– Хорош, все в порядке, – рявкает мне Талларико. – Теперь она.
– Вы что, будете все это время на меня глазеть? – интересуется Гленда, снимая одежду и аккуратно укладывая ее на соседний стул.
– Именно, радость моя.
Личина Гленды имеет абсолютно точные изгибы в нужных местах, и, пока она постепенно обнажается, я поражаюсь качеству работы. Швы различить просто невозможно, кожа безупречно гладкая. Соски торчат как само совершенство, все идеально симметрично.
Но ведь я уже видел Гленду в ее человеческом прикиде и, если вдуматься, не припоминаю ничего особенно выдающегося. Не поменяла ли она за последние шесть месяцев свою личину?
– Это еще что? – спрашивает Эдди, тоже не на шутку впечатленный. – Тайицу?
– Дюбоше, – отвечает она и подмигивает. Трусики спускаются.
– Кутюр? – удивленно спрашиваю я.
– Только самый лучший.
– А я думал, ты девушка типа «что ношу, в том и хороша».
– Вкусы меняются, – говорит мне Гленда. Никогда не считал ее краснеющей модницей, но, может статься, она устала от типа «хулиганка с крутым нравом». Может статься, он готова двигаться дальше. И все же я удивлен тем, что ей удалось насшибать столько бабок, чтобы обзавестись Дюбоше, особенно после наших ночных телефонных переговоров, когда мы оба плакались друг другу о недостатке финансов. Дюбоше – это тебе не будничный бутик или каталог шмоток. Такого типа личины обычно вышагивают по красному ковру получать своего Оскара.
– Классные ножки, – говорит Эдди, – но лучше снимай их и пошустрей. Мне тут делом надо заниматься.
Гленда начинает возиться со своими Г-зажима-ми, но ее хвост даже наполовину не появляется из-под лямок и ремешков, как Талларико уже вскакивает на ноги и с возбужденным хрюканьем отталкивается от стола.
– Вон отсюда! – орет он, вовсю размахивая руками. – Я так и зная! Я давно должен был тебя почуять…
– Ну-ну, спокойно, – говорю я, заслоняя Гленду от диких жестов коренастого мужчины. – Давайте малость остынем.
– Сам остывай. А она пусть свою долбаную гадрозаврскую жопу отсюда уносит!
– Да погодите секунду, – снова начинаю я.
– Никаких разговоров! – орет Талларико. Теперь он прямо какой-то вихрь активности, весь красный, машет конечностями, отпихивая меня в сторону и толкая Гленду по комнате подобно взбесившемуся сумоисту. – Она сейчас на хрен отсюда вылетит, и чтобы я ее никогда больше не видел…
– Да что за херня? – орет в ответ Гленда. – Вы хотели, чтобы я разделась, вот я и разделась…
– И ты думала, что сможешь тихой сапой сюда пролезть…
– Чего?
– Того. Думала, сможешь тихой сапой сюда пролезть и остаться гостьей в моем доме, жить вместе с моей семьей. – Талларико пусть бочком, но продвигается еще на шаг, и его становится по-настоящему тяжело держать на безопасном расстоянии. Почему у меня в таких случаях никогда с собой намордника не оказывается? – Решила дождаться, пока мы все сделаемся такими любезными, типа дружелюбными, а потом темной ночью выползти из кровати и всем нам глотки перерезать? Так, значит, хотела?
Гленда резко взмахивает руками и пристегивает свой хвост на место. Я вижу, как он дрожит – кончик аж слегка ходит туда-сюда от гнева.
– Сами не знаете, какую херню несете, – говорит она. – Вам бы, блин, малость гостеприимству научиться.
Как третья сторона в этой небольшой дискуссии, я чувствую себя обязанным попытаться все уладить.
– Уверен, мы сможем решить эту проблему, – говорю я. – Давайте разумно все обсудим.
– Не о чем тут болтать, – рычит Талларико. – Рапторы остаются. Все остальные – долбаные гадрозавры в особенности – на хрен отсюда выметаются.
– Так это… расовая проблема?
– До хрена расовая! – плюется Талларико. – Просто мозги надо иметь. Думаешь, я бы прожил так долго, если бы хоть кому-то из них доверял?
Я собираюсь снова запротестовать, вступить в бой за Гленду, но она только отмахивается. Торопливо одеваясь, Гленда уже напялила лифчик и другое нижнее белье, а на лице у нее я подмечаю маску беспечности.
– Брось, не дергайся, – говорит она мне. – Я знаю, откуда этот член растет.
– Ручаюсь, знаешь, – хрипит Талларико.
– Я подыщу себе отель, – говорит мне Гленда, и голос ее при этом слегка подрагивает.
– Глен…
– Нет, все отлично. Бизнес есть бизнес, разве не так?
Я смотрю на Талларико – на его самодовольную усмешку, расползающуюся по широченной ряхе. К такой усмешке обычно от души хочется хорошую лопату приложить.
– Я поеду с тобой, – говорю я, протягивая руку за своими ремешками и застежками. – Мы найдем чудесное местечко в Саут-Бич и там обоснуемся.
– Хрена собачьего, – сипит Эдди, выхватывая у меня из рук П-зажим и швыряя его себе за плечо. Зажим с лязгом приземляется на пол и исчезает в кипе бумаг.
– Что за… он у меня один…
– Мой брат сказал мне за тобой присматривать.
– Ну да, и еще он сказал вам мою подругу выставить.
Эдди пожимает плечами:
– А Фрэнк знает, что она гадрозавриха?
– Он не спрашивал.
– Тогда неважно, что он там сказал. Ты здесь, чтобы работать на семью, и ты останешься там, где я смогу тебя видеть.
Деньги. Двадцать тысяч. Конечно, он про них знает. Фрэнк не слишком щепетилен насчет подобных материй.
– Да-да, именно, – продолжает Эдди, подбирая нить там, где ее оставили мои мысли. – Я знаю, за что ты здесь пашешь, приятель. За двадцать кусков. И в ближайшее время тебе их точно на вилах не принести. Так что пока две недели не истекут, я тебя вот здесь, в своем кулаке буду держать. А что до нее… – Талларико тянется к себе в карман и достает оттуда толстый бумажник, кожа которого буквально трещит от старых квитанций и бесполезных бизнес-карт. Извлекая оттуда несколько двадцатидолларовых купюр, он мнет их в комок и швыряет к ногам Гленды. – Это за стриптиз. А теперь – вон отсюда. – Хихикая, он снова поворачивается к столу.
На сей раз уже Гленда удерживает меня от атаки на жирного сукина сына, крепко ухватывая за руку и медленно, со значением покачивая головой.
– Он этого не стоит, – тихо говорит она. – Не сейчас.
У Гленды уходит всего несколько мгновений на то, чтобы полностью одеться и собраться с мыслями. Талларико уже не уделяет нам никакого внимания, склоняясь над столом и перекладывая туда-сюда какие-то бумажки.
– Спасибо вам за гостеприимство, – не без сарказма говорит Гленда. – У вас просто прелестный дом.
– Такси тебе внизу вызовут, – бормочет Эдди и пренебрежительно машет рукой. Похоже, этот жест является фирменным знаком семьи Талларико. Гленда быстро меня обнимает и чмокает в щеку.
– Я позвоню тебе, как только найду место, – говорит она. – Не выключай мобильник.
Я по-прежнему хочу все исправить, хочу сказать Гленде, чтобы она осталась, чтобы она подождала меня на дамбе, но я крепко прикован к Талларико. Те же самые силы, что отправили меня в Майами, держат меня внутри этого дома, и я ничего не могу с этим поделать. Гленда уже за дверью и спускается по лестнице, и я остаюсь в кабинете наедине с Эдди Талларико.
– Ну что… – говорю я, не слишком уверенный, с чего мне начать или чем кончить. – Это все? Мы с этим разделались?
Он вдруг перестает возиться с бумагами на столе и поднимает на меня мохнатые брови.
– Думаешь, я неправильно поступил?
– Думаю, это была подлая трусость, – говорю я ему. Над моим языком семья Талларико все же не властна.
Я ожидал всплеска ярости, но Эдди лишь пожимает плечами.
– Ты не отсюда, ты просто не врубаешься. Нельзя доверять никому, кроме чуваков из своего вида. Особенно гадрам.
– По-моему, это просто паранойя. Талларико опять пожимает плечами:
– Я жив. И я чертовски устал. Ты собираешься торчать здесь и всю ночь меня доставать – или ты намерен делать свою работу?
Вообще-то прямо сейчас я не то чтобы в настроении делать мою так называемую работу – о том, является ли исполнение роли стриптизера моей настоящей работой, я тоже прямо сейчас спорить не собираюсь, – зато я определенно испытываю побуждение проводить с Талларико ровно столько времени, сколько необходимо. И ни секундой больше.
– Вы хотите, чтобы я нашел Хагстрема? – спрашиваю я.
– Мы платим тебе за то, чтобы твои глаза и уши постоянно были открыты.
– Они открыты.
– Да не здесь, – вздыхает Эдди. – В общем, вали отсюда. Вон. Поговори с парнями внизу, они скажут тебе, с чего начать.
И с этими словами он снова принимается за свое. В глазах у гангстера лихорадочный блеск, руки в темпе перекладывают бумажки с места на место. Не очень похоже, что Эдди уделяет документам хоть мало-мальское внимание. Мне становится интересно, написано ли там что-нибудь вообще. И даже если написано, умеет ли он читать. Внизу пестрая компания бандитов по-прежнему окружает телевизор, наблюдая за какой-то эротической комедией. Каждые секунд десять из группы вылетает несколько смешков. Я приближаюсь к тому мужичку, который ранее удостоил меня кивка, надеясь, что он будет так любезен и даст мне пару-другую ценных директив. Не могу понять, исходит запах сыра и старых носков от него самого или от миски с начосом, которую он держит на коленях.
– Привет, – говорю я, вплывая в его поле зрения. – Я Винсент.
– Шерман, – отзывается мужичок. Когда он делает движение, чтобы пожать мне руку, смрад острого лимбургского сыра не первой свежести становится еще сильнее. Возможно, у парня инфекция в ароматических железах. Что ж, случается и с лучшими из нас. Говорят, именно поэтому Льюиса и Кларка послали на запад – на востоке их вони уже никто не мог выносить. – Садись, бери кусочек.
– Пожалуй, в другой раз. Эдди говорит, вы можете сказать мне, где найти Нелли Хагстрема.
Из телевизионного динамика выскакивает новая концовка сального анекдота, и Шерман выпускает из себя несколько смешков, для довершения эффекта пару раз хлопая своего соседа по спине. Затем он отклоняется назад и едва не опрокидывается на ковер, прежде чем снова выпрямиться.
– Послушайте, я просто хочу знать, где они ошиваются…
– «Морская хибара», – хрипит Шерман. – Ресторан на Бискайском бульваре. Пусть Рауль тебя туда отвезет.
– Рауль уехал, – вмешивается другой бандит. – Типа минут десять назад.
– Тогда ладно, – говорю я. – Я вызову такси.
– На здоровье, – благословляет меня мой новый приятель. – Телефон на кухне. – Он дергает большим пальцем себе за плечо, и я направляюсь туда по гостиной.
Но тут Шерман вдруг меня зовет, и я останавливаюсь.
– Эй, погоди секунду. – Я послушно разворачиваюсь и снова ступаю на грязный ковер. – Вернись…
– Что-то еще? – спрашиваю я.
– Угу, – говорит Шерман, кивая головой в сторону прямоугольной фигульки в каких-то пяти футах от него. – Ты мне пульт не передашь? Терпеть это придурочное шоу не могу.
«Морская хибара». У нас в Лос-Анджелесе тоже есть заведения с подобными названиями. Однако там мы всегда знаем, что это шутка.
Чучела акул развешаны по стенам, стеклянные глаза бывших хищников буквально умоляют посетителей положить конец их страданиям. «Упакуй меня в ящик, отвези на свалку или хотя бы повесь в какой-нибудь более-менее пристойной гостиной, – говорят они. – Пристрой где угодно, только не здесь». Все без толку – это китчевый уголок, и именно здесь место потомкам героини «Челюстей». Витые раковины нанизаны на рыболовные лески и развешаны под потолком, опускаясь оттуда, чтобы раздражать более высоких клиентов и вызывать комплекс неполноценности у малых детей. Вход украшает неизбежная занавеска из нанизанных на тонкие веревки мелких ракушек – явно возврат к представлению какого-то паршивого мореплавателя о стиле семидесятых.
Но первое, что я замечаю, отваживаясь зайти в «Морскую хибару», это запах. Вся эта рыба жутко воняет. Черт возьми, меньше чем в миле отсюда Атлантический океан – можно было бы предположить, что, когда последний улов начинает тухнуть, местной обслуге не составляет труда сгонять до берега, малость помахать там острогой и обзавестись свежей рыбой. Увы, этим заведением, похоже, владеют млекопитающие – и вони они не чуют до самого перехода от салями к сальмонелле.
Другая река запаха, что течет мимо моих ноздрей, более мне знакома: сосна, осеннее утро. Здесь точно должны быть диносы. Мимо бронзовой черепахи я прохожу дальше по ресторану – к бару в задней его части, где у деревянной стойки горбится немало посетителей. Над стойкой висит целый ряд телевизоров. Все они настроены на какую-то игру «Марлинс», но их никто не смотрит. Неплохо было бы для разнообразия малость здесь пообщаться.
– Вечер добрый, – говорю я бармену. – Пожалуй, я бы не прочь…
– Тсс, – шипит он.
– Тсс?
– Тсс.
Итак, это тихий и молчаливый бар. Очень даже понимаю. Пытаясь прикинуть, как мне заказать здесь газировки, я припоминаю самые основы языка глухонемых, но тут до меня вдруг доходит, что не все пришли в «Морскую хибару» дать отдых своим голосовым связкам. Один голос возвышается над общим безмолвием – этот сильный, командный тон для меня одновременно и нов, и знаком.
– …короче, зовут меня словечком с ним перекинуться. Да-да, именно так. Словечком перекинуться. А когда Франческо хочет перекинуться с кем-то словечком, чаще всего этому чуваку можно дать хороший совет заблаговременно приобрести себе могильную плиту и место на кладбище.
Голос доносится из самого центра плотной группы – рассказчик что-то травит другим посетителям бара. Мне его отсюда не видно – плотная толпа не на шутку увлечена. Пожалуй, это южнофлоридская версия ресторанного шансона. Какой-нибудь болван встает, начинает болтать про свою жизнь, и время от времени кто-то из посетителей швыряет доллар ему в бокал. Я придвигаюсь поближе.
– В общем, вхожу я в контору Франческо, – говорит парень, – в ту, что он у Вискайи держит. Внутри – тьма кромешная. Я прикидываю, сначала самое главное – надо завещание написать, привести свои дела в порядок, все такое, верно? – Легкое гоготание толпы, но рассказчик не позволяет ему затянуться.
– Франческо говорит мне садиться, а я отвечаю, что я лучше пешком постою. Тогда он снова говорит мне сесть, и тут уже я слушаюсь, потому как прикидываю, что костер круто разгорелся, и подливать туда бензина не стоит. Может статься, я уже труп, но если я буду с ним мил, Франческо, вполне возможно, позволит мне быстро куда надо отправиться. Короче, я сажусь, и не успеваю я даже извиниться – ясное дело, я понятия не имею, чего я там такого натворил, но извиниться всегда нужно, – как Франческо мне говорит: «Хочу, чтобы ты одно задание для меня выполнил». Просто вот так, с бухты-барахты. «Задание?» – спрашиваю. А он кивает и повторяет: «Задание». Теперь я начинаю совсем жутко нервничать, но уже в хорошем плане. Наверняка он после этого задания собирается поставить меня к нужной кнопке, подключить к чему-то солидному, сделать меня известной персоной. «Все, что хотите, – говорю я. – Я к вашим услугам». Тогда Франческо встает, обнимает меня за плечи и отводит к дверце в задней части конторы, такой малюсенькой, что я даже ее сразу и не приметил. Меня начинает малость потряхивать, но я креплюсь как могу, соображая, что именно здесь я узнаю самые потаенные тайны. Здесь Франческо расскажет мне, что он знает о жизни. В общем, входим мы в крошечную комнатушку, и Франческо со значением мне кивает. Я киваю в ответ, а он вдруг ко мне спиной поворачивается. «Самому мне с этим не справиться, – говорит он. – Надеюсь, тебе удастся». Я перевожу дух, поднимаю глаза… и вижу Франческо с губкой в одной руке и с куском мыла в другой. Он стоит и один за другим спинные шипы выпускает. «Понимаешь, – говорит мне Франческо, – моя медсестра из города отлучилась, а мне надо шипы помыть. Особенно хорошенько третий протри. Очень тяжко их без посторонней помощи чистить». Вот так я и вошел в семью Франческо.
Толпа разражается смехом и аплодисментами – эту басню все уже явно слышали раньше, но, насколько я понимаю, всякий раз ею наслаждаются. В голосе рассказчика мне слышится что-то до боли знакомое, и я пододвигаюсь еще поближе, пытаясь уловить запах. Это не так просто – вонь тухлой рыбы забивает мне ноздри, затрудняя распознавание.
Тогда я присаживаюсь к стойке и жду, пока толпа рассеется. Рано или поздно я надеюсь получить если не обонятельную, то хотя бы визуальную информацию. Бармен снова начал раздавать выпивку, и я улучаю момент, чтобы ухватить себе диетическую газировку.
Но не успеваю я толком отхлебнуть свой напиток, как твердая рука опускается мне на плечо, и знакомый запах сои с корицей пробирается по моим ноздрям.
– Я тебя знаю?
Хагстрем. Я не отворачиваюсь от стойки, надеясь на то, что в тот день в казино ему недосуг было меня обнюхивать и что моего лица он тоже не вспомнит.
– Не думаю, – бормочу я и делаю глоток газировки.
– Нет, я точно тебя знаю. От тебя сигарами пахнет.
– Мало ли от кого ими пахнет.
– Ну да, и все они в Норуолке за баккару садятся.
Вот тебе и раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39