Нахальный ублюдок даже улыбнулся. Она выпрямилась в своем кресле и свирепо посмотрела на него. Но тут же поняла, чего Т. Маркус Неттлс пытается добиться. Поэтому ничего не сказала.
– Мой клиент находится в суде по обвинению в разбойном нападении, судья. Однако суд, кажется, более озабочен тем, как я к вам обращаюсь, чем нарушением ведения дела полицией.
Она взглянула на жюри, затем на стол прокурора. Помощник прокурора графства Фултон сидела невозмутимо, по-видимому довольная тем, что ее оппонент сам роет себе могилу. Очевидно, молодая юристка не уловила, чего именно добивался Неттлс. Зато Рейчел уловила.
– Вы абсолютно правы, советник. Это незначительный вопрос. Продолжайте.
Она откинулась на спинку стула и заметила минутное выражение досады на лице Неттлса. Выражение, которое могло появиться у охотника, не попавшего в цель.
– Что с моим заявлением о судебной ошибке? – спросил Неттлс.
– Отказано. Дальше. Продолжайте свою заключительную речь.
Рейчел наблюдала, как старшина присяжных стоя объявлял вердикт о виновности. Обсуждение жюри заняло всего двадцать минут.
– Ваша честь, – сказал Неттлс, вставая. – Я прошу назначить судебное расследование перед приведением приговора в исполнение.
– Отказано.
– Я прошу отсрочить приведение приговора в исполнение.
– Отказано.
Неттлс, похоже, осознал, какую ошибку он совершил ранее.
– Я прошу суд о пересмотре дела.
– На каком основании?
– Предубеждение.
– Против кого или чего?
– Против меня и моего клиента.
– Объяснитесь.
– Суд продемонстрировал предвзятость.
– Каким образом?
– Замечанием о моем неумышленном использовании обращения «сэр».
– Если я правильно помню, советник, я признала, что это был незначительный вопрос.
– Да, но наша беседа происходила в присутствии жюри, и урон был нанесен.
– Я не помню вашего возражения или замечания, касающегося этой беседы.
Неттлс ничего не ответил. Она посмотрела на помощника прокурора:
– Какова позиция штата?
– Штат против предложения. Суд был справедлив.
Она почти улыбнулась. По крайней мере, эта дама знала правильный ответ.
– В прошении о пересмотре дела отказано.
Она посмотрела на защитника, молодого белого мужчину с редкими волосами и рябым лицом.
– Обвиняемый, встаньте.
Он встал.
– Барри Кинг, вы признаны виновным в совершении разбойного нападения. Суд приговаривает вас к двадцати годам заключения в исправительной колонии. Пристав, возьмите обвиняемого под стражу.
Она встала и прошла к массивной дубовой двери, которая вела в ее кабинет.
– Мистер Неттлс, могу я переговорить с вами?
Помощник прокурора тоже направилась к ней.
– Наедине.
Неттлс покинул своего клиента, на которого надевали наручники, и прошел за ней в ее кабинет.
– Закройте дверь, пожалуйста.
Она расстегнула судейскую мантию и, не снимая ее, прошла за свой стол.
– Хорошая попытка, советник.
– Какая именно?
– Немного раньше, советник. Когда вы подумали, что эта ваша наглость по поводу обращения «сэр» вместо «мэм» выведет меня из себя. Вы лезли вон из шкуры с этой наполовину фиктивной защитой и рассчитывали на то, что я вспылю. Это позволило бы вам настаивать на судебной ошибке.
Он пожал плечами:
– Делайте, что вы должны делать.
– Что вы должны делать – так это проявлять уважение к суду и не называть судью-женщину сэром. Но вы это делали. Намеренно.
– Вы только что приговорили моего подзащитного к двадцати годам без возможности подать на повторное слушание. Если это не предубеждение, то что?
Она села, но не предложила сесть адвокату.
– Мне не нужно дополнительное слушание. Я уже приговаривала Кинга за оскорбление действием два года назад. Шесть месяцев в тюрьме, шесть месяцев испытательного срока, я помню. На этот раз он взял бейсбольную биту и проломил человеку голову. Он исчерпал и без того маленький запас моего терпения.
– Вам необходимо пересмотреть свои взгляды. Ваше раздражение повлияло на приговор.
– Правда? Дополнительное судебное следствие, на котором вы так громогласно настаиваете, в любом случае закончилось бы так же. Я просто избавила вас от неприятного ожидания неизбежного.
– Ты гребаная сука!
– Это будет стоить тебе сотню долларов. Оплата немедленно. Вместе с еще одной сотней за фокусы в зале.
– Для обвинения меня в неуважении суда полагается слушание.
– Правильно. Но тебе оно не поможет. И я не собираюсь поддерживать твой имидж шовиниста, которого ты тут, выпрыгивая из штанов, пытаешься изобразить.
Он ничего не ответил, но Рейчел почувствовала, что в нем закипела кровь. Неттлс был крупным мужчиной с тяжелой челюстью и репутацией упрямого человека, который, безусловно, не привык получать приказы от женщины.
– И каждый раз, когда ты надумаешь притащить свою задницу в мой суд, я буду тебя штрафовать за неуважение еще на сотню долларов.
Неттлс подошел к столу и достал пачку денег, вытащил из нее две стодолларовые купюры, хрустнув новенькими банкнотами с изображением Бена Франклина. Он с размаху хлопнул обе купюры на стол, затем вытащил еще три.
– …твою мать.
Вылетела одна купюра.
– …твою мать.
Вторая купюра.
– …твою мать.
Третий Бен Франклин спланировал на пол.
ГЛАВА II
Атланта, Джорджия
Вторник, 6 мая, 13.45
Рейчел снова надела мантию, вернулась в зал суда и, поднявшись на три ступеньки, села за дубовый стол, который занимала последние четыре года. Часы на дальней стене показывали 1.45. Она подумала, сколько еще будет занимать почетное место судьи. Это был год очередных выборов. Квалификационный отбор закончился две недели назад, и Рейчел вытянула по жребию двух соперников на июльский предварительный тур. О людях, вовлеченных в предвыборную гонку, говорили довольно много. Но вступительный взнос в четыре тысячи долларов, необходимый для участия в выборах, был уплачен без десяти пять в пятницу. За десять минут до предельного срока ситуация на выборах резко переменилась. То, что обещало стать простыми бесконкурентными выборами, превратилось в долгое лето сбора денег и толкания речей. Все это было крайне неприятно.
Сейчас не в ее интересах было обострять ситуацию. У нее накопилось много нерассмотренных дел. И еще куча прибавилась сегодня. Текущий день тем не менее был значительно сокращен быстрым вердиктом по делу «Штат Джорджия против Барри Кинга». Меньше получаса на обсуждение – очень быстро по любым меркам; на членов жюри, очевидно, не произвело впечатления театральное выступление этого негодяя, Маркуса Неттлса.
В освободившееся послеобеденное время она решила расправиться с судебными делами, не требующими заседания жюри, которые накопились за последние две недели. Судья Катлер умела работать быстро и решительно. Четыре осуждения, шесть апелляций, одно оправдание. Рейчел избавилась от одиннадцати уголовных дел, освобождая место для новой пачки, которую, по словам секретаря, должны доставить утром.
«Дейли репорт» графства Фултон ежегодно публиковала рейтинги судей верховного суда. Последние три года она занимала верхние строчки, избавляясь от дел быстрее своих коллег и имея только два процента апелляций. Не так уж плохо быть правой на девяносто восемь процентов.
Рейчел решила отдохнуть и стала наблюдать за обычным послеобеденным парадом. Адвокаты сновали туда-сюда, одним клиентам надо было получить развод или подпись судьи, другим – резолюцию на прошения в гражданских исках, ожидающих разбирательства. Все вместе около сорока различных дел.
Когда она снова взглянула на часы, было 4.45, и ее список уменьшился до двух дел. Одним из них было усыновление, дело, которое ей по-настоящему нравилось. Семилетний мальчик напоминал Брента, ее собственного семилетнего сына. Последнее дело было совсем простое, о перемене имени. Проситель представлял себя сам. Она намеренно назначила дело на самое позднее время, надеясь, что зал суда будет уже пуст.
Клерк подал ей папку с бумагами.
Рейчел посмотрела на пожилого человека, одетого в твидовый пиджак и светло-коричневые брюки, который стоял перед прокурорским столом.
– Ваше полное имя? – спросила она.
– Питер Бейтс.
В его усталый голос вплетался явно различимый восточноевропейский акцент.
– Как давно вы живете в графстве Фултон?
– Тридцать девять лет.
– Вы родились в этой стране?
– Нет. Я приехал из Белоруссии.
– Вы американский гражданин?
Он кивнул:
– Я старик. Мне восемьдесят один. Почти половину своей жизни я прожил здесь.
Вопросы и ответы не касались существа дела, но ни клерк, ни судебный стенографист ничего не сказали. На их лицах читалось понимание момента.
– Мои родители, братья, сестры – все были уничтожены нацистами. В Белоруссии было уничтожено много людей. Мы, белорусы, – очень гордые люди. После войны не многие из нас смогли остаться на своей земле. Советский Союз аннексировал наши земли. Сталин был еще хуже Гитлера. Сумасшедший. Палач. Он уничтожил последнее. Поэтому я сейчас здесь. Это ведь страна больших возможностей.
– Вы были гражданином России?
– Я думаю, правильнее было бы сказать советским гражданином, гражданином СССР. – Старик покачал головой. – Но я никогда не считал себя советским гражданином.
– Вы воевали?
– Только по необходимости. Великая Отечественная война, как называл ее Сталин. Я был лейтенантом. Попал в плен и был отправлен в Маутхаузен. Шестнадцать месяцев в концентрационном лагере.
– Чем вы занимались здесь после иммиграции?
– Я ювелир.
– Вы подали прошение в суд о смене имени. Почему вы хотите называться Петр Борисов?
– Это имя, которое мне дали при рождении. Мой отец назвал меня Петр. Это означает – камень, основа. Я был младшим из шести детей и едва не умер при рождении. После иммиграции в США я думал, что должен обезопасить себя, потому что я был на государственной службе в Советском Союзе. И ненавидел коммунистов. Они разрушили мой дом, и я заявляю об этом. Сталин многих моих соотечественников отправил в сибирские лагеря. Я боялся навлечь неприятности на свою семью. Тогда очень немногие смогли уехать. Но перед смертью я хочу вернуть имя, данное мне при рождении.
– Вы больны?
– Нет. Но не знаю, сколько времени еще мне отпущено.
Она посмотрела на старика, стоявшего перед ней. Его фигура была источена временем, но все еще выразительна и красива. Глубоко запавшие непроницаемые глаза, совершенно белые волосы, голос глубокий и загадочный.
– Вы прекрасно выглядите для человека вашего возраста.
Он улыбнулся.
– Вы хотите сменить имя из-за мошенничества, чтобы избежать преследований или скрыться от кредитора?
– Ни в коем случае.
– Тогда я удовлетворяю ваше прошение. Вы снова станете Петром Борисовым.
Рейчел подписала бумагу, приложенную к петиции, и отдала папку клерку. Спустившись с возвышения, она подошла к старику. Слезы катились по его небритым щекам. Ее глаза тоже покраснели. Она обняла его и нежно сказала:
– Я люблю тебя, папа.
ГЛАВА III
Атланта, Джорджия
Вторник, 6 мая, 16.50
– Составьте распоряжение, мистер Катлер, – сказал судья.
Пол быстро вышел из зала заседаний и прошел по коридору в отдел исполнения завещаний графства Фултон. Он располагался тремя этажами ниже Верховного суда, отдельно от всего мира. Никаких сенсационных убийств, выдающихся судебных дел или скандальных разводов. Завещания, трастыи опеки формировали ограниченные рамки его юрисдикции – приземленные, скучные, со свидетельствами, обычно сводящимися к неточным воспоминаниям и историям о брачных союзах, существующих и выдуманных. Новый закон штата, в составлении которого принимал участие и Пол, позволял в определенных случаях, связанных с наследованием, проводить заседания жюри. Иногда стороны настаивали на этом. Но в основном дела велись старыми судьями, тоже бывшими некогда адвокатами и слонявшимися по тем же коридорам в поисках письменных волеизъявлений.
С тех пор как Университет Джорджии отправил его в большое плавание со степенью доктора юридических наук, работа с исполнением завещаний была специализацией Пола. Он не поступил в юридическую школу сразу после колледжа, так как не был принят в те двадцать две школы, в которые подавал документы. Его отец был разорен, и средств на учебу не было. Три года он работал клерком в отделении завещаний и трастов в «Ситизенс бэнк» штата Джорджия. Этот опыт был для него достаточной мотивацией, чтобы повторно сдавать вступительный экзамен в юридическую школу. Три школы в конце концов согласились принять его, а три года работы по специальности дали ему возможность получить место в «Приджен и Вудворт» сразу после выпуска. Теперь, спустя тринадцать лет, он занимал достаточно высокую должность в отделе завещаний и трастов, чтобы быть следующим на очереди для полного партнерства и управления отделом.
Он повернул за угол и вошел в двойные двери на дальнем конце коридора.
Сегодняшний день был изнурительным.
Пол Катлер открыл сразу обе половинки дверей и пошел по проходу между рядами опустевшего зала заседаний.
– Что-нибудь уже слышно о Маркусе Неттлсе? – спросил он секретаря.
Улыбка расплылась по лицу женщины:
– О да.
– Уже почти пять. Где он?
– Гостит в отделении у шерифа. Последнее, что я слышала, – они посадили его в камеру.
Катлер уронил свой портфель на дубовый стол.
– Шутите?
– Нет. Ваша бывшая засадила его сегодня утром.
– Рейчел? – Секретарь кивнула.
– Говорят, он умничал у нее в кабинете. Заплатил ей триста долларов, а потом трижды сказал ей «…твою мать».
Дверь судебного зала распахнулась, и в зал ввалился Т. Маркус Неттлс. Его костюм от Неймана был измят, галстук от Гуччи сбился на сторону, итальянские туфли были истоптаны и грязны.
– Вовремя, Маркус. Что случилось?
– Эта сука, которую ты когда-то называл своей женой, засадила меня за решетку, и я пробыл там с сегодняшнего утра. – Его баритон звучал напряженно. – Скажи мне, Пол: она настоящая женщина или какой-то гибрид с яйцами между ног?
Пол начал что-то говорить, но потом замолчал.
– Она надрала мне задницу на глазах у жюри из-за того, что я обратился к ней «сэр».
– Четыре раза, как я слышала, – заметила секретарь.
– Да. Возможно. Вместо того чтобы назначить повторное слушание, о котором я ходатайствовал, она приговорила моего парня к двадцати годам без права на обжалование. Потом она решила преподать мне урок этики. Я не нуждаюсь в этом дерьме. Особенно от какой-то умничающей сучки. Я тебе скажу, я накачаю деньгами обоих ее конкурентов. Большими деньгами. Я избавлю себя от необходимости видеть ее в суде во второй вторник июля.
Катлер решил, что услышал достаточно.
– Маркус, ты готов доказать ее предвзятость?
Неттлс положил свой портфель на стол.
– Почему нет? Я имел реальную возможность проваландаться в камере почти весь день. Надо же, у этой шлюхи, оказывается, все же есть сердце.
– Достаточно, Маркус, – сказал Пол более жестким тоном, чем намеревался.
Неттлс прищурился, посмотрел на него пронизывающим взглядом, как будто читая мысли.
– Тебе-то что за дело? Ты уже в разводе сколько? Три года? Она, должно быть, выцарапывает у тебя неплохой кусок каждый месяц на содержание ребенка.
Катлер ничего не ответил.
– Черт меня побери, – сказал Неттлс. – Ты все еще любишь ее, не так ли?
– Мы можем оставить эту тему?
– Сукин сын, любишь!
Неттлс покачал грушевидной головой и направился к другому столу, чтобы подготовиться к слушанию.
Секретарь встала со своего места и вышла, чтобы привести судью. Пол был рад, что она ушла. Слухи в суде распространялись со скоростью лесного пожара.
Неттлс плюхнулся дородным телом в кресло.
– Пол, мальчик мой, учись у неудачников. Уходя – уходи.
ГЛАВА IV
Атланта, Джорджия
Вторник, 6 мая, 17.45
Петр Борисов подкатил к крыльцу своего дома и припарковал «олдсмобиль». В свои восемьдесят один он был рад, что еще может водить. Его зрение было удивительно хорошим, а координация, хотя и немного замедленная, достаточно адекватной для продления его водительских прав. Он старался не ездить сам много или далеко. В продуктовый магазин, иногда в торговый центр и по крайней мере дважды в неделю к Рейчел. Сегодня он отважился только на четыре мили до станции «Марта», где сел на поезд, идущий в центр города, чтобы попасть в суд на слушание об изменении имени.
Он поселился в северо-восточном округе Фултон почти сорок лет назад, задолго до того, как начался бум строительства к северу от Атланты. Когда-то поросшие лесом холмы из красной глины, которые простирались до окрестностей реки Чаттахучи, теперь были застроены коммерческой недвижимостью, фешенебельными жилыми кварталами, многоквартирными домами и дорогами. Миллионы людей жили и работали рядом, Атланта тем временем приобрела статус столицы штата и города, принимающего Олимпийские игры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41