Он должен вернуться, и он вернется, понятно?
Спросил четким официальным тоном:
- Кто желает нам зла?
Она ответила сдержанно:
- Раджаны никому не желают зла, Адвеста. Ученые Равновесия недовольны
вашим пришествием.
- Это ваше Равновесие, это... охрана?
Слова "полиция" в языке не было.
- Охраняют Охотники... - Она прищурилась на Кольку, подняла ладонь
выразительным движением: сейчас она объяснит именно то, что его
интересует. - Они охраняют Равновесие от всего, живущего по ту сторону
Границы, с чем не могут справиться наматраны.
- Наматраны?
- Животные и растения, охраняющие Равновесие на Границе.
"Граница - это мы понимаем", - подумал Колька и спросил:
- Но кто такие "Ученые Равновесия", Нанои?
- Что значит "Граница"? - перебил Володя.
Девушка ответила ему, а не Кольке:
- Граница отделяет Равновесие от диких пространств.
- Вокруг Равновесия дикие пространства? Да? А зачем вы их оставляете?
- спрашивал Бурмистров. - Николай, я путаюсь, переведи, пожалуйста...
Да, выходило малопонятное... Раджаны нарочно сохраняли вокруг
Равновесия дикий лес, чтобы он вносил беспорядок в это самое Равновесие.
Но Володя выслушал перевод, сказал: "Я понял, объясню потом", и спросил:
- Врач Нанои, почему Ученые Равновесия недовольны нашим приходом?
Помедлив, она ответила:
- Первая Заповедь Границы: "Случайное полезно, намеренное вредно".
- Не понимаю, - сказал Колька.
- Объясню, не перебивай, - снова предупредил Володя.
- "Намеренное вредно"... Мы, Охотники, намеренно ввели вас в
Равновесие, ибо Раф-фаи был ранен, и нарушили первую Заповедь, - девушка
всплеснула руками. - О-а, мы должны были прогнать вас, а я не позволила!
- Прогнать? - удивился Колька. - Но мы такие же люди, как и вы! В
ваших заповедях нет мудрости, вредно случайное, а не намеренное!
Нанои нерешительно улыбнулась, словно он пошутил не слишком удачно, и
потихоньку отошла к Рафаилу. Потом к нардикам. Из стены достала
бесхвостого зверька с огромными глазами, перламутровыми, как у стрекозы.
Поставила на лежанку. Зверек стоял на четырех тонких лапках, будто
неживой.
- Еще один зверь, - буркнул Колька. - Так объяснись, ради бога, а то
я сейчас рехнусь.
- Гомеостазис, - сказал Бурмистров. - Под Равновесием подразумевается
гомеостазис. Динамическое равновесие, понимаешь? У них люди, животные и
растения живут - ну, как это сказать, - в сообществе, да? В
гомеостатическом равновесии, в общем. Правильно?
- Я остолоп, - сказал Колька. - А ты - гений.
- Ну, сразу уж и гений... Нас учили языку порознь, правильно? Словари
у нас получились разные. Перевод понятия "динамическое равновесие" я
случайно усвоил как "гомеостазис", а ты - как "равновесие". После я
механически записывал, пока ты переводил в своей терминологии. А когда
заговорил сам - понял.
- Орел, орел, - с удовольствием сказал Колька.
Некоторое время они молчали. Нанои возилась с нардиками, Володя
конспектировал, а Колька думал, переваривая новую информацию.
Значит, гомеостазис - общество, которое находится в динамическом
равновесии; человеческое общество вместе с природой. Даже не верится. И
говорим, что текучка заела, о природе подумать некогда. Им легче, конечно
- у них вся жизнь заодно с природой, даже мяса не едят. Может, и правда -
Равновесие? "Случайное полезно, намеренное вредно". Это же здорово
придумано! Крепкая, хорошо уравновешенная система должна справляться со
случайными воздействиями. На то она и уравновешенная система. Случайными,
хаотическими толчками ее не повалишь. Нужен таран - намеренный, обдуманный
удар. Намерения же бывают только у человека, потому что он сам - сложная
система. Одна система действует на другую. Иными словами, нельзя допустить
столкновения двух систем. Если Охотники станут пропускать через Границу
кого-то по своему выбору - зверей там или "железных людей", то гомеостазис
окажется под угрозой. Они могут пропускать вредных тварей, воображая, что
делают полезное дело. Как у нас кроликов ввозили в Австралию, а потом они
стали "проблемой номер один", "бичом божьим".
"Погоди, - подумал он. - При такой логике раджаны вообще не должны
воздействовать на природу? Чепуха получается! Этот дом вырос не случайно.
Следовательно, кому-то разрешено "намеренное".
Кажется, он понял, кто здесь распоряжается. Открыл рот, чтобы
спросить у Нанои, и увидел, что она не станет разговаривать.
Из-под стен выпрыгивали плоскохвостые крысы. Нанои, сжав губы,
подталкивала переднюю к столу - ногой, кончиками пальцев. Сказала, не
оборачиваясь:
- Земля отвернулась от Солнца. Пора.
Смеркалось быстро. Померк, погас внешний свет, пробивавший листья.
Почернел прямоугольник входа. Зелень стен, медленно разгораясь, просияла
холодным огнем.
На секунду Нанои и Колька встретились глазами. Теперь он отвернулся.
Володя помогал снимать с больного "одеяло" - крысы срезали ветки, ковыляя
на задних лапах. Лупоглазый зверек неподвижно сидел в своем углу.
- Это что за зверь? - спросил Колька.
- Немигающий, - угрюмо сказала девушка.
Да, так и приходится уходить, ни в чем не разобравшись... С этой
мыслью он выглянул в черноту поляны. Увидел поверху, по кронам верхнего
яруса, неясные блики, высветления - поднималась луна. Огромные
переливчатые звезды мелькали между ветвями. Из темноты волнами наплывала
музыка. Так мог играть только огромный мощный оркестр - казалось, что
звуки катятся в глубине земли, как грохот отдаленного взрыва.
Крысы утаскивали последние клочки "одеяла". Володя, едва не
уткнувшись носом в Рафкину грудь, пытался найти следы страшных синяков и
царапин, притоптывал в восторге - кожа была как новенькая. Николай тоже
приготовился в дорогу: осмотрел пистолет и так пристроил его за поясом,
чтобы сидел неподвижно и легко вынимался. Потом спохватился, что пистолет
не чищен, - почистил веточкой, вложил запасную обойму, добавил девятый
патрон. "Девять выстрелов лучше, чем восемь", - подумал он и вдруг
вспомнил надпись на плакате, которую перед стартом он забыл со страха:
I HAVE NINE LIVES
YOU HAVE ONE ONLY
THINK!
"У меня девять жизней, у тебя - только одна: ДУМАЙ!" Он подмигнул
Немигающему. Зверек был похож на синего чертика с того же плаката - глаза,
ушки. Ладно, зверь... Попробуем думать побольше, стрелять поменьше.
Человек с пистолетом думает иначе, чем безоружный. Колька внезапно
вспомнил о разговоре Ахуки с Брахаком и решил выйти наружу, покараулить,
посмотреть... А может, он просто нервничал.
...Поляна была замкнута по кругу, с единственным проходом влево - в
сторону холма Нараны. Кроме двери, из которой вышел Колька, светились
зеленоватым светом еще три.
"Еще лечилища, наверное. Ничего не успели увидеть", - подумал он и
бесшумно, по плотной влажной траве, продвинулся направо. Луна поднялась
довольно высоко и висела над просекой, как желтый фонарь. Из травы, в
нескольких метрах впереди, послышалось ворчание, - оказывается, их уже
караулили. Три собаки неподвижно лежали в траве. Одна повернула голову и
чуть слышно прорычала, будто приказывая Кольке не шуметь.
Он стоял, поглядывая то в глубину леса, то на собак. Казалось, что
трава на дороге светится. Музыка постепенно стихала, словно удаляясь,
смолкла. Собака опять зарычала. Нанои! Она проскользнула к нему и положила
на плечо горячую руку.
- Колия, - очень странно звучал шепот на раджана! - Колия, Раф-фаи
немножко может ходить, а сидит совсем хорошо.
Он сказал:
- Ты сестра наша и мать, Нанои...
- Пойдем в лечилище? Здесь собаки Наблюдающего небо.
Нет. Он помнил испуганное лицо Ахуки и подрагивающий бас Брахака.
Нет, он останется.
Рука скользнула по его плечу. Он опять был один на поляне. Глубоко
вздохнул, вбирая в себя густые, как мед, запахи ночи, и внезапно три тени
мелькнули перед ним - собаки ринулись и длинными прыжками унеслись по
теневой стороне просеки. Колька подумал: "А, начинается. Чутье какое-то у
меня есть..."
Потом задрожала земля под тяжелыми шагами, он подумал, что ведут
слона. Потом, мелькая и раскачиваясь в лунном свете, у дальнего конца
просеки появились бесформенные гиганты. Колька приподнялся, чтобы
рассмотреть их. Охнул. С просеки волной прокатился формалиновый запах, и
от него Колька потерял голову. Схватил тяжелый пистолет, выругался и
выстрелил в правого - желтая глыба, качнулась на ребристом краю глушителя.
Он вел мушку влево, нажимая спуск, когда светлый круг ложился на черный
шпенек - есть! есть!
Они шли. Быстро. Во всю ширину просеки.
Вверху завыла обезьяна. Колька вздрогнул, дал еще серию выстрелов и
каждый раз видел, как отшатывается чудовищная безглазая голова, а они шли.
Как во сне. Оставалось три патрона, но уже не было сил наводить пистолет.
Колька застонал, это было вне реальности, и он пытался проснуться.
Между чудовищами проскочила тонкая человеческая фигура, вскинула
руки.
- Безумец, - проговорил человек.
Чудовища стояли за его спиной.
- Зачем ты привел их? - сухими губами прошелестел Колька.
- Чтобы вы ушли к Железной дыне.
Перехватило горло. Он просипел "ле-е..." - первый слог слова "зачем",
но за него спросила Нанои:
- Зачем привел ты нардиков? Пришельцы сами спешат уйти.
- Возможно и так, о Врач... Однако Равновесие прекрасно, а железо
несъедобно, - ты слышала, как пугал он посланцев Великой?
- Как и вы тщились испугать его, глупцы!
Колька молчал.
- Я спрашиваю пришельца: согласны ли вы уйти?
- Согласны, - выдавил Колька.
- Слово сказано. До рассвета вы опуститесь у Железной дыни. Врач
полетит вместе с вами, если захочет.
Колька был еще заморожен ужасом - что за чудовища! Он знал, что
только из-за Нанои не бросает пистолет и не кидается на землю, закрыв
руками голову.
- Поспеши, - сказал человек. - Птицы ждут.
- Пусть уйдут эти.
Человек пропел на языке Памяти: "Возвращайтесь к Наране". Чудовища
качнулись, исчезли в лунной тени; мерно, глухо вздрагивала земля. Человек
улыбается как ни в чем не бывало. Когда он повернулся к свету, Колька
узнал его - один из тех, кто сопровождал старого Хранителя Памяти. Жук на
его груди казался черным.
Они вместе вошли в лечилище.
Розовый, очень живой Рафаил сидел на боковой скамье и громко смеялся.
Увидев людей, он дрыгнул ногой и заржал с тупой жеребячьей радостью,
рассыпая бахуш из кулечка: "у-а-ах-ха-ха-ха!"
- Что это?! - воскликнул Колька. - Что здесь было?
Колька вдруг понял, что сидит на скамье, а девушка обнимает его и
гладит по щеке. И быстрым, острым шепотом утешает:
- Он здоров... Я закрыла его лоб, Адвеста.
Володя понял: закрыла память во лбу. К утру она откроется.
Человек, стоявший у входа, сделал нетерпеливый жест.
- Память во лбу? Володь, объясни, - изнеможенно попросил Колька.
С мучительной гримасой Володя стал объяснять, что Нанои каким-то
образом отключила лобные доли мозга у больного. Без этой процедуры Рафаил
не смог бы ходить от боли.
- О господи, какой бред, - сказал Колька.
- Он здоров, - твердила девушка.
Рафаил ухмылялся и жевал сушеных термитов, икал.
- Поспешите, - сказал человек с черным жуком.
Девушка поднялась с колен и сурово спросила:
- Кузнец, почему ты распоряжаешься в лечилище?
- Я - хранитель Памяти, - ровным голосом возразил человек. - По
Воспитанию я действительно Кузнец, но здесь представляю Нарану. Ты
полетишь с больным пришельцем?
- Я - Врач, - сказала девушка.
- Ты передашь по гонии, когда все кончится.
- Хорошо. Колия, больного надо вести под плечи. Я понесу лекарства.
Иди, Кузнец.
Колька подсунул плечо под Рафкину вялую руку, пробормотал:
"Взяли...", и они поплелись к выходу. Волоча ноги, Рафаил хныкал: "Не
хочу, не хочу, не хочу!" Человек с черным жуком повел их в черную
молчаливую ночь, закрытую сверху кулоном лунного света.

9
Наблюдающего небо освободили собаки. Они примчались из лечилища
взъерошенными - рычали от страха, - но сейчас же кинулись грызть и дергать
лианы, обмотанные вокруг торса хозяина. Ахука терпеливо ждал, старался не
шевелиться. В трех шагах от него животные Равновесия зарывали тело Тана,
копошились и похрюкивали в темноте. Комочки земли осыпали ноги Ахуки.
Бедный зверь... Перед закатом он подходил к Ахуке и пытался что-то
сказать, просил ласки и сочувствия, глаза у него слипались, как у
человека. И его убили.
Слуги Великой не пожалели лиан - нардики успели вернуться, пока
собаки работали. Гиганты прошли навстречу лунному свету гуськом. Они
действительно были крупнее, чем крии: в два человеческих роста, с толстыми
беспалыми руками, с глазами посредине груди. Вместо голов у них были
плоские горбы. Как раз, чтобы уложить и нести человека. Но они шли
пустыми...
Ахука рванулся, лианы лопнули, обдирая тело. Он схватил лук, взял
собак и гепарда на поводки и огромными прыжками понесся в лечилище - звери
тянули, как бешеные.
...Он выбежал на поляну - пусто. Крысы-уборщики с писком катились в
стороны. В лечилище также пусто - стол срезан, людей нет... Собаки дергали
поводки, визжали, торопили. "Вперед, рыжие!" - одна за другой, бесшумно,
носом к земле, они бросились в погоню. На поворотах следа одна из собак
останавливалась и дожидалась Ахуки, чтобы показать направление.
След вел на полдень. Ахука пробежал по следу четырежды дюжину дюжин
шагов и увидел младшего Хранителя Памяти. Верхом на лошади он ехал
навстречу.
- Где пришельцы? - прямо спросил Ахука. - Здоровы ли они?
- Взлетели на птицах, держат путь к Железной дыне, - дневным,
оживленным голосом ответил Хранитель.
- Ты ведешь лошадь в Питомник. Я направляюсь туда и заодно отведу ее.
И облегчу себе дорогу.
Ничего удивительного не было в том, что Охотник спешит в Питомник, но
Хранитель все же осведомился.
- Почему ты спросил меня о пришельцах?
- Кару-кузнец, ты меня не узнал... Я стоял у трех дорог со Старшим
Хранителем, когда ты провел нардиков к пришельцам. Я испугался их, -
добавил Ахука наивно.
Усаживаясь на лошадь и провожая Кару глазами, он с горечью думал, что
утаил свои мысли. О-а, к чему это приведет... Он думал об этом, когда
приказывал собакам отправиться в Стан Охотников и пока скакал через
поселение к домам Питомника.
Птиц нельзя было, как слонов и лошадей, переводить с выгона на выгон
- они должны жить на одном месте постоянно, от рождения до смерти. В
период дождей им надлежало находиться под крышей. Поэтому каждая Птица
имела собственный дом, как человек. Низшие твари убирали из домов помет,
обезьяны приносили пищу ко входу, но все прочие работы делали люди -
кормили Птиц, подрезали им перья, обучали птенцов и выводили Птиц на
прогулки, когда им не приходилось летать с гонцами. Каждый оседлавший
Птицу именовался гонцом. В древности позволялось летать лишь искусным
наездникам, малого роста и веса. Теперь Птицы поднимали рослого мужчину и
еще полторы дюжины горстей груза.
В птичьем питомнике бодрствовали всю ночь. Хранители сидели у домов,
перебирая орехи. Многие дома пустовали - на Границе было неспокойно, и
Птицы работали, перевозя Охотников. "Слишком многих нет на месте, -
подумал Ахука. - За последние месяцы Равновесие действительно изменилось.
И это лишь первые признаки..."
Он пробежал на край питомника, к Наседке. В узкой пещере, в черном
жидком перегное лежали яйца - три локтя в длину, два в ширину. Они
высовывались из перегноя, белые, как облака, и над ними стоял Старший
Хранитель. Выслушав Ахуку, он взмолился:
- Пощади, во имя Равновесия! Ты будешь в третьей дюжине попросивших
Птицу за эту ночь, а до утра еще далеко!
"Да, это необычайная ночь", - подумал Ахука, но ничего не сказал.
- Груз есть у тебя, Охотник? Э-э, да ты - Голубой жук! - с уважением
сказал Хранитель. - Но ты умеешь управлять Птицами?
- Я - Охотник, - скромно проговорил Ахука. - Груза со мной нет.
- Во имя Равновесия! - обрадовался Хранитель. - Возьмешь орехи и
накормишь Птицу, где пожелаешь! Хорошо?
- Я очень спешу, Хранитель, и накормлю Птицу в слоновьем питомнике, у
излучины. Зачем перегружать такое прекрасное животное?
Ахука знал, что бессмысленно торопить Хранителя. Птица с лихвой
вернет время, затраченное на подготовку, - сейчас соразмеряется длина пути
и срочность, и состояние Птицы, и время ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14