Бертран проводил Зою к двум маленьким стульям, стоявшим по одну сторону стола. Сибилла и Вирджиния сели на один из диванов, а Седрик и Генри заняли свои места на другом.
За чаем хозяева и гости принялись оживленно обсуждать политику, первые год и четыре месяца царствования королевы и почетные миссии, с которыми отправились на Восток Джулиан Баллинджер и его кузен Росс. Когда разговор начал иссякать и грозил перекинуться на неизбежную тему приближающейся зимы, Остин взял ситуацию под свой контроль.
– Бертье говорит мне, что он, наконец, объявил о своих намерениях, – заметил он сестре и лукаво улыбнулся Бертрану. – Давно, давно пора, мой добрый друг.
Снова посмотрев на Зою и не обращая никакого внимания на ее пылающие от ярости глаза, Остин спросил:
– Так вы еще не назначили дату?
Вопрос повис в воздухе, привлекая к Зое всеобщее внимание. Она, в свою очередь, распрямила спину и произнесла вежливым, но совершенно ледяным тоном:
– Бертран был довольно любезен, предложив молодой девушке время для размышления над его предложением. Было бы хорошо, если бы ее брат оказался таким же учтивым.
Остин изумленно усмехнулся:
– Господи, дитя мое, да Бертье станет старым, лысым и толстым, ожидая, пока ты, наконец, решишься дать ему свой ответ. Тебе, наверное, лучше подождать до тех пор, пока он не начнет забывать свое собственное имя!
– Остин, дорогой, – вмешалась Вирджиния Каммингтон, вежливо уводя разговор и сторону. – Вы ведь и сами далеки от того, чтобы жениться. Отчего так?
Остин увидел довольную ухмылку сестры, но никак на нее не отреагировал, а повернулся вместо этого к дородной леди Каммингтон:
– Боюсь, в этом виноваты вы и ваш муж.
– Я? – запротестовал лорд Генри. – Как я..?
– Многоуважаемый сэр, – провозгласил Остин, – моя несчастная судьба была бы совершенно иной, если бы у вас и вашей жены была дочь, а не это... это жалкое подобие сына, – он улыбнулся Бертье. – А сейчас не имеет никакого смысла искать себе жену, когда совершенно нет надежды найти хотя бы одну девушку из семейства Каммингтонов.
Каммингтоны одобрительно улыбнулись, довольные лестной шуткой. Бертран взял руку Зои и игриво сжал ее. Девушка подождала немного – ровно столько, сколько требовали приличия,– затем ненавязчиво ее высвободила.
Спустя несколько минут Десмонд снова появился на пороге, держа серебряный поднос, на котором лежало запечатанное письмо. Дворецкий прошел через комнату к низкому стулу Зои и извинился за вторжение. Подавая ей письмо, он добавил, что посыльный настаивал на немедленном ответе и, более того, остался в фойе, ожидая, возможно, получить этот самый ответ.
Извинившись, Зоя взяла письмо и подошла поближе к камину. Сломав печать, она извлекла из конверта один-единственный листок и первым делом взглянула на подпись – Коннор Магиннис, – затем на само сообщение, написанное резким, неожиданно официальным тоном:
«Дорогая мисс Зоя,
Я попросил Мойшу Левисона передать вам весть о моем отъезде. В понедельник (то есть вчера, относительно дня, когда я пишу эти строки) Эмелин и я предстали перед воротами Милбанкской тюрьмы, держа в руках ордер, который вы так любезно для нас раздобыли. Но увы, нам не было позволено войти. Да и в самом этом позволении уже не было необходимости – с глубокой печалью мы узнали, что наш отец, Грэхэм Магиннис, более не находится там в заключении, а посажен на борт военного судна «Веймут», которое уже отплыло к берегам Австралии, в Новый Южный Уэльс.
Как вы можете себе представить, такая новость о моем отце повергла в ужас меня и мою сестру. Мы надеялись предъявить добытые доказательства во время слушания его дела об убийстве на следующей неделе, что могло бы, наверное, привести к освобождению отца и снятию с него всех обвинений. Однако мы узнали, что были предприняты секретные частные усилия для изменения даты слушания – усилия настолько бессердечные, что ни самого заключенного, ни членов его семьи даже не предупредили о времени и месте этого слушания. Результат рассмотрения дела моего отца был предопределен, он был признан виновным в убийстве и приговорен к пожизненным работам на каторге в Сиднее.
Как вы можете себе представить, мое сердце переполнено лютой ненавистью ко всем, кто так жестоко обошелся с моим отцом. Поскольку это чувство распространяется на определенных членов семьи Баллинджеров по уже известным вам причинам, пожалуйста, примите мои уверения в том, что я никоим образом не возлагаю на вас ответственность за то злодейство, которое было совершено по отношению к моей семье. Однако, поскольку ход последних событий заставил меня всерьез и надолго встать на путь войны не только с кузеном вашего отца и всем его родом, но и с самим вашим отцом и братом, я самым искренним образом желаю, чтобы вам не пришлось занять позицию, которая могла бы нанести непоправимый вред добрым чувствам, должным существовать между дочерью и ее семьей. Посему я полагаю, что будет самым лучшим, если вы более не будете интересоваться ни мною, ни моим положением.
А сейчас я должен буду на обозримое будущее покинуть пределы Лондона. Надеюсь, ваше собственное будущее явится бесконечной чередой счастливейших моментов и прекраснейших событий. Остаюсь, как и прежде, вашим покорным и преданным слугой. Коннор Магиннис.»
Ошеломленная, Зоя смяла в руках письмо. Какое-то время она стояла совершенно неподвижная, даже не замечая, что на нее обращены взгляды всех присутствующих в комнате. Наконец, мать Зои рискнула подойти к ней и спросить, все ли в порядке.
– Ч-что? – пробормотала в ответ Зоя, пустыми глазами глядя на Сибиллу.
– Письмо – там плохие новости?
– Оно... оно от моего друга, – слабым голосом произнесла Зоя. Увидев, что дворецкий все еще ждет ответ, который нужно будет передать посыльному, Зоя отстранилась от матери, подошла к Десмонду и спросила: – Мойша все еще здесь?
– Мойша? Имя, которым назвался посыльный, – Эмелин.
– Эмелин здесь? – Зоя с такой силой схватила дворецкого за руку, что у него от удивления вытянулось лицо.
– Она ждет в передней, мисс Баллинджер. – Десмонд осторожно высвободил руку. – Мне передать ей сообщение?
– Нет. Я сама это сделаю. – Зоя извинилась и кинулась из комнаты, оставив всех присутствующих недоуменно переглядываться между собой.
Девушка на одном дыхании пробежала по коридору и влетела в прихожую, напугав Эмелин, которая в этот момент с удивлением разглядывала большие семейные портреты, висевшие рядами вдоль стен. Хотя помещение, в котором находилась Эмелин, считалось всего лишь прихожей, оно все равно было больше всей квартиры Магиннисов.
– Мисс Зоя, – провозгласила Эмелин, немного оправившись после неожиданного появления Зои. – Извините, если я вам помешала.
Зоя махнула рукой, показывая, что извинения ни к чему, и, оглядевшись вокруг, спросила:
– Мойша с вами?
– Он с моим братом. Это письмо предполагалось доставить после того, как Коннор уедет, но я... я пришла сейчас.
– Что случилось с Коннором? Где он?
– Коннор... он... – срывающимся голосом произнесла Эмелин. Глаза ее наполнились слезами, и она воскликнула. – О, мисс Зоя! Я так обеспокоена!
Зоя подбежала, обняла девушку и прижала ее к себе, шепча какие-то успокаивающие слова. Когда Эмелин немного пришла в себя, Зоя осторожно произнесла:
– Я хочу помочь, но вы должны рассказать мне, что собирается делать Коннор.
Подавшись назад, Эмелин достала носовой платок из внутреннего кармана своей шерстяной накидки и несколько раз приложила его к щекам и глазам. Сложив платок, но все еще крепко сжимая его в руках, девушка тяжело вздохнула и объявила:
– Мой брат отплывает в Австралию.
– Коннор? В Австралию? – лицо Зои побледнело, слова застревали в горле. – Но... Но зачем?
– Он отправляется вслед за своим отцом.
– Для того, чтобы привезти его назад? – все еще не веря в услышанное, переспросила Зоя и, получив в ответ от Эмелин утвердительный кивок головой, добавила: – Но когда? И как он раздобыл деньги на покупку билета?
Эмелин опустила глаза и покраснела:
– Он не покупал. Он... он поехал в Портсмут; Мойша поможет ему незаметно пробраться на борт.
– Спрятаться на борту корабля, который отплывает в Австралию? Но это же чистое безумие. Его найдут и сдадут портовой службе безопасности.
– Коннор об этом знает. Он говорит, что запрыгнет на борт перед самым отплытием.
– Господи, только не это! Его же наверняка повесят! Когда Эмелин снова заплакала, Зоя вдруг осознала весь ужас тех слов, которые она только что произнесла. Снова прижав к себе сестру Коннора, девушка произнесла торжественным тоном:
– Я не допущу этого, обещаю.
– Я... я не хочу п-потерять Коннора.
– Мы не потеряем его, Эмелин. Клянусь тебе, не потеряем.
* * *
Лорд Седрик Баллинджер обошел вокруг стола из красного дерева, стоящего в библиотеке, и сел, указав Остину на один из стульев, а Зое – на другой.
– Это довольно невежливо, – сказал он, кладя руки на отполированную до блеска поверхность стола. – Наши гости до сих пор здесь, а ты занимаешься этой... девчонкой...
– Эмелин Магиннис, – твердым голосом произнесла Зоя, она все еще стояла рядом со своим стулом. – Эта девчонка, сидящая в кэбе, приходится дочерью Грэхэму Магиннису. Разумеется, ты знаешь, кто он такой.
– Это очень старая история, – резко сказал Седрик. – Грэхэм Магиннис меня уже давно не интересует.
– О, нет, вовсе нет, – Зоя сделала вид, что поверила его словам. – И, конечно, без твоей помощи Грэхэм был отправлен на корабле к берегам Австралии.
Седрик прищурил глаза и пристально посмотрел на дочь. Затем перевел взгляд на сына:
– Зоя права? Грэхэма увезли в Австралию?
– Но ты ведь сам прекрасно об этом знаешь, отец, – сказала Зоя.
Седрик, однако, знаком приказал ей замолчать и сесть на свое место. Зое ничего не оставалось делать, кроме как уступить требованию отца.
– Скажи мне, сын, какое ты ко всему этому имеешь отношение?
Остин не стал уклоняться от ответа, выражение его лица было твердым и решительным:
– Я ничего не делал. Но наша система правосудия вынесла свой окончательный приговор, и мистер Грэхэм Магиннис был призван к ответу за свои поступки по всей строгости закона.
– Но мне ничего не было сказано.
– Я не думал, что в этом есть крайняя необходимость. В конце концов, Грэхэм провел в тюрьме – сколько уже? – шестнадцать лег? Какая нам разница, закончит ли он оставшиеся четырнадцать в стенах тюрьмы или как свободный каторжник в Новом Южном Уэльсе?
– Свободный? – гневно крикнула Зоя, она вскочила со своего стула и указала пальцем на брата. – Грэхэм был послан на рабскую работу в Австралийскую колонию! Это ты называешь свободой?
– Я сделал так, чтобы он получил выходной билет. – Остин резко подался назад и тоже встал, чтобы оказаться лицом к лицу со своей сестрой. – Ему больше не придется созерцать тюремные стены, он будет преспокойно жить там.
– Так это был ты? Так значит, именно ты заплатил за то, чтобы Грэхэма убили?
– Довольно! – вмешался Седрик, вставая из-за стола и протягивая руки к обоим своим детям. Повернувшись к сыну, он провозгласил: – Я хочу знать правду. Ты действительно замешан в этом деле?
Остин посмотрел сперва на отца, затем на сестру, после чего сказал спокойным, ровным тоном:
– Я не имею никакого отношения к делу об этом стражнике. Насколько можно судить по заключению суда, сын Грэхэма настолько сильно забил голову бедолаги мыслями о возможной свободе, что когда тот этой свободы не получил, то в отчаянии бросился на стражника.
– И ты хочешь, чтобы мы поверили..?
– Довольно, Зоя! – Седрик взмахом руки попросил Остина продолжать.
– Что касается самого слушания, то да, я действительно сделал так, чтобы его дата была изменена, и даже нашел причину присутствовать на нем, – со следующими словами он обратился к Зое: – Но я не сделал ничего такого, что могло бы повлиять на решение суда. Я только попытался убедить судей в том, что семейство Баллинджеров не будет возражать, если мистеру Магиннису выдадут выходной билет и он получит возможность провести остаток своих дней за пределами тюрьмы.
Остин снова сел на стул, лицо его озарила победная улыбка.
Повернувшись спиной к брату, Зоя положила ладони плашмя на стол и приблизилась к отцу:
– Он не все тебе рассказал. Я уверена, что он и Эдмунд заплатили стражнику за убийство Грэхэма Магинниса. Так же, как и наняли двух бандитов, чтобы сделать то же самое с Коннором.
– Довольно! – закричал Седрик; неожиданно подавшись вперед, он ударил дочь по щеке. – Как смеешь ты обвинять свою собственную семью в... в совершении убийства!
Зоя отпрянула, ошеломленная скорее поведением отца, чем болью. Она стояла, держась за щеку, стараясь сдержать слезы, стоявшие в ее глазах, и переводила взгляд то на Седрика, гневно сжимавшего свои кулаки, то на Остина, спокойное лицо которого говорило само за себя.
Опустив руку, Зоя ткнула пальцем в сторону Седрика:
– Ты ведь знал об этом, не так ли? Все это дело от начала до конца было разыграно тобой – все для того, чтобы сохранить внешние приличия. Ты, наверное, не хотел знать все детали этого дела такими, какими они были, но все же действительно знал. У тебя самого, наверное, тоже руки в крови.
Лицо Седрика перекосилось от ярости.
– Убирайся отсюда! – завизжал он. – Убирайся из моего дома!
Зоя опрометью бросилась из комнаты, побежала по коридору... и чуть не сбила с ног Бертрана Каммингтона, поворачивая за угол.
– Все в порядке? – спросил он, хватая Зою за руку. – Я просто решил пойти и посмотреть, не...
– Нет, все не в порядке! – тело Зои напряглось, как натянутая пружина, но она сделала над собой усилие, чтобы не оттолкнуть Бертрана.
– В чем дело, Зоя? – мягким голосом спросил Бертран, поднимая ее лицо за подбородок. – Я могу чем-либо помочь?
– Нет, Бертье, никто ничем не сможет мне помочь. Это... это очень личное.
– В этом замешан тот молодой человек?
Зоя удивленно посмотрела на Бертрана.
– Вы знаете, кого я имею в виду. Я не слепой, хотя, наверное, и глупый. Очевидно, в ваших мыслях есть кто-то еще. Из того, что, кажется, происходит... ну, я должен заключить, что это тот самый человек в экипаже – тот, которого мы встретили на пути в Пикадилли, – когда Зоя ничего на это не ответила, Бертран произнес вызывающе: – Скажите мне, что я ошибаюсь, и я навсегда выкину это из головы.
Посмотрев Бертрану прямо в глаза, Зоя мягко коснулась его щеки и прошептала:
– О, Бертье, пожалуйста, забудьте обо мне. Найдите себе привлекательную, любящую вас девушку и обзаведитесь, наконец, семьей.
– Но мне нужны именно вы.
– Я не могу вам принадлежать, – произнесла Зоя тоном, не оставляющим никаких сомнений в ее словах.
Бертран как-то разом вдруг обмяк, плечи его опустились:
– Но ему можете, не так ли?
– Я... я сомневаюсь, что смогу... – голос Зои срывался из-за наплыва эмоций, – ...принадлежать вообще кому-нибудь.
Глаза ее наполнились слезами, и, вырвавшись из рук Бертрана, она побежала дальше по коридору.
– Зоя! – крикнул он, кинувшись было Следом. – Зоя! Подождите!
Но было уже поздно.
* * *
Дневной воздух был сырым и холодным. Даже в своем укромном месте в трюме «Чатама», скорчившись в три погибели в большом деревянном ящике с табаком из Вирджинии, Коннор мог с уверенностью сказать, что дождь начнется прежде, чем корабль выйдет в открытое море.
Идя вдоль Английского канала, «Чатам» накренился немного вправо и начал набирать скорость. Запертый в темных стенах своей самодельной тюрьмы, Коннор вслушивался в доносившиеся со всех сторон звуки и пытался прикинуть в уме, сколько еще он сможет продержаться, прежде чем рискнет вылезти и подкрепиться чем-нибудь из своих скудных припасов.
«У меня достаточно пищи на целую неделю», – сказал он сам себе, похлопав по пропитанному маслом холщовому мешку, в котором находились сухари, вяленое мясо и фляжки с водой. К тому же у него было одеяло и грубое ложе из спрессованных табачных листьев – достаточно, чтобы жевать до самой Австралии и на пути назад, если, конечно, он сможет к этому привыкнуть. Лишний табак был посреди ночи выкинут из ящика за борт. Эту операцию Коннор проделал с участием Мойши Левисона, который помог ему незаметно пробраться на корабль и прятаться до того момента, когда во вторник днем, 25 октября 1838 года, были подняты паруса.
Коннор хорошо понимал, насколько мало у него шансов добраться до Австралии незамеченным. Однако он собирался скрываться от команды корабля столь долго, сколько это будет возможным, выходя из своего укрытия темной ночью. И если его все-таки обнаружат, Коннор молился за то, чтобы его заставили служить, но только бы не выбросили за борт.
Он лежал в ящике на одном боку, не имея возможности вытянуться в полный рост. Всего через несколько часов руки и ноги Коннора начала сводить судорога, и он засомневался в том, что сможет протянуть так до конца дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
За чаем хозяева и гости принялись оживленно обсуждать политику, первые год и четыре месяца царствования королевы и почетные миссии, с которыми отправились на Восток Джулиан Баллинджер и его кузен Росс. Когда разговор начал иссякать и грозил перекинуться на неизбежную тему приближающейся зимы, Остин взял ситуацию под свой контроль.
– Бертье говорит мне, что он, наконец, объявил о своих намерениях, – заметил он сестре и лукаво улыбнулся Бертрану. – Давно, давно пора, мой добрый друг.
Снова посмотрев на Зою и не обращая никакого внимания на ее пылающие от ярости глаза, Остин спросил:
– Так вы еще не назначили дату?
Вопрос повис в воздухе, привлекая к Зое всеобщее внимание. Она, в свою очередь, распрямила спину и произнесла вежливым, но совершенно ледяным тоном:
– Бертран был довольно любезен, предложив молодой девушке время для размышления над его предложением. Было бы хорошо, если бы ее брат оказался таким же учтивым.
Остин изумленно усмехнулся:
– Господи, дитя мое, да Бертье станет старым, лысым и толстым, ожидая, пока ты, наконец, решишься дать ему свой ответ. Тебе, наверное, лучше подождать до тех пор, пока он не начнет забывать свое собственное имя!
– Остин, дорогой, – вмешалась Вирджиния Каммингтон, вежливо уводя разговор и сторону. – Вы ведь и сами далеки от того, чтобы жениться. Отчего так?
Остин увидел довольную ухмылку сестры, но никак на нее не отреагировал, а повернулся вместо этого к дородной леди Каммингтон:
– Боюсь, в этом виноваты вы и ваш муж.
– Я? – запротестовал лорд Генри. – Как я..?
– Многоуважаемый сэр, – провозгласил Остин, – моя несчастная судьба была бы совершенно иной, если бы у вас и вашей жены была дочь, а не это... это жалкое подобие сына, – он улыбнулся Бертье. – А сейчас не имеет никакого смысла искать себе жену, когда совершенно нет надежды найти хотя бы одну девушку из семейства Каммингтонов.
Каммингтоны одобрительно улыбнулись, довольные лестной шуткой. Бертран взял руку Зои и игриво сжал ее. Девушка подождала немного – ровно столько, сколько требовали приличия,– затем ненавязчиво ее высвободила.
Спустя несколько минут Десмонд снова появился на пороге, держа серебряный поднос, на котором лежало запечатанное письмо. Дворецкий прошел через комнату к низкому стулу Зои и извинился за вторжение. Подавая ей письмо, он добавил, что посыльный настаивал на немедленном ответе и, более того, остался в фойе, ожидая, возможно, получить этот самый ответ.
Извинившись, Зоя взяла письмо и подошла поближе к камину. Сломав печать, она извлекла из конверта один-единственный листок и первым делом взглянула на подпись – Коннор Магиннис, – затем на само сообщение, написанное резким, неожиданно официальным тоном:
«Дорогая мисс Зоя,
Я попросил Мойшу Левисона передать вам весть о моем отъезде. В понедельник (то есть вчера, относительно дня, когда я пишу эти строки) Эмелин и я предстали перед воротами Милбанкской тюрьмы, держа в руках ордер, который вы так любезно для нас раздобыли. Но увы, нам не было позволено войти. Да и в самом этом позволении уже не было необходимости – с глубокой печалью мы узнали, что наш отец, Грэхэм Магиннис, более не находится там в заключении, а посажен на борт военного судна «Веймут», которое уже отплыло к берегам Австралии, в Новый Южный Уэльс.
Как вы можете себе представить, такая новость о моем отце повергла в ужас меня и мою сестру. Мы надеялись предъявить добытые доказательства во время слушания его дела об убийстве на следующей неделе, что могло бы, наверное, привести к освобождению отца и снятию с него всех обвинений. Однако мы узнали, что были предприняты секретные частные усилия для изменения даты слушания – усилия настолько бессердечные, что ни самого заключенного, ни членов его семьи даже не предупредили о времени и месте этого слушания. Результат рассмотрения дела моего отца был предопределен, он был признан виновным в убийстве и приговорен к пожизненным работам на каторге в Сиднее.
Как вы можете себе представить, мое сердце переполнено лютой ненавистью ко всем, кто так жестоко обошелся с моим отцом. Поскольку это чувство распространяется на определенных членов семьи Баллинджеров по уже известным вам причинам, пожалуйста, примите мои уверения в том, что я никоим образом не возлагаю на вас ответственность за то злодейство, которое было совершено по отношению к моей семье. Однако, поскольку ход последних событий заставил меня всерьез и надолго встать на путь войны не только с кузеном вашего отца и всем его родом, но и с самим вашим отцом и братом, я самым искренним образом желаю, чтобы вам не пришлось занять позицию, которая могла бы нанести непоправимый вред добрым чувствам, должным существовать между дочерью и ее семьей. Посему я полагаю, что будет самым лучшим, если вы более не будете интересоваться ни мною, ни моим положением.
А сейчас я должен буду на обозримое будущее покинуть пределы Лондона. Надеюсь, ваше собственное будущее явится бесконечной чередой счастливейших моментов и прекраснейших событий. Остаюсь, как и прежде, вашим покорным и преданным слугой. Коннор Магиннис.»
Ошеломленная, Зоя смяла в руках письмо. Какое-то время она стояла совершенно неподвижная, даже не замечая, что на нее обращены взгляды всех присутствующих в комнате. Наконец, мать Зои рискнула подойти к ней и спросить, все ли в порядке.
– Ч-что? – пробормотала в ответ Зоя, пустыми глазами глядя на Сибиллу.
– Письмо – там плохие новости?
– Оно... оно от моего друга, – слабым голосом произнесла Зоя. Увидев, что дворецкий все еще ждет ответ, который нужно будет передать посыльному, Зоя отстранилась от матери, подошла к Десмонду и спросила: – Мойша все еще здесь?
– Мойша? Имя, которым назвался посыльный, – Эмелин.
– Эмелин здесь? – Зоя с такой силой схватила дворецкого за руку, что у него от удивления вытянулось лицо.
– Она ждет в передней, мисс Баллинджер. – Десмонд осторожно высвободил руку. – Мне передать ей сообщение?
– Нет. Я сама это сделаю. – Зоя извинилась и кинулась из комнаты, оставив всех присутствующих недоуменно переглядываться между собой.
Девушка на одном дыхании пробежала по коридору и влетела в прихожую, напугав Эмелин, которая в этот момент с удивлением разглядывала большие семейные портреты, висевшие рядами вдоль стен. Хотя помещение, в котором находилась Эмелин, считалось всего лишь прихожей, оно все равно было больше всей квартиры Магиннисов.
– Мисс Зоя, – провозгласила Эмелин, немного оправившись после неожиданного появления Зои. – Извините, если я вам помешала.
Зоя махнула рукой, показывая, что извинения ни к чему, и, оглядевшись вокруг, спросила:
– Мойша с вами?
– Он с моим братом. Это письмо предполагалось доставить после того, как Коннор уедет, но я... я пришла сейчас.
– Что случилось с Коннором? Где он?
– Коннор... он... – срывающимся голосом произнесла Эмелин. Глаза ее наполнились слезами, и она воскликнула. – О, мисс Зоя! Я так обеспокоена!
Зоя подбежала, обняла девушку и прижала ее к себе, шепча какие-то успокаивающие слова. Когда Эмелин немного пришла в себя, Зоя осторожно произнесла:
– Я хочу помочь, но вы должны рассказать мне, что собирается делать Коннор.
Подавшись назад, Эмелин достала носовой платок из внутреннего кармана своей шерстяной накидки и несколько раз приложила его к щекам и глазам. Сложив платок, но все еще крепко сжимая его в руках, девушка тяжело вздохнула и объявила:
– Мой брат отплывает в Австралию.
– Коннор? В Австралию? – лицо Зои побледнело, слова застревали в горле. – Но... Но зачем?
– Он отправляется вслед за своим отцом.
– Для того, чтобы привезти его назад? – все еще не веря в услышанное, переспросила Зоя и, получив в ответ от Эмелин утвердительный кивок головой, добавила: – Но когда? И как он раздобыл деньги на покупку билета?
Эмелин опустила глаза и покраснела:
– Он не покупал. Он... он поехал в Портсмут; Мойша поможет ему незаметно пробраться на борт.
– Спрятаться на борту корабля, который отплывает в Австралию? Но это же чистое безумие. Его найдут и сдадут портовой службе безопасности.
– Коннор об этом знает. Он говорит, что запрыгнет на борт перед самым отплытием.
– Господи, только не это! Его же наверняка повесят! Когда Эмелин снова заплакала, Зоя вдруг осознала весь ужас тех слов, которые она только что произнесла. Снова прижав к себе сестру Коннора, девушка произнесла торжественным тоном:
– Я не допущу этого, обещаю.
– Я... я не хочу п-потерять Коннора.
– Мы не потеряем его, Эмелин. Клянусь тебе, не потеряем.
* * *
Лорд Седрик Баллинджер обошел вокруг стола из красного дерева, стоящего в библиотеке, и сел, указав Остину на один из стульев, а Зое – на другой.
– Это довольно невежливо, – сказал он, кладя руки на отполированную до блеска поверхность стола. – Наши гости до сих пор здесь, а ты занимаешься этой... девчонкой...
– Эмелин Магиннис, – твердым голосом произнесла Зоя, она все еще стояла рядом со своим стулом. – Эта девчонка, сидящая в кэбе, приходится дочерью Грэхэму Магиннису. Разумеется, ты знаешь, кто он такой.
– Это очень старая история, – резко сказал Седрик. – Грэхэм Магиннис меня уже давно не интересует.
– О, нет, вовсе нет, – Зоя сделала вид, что поверила его словам. – И, конечно, без твоей помощи Грэхэм был отправлен на корабле к берегам Австралии.
Седрик прищурил глаза и пристально посмотрел на дочь. Затем перевел взгляд на сына:
– Зоя права? Грэхэма увезли в Австралию?
– Но ты ведь сам прекрасно об этом знаешь, отец, – сказала Зоя.
Седрик, однако, знаком приказал ей замолчать и сесть на свое место. Зое ничего не оставалось делать, кроме как уступить требованию отца.
– Скажи мне, сын, какое ты ко всему этому имеешь отношение?
Остин не стал уклоняться от ответа, выражение его лица было твердым и решительным:
– Я ничего не делал. Но наша система правосудия вынесла свой окончательный приговор, и мистер Грэхэм Магиннис был призван к ответу за свои поступки по всей строгости закона.
– Но мне ничего не было сказано.
– Я не думал, что в этом есть крайняя необходимость. В конце концов, Грэхэм провел в тюрьме – сколько уже? – шестнадцать лег? Какая нам разница, закончит ли он оставшиеся четырнадцать в стенах тюрьмы или как свободный каторжник в Новом Южном Уэльсе?
– Свободный? – гневно крикнула Зоя, она вскочила со своего стула и указала пальцем на брата. – Грэхэм был послан на рабскую работу в Австралийскую колонию! Это ты называешь свободой?
– Я сделал так, чтобы он получил выходной билет. – Остин резко подался назад и тоже встал, чтобы оказаться лицом к лицу со своей сестрой. – Ему больше не придется созерцать тюремные стены, он будет преспокойно жить там.
– Так это был ты? Так значит, именно ты заплатил за то, чтобы Грэхэма убили?
– Довольно! – вмешался Седрик, вставая из-за стола и протягивая руки к обоим своим детям. Повернувшись к сыну, он провозгласил: – Я хочу знать правду. Ты действительно замешан в этом деле?
Остин посмотрел сперва на отца, затем на сестру, после чего сказал спокойным, ровным тоном:
– Я не имею никакого отношения к делу об этом стражнике. Насколько можно судить по заключению суда, сын Грэхэма настолько сильно забил голову бедолаги мыслями о возможной свободе, что когда тот этой свободы не получил, то в отчаянии бросился на стражника.
– И ты хочешь, чтобы мы поверили..?
– Довольно, Зоя! – Седрик взмахом руки попросил Остина продолжать.
– Что касается самого слушания, то да, я действительно сделал так, чтобы его дата была изменена, и даже нашел причину присутствовать на нем, – со следующими словами он обратился к Зое: – Но я не сделал ничего такого, что могло бы повлиять на решение суда. Я только попытался убедить судей в том, что семейство Баллинджеров не будет возражать, если мистеру Магиннису выдадут выходной билет и он получит возможность провести остаток своих дней за пределами тюрьмы.
Остин снова сел на стул, лицо его озарила победная улыбка.
Повернувшись спиной к брату, Зоя положила ладони плашмя на стол и приблизилась к отцу:
– Он не все тебе рассказал. Я уверена, что он и Эдмунд заплатили стражнику за убийство Грэхэма Магинниса. Так же, как и наняли двух бандитов, чтобы сделать то же самое с Коннором.
– Довольно! – закричал Седрик; неожиданно подавшись вперед, он ударил дочь по щеке. – Как смеешь ты обвинять свою собственную семью в... в совершении убийства!
Зоя отпрянула, ошеломленная скорее поведением отца, чем болью. Она стояла, держась за щеку, стараясь сдержать слезы, стоявшие в ее глазах, и переводила взгляд то на Седрика, гневно сжимавшего свои кулаки, то на Остина, спокойное лицо которого говорило само за себя.
Опустив руку, Зоя ткнула пальцем в сторону Седрика:
– Ты ведь знал об этом, не так ли? Все это дело от начала до конца было разыграно тобой – все для того, чтобы сохранить внешние приличия. Ты, наверное, не хотел знать все детали этого дела такими, какими они были, но все же действительно знал. У тебя самого, наверное, тоже руки в крови.
Лицо Седрика перекосилось от ярости.
– Убирайся отсюда! – завизжал он. – Убирайся из моего дома!
Зоя опрометью бросилась из комнаты, побежала по коридору... и чуть не сбила с ног Бертрана Каммингтона, поворачивая за угол.
– Все в порядке? – спросил он, хватая Зою за руку. – Я просто решил пойти и посмотреть, не...
– Нет, все не в порядке! – тело Зои напряглось, как натянутая пружина, но она сделала над собой усилие, чтобы не оттолкнуть Бертрана.
– В чем дело, Зоя? – мягким голосом спросил Бертран, поднимая ее лицо за подбородок. – Я могу чем-либо помочь?
– Нет, Бертье, никто ничем не сможет мне помочь. Это... это очень личное.
– В этом замешан тот молодой человек?
Зоя удивленно посмотрела на Бертрана.
– Вы знаете, кого я имею в виду. Я не слепой, хотя, наверное, и глупый. Очевидно, в ваших мыслях есть кто-то еще. Из того, что, кажется, происходит... ну, я должен заключить, что это тот самый человек в экипаже – тот, которого мы встретили на пути в Пикадилли, – когда Зоя ничего на это не ответила, Бертран произнес вызывающе: – Скажите мне, что я ошибаюсь, и я навсегда выкину это из головы.
Посмотрев Бертрану прямо в глаза, Зоя мягко коснулась его щеки и прошептала:
– О, Бертье, пожалуйста, забудьте обо мне. Найдите себе привлекательную, любящую вас девушку и обзаведитесь, наконец, семьей.
– Но мне нужны именно вы.
– Я не могу вам принадлежать, – произнесла Зоя тоном, не оставляющим никаких сомнений в ее словах.
Бертран как-то разом вдруг обмяк, плечи его опустились:
– Но ему можете, не так ли?
– Я... я сомневаюсь, что смогу... – голос Зои срывался из-за наплыва эмоций, – ...принадлежать вообще кому-нибудь.
Глаза ее наполнились слезами, и, вырвавшись из рук Бертрана, она побежала дальше по коридору.
– Зоя! – крикнул он, кинувшись было Следом. – Зоя! Подождите!
Но было уже поздно.
* * *
Дневной воздух был сырым и холодным. Даже в своем укромном месте в трюме «Чатама», скорчившись в три погибели в большом деревянном ящике с табаком из Вирджинии, Коннор мог с уверенностью сказать, что дождь начнется прежде, чем корабль выйдет в открытое море.
Идя вдоль Английского канала, «Чатам» накренился немного вправо и начал набирать скорость. Запертый в темных стенах своей самодельной тюрьмы, Коннор вслушивался в доносившиеся со всех сторон звуки и пытался прикинуть в уме, сколько еще он сможет продержаться, прежде чем рискнет вылезти и подкрепиться чем-нибудь из своих скудных припасов.
«У меня достаточно пищи на целую неделю», – сказал он сам себе, похлопав по пропитанному маслом холщовому мешку, в котором находились сухари, вяленое мясо и фляжки с водой. К тому же у него было одеяло и грубое ложе из спрессованных табачных листьев – достаточно, чтобы жевать до самой Австралии и на пути назад, если, конечно, он сможет к этому привыкнуть. Лишний табак был посреди ночи выкинут из ящика за борт. Эту операцию Коннор проделал с участием Мойши Левисона, который помог ему незаметно пробраться на корабль и прятаться до того момента, когда во вторник днем, 25 октября 1838 года, были подняты паруса.
Коннор хорошо понимал, насколько мало у него шансов добраться до Австралии незамеченным. Однако он собирался скрываться от команды корабля столь долго, сколько это будет возможным, выходя из своего укрытия темной ночью. И если его все-таки обнаружат, Коннор молился за то, чтобы его заставили служить, но только бы не выбросили за борт.
Он лежал в ящике на одном боку, не имея возможности вытянуться в полный рост. Всего через несколько часов руки и ноги Коннора начала сводить судорога, и он засомневался в том, что сможет протянуть так до конца дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47