ваше счастье, что у вас нет родных, а то
они задали бы вам кое-какие вопросы... Но все это меня уже не касается. Я
умываю руки. Интересно, что подумают о нем его друзья, родные? Но это, в
конце концов, его дело. Ну, а вы учли, что он намного старше вас?
- Ему всего сорок два года, а я выгляжу старше своих лет.
Она засмеялась и, глядя на меня инквизиторским взглядом, спросила:
- Скажите мне, как другу: вы не сделали ничего такого, чего не
следовало бы делать?
Она стала похожа на мадам Блэз, когда та предлагала мне сто франков.
- Не понимаю, о чем вы говорите.
- Ну ладно, не обращайте внимания... Я всегда говорила, что
английские девушки - это темные лошадки, несмотря на их спортивный вид...
Итак, я должна ехать в Париж, и вы останетесь здесь и будете ждать, пока
ваш возлюбленный не получит лицензию... Должна отметить, что он не
пригласил меня на свадьбу.
- Он и не собирается устраивать пышную свадьбу. К тому же вы в это
время будете на пути в Нью-Йорк.
- Хм-хм... Полагаю, что вы отдаете себе отчет в своих действиях. Ваша
свадьба, в сущности, очень скоропалительна, вы же знаете его всего лишь
несколько недель. Не думаю, чтобы у него был легкий характер, и вам
придется приспосабливаться к нему... До сих пор вы вели исключительно
беззаботную жизнь, ну, а теперь вам придется стоять на собственных
ногах... Откровенно говоря, я не представляю себе, как вы справитесь с
обязанностями хозяйки Мандерли. Вы были неспособны сказать и несколько
связных слов моим друзьям, когда у меня бывали гости. Как вы будете вести
беседу на больших приемах в Мандерли? Они там часто бывали, когда была
жива его жена. - Она продолжала болтать, не ожидая ответа. - Конечно, я
желаю вам счастья, но, боюсь, вы совершаете ошибку, большую ошибку, о
которой будете горько сожалеть...
Я прекрасно знала, что я молода, неопытна, застенчива и что мне будет
трудно, но в ее словах я уловила злорадство. Чисто по-женски она
завидовала мне и считала мое счастье вовсе не заслуженным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26