Это пышное и торжественное сооружение было создано явно не для интимной жизни, но Зефирину это совершенно не трогало. В присутствии десяти одетых в ливреи лакеев, трое молодых людей лишь холодно приветствовали друг друга во время кратких встреч.– Когда же мы отправимся в Ватикан, монсеньор? – спрашивала Зефирина.– Святой отец сейчас очень занят! – отвечал князь, не вдаваясь в подробности.– Может быть, нам достаточно повидаться с одним из его кардиналов?– Сомневаюсь, мадам… Дело князя Фарнелло может быть разрешено только его святейшеством.С этими словами Фульвио раскланивался и удалялся вместе с Мортимером.Зефирина, конечно, понимала, что очень обидела лорда де Монтроуза тем, что не поблагодарила его, рисковавшего собственной жизнью ради ее спасения от рук наемников. Что же до каменного выражения на лице князя, то оно, казалось, говорило:«Я нашел вас в объятиях этого разбойника… Ваша неблагодарность, мадам, не внушает мне ничего, кроме презрения».Но это чувство было у них взаимным. Зефирина с удовольствием бросила бы ему в лицо, что вместо устроенного им пожарища он мог просто отдать золото, оружие и продовольствие, которых требовали наемники. Скупость и только скупость монсеньора была причиной резни… Как объяснить ему, кто такой Бастьен и кем он был для нее? В своем все еще неутихающем горе она спустилась в часовню дворца. Там Зефирина с большим волнением исповедалась дворцовому капеллану. Сумбурно, перескакивая с одного на другое, она выложила священнику все, что накопилось на сердце против Фульвио. В это утро она снова начала свои жалобы:– Я его ненавижу, я терпеть его не могу, отец мой. Я жду нашего развода, чтобы начать жить. Он изгнал моего жениха, он убил друга моего детства. Он купил меня и теперь держит у себя как пленницу. Это настоящий дьявол, отец мой…– Но, дитя мое, – возражал почтенный капеллан, сраженный всеми этими разоблачениями, – князь Фарнелло – ваш муж. В качестве такового его светлость имеет право на… на… Подумайте и о том, что, беря вас в жены, он, наверное, любил вас…Зефирина подскочила:– Любил меня? Никогда! Он вообще любит только себя, свою гордыню, свою власть, своих лошадей… «Я так хочу! Я приказываю!» Женщина для него все равно, что животное…– Но нельзя забывать, что вы его унизили…– Отец мой… – взмолилась Зефирина, – я хочу избавиться от этого человека. Помогите мне добиться расторжения брака, как он сам мне обещал. Я чувствую, он никогда не пойдет в Ватикан… о, Господи…Зефирина сложила в мольбе ладони и опустила голову.– Гордыня, княгиня Фарнелло, ваш главный грех. За это вам надлежит прочесть трижды «Отче наш» и трижды «Богородица»… Но обещаю вам, что доведу до сведения святого престола ваше дело…Почувствовав некоторое облегчение, Зефирина поднялась в свои покои. Под внимательными взглядами занятой рукоделием Плюш и что-то лопотавшего Гро Леона, она принялась кружить по комнате. Минуты две спустя она неожиданно схватила статуэтку Аполлона и швырнула ею в зеркало.– Зефи… мадам… Что происходит?Перепуганная Плюш смотрела, как молодая женщина методично хватала находящиеся в комнате предметы искусства и разбивала их об стену.– Я хочу выходить из дома, я хочу совершать прогулки по городу, я хочу видеть Рим. Мне надоело подыхать от скуки, в то время как месье развлекается!– Но я не уверена…– … будет ли на это разрешение монсеньора?… имею ли я право выйти на прогулку? Ну, что ж! Вот мы сейчас и посмотрим…Подхватив кринолин и перепрыгивая через три ступеньки, Зефирина помчалась вниз по мраморной лестнице так быстро, как только позволяли ее юбки.– Я приказываю оседлать мне лошадь или заложить экипаж. Я желаю выехать в город! – распорядилась Зефирина тоном, не терпящим возражений.Паоло, будто не замечая возбуждения княгини, поклонился:– Монсеньор распорядился сегодня утром заняться приведением в порядок всей имеющейся сбруи…– Что это значит?– Что ваша милость должны нас извинить, но… нет ни одной свободной лошади.Зефирина топнула ногой:– Тогда я отправлюсь в портшезе.– Но все лакеи заняты приготовлениями к карнавалу, ваша милость.– Что ж, тогда я пойду пешком, – сказала Зефирина и направилась к высокой двери, выходившей в мощеный двор.– Ваша светлость, даже не думайте, в городе очень опасно, вы можете столкнуться с плохими людьми.– Значит ли это, Паоло, что я здесь пленница, а вы мой тюремщик? – произнесла Зефирина с презрением.– Мне горько это слышать, ваша милость. Уж лучше вашей светлости поговорить с монсеньором, когда дон Фульвио вернется.Говоря это с горестным видом, Паоло тем не менее продолжал стоять у двери непоколебимо, точно Атлас, поддерживающий небесный свод.Зефирине пришлось смириться с неизбежностью. Чтобы выйти из дома, ей пришлось бы убить Паоло.Вне себя от ярости, она уселась в вестибюле и, скрестив руки, стала ждать… * * * – Вы желали говорить со мной, мадам? Разгоряченные, вспотевшие, Фульвио и Мортимер в прекрасном настроении возвратились домой. Зефирина встала.– Вот именно, монсеньор.В то время как Мортимер, поклонившись ей, поднимался в отведенные ему апартаменты, Фульвио подошел к Зефирине.Его богато расшитый камзол был распахнут на груди, и она почувствовала исходивший от него сильный мужской запах, смесь мускусных духов и пота.– Говорите же, мадам, я вас слушаю, – сказал Фульвио таким тоном, будто очень торопился.Преодолевая себя и не глядя на мужа, Зефирина произнесла с нажимом:– Я желаю знать, месье, я пленница или нет?– Почему же? Разве у вас сложилось такое впечатление?– Я не могу выйти из дворца. Ваш Паоло охраняет дверь, словно цербер.Раздраженная присутствием лакеев, Зефирина машинально понизила голос.– А-а… а вы, значит, желали бы выходить? – громко спросил Фульвио.– Да.– Зачем?– Как это, зачем? Да просто потому, что мне хочется, – задыхаясь от возмущения, ответила Зефирина.Какое-то мгновение Фульвио смотрел на нее, и во взгляде его вспыхивали золотые искры. Казалось, его все это забавляет.– Но ведь нам не всегда удается иметь то, что хочется, мадам…После паузы, подчеркнувшей эту многозначительную фразу, он добавил:– Ну, хорошо, пойдемте со мной.Широкими шагами, не заботясь о том, поспевает ли за ним Зефирина, Фульвио направился в свои покои, располагавшиеся в южном крыле второго этажа.При его появлении обе борзые, Цезарь и Клеопатра, встали и подошли к хозяину в ожидании ласки, а получив ее, спокойно вернулись на место и улеглись у камина, в котором в довершение ко всей роскоши день и ночь пылал огонь.Зефирина не могла отказать себе в желании осмотреть покои мужа, заполненные доспехами, аркебузами, брошенными на пол шкурами диких животных и кроватью под балдахином, пурпурный полог которого был задернут.Небрежным жестом Фульвио указал ей на Кресло. Пока Зефирина осторожно усаживалась, стараясь не сломать обручи своего кринолина, Фульвио иронизировал:– Что за дьявольские ухищрения, мадам! Черт побери, как это вы, женщины, можете носить на себе столь противоестественные вещи? Почему с помощью всевозможных нелепостей скрываете именно то, что вызывает у мужчин особое восхищение?Не обратив внимания на то, что щеки Зефирины заливает краска смущения, он скинул свой камзол и мокрую от пота рубашку и протер тело винным спиртом.Чтобы не видеть полуобнаженный торс мужа, Зефирина решительно прикрыла веки, в то время, как князь беззаботно напевал весьма фривольную песенку: Вот лавочка для бешено влюбленныхТоргуют здесь тщеславьем и гордынейИ прочими подобными вещами.Сюда, красотки с тощими задами,Здесь быстро вам поможет округлитьсяУстройство для сокрытия детишек,Лишь стоит вам напялить на себяСей кринолин, да, кринолин,Щит вашей добродетели надежный… – Ну, что скажете, мадам, по поводу этой довольно грубой карикатуры? Я был бы очень огорчен, если бы оказалось, что она ранит ваши целомудренные уши.Зефирина открыла глаза. Князь уже надел рубашку.Теперь она почувствовала себя увереннее и пошла в наступление:– Я последовала за вами сюда, месье, не для обсуждения моды, а для откровенного объяснения.– Откровенного объяснения! – повторил князь, и в голосе его прозвучало сомнение.– Я хочу поговорить с вами о том, что для меня важнее всего: о моей свободе!– Тысяча чертей! О чем… о чьей?– О моей, – с усилием проговорила Зефирина.– Да вы, мадам, камень с моей души снимаете. Я-то думал, вы начнете говорить со мной об этом наемнике Ля Либерте, которого, как мне показалось, вы особенно нежно обнимали, настолько нежно, что я задал себе вопрос, уж не для того ли вы заставили меня рисковать жизнью, чтобы заманить в подстроенную вами ловушку…Говоря все это, Фульвио сел напротив Зефирины. Она приняла вызов:– А я, месье, в свою очередь ломаю голову над тем, не скупость ли является вашим самым большим недостатком… Вместо того, чтобы убивать, не лучше ли было заплатить столько, сколько у вас попросили?Скрестив длинные, обтянутые шелковыми чулками ноги, Фульвио парировал:– Помимо того, мадам, что вы становитесь слишком дороги, нет не моему сердцу, а моему кошельку, до такой степени дороги, что я вынужден признать, мне уже никогда не возместить понесенных расходов, знайте, что для удовлетворения запросов этих бандитов мне бы понадобилось по меньшей мере три дня, чтобы сюда прибыли груженные оружием и провиантом подводы. Я имел слабость поверить в то, что вы находитесь в опасности, и попытаться вместе с Монтроузом освободить вас. Применив эффект неожиданности, мы кинулись в атаку… Не могу не признать, что ваше поведение лишило меня всяких иллюзий.Это было сказано беззлобно, тоном простой констатации.Зефирина вынуждена была признать про себя, что он прав. Вспомнив советы Макиавелли, она поняла, что надо в воду добавить немного меда.– Вы плохо обо мне подумали, месье, – сказала она с усилием. – Человек, которого звали Ля Либерте, мой бывший крепостной Бастьен… друг детства, который к моему удивлению сказался вне закона. Но, несмотря на все его провинности, я не могу забыть, что мы росли вместе и что…– Вы, видно, изрядно помучили бедного парня, жестоко играя его чувством к вам. Наверное, поэтому ему пришлось покинуть вас, мчаться прочь во весь опор от своей богини и мучительницы…Вспоминая сцену на пляже, после которой Бастьен действительно бежал после бурного объяснения, Зефирина взглянула на князя с подозрением.– Откуда вы знаете, что Бастьен сбежал? Князь пошевелил горящее полено в камине.– Проще простого, моя дорогая… Вассал всегда пылает страстью к госпоже, кузен к кузине, трубадур к королеве, карлик к великанше, а брат к сестре…– Зачем вы все это говорите?– Ну, просто инцест особенно в моде и…– Нет, про карлика и великаншу.– Вы не любите карликов?Уж не сошла ли она с ума? На секунду ей померещилась тень Каролюса.Своими нервными пальцами Зефирина коснулась лба, будто стараясь избавиться от этого тягостного воспоминания, потом, сменив тему, снова ринулась в бой:– Вы дали мне обещание, монсеньор!– Я?Фульвио восхитительно разыграл удивление.– Вы мне поклялись сделать все возможное, чтобы расторгнуть наш брак.– Я ничем не нарушил своего обещания. Мы живем как чужие, и думаю, у вас нет причин жаловаться на телесные посягательства и плохое обращение.При таком откровенном напоминании Зефирина снова вспыхнула. Однако тут же возразила:– Поговорим как раз о вашем обращении… Вы держите меня взаперти, засадили меня в тюрьму, и я живу как заключенная.Фульвио так резко встал, что Цезарь и Клеопатра даже залаяли, но потом снова легли у огня.– Так вы желаете выходить из дворца?Зефирина тоже встала.– Да, я этого хочу!– Но вы меня не просили об этом!– Ну, так теперь прошу.Какое-то мгновение оба супруга смотрели друг на друга, полные решимости. Фульвио видел перед собой напряженное лицо Зефирины. Она не опускала глаз и не прятала горящего в них огня. Не будь так воинственна ее поза, можно было сказать, что после своей болезни она еще больше похорошела. Фульвио хотелось коснуться пальцами ее шелковистых волос, заплетенных в косы и перевитых жемчугом.Зефирина была красива. Но теперь она выглядела женщиной и куда более ослепительной, чем когда прибыла в Италию. Маленькая куколка превратилась в восхитительную бабочку… или скорее в великолепную кобылицу, нуждающуюся в укрощении.Фульвио сжал кулаки. Он подавил в себе желание прервать спор и швырнуть ее под балдахин, чтобы наконец довершить то, что не удалось в карете.У нее явно есть темперамент, но знает ли она об этом? Была ли она разбужена? Девственница ли она еще, чей нрав требует успокоения?Фульвио вдруг пожалел о том, что родители отдали его на воспитание в миланский монастырь, к ученым монахам. Дед его, живший в прошлом веке, не стал бы забивать себе голову всеми этими рассуждениями. Он бы приказал отхлестать красотку, а потом бы использовал в соответствии с потребностью. Она же, выполнив свою обязанность, сразу бы успокоилась и, сидя за прялкой, стала бы поджидать, когда муж снова почтит ее своим вниманием!А эта в довершение ко всему еще и образованная! Фульвио отвернулся и стал ходить по комнате.– Если я позволю вам выйти, мадам, вы же опять убежите! Вы поднимете на ноги весь городской гарнизон! Спровоцируете мятеж! Свалитесь в какой-нибудь колодец! Убьете папу! Устроите побег Франциску I! Отравите Карла V!.. И, бог его знает, что еще натворите. Ведь в вашей головке без конца роятся какие-то замыслы и фантазии. Не хочу упрекать вас в этом, но вы, мадам, не из числа жен, которые вносят в жизнь покой. Пока вы все еще княгиня Фарнелло, мне не хотелось бы рисковать, позволив вам стать причиной какого-нибудь очередного скандала.«Не такое это легкое дело проучивать всех братьев Доменико, какие существуют в Риме».Зефирина была слишком умна, чтобы не согласиться с обоснованностью его упреков.– А если я дам вам слово, что до развода, не буду пытаться убежать?– Хм…– Я буду вести себя спокойно, клянусь вам. Зефирина умоляла его.– Я даю клятву не покидать Рима. Клянусь головой, душой, клянусь честью своего отца. Это ужасно, но вы по-прежнему считаете меня воровкой. Вы сердитесь на меня за изумрудное колье…Фульвио сделал жест рукой, означавший: «Пустяки, мадам».Но Зефирина упрямо продолжала:– Это не я! Ну как мне убедить вас? Самый крупный изумруд был внутри пустым. Я его открыла и нашла в нем маленькую пластинку из странного металла с фиолетовым отливом, с геометрическим рисунком и надписью…– Надписью? – повторил Фульвио недоверчиво.– Да, там были слова… я хорошо их помню… «Усталый Леопард в небо свой взор устремляет. Рядом с солнцем видит орла, тешащегося со змеей».– Или у вас, моя дорогая, сильное воображение, или…– Вы должны мне верить, рисунок представлял собой три треугольника, наложенных друг на друга. У нас в семье тоже было похожее колье, и я получила его при странных обстоятельствах. Но оба они были у меня украдены.Зефирина говорила торопливо, будто боялась, что ее прервут.– Что вы сделали с найденной пластинкой? Вы снова вложили ее в изумруд? – спросил Фульвио.Зефирина покачала головой:– Нет, я спрятала ее в одной из комнат, между двумя паркетинами. Для большей надежности я прикрыла пол в этом месте ковром, а колье оставила на туалетном столике…– А потом?– Вышла на террасу, где вы меня и нашли, – медленно произнесла Зефирина.– Да, и где претендент на вашу руку оглушил меня, – продолжил Фульвио.Он слушал, не шевелясь, рассказ Зефирины, а потом заговорил словно сам с собой:– Как я уже рассказывал вам, если мне не изменяет память, в день нашей свадьбы, происхождение этого колье восходит к 1187 году, то есть к кануну третьего крестового похода. У меня в семье утверждали, что у этого изделия трагическая история. В самом начале было три одинаковых колье, и принадлежали они трем дочерям султана Саладина. Согласно легенде, все три драгоценности в течение 333 лет должны оказаться в руках одной женщины. И когда это произойдет, обладательница их получит доступ к сокровищам великого султана. Но это всего лишь легенда. Если вы говорите правду, если существуют три пластинки, то речь может идти о каком-то талисмане… Чтобы понять смысл этих треугольников и написанных там слов, надо заполучить все три пластинки… – почти шепотом сказал Фульвио. – Но рука, однажды совершившая кражу, захочет вернуть их…– Если вы мне не верите, пошлите кого-нибудь в Ломбардию и проверьте, там ли еще пластинка.– Благодарю за совет, – произнес с иронией князь.Уже наполовину убежденный, он тем не менее никак не мог избавиться от некоторого недоверия к Зефирине.– Ну, поверьте мне, я могу быть строптивой, бунтовать, но я никогда бы не опустилась до воровства. Как мне убедить вас, Что меня можно выпустить на улицу и не считать преступницей? Клянусь, буду вести себя достойно княгини Фарнелло и никуда не уеду, пока снова не стану Зефириной де Багатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39