Вот как пошло дело, и в нем пришелец Николай Карпов отыскал
спокойствие. Враждебная воля Наран сюда не доставала. Ему было приятно
работать с Кузнецами. Не приходилось понукать и объяснять дважды, далеко
не всегда требовалась его инициатива. Прежде чем он вспомнил, например, об
измерительных инструментах, к нему явился Кузнец и спросил: "Как вы в
железном Равновесии получаете одинаково размерные предметы?" Он набросал
чертежи штангенциркуля, и через трое суток Гиикхаг показал ему пробную
партию - единицы стандартных мер уже приготовили Наблюдающие небо. Николай
читал по две лекции в день и работал над проектом токарно-винторезного
станка. Поднимался на рассвете, бросал работу с закатом. Приходилось
бросать, освещение не годилось для чертежной работы. Он торопился. Кузнецы
сложили по его рисункам печь-вагранку и готовили земляную форму, чтобы
отлить станину из чугуна.
Простой, грубый станок - и сколько с ним было возни! Колька едва
справился с чертежами за двадцать дней. И то благо, что раздвоение
позволяло вспоминать любую страницу из любого учебника и мгновенно делать
расчеты. Однако станок дался ему соленым потом, а как доставалось Кузнецам
- и говорить нечего. Они строгали поверхность станины, протаскивая по ней
чугунную плиту с алмазной крошкой. Вручную пропиливали отверстия. Главный
вал обрабатывался на ручном станке почти две недели. У Кузнецов не хватало
рук - Наблюдающие небо взяли на себя рядовые кузнечные работы, шлифовку
стекол, заготовку инструментов...
Вне работы он встречался только с Нанои. Ум у нее был злой,
наблюдательный. Авторитетов она не признавала еще пуще, чем Ахука. "Зачем
нужны касты, жуки и прочее? Для счета. Чтобы Великие учитывали крыс
отдельно от хорьков, а кузнецов отдельно от Управляющих". Она сказала, что
касты сохранились от древних племенных членений, ибо оказались удобными
статистическими группами. Три свидетеля при посвящении - тройная гарантия,
что Великой не забудут доложить о "прибавлении семейства". Так звучали
слова Нанои в вольном переводе - понятия семьи у раджанов не было. Многие
не знали даже своей матери, об отцах и говорить нечего. Опять-таки одни
Нараны помнили родителей каждого человека и прародителей на много
поколений...
Старые Кузнецы пока обходились без Нараны. Это казалось Николаю
утешительным - враги далеко, а друзья рядом. Но Великие незримо
присутствовали везде. У низкорослых молодых гоний устанавливались очереди
- круглые сутки Врачи, Воспитатели, Управляющие Равновесием, Наблюдающие
небо говорили с Наранами. Колька поджимался, проходя мимо "поющих
деревьев": здесь друзья общались с врагами. Его жизнь была бы вполне
сносной, если бы не постоянное ощущение угрозы, как чужое дыхание за
спиной... Нараны! Он чувствовал их ненависть на расстоянии, хотя не
признался бы никому, что боится. А кто не боялся бы такого врага? Не зря
старший Охотник специально приставлен к Колькиной особе - охранять.
...Ровно через сорок дней после переезда он своей рукой набросил на
шкив приводной ремень. Завертелся шпиндель, жирно смазанный растительным
маслом. Медленно застучал резерв по кованой неровной поверхности заготовки
- на первом станке точили шпиндель следующего станка. И в час торжества
Кольку позвали на Совет тревоги: его друзья Врачи потребовали от
Управляющих Равновесием привезти почку Великой в поселок.

9
День был хорош. Дул сильный прохладный ветер. От берега далеко
разносился визг металла под резцом. По всему поселению возились Художники
- украшали дороги к вечеру, к торжеству... Колька смотрел на это угрюмо, и
ему было совестно, да что поделаешь? Ведь привезут Нарану, бесполезно
спорить. К тому же визг резца, такой знакомый и привычный, вогнал его в
тоску. Там станки стояли за стеной лабораторного зала, и от их работы
заметно вибрировал пол, и люди досадливо морщились, когда режущий,
пронзительный вопль металла отзванивал в больших стеклах лаборатории...
Николай мрачно занял свое место - рядом с телохранителем, как
водится. А, вот и Ахука... Совет тревоги собрался в полном составе и ждал
слова старшего Врача Лахи.
Лахи был далек от торжественности. Улыбаясь во все коричневое лицо,
он сказал, что просит безделицу, сущий пустяк - через два месяца Врачам
будет необходима Нарана, дающая несколько дюжин нардиков в сутки.
Посылать ходоков в поселение Водяной крысы решили через три дня - за
это время Нарана отпочкует Безногого. Люди уже поднимались с травы, когда
Ахука попросил, чтобы за Безногим, среди будущих Хранителей Памяти,
послали его и Адвесту.
Странно, ох странно было Николаю! Он пришел в ярость - мало им, что
врага тащат в дом, так еще его, Кольку, хотят втянуть в историю! Ах этот
штукарь Ахука - никогда не знаешь, какой фортель отмочит, - хоть бы
спросил... Но почему-то Николай не встал, не осадил Наблюдающего небо. Он
даже знал, почему. Его тянуло еще раз услышать голос Нараны и увидеть
цветные фигурки...
Да, Ахука знал, что делает. После Совета он сказал как ни в чем не
бывало:
- Ты воистину стал раджаном, Адвеста.
Сказал, как припечатал. К Великой тянуло не пришельца Николая
Карпова, а раджана Адвесту. Поняв это, Николай спросил больше для порядка:
как его встретят "потерявшие имя"? Ахука засмеялся и ответил, что Джаванар
сумеет его охранить от безумцев, если они окажутся в поселении Водяной
крысы. Скорее всего, их не будет - тамошняя Великая Память здорова и не
ввергает людей в безумие.
- Увидимся через три дня, прохладного полудня! - Ахука, как всегда,
торопился, - передай Нанои мой привет!
Колька некоторое время смотрел, как между гранитными глыбами крутится
ветер - гоняет пыль. Приласкал Тана, который тоскливо сидел у домов
питомника. Опять хозяин улетел, ах ты, бедняга... А я сам улетел неведомо
куда, и мне тоже не слишком-то хорошо.
Они сидели рядом и грустили, когда прибежал молодой Охотник и позвал
Николая к Джаванару.
Старший Охотник сидел над берегом на верхней точке косогора, перед
телескопчиком. Почему-то, увидев его, обезьяна заскулила, заметалась -
Джаванар обернулся и прикрикнул: "К жилищу, серый! Наверх и к жилищу!" -
Тан вскарабкался на дерево, перепрыгнул, скрылся.
- Хороший зверь, - сказал Охотник. - Что же, отправимся за Безногим,
Наблюдающий небо?
- Приходится, - сказал Колька. - Почему ты отослал обезьяну?
- Там малоголовые, - Джаванар захохотал, когда Колька оглянулся на
кузницы. - За Рагангой, Адвеста! Левее скалы, похожей на сидящего коршуна.
- Не вижу...
- Э-а, посмотри в трубу!
...Был странный день - заработал первый станок, задул прохладный
муссон, предвестник дождей, и решили ехать за Нараной, и впервые человек
двадцатого века увидел воочию своих предков. Но, установив трубу на
резкость и прижимая глаз к мягкой окантовке окуляра, Колька ощущал -
было... Так уже было - красный песок, грань скалы, тень. У самой воды
стоят обезьянолюди - двое, мужчина и женщина.
...В круглой рамке тени они стояли, как будто одни на всей Земле.
Адам и Ева. Они казались одинаковыми. Мужчина был весь покрыт
серо-коричневой шерстью, у женщины сплюснутая грудь была голая; но все же
одинаковые, как кегли разного размера, они стояли и одинаково мрачно,
пристально всматривались в дымы кузниц. Потом самец открыл черно-желтые
резцы, зевал или кричал, - и опять показалось, что все это было.
Он встряхнулся. Было, не было! Не раскисать, Карпов! И в этот момент
обезьянолюди исчезли. Мелькнули тени, осыпались камешки, и берег опустел.
- Понравились тебе родичи, Адвеста?
- Да уж, хороши... Таковы, значит, малоголовые.
- Трех пород они, - сурово сказал Охотник. - Пожиратели крыс опаснее
всех, ибо живут стадами... Ты видел, даже боевая обезьяна их боится.
- Боится? Они же большезубых тигров не боятся!
- Этих нельзя убивать, - сказал Джаванар. - Их приходится оттеснять,
оттеснять, понимаешь? Выжимать понемногу. Когда они вторгаются в
Равновесие, их теснят облавой, тупыми стрелами бьют, не убивают. Много
боевых обезьян гибнет при облавах, понимаешь?
Он искусно показал, как обезьяна боится: присел, опустил руки, напряг
шею.
- Понимаешь, Адвеста? Приходят они все чаще, дым их привлекает...
- Они знают огонь, - сказал Колька.
Джаванар кивнул: в том-то и дело. Ласково похлопал Николая по спине и
проговорил:
- Ступай отдохни, друг Адвеста.
Он тоже спешил - Охотники шли за Рагангу в разведку.
Николай побрел к станку, мрачно уселся и стал ждать, когда к нему
пойдут с вопросами о работе. Никто не подходил. Нанои разыскала его и
отвела домой. В самое время - он уже чувствовал себя так, будто снова
стоит над ямой, над отпечатком баросферы в красной глине.
Через три дня Колька вместе с другими посланцами прилетел за Нараной
в поселение Водяной крысы. Ахука правильно рассказывал - пещера Великой
была выбита в теле известнякового холма, под трехсот-метровым откосом. У
входа уже собрались тысячной толпой Певцы и Художники. Управляющих
Равновесием была сотня-другая. Ученые относились к ритуалам
пренебрежительно, и терпели их лишь потому, что любые традиции экономят
время. Певцы и Художники, напротив, страстно любили ритуальные действа и
всегда распоряжались на древних праздниках Вечерней звезды, Дождей,
Полнолуния, Зимнего урожая. И Передачи Безногого, само собой.
- А на похороны почему не собираются? - любопытствовал Колька.
Он знал, что умерших сжигают без всякой помпы.
- Что за толк лицедействовать перед трупом? - сказал Ахука.
- А сожжение? Остатки культа Солнца?
Наблюдающий небо оживился:
- Э-а, возможно, и так! Но это было очень давно. Сейчас другое -
звери Равновесия не должны знать вкуса человеческого мяса.
Они стояли перед входом в подземелье Великой и ждали конца ритуала.
Редчайшее удовольствие досталось Певцам - исполнение древних песен при
передаче "безногого теленка". Певцы старались вовсю. Они разбились на два
огромных хора, изображая Хранителей материнской Нараны и будущих
Хранителей новой. "Что несут в ладонях, прикрывая выдубленной кожей?" -
спрашивали первые. "Грибницу свежую, сегодня выкопанную", - заливался
второй хор. "Крепко ли, плотно сплетена корзина для Безногого?" - "Мы
выбирали самые тонкие, крепкие стебли, вымачивали в долбленых бочонках, и
женщины перемешивали дубило мешалками, из сердцевины пальмы
вырезанными..."
Двенадцать Хранителей Памяти и двенадцать посланцев из поселения
Кузнецов терпеливо ждали, стоя перед устьем тоннеля. Количество Хранителей
с обеих сторон также определялось традицией - дюжина жрецов состояла при
первой Наране. Правда, Певцам приходилось мириться с новшествами: взамен
"плотно сплетенных корзин" ходоки принесли с собой мешки из древесной кожи
и, конечно, не подумали украсить головы коровьими хвостами. Еще одна
неприятность! Хранители должны вступить в подземелье с факелами, зажечь
которые надлежит Певцам. И вот, под насмешливыми взорами Художников,
изображающих тут же, на откосе, все происходящее, Певцы стали высекать
огонь. Неумело ударяли кремнями о железо - проклятый огонь не занимался...
Тогда Ахука протянул Кольке раскрытую ладонь:
- Дай мне огненные палочки, Адвеста...
Колька, ухмыляясь, смотрел, как Наблюдающий небо зажег шесть факелов
от одной спички - по поляне прокатился хохот, восторженные крики, и
церемониал сам собою кончился.
Николай второй раз в жизни спускался к Наране. Двадцать три человека,
шедшие рядом с ним, давно потеряли счет часам, проведенным у Ушей Памяти.
Он принадлежал к иному миру, белый пришелец, чужак... А здесь его
допустили к важнейшему событию, да еще с почетной привилегией - при
рождении Безногого могли присутствовать лишь двадцать четыре Хранителя.
Чудно выглядело пустое подземелье Великой. Свет казался пригашенным,
шаровые звенья Нараны были безмолвны и не ели - кисель в желобе затянут
радужной пленкой. Тишина. Шаги отдаются под низким сводом. "Надо
придерживать!" - громко сказал кто-то из Хранителей. Колька вздрогнул.
Оглянулся на Хранителей - все заняты делом. Он сел, набрал воздуха в грудь
и пропел обращение к Наране. Ухо чуть заметно шевельнулось, отвечая, и
свет стал ярче.
- Пришел спросить... - неуверенно выпевал Колька, - спросить... что
Нарана предвидит... о будущем Равновесия.
Он услышал, как зашелестел кисель в желобе, и подумал, что мышление
заменяет Наране мышечное действие - начала мыслить и тут же начала есть.
- Ты будешь видеть, - пропело Ухо. - Закрой глаза. Освободи мышцы.
Пальцы разогни.
Он увидел. Внутри его глаз побежали маленькие цветные фигурки,
куколки. Он попробовал разглядеть их - они замедлили движение и
приблизились. Малоголовые!
- Ты видишь, - пропело извне.
Малоголовые работали. Вскрикивали, когда острые брызги кремня
вонзались в кожу. Отбрасывали каменный желвак и находили его, будто он
новый, не тот, что ранит. Дымил крошечный костерик. Вчерашняя женщина
сидела у огня и прижимала к груди крошечного безволосого детеныша...
- Как ты делаешь это? - спросил Колька.
Изображение свернулось в радужный комок и ушло в сторону.
- Освободи мышцы. Опусти голову. Смотри. Это прошлое.
- Спрашивал я о будущем, Великая....
- Кто же думает о будущем, не познав прошлого? - насмешливо спросил
голос извне. - Смотри!
Цветной комок всплыл под веки. Развернулся. Теперь Колька был
невидимым участником действия, соглядатаем. Он проходил по закоулкам пещер
и по охотничьим тропинкам. Он видел, как малоголовые охотятся, убивают,
выкапывают коренья, умирают, делают орудия, родят детенышей, убивают,
выскабливают шкуры, выкусывают насекомых друг у друга, сражаются, умирают.
Они жили так недолго и умирали так часто, что Колька устал смотреть на
это. И они совсем не изменяли ничего. У них остановившееся время, как у
акул, думал Колька. У акул, которые не изменились за триста миллионов лет,
лишь стали помельче. Он положил рядом два каменных рубила, разделенных
неимоверно длительным временем, и понял, что они одинаковы.
Он еще чувствовал в ладонях холод обтесанных камней, а щеки стягивал
жар каменного очага - Нарана что-то пропела, дунул свежий, степной ветер,
и Николай увидел скотоводов. Казалось, они были такие же, как жители
пещер. Низкорослые, сутулые, с косолапыми кривоватыми ногами, чуть более
сытые, пожалуй. Придурковато оглядываясь, доили коров, складывали нелепые,
кособокие хижины. Они тоже пытались остановить время, сохранить свои живые
орудия неизменными. Но животные всегда были разными, непохожими друг на
друга, - поколение за поколением скотоводы пытались сделать их
одинаковыми, и тщетно. И все казалось: завтра у них будет стадо ровное,
одинаковое, любая корова будет похожей на Первую Буйволицу.
Николай усмехнулся. Первая Буйволица представлялась им огромной,
мясной, с необъятным выменем, а поэтому скотоводы занимались искусственным
отбором, воображая, что борются с изменениями. Покамест они привыкали
пользоваться случайными изменениями живого, и тогда появился
Арама-Скотовод и сохранил в живых нечто невообразимо случайное, еще более
случайное, чем восьминогий теленок - пудовую мозговую глыбу, Безногого.
Пришельцу было показано и это в движущихся цветных картинках:
двенадцать преемников Арамы и первая Великая в низкой, темной пещере.
Первая Нарана тоже была малоголовой - на свой лад. Ей стало скучно слушать
тупое бормотание скотоводов, и она принялась играть случайностями.
Посоветовала кормить беременных женщин бахушем, дабы рождались могучие
воины, неутомимые бегуны, зоркие охотники...
Так начинался путь от малоголовых к Головастым, и Николай увидел его
воочию. Выпрямились спины, лбы становились все выше и объемистее, и в
каждом поколении появлялись подростки, превосходящие по разуму зрелых
мужчин. Сначала юнцов пытались убивать, изгонять. Затем привыкли и к
дерзким юнцам, и к бахушу.
Теперь уже у раджанов были Воспитатели. Колька видел, как детишки
бегали в воспиталищах, смотрели на умные, спокойные лица учителей, и
думал, что иначе не может быть, лучшие из лучших должны воспитывать -
самые умные, самые добрые, самые ученые и понимающие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14