Ты на улице, я – в архиве. Как видишь, – пошутил я, – пекусь о твоем здоровье. Архивную пыль оставляю для себя – я ведь и так отравлен сигаретами и в горах задыхаюсь.
Я провел инструктаж группы, которую дали в помощь Пырвану, мысленно похлопал каждого по плечу и отправил их рыскать по городу по следам двух наших знакомых и их свиты. Оставшись один, я принялся составлять план и уткнулся в папки с бумагами.
Ну вот и подошло время рассказать о маленькой подробности из биографии Петра Чамурлийского.
Во время Отечественной войны он попал в плен в битве при Драве. Немцы угнали пленников во внутренние районы страны. Там их освободили войска союзников. Произошло это около Киля, где теперь проходит граница между Францией и Западной Германией. Через месяц после капитуляции Германии его передали советской комендатуре в Вене, а русские, в свою очередь, переправили его к нашим. Все это время вместе с ним повсюду следовал медицинский протокол, выданный американскими военными врачами и заверенный советскими медиками. Рану на шее он получил на память от немецкой охраны при попытке к бегству из лагеря для военнопленных. В Болгарию Чамурлийский приехал с подорванным здоровьем, потом поступил в Военное училище. Ну вот, вроде и всё.
"Ну и что, что был в плену? – спросит кто-то. – Или вы хотите сказать, что там его "обработали"? Кто именно – немцы или американцы? Подобные домыслы, дорогой, давным-давно уже покрылись плесенью. И фильмы об этом уже сняли, и книги писали. Грустные фильмы и грустные книги о возвратившихся на родину пленных, которые вместо цветов получают повестки… Тебя смущает опоздание – с чего бы это американцы переправили его лишь через месяц, хоть могли бы и сразу? У них было достаточно времени, – рассуждаешь ты, – чтобы обработать слабого, растерявшегося человека! О чем ты говоришь?! Кто слабый, кто растерявшийся?.. Впрочем, продолжим. Война. Поезда и самолеты движутся без какого бы то ни было расписания. Если учесть и этот факт, то опоздание на месяц можно рассматривать как пример удивительной оперативности. Так что версия моя рассыпается в прах, прежде чем я задам себе вопрос: кого же я в сущности подозреваю? Бывшего бойца интернациональных бригад, участника Движения сопротивления в трех странах, сына старого коммуниста, который погиб в тюрьме? Это он-то слабый и растерявшийся?.. Предположим, что невозможное окажется возможным, то есть, что этот самый Петр Чамурлийский был завербован вражеской разведкой еще тогда. А теперь сделаем простенький расчет: сколько лет прошло с тех пор? Ровно двадцать один год. И за все это время, все эти месяцы, недели, дни предатель не сделал ни одного ошибочного шага и каждый раз выходил сухим из воды; медленно, но уверенно поднимался по служебной лестнице, завоевывая все больший авторитет среди тех, кого продал за чечевичную похлебку? Не обессудь, но такого уже не встретишь даже у авторов бульварных детективов по той простой причине, что современный мир исключительно динамичен, жизнь вокруг нас кипит, поэтому даже пресловутое терпение агентов некоторых империалистических разведок, за спиной которых – вековой опыт их предшественников, начинает постепенно исчерпываться из-за необходимости немедленно узнавать о том, что происходит "на той стороне". Ведь успех сегодня измеряется часами и минутами, старые понятия вытесняются совершенно новыми, соответствующими веку скоростных пассажирских лайнеров. Даже в такой цитадели традиций, как Великобритания, стали всерьез задумываться над тем, стоит ли цепляться за свою ненормальную денежную систему, за все эти шиллинги, пенсы, гинеи, и так далее. Так что…"
Да, пожалуй, продолжать нет смысла. Все эти мысли могли прийти в голову как мне, так и вам. Они мне вполне понятны, я принимаю их вместе с их пафосом, считаюсь с ними, уважаю их, однако вся беда в том, что у меня не хватает сил оторваться от этих пожелтевших папок, и мне даже приятно вдыхать пожелтевший от архивной пыли сухой воздух – видно, во мне пропал исследователь древних папирусов.
…Судя по всему, в молодости Чамурлийский был сорвиголова – в шестнадцать лет уехал в Испанию и вступил в Интернациональную бригаду; потом Франция, Греция, Сербия и наконец, когда, казалось бы, можно было найти тихую пристань и пожинать плоды народного признания, он отправляется добровольцем на фронт, на передний край. Было бы логично, рассуждал я, если бы такая бурная, полная опасностей и приключений жизнь соответствующим образом продолжалась бы и в мирное время, пусть даже с ошибками и отступлениями от правил. Но тем не менее после Девятого сентября перед нами как будто совсем другой человек – тихий, остепенившийся, последовательный в делах и намерениях, слишком зрелый для своих лет. Что это: перемена характера, которую можно объяснить накопившейся с годами усталостью, или же все это вызвано чем-то иным? Жаль, что мне не удалось найти никого из тех, кто знал Петра Чамурлийского ребенком, школьником или юношей. Все его родственники умерли, в живых остался только дядя, но тот совсем впал в детство, ничего путного от него не услышишь. Его фронтовые товарищи разъехались кто куда по всей стране, то же самое можно сказать и о его друзьях из Второй мужской гимназии. Отец Петра – Тодор Чамурлийский, бывший учитель географии – снимал небольшой дом недалеко от кирпичного завода; теперь здесь возвышаются современные жилые здания с балконами, окрашенными в розовый цвет. В прошлом остались и непролазная грязь, и темные кривые улочки. Напрасно расспрашивал я местных старожилов об этой семье революционеров – никто о ней даже не слышал. И что же в конце концов получается? Жизнь, разделенная на две половины, – до и после Девятого сентября. Удобно для журналистов, которые, даже если и выдумают что-то, всегда найдутся такие, кто им поверит, а меня это совсем не устраивает. Итак, первая половина его жизни, как говорится, теряется во тьме, а вторая… вторая приобрела в наши дни такие прямые и четкие линии, что скулы сводит и невольно задаешь себе вопрос: человек перед тобой или хорошо запрограммированный робот?
…На службе в армии до 1954 года. Его рапорт на имя министра с просьбой об отставке, который он подал, чтобы поступить в Высший экономический институт, был подписан. В отставку Чамурлийский выходит в чине капитана с отличной характеристикой (отличной тем более благодаря тому, что при его решающем участии была раскрыта и уничтожена в зародыше многочисленная подпольная группировка). Став студентом, он быстро завоевал авторитет среди товарищей: всегда вникал в суть преподаваемого предмета, ко всем относился спокойно и ровно, никогда не нервничал и не капризничал. Никогда не упоминал о своем прошлом, завоевывал позиции собственным трудом, используя умение распределять свое время так, что его хватало на всё – даже на многочисленные общественные обязанности, которые он добровольно взваливал на себя. Институт окончил с отличием. За то, чтобы взять его на работу, боролись сразу несколько ведомств. И что же дальше?.. Одним словом, Петр – один из тех редких счастливчиков, у которых все идет как по маслу, а они и пальцем для этого не шевельнули. Однако это никого не раздражало, так как он был сама скромность, да и тщеславие в его характере напрочь отсутствовало.
Единственная его слабость – любит хорошо одеться. Из Швейцарии он вернулся без машины, но зато шкафы у него ломятся от бесчисленного множества костюмов, плащей, пальто, рубашек, свитеров, ботинок, галстуков и шляп, купленных в самых дорогих магазинах на самых фешенебельных улицах европейских столиц. Просто диву даешься, кого ради он так наряжается, ведь женщины его явно не интересуют, и вот уже который год он обедает и ужинает в Клубе журналистов, где публика настолько постоянная, что любое новое лицо не вызывает ничего, кроме всеобщей гримасы недовольства. Он всегда выбирает маленький столик и старается остаться один, спрятаться за английскими или немецкими газетами и журналами. В кино и театр тоже любит ходить один и предварительно покупает билеты на всю неделю. В воскресные дни отправляется один на прогулку по Витоше и остается ночевать на какой-нибудь турбазе. Всё один, один, один – это уже начинает меня раздражать, пробуждая мое любопытство, заставляя подозревать нечто помимо устоявшихся привычек старого холостяка. Что все это значит? Почему этот человек выбрал одиночество? И на этом фоне – Половянский. Не кто иной, как шумный, неприятный, нечистоплотный пошляк Половянский… Я навел справки, и оказалось, что квартиру – две комнаты и гостиную – Чамурлийский купил за 8000 левов в то время, когда был торгпредом в Швейцарии. В квартире никто не жил вплоть до его возвращения, а потом он поселился там один и вдруг… Половянский?! С какой стати он его подобрал, где пересеклись их дороги – все это пока остается неизвестным. Версия майора, который утверждает, что Половянский приводит к Чамурлийскому женщин, получая за сводничество солидные комиссионные, на мой взгляд, необоснованна. Тем более что "наш человек" с его проницательностью непременно бы что-нибудь заметил, а он в ответ на такой вопрос только пожимает плечами, как, впрочем, и Пырван. Однако мне кажется, что пора уже уступить мою роль Пырвану. В последнее время ему пришлось немало побегать, он все видел своими глазами, и сведения у него самые свежие. Ему и карты в руки…
– Пожалуйста, товарищ старший лейтенант, только попрошу без лирических отступлений, вроде того про фальшивые кости, на которых одни шестерки.
– Вы меня сразили наповал! – засмеялся Пырван. – Я как раз собирался рассказать вам об одной тайной любви…
– Есть в Софии маленькая улочка, – начал свой рассказ старший лейтенант, – улица Достоевского. Находится она как раз за мавзолеем князя Баттенберга. Если вы как-нибудь вечером, набравшись терпения, постоите в самом начале этой улицы, то вы непременно увидите, как выходит из дому признанная красавица этого квартала Соня Максимова, походка которой – притча во языцех. Она идет так, будто змея обвивается вокруг ветки. Соня живет в угловом доме на четвертом этаже. Отец ее, Страшимир Максимов, бывший политзаключенный, занимает важный пост в Министерстве просвещения, мать – известная на всю округу персона, гроза всех бакалейщиков и зеленщиков. Вот Соня показалась на ступеньках подъезда, сразу видно, что из дому она улизнула тайком. Но почему она так внимательно оглядела всю улицу, прежде чем направиться к бульвару Толбухина? Ее родители дома, но она не смотрит на окна, она оглядывается направо и налево. Глаза у нее тревожные и виноватые. Чего она боится?.. Она переходит бульвар, не глядя по сторонам, а встречные мужчины оборачиваются ей вслед, восхищенно цокая языком. Только теперь – когда Соня уже далеко и, наверное, свернула в одну из прилегающих к бульвару улиц – из соседнего подъезда их дома выходит другая известная в квартале личность, которой никак не пристало заниматься слежкой хотя бы из-за внушительного роста. Это – восходящая звезда болгарского баскетбола Антон Демирев – рост 204 см, вес 93 кг, возраст 21 год, студент-химик.
Они с Соней – однокурсники и с самого первого дня вместе ходят на лекции, но в последнее время она сознательно стала его избегать, не находя в себе сил объяснить ему причину своего поведения. А он, будучи человеком гордым, исполненным чувства собственной значимости, причем не только в спортивном мире, ни о чем спрашивать не желает. Мало ли девушек вздыхает по его упрямым мальчишеским вихрам, по его мечтательным глазам? Если бы кто его увидел, как он здесь прячется, все бы лопнули от смеха, особенно если бы узнали, что он преследует Соню до самого "пункта назначения", как бы далеко она ни отправлялась. Именно для этого он выпросил машину своего приятеля. Недостойно! Да, но ревность, когтями впившаяся в его молодое сердце, сильнее всех других чувств, и, скрывшись за каким-нибудь деревом, наш следопыт выдумывает способы мести один другого страшнее. Хотя как драться с человеком, который годится ему в отцы? Он уже не спрашивает о причине, он знает – появился другой, как бы неправдоподобно это ни выглядело, тем более, что этому "другому" вот-вот стукнет пятьдесят, и страшно даже подумать, что такая молодая девушка может… Хотя почему бы и нет? Соня всегда мечтала о "солидном мужчине", с которым она могла бы чувствовать себя уверенно. Желторотые юнцы ей надоели, куда приятнее умная, спокойная беседа, чем кривлянье под магнитофон. "Она и меня мешает в одну кучу с ними", – с ужасом думает он и на каждое свидание – а они видятся все реже и реже – приходит с подготовленным планом, из которого, конечно, ничего не выходит, потому что Соня уже не замечает, что он переменился, – она рассеянна, скучает, постоянно посматривает на часы, явно думая о другом. Друзья дают ему самые различные советы, но ни один ему не по нутру; лучше всего махнуть на все рукой и не обращать на нее больше внимания – так он зарекается каждое утро, но как только увидит ее в университете, как только встретит ее рассеянный, отрешенный взгляд, воображение начинает рисовать ему страшные, почти достойные апокалипсиса картины – какое-то сплетение молодых и старых тел, и тогда бес ревности снова гонит его в подъезд дома на углу или в какой-нибудь из загородных ресторанчиков, в которых Соня встречается с его соперником. Единственная надежда, которую он питал до недавнего времени, а именно, что связь их, как говорится, платоническая, и та почти рассеялась. Куда денешься от фактов – ведь эта мерзавка Кети дает им ключи от своей квартиры, чтобы они могли "поговорить". Взять бы эту Кети за шиворот да отделать как следует у всех на виду. Она уже два раза пускает их к себе и оставляет одних, если это и в третий раз случится, то она у меня света белого не взвидит!.. Однако никаких серьезных мер Тони до сих пор не предпринимал, он лишь продолжает идти по этому позорному двойному следу, который никогда не ведет от подъезда дома на улице Достоевского. Никогда. Хотя его неравноценный соперник регулярно бывает дома у Максимовых – каждую субботу, почти как по абонементу. Приходит с пустыми руками к половине седьмого – семи и остается самое позднее до половины десятого. Яснее ясного, что они скрывают свои отношения от родителей Сони. Может, стоит пойти к дяде Страшимиру и сказать: так, мол, и так, человек, которого вы так радушно принимаете у себя дома, обманывает вас самым бессовестным образом, вот вам доказательства – и дни, и часы. Или пойти к ее матери – эта подколодная змея в два счета укажет старикану на дверь. Хотя… ладно, пойдет он, но не обернутся ли против него старики Максимовы. Скажут: ты что, маленький? Это ваши дела, сами разбирайтесь. Даже еще хуже может получиться – не дай бог, обрадуются дядя Страшимир и его жена, что дочка их гуляет с таким важным человеком. Возьмут и скажут ему: "Видишь ли, Тони, раз у товарища Чамурлийского серьезные намерения, ты сам понимаешь, мы не имеем никакого права мешать счастью дочери. Неважно, сколько тебе лет, важно, на сколько ты себя чувствуешь. Выглядит Петр прекрасно, характер у него степенный, а его положению в обществе можно только позавидовать. Соня будет за ним как за каменной стеной. А с тобой на что она может рассчитывать? Сколько ты видел удачных браков между сверстниками? Что ты можешь ей предложить?.. Не создавай себе лишних неприятностей. Соня и так на распутье – если ты ее по-настоящему любишь, то помоги ей, уйди с дороги тихо, без скандалов. Пусть у нее сохранится о тебе хорошее впечатление. А потом, когда и ты женишься, будете ходить друг к другу в гости, и ты сам убедишься, какой симпатичный человек Петр Чамурлийский, как Соне с ним повезло… У нас просто гора с плеч свалилась. Больше нам не придется беспокоиться о судьбе нашей доченьки, и раз и навсегда прекратятся все эти телефонные звонки и записочки: разве ты не знаешь, что разные бездельники то и дело звонят Соне и выводят нас из терпения. Так что, надеюсь, мы друг друга поняли, так ведь?.."
Мы узнали, дополнил Пырван, что несчастный влюбленный имеет все данные, необходимые для отличного игрока в баскетбол (чувство мяча и фантастическая прыгучесть), но как только "опекун" начнет его прижимать, он сразу же выбывает из строя. Таков он и в жизни: робкий, нерешительный, свои слабости прикрывает громкими фразами о чести, достоинстве, гордости, невмешательстве и так далее. Естественно, что такая женщина, как Соня, в какой-то момент поймет, что на свете есть и другая порода мужчин. К сожалению, приятели баскетболиста ничего не знают о том, другом, который именно нас и интересует. Во всяком случае, Тони действительно проявил себя как джентльмен: сказал, что тот и вправду выглядит не по годам моложавым, лицо у него мужественное и приятное, одет элегантно и манеры у него изысканные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Я провел инструктаж группы, которую дали в помощь Пырвану, мысленно похлопал каждого по плечу и отправил их рыскать по городу по следам двух наших знакомых и их свиты. Оставшись один, я принялся составлять план и уткнулся в папки с бумагами.
Ну вот и подошло время рассказать о маленькой подробности из биографии Петра Чамурлийского.
Во время Отечественной войны он попал в плен в битве при Драве. Немцы угнали пленников во внутренние районы страны. Там их освободили войска союзников. Произошло это около Киля, где теперь проходит граница между Францией и Западной Германией. Через месяц после капитуляции Германии его передали советской комендатуре в Вене, а русские, в свою очередь, переправили его к нашим. Все это время вместе с ним повсюду следовал медицинский протокол, выданный американскими военными врачами и заверенный советскими медиками. Рану на шее он получил на память от немецкой охраны при попытке к бегству из лагеря для военнопленных. В Болгарию Чамурлийский приехал с подорванным здоровьем, потом поступил в Военное училище. Ну вот, вроде и всё.
"Ну и что, что был в плену? – спросит кто-то. – Или вы хотите сказать, что там его "обработали"? Кто именно – немцы или американцы? Подобные домыслы, дорогой, давным-давно уже покрылись плесенью. И фильмы об этом уже сняли, и книги писали. Грустные фильмы и грустные книги о возвратившихся на родину пленных, которые вместо цветов получают повестки… Тебя смущает опоздание – с чего бы это американцы переправили его лишь через месяц, хоть могли бы и сразу? У них было достаточно времени, – рассуждаешь ты, – чтобы обработать слабого, растерявшегося человека! О чем ты говоришь?! Кто слабый, кто растерявшийся?.. Впрочем, продолжим. Война. Поезда и самолеты движутся без какого бы то ни было расписания. Если учесть и этот факт, то опоздание на месяц можно рассматривать как пример удивительной оперативности. Так что версия моя рассыпается в прах, прежде чем я задам себе вопрос: кого же я в сущности подозреваю? Бывшего бойца интернациональных бригад, участника Движения сопротивления в трех странах, сына старого коммуниста, который погиб в тюрьме? Это он-то слабый и растерявшийся?.. Предположим, что невозможное окажется возможным, то есть, что этот самый Петр Чамурлийский был завербован вражеской разведкой еще тогда. А теперь сделаем простенький расчет: сколько лет прошло с тех пор? Ровно двадцать один год. И за все это время, все эти месяцы, недели, дни предатель не сделал ни одного ошибочного шага и каждый раз выходил сухим из воды; медленно, но уверенно поднимался по служебной лестнице, завоевывая все больший авторитет среди тех, кого продал за чечевичную похлебку? Не обессудь, но такого уже не встретишь даже у авторов бульварных детективов по той простой причине, что современный мир исключительно динамичен, жизнь вокруг нас кипит, поэтому даже пресловутое терпение агентов некоторых империалистических разведок, за спиной которых – вековой опыт их предшественников, начинает постепенно исчерпываться из-за необходимости немедленно узнавать о том, что происходит "на той стороне". Ведь успех сегодня измеряется часами и минутами, старые понятия вытесняются совершенно новыми, соответствующими веку скоростных пассажирских лайнеров. Даже в такой цитадели традиций, как Великобритания, стали всерьез задумываться над тем, стоит ли цепляться за свою ненормальную денежную систему, за все эти шиллинги, пенсы, гинеи, и так далее. Так что…"
Да, пожалуй, продолжать нет смысла. Все эти мысли могли прийти в голову как мне, так и вам. Они мне вполне понятны, я принимаю их вместе с их пафосом, считаюсь с ними, уважаю их, однако вся беда в том, что у меня не хватает сил оторваться от этих пожелтевших папок, и мне даже приятно вдыхать пожелтевший от архивной пыли сухой воздух – видно, во мне пропал исследователь древних папирусов.
…Судя по всему, в молодости Чамурлийский был сорвиголова – в шестнадцать лет уехал в Испанию и вступил в Интернациональную бригаду; потом Франция, Греция, Сербия и наконец, когда, казалось бы, можно было найти тихую пристань и пожинать плоды народного признания, он отправляется добровольцем на фронт, на передний край. Было бы логично, рассуждал я, если бы такая бурная, полная опасностей и приключений жизнь соответствующим образом продолжалась бы и в мирное время, пусть даже с ошибками и отступлениями от правил. Но тем не менее после Девятого сентября перед нами как будто совсем другой человек – тихий, остепенившийся, последовательный в делах и намерениях, слишком зрелый для своих лет. Что это: перемена характера, которую можно объяснить накопившейся с годами усталостью, или же все это вызвано чем-то иным? Жаль, что мне не удалось найти никого из тех, кто знал Петра Чамурлийского ребенком, школьником или юношей. Все его родственники умерли, в живых остался только дядя, но тот совсем впал в детство, ничего путного от него не услышишь. Его фронтовые товарищи разъехались кто куда по всей стране, то же самое можно сказать и о его друзьях из Второй мужской гимназии. Отец Петра – Тодор Чамурлийский, бывший учитель географии – снимал небольшой дом недалеко от кирпичного завода; теперь здесь возвышаются современные жилые здания с балконами, окрашенными в розовый цвет. В прошлом остались и непролазная грязь, и темные кривые улочки. Напрасно расспрашивал я местных старожилов об этой семье революционеров – никто о ней даже не слышал. И что же в конце концов получается? Жизнь, разделенная на две половины, – до и после Девятого сентября. Удобно для журналистов, которые, даже если и выдумают что-то, всегда найдутся такие, кто им поверит, а меня это совсем не устраивает. Итак, первая половина его жизни, как говорится, теряется во тьме, а вторая… вторая приобрела в наши дни такие прямые и четкие линии, что скулы сводит и невольно задаешь себе вопрос: человек перед тобой или хорошо запрограммированный робот?
…На службе в армии до 1954 года. Его рапорт на имя министра с просьбой об отставке, который он подал, чтобы поступить в Высший экономический институт, был подписан. В отставку Чамурлийский выходит в чине капитана с отличной характеристикой (отличной тем более благодаря тому, что при его решающем участии была раскрыта и уничтожена в зародыше многочисленная подпольная группировка). Став студентом, он быстро завоевал авторитет среди товарищей: всегда вникал в суть преподаваемого предмета, ко всем относился спокойно и ровно, никогда не нервничал и не капризничал. Никогда не упоминал о своем прошлом, завоевывал позиции собственным трудом, используя умение распределять свое время так, что его хватало на всё – даже на многочисленные общественные обязанности, которые он добровольно взваливал на себя. Институт окончил с отличием. За то, чтобы взять его на работу, боролись сразу несколько ведомств. И что же дальше?.. Одним словом, Петр – один из тех редких счастливчиков, у которых все идет как по маслу, а они и пальцем для этого не шевельнули. Однако это никого не раздражало, так как он был сама скромность, да и тщеславие в его характере напрочь отсутствовало.
Единственная его слабость – любит хорошо одеться. Из Швейцарии он вернулся без машины, но зато шкафы у него ломятся от бесчисленного множества костюмов, плащей, пальто, рубашек, свитеров, ботинок, галстуков и шляп, купленных в самых дорогих магазинах на самых фешенебельных улицах европейских столиц. Просто диву даешься, кого ради он так наряжается, ведь женщины его явно не интересуют, и вот уже который год он обедает и ужинает в Клубе журналистов, где публика настолько постоянная, что любое новое лицо не вызывает ничего, кроме всеобщей гримасы недовольства. Он всегда выбирает маленький столик и старается остаться один, спрятаться за английскими или немецкими газетами и журналами. В кино и театр тоже любит ходить один и предварительно покупает билеты на всю неделю. В воскресные дни отправляется один на прогулку по Витоше и остается ночевать на какой-нибудь турбазе. Всё один, один, один – это уже начинает меня раздражать, пробуждая мое любопытство, заставляя подозревать нечто помимо устоявшихся привычек старого холостяка. Что все это значит? Почему этот человек выбрал одиночество? И на этом фоне – Половянский. Не кто иной, как шумный, неприятный, нечистоплотный пошляк Половянский… Я навел справки, и оказалось, что квартиру – две комнаты и гостиную – Чамурлийский купил за 8000 левов в то время, когда был торгпредом в Швейцарии. В квартире никто не жил вплоть до его возвращения, а потом он поселился там один и вдруг… Половянский?! С какой стати он его подобрал, где пересеклись их дороги – все это пока остается неизвестным. Версия майора, который утверждает, что Половянский приводит к Чамурлийскому женщин, получая за сводничество солидные комиссионные, на мой взгляд, необоснованна. Тем более что "наш человек" с его проницательностью непременно бы что-нибудь заметил, а он в ответ на такой вопрос только пожимает плечами, как, впрочем, и Пырван. Однако мне кажется, что пора уже уступить мою роль Пырвану. В последнее время ему пришлось немало побегать, он все видел своими глазами, и сведения у него самые свежие. Ему и карты в руки…
– Пожалуйста, товарищ старший лейтенант, только попрошу без лирических отступлений, вроде того про фальшивые кости, на которых одни шестерки.
– Вы меня сразили наповал! – засмеялся Пырван. – Я как раз собирался рассказать вам об одной тайной любви…
– Есть в Софии маленькая улочка, – начал свой рассказ старший лейтенант, – улица Достоевского. Находится она как раз за мавзолеем князя Баттенберга. Если вы как-нибудь вечером, набравшись терпения, постоите в самом начале этой улицы, то вы непременно увидите, как выходит из дому признанная красавица этого квартала Соня Максимова, походка которой – притча во языцех. Она идет так, будто змея обвивается вокруг ветки. Соня живет в угловом доме на четвертом этаже. Отец ее, Страшимир Максимов, бывший политзаключенный, занимает важный пост в Министерстве просвещения, мать – известная на всю округу персона, гроза всех бакалейщиков и зеленщиков. Вот Соня показалась на ступеньках подъезда, сразу видно, что из дому она улизнула тайком. Но почему она так внимательно оглядела всю улицу, прежде чем направиться к бульвару Толбухина? Ее родители дома, но она не смотрит на окна, она оглядывается направо и налево. Глаза у нее тревожные и виноватые. Чего она боится?.. Она переходит бульвар, не глядя по сторонам, а встречные мужчины оборачиваются ей вслед, восхищенно цокая языком. Только теперь – когда Соня уже далеко и, наверное, свернула в одну из прилегающих к бульвару улиц – из соседнего подъезда их дома выходит другая известная в квартале личность, которой никак не пристало заниматься слежкой хотя бы из-за внушительного роста. Это – восходящая звезда болгарского баскетбола Антон Демирев – рост 204 см, вес 93 кг, возраст 21 год, студент-химик.
Они с Соней – однокурсники и с самого первого дня вместе ходят на лекции, но в последнее время она сознательно стала его избегать, не находя в себе сил объяснить ему причину своего поведения. А он, будучи человеком гордым, исполненным чувства собственной значимости, причем не только в спортивном мире, ни о чем спрашивать не желает. Мало ли девушек вздыхает по его упрямым мальчишеским вихрам, по его мечтательным глазам? Если бы кто его увидел, как он здесь прячется, все бы лопнули от смеха, особенно если бы узнали, что он преследует Соню до самого "пункта назначения", как бы далеко она ни отправлялась. Именно для этого он выпросил машину своего приятеля. Недостойно! Да, но ревность, когтями впившаяся в его молодое сердце, сильнее всех других чувств, и, скрывшись за каким-нибудь деревом, наш следопыт выдумывает способы мести один другого страшнее. Хотя как драться с человеком, который годится ему в отцы? Он уже не спрашивает о причине, он знает – появился другой, как бы неправдоподобно это ни выглядело, тем более, что этому "другому" вот-вот стукнет пятьдесят, и страшно даже подумать, что такая молодая девушка может… Хотя почему бы и нет? Соня всегда мечтала о "солидном мужчине", с которым она могла бы чувствовать себя уверенно. Желторотые юнцы ей надоели, куда приятнее умная, спокойная беседа, чем кривлянье под магнитофон. "Она и меня мешает в одну кучу с ними", – с ужасом думает он и на каждое свидание – а они видятся все реже и реже – приходит с подготовленным планом, из которого, конечно, ничего не выходит, потому что Соня уже не замечает, что он переменился, – она рассеянна, скучает, постоянно посматривает на часы, явно думая о другом. Друзья дают ему самые различные советы, но ни один ему не по нутру; лучше всего махнуть на все рукой и не обращать на нее больше внимания – так он зарекается каждое утро, но как только увидит ее в университете, как только встретит ее рассеянный, отрешенный взгляд, воображение начинает рисовать ему страшные, почти достойные апокалипсиса картины – какое-то сплетение молодых и старых тел, и тогда бес ревности снова гонит его в подъезд дома на углу или в какой-нибудь из загородных ресторанчиков, в которых Соня встречается с его соперником. Единственная надежда, которую он питал до недавнего времени, а именно, что связь их, как говорится, платоническая, и та почти рассеялась. Куда денешься от фактов – ведь эта мерзавка Кети дает им ключи от своей квартиры, чтобы они могли "поговорить". Взять бы эту Кети за шиворот да отделать как следует у всех на виду. Она уже два раза пускает их к себе и оставляет одних, если это и в третий раз случится, то она у меня света белого не взвидит!.. Однако никаких серьезных мер Тони до сих пор не предпринимал, он лишь продолжает идти по этому позорному двойному следу, который никогда не ведет от подъезда дома на улице Достоевского. Никогда. Хотя его неравноценный соперник регулярно бывает дома у Максимовых – каждую субботу, почти как по абонементу. Приходит с пустыми руками к половине седьмого – семи и остается самое позднее до половины десятого. Яснее ясного, что они скрывают свои отношения от родителей Сони. Может, стоит пойти к дяде Страшимиру и сказать: так, мол, и так, человек, которого вы так радушно принимаете у себя дома, обманывает вас самым бессовестным образом, вот вам доказательства – и дни, и часы. Или пойти к ее матери – эта подколодная змея в два счета укажет старикану на дверь. Хотя… ладно, пойдет он, но не обернутся ли против него старики Максимовы. Скажут: ты что, маленький? Это ваши дела, сами разбирайтесь. Даже еще хуже может получиться – не дай бог, обрадуются дядя Страшимир и его жена, что дочка их гуляет с таким важным человеком. Возьмут и скажут ему: "Видишь ли, Тони, раз у товарища Чамурлийского серьезные намерения, ты сам понимаешь, мы не имеем никакого права мешать счастью дочери. Неважно, сколько тебе лет, важно, на сколько ты себя чувствуешь. Выглядит Петр прекрасно, характер у него степенный, а его положению в обществе можно только позавидовать. Соня будет за ним как за каменной стеной. А с тобой на что она может рассчитывать? Сколько ты видел удачных браков между сверстниками? Что ты можешь ей предложить?.. Не создавай себе лишних неприятностей. Соня и так на распутье – если ты ее по-настоящему любишь, то помоги ей, уйди с дороги тихо, без скандалов. Пусть у нее сохранится о тебе хорошее впечатление. А потом, когда и ты женишься, будете ходить друг к другу в гости, и ты сам убедишься, какой симпатичный человек Петр Чамурлийский, как Соне с ним повезло… У нас просто гора с плеч свалилась. Больше нам не придется беспокоиться о судьбе нашей доченьки, и раз и навсегда прекратятся все эти телефонные звонки и записочки: разве ты не знаешь, что разные бездельники то и дело звонят Соне и выводят нас из терпения. Так что, надеюсь, мы друг друга поняли, так ведь?.."
Мы узнали, дополнил Пырван, что несчастный влюбленный имеет все данные, необходимые для отличного игрока в баскетбол (чувство мяча и фантастическая прыгучесть), но как только "опекун" начнет его прижимать, он сразу же выбывает из строя. Таков он и в жизни: робкий, нерешительный, свои слабости прикрывает громкими фразами о чести, достоинстве, гордости, невмешательстве и так далее. Естественно, что такая женщина, как Соня, в какой-то момент поймет, что на свете есть и другая порода мужчин. К сожалению, приятели баскетболиста ничего не знают о том, другом, который именно нас и интересует. Во всяком случае, Тони действительно проявил себя как джентльмен: сказал, что тот и вправду выглядит не по годам моложавым, лицо у него мужественное и приятное, одет элегантно и манеры у него изысканные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24