Добравшись до середины круга, Коннор зафиксировал тормоза и слез на землю. Какое-то время он стоял на месте, переводя взгляд с одной обтесанной фигуры на другую, удивленный тем, как могли быть такие огромные камни перевезены сюда и расположены в такой совершенной пропорции.
Подойдя к одному из них, Коннор провел рукой по резьбе, пальцами ощущая, что это, наверное, какой-нибудь дракон или, может быть, даже мифическая химера у ног некоего одетого в доспехи рыцаря – возможно, Святого Георгия. Коннор отошел назад и оглянулся по сторонам, разглядывая окружавшие его высокие камни. Что-то безопасное чувствовалось в них – даже знакомое,– и когда порыв ветра налетел на каменный круг, Коннору на мгновение показалось, что он слышит в его свисте свое имя.
Отогнав прочь мысли о камнях, друидах и седых легендах, которые он слышал с самого раннего детства, Коннор вернулся к фаэтону. Похлопав по морде гнедую кобылу, он проверил, хорошо ли держат тормоза, забрался на переднее сидение и принялся шарить рукой вокруг, пока, наконец, не нащупал закрученный в кусок ткани пакет. Развернув ткань, Коннор достал из пакета коричневую папку, которую Мойша добыл на складе Баллинджера. Убедившись в том, что содержимое папки находится в целости и сохранности, он засунул ее под сидение. В пакете, однако, находился еще один предмет. Коннор вытащил его и вытянул перед собой, ощущая приятную тяжесть длинного ножа, убившего младшего из двух бандитов. Вытерев лезвие о тряпку и проверив, не осталось ли на нем пятен крови, он заткнул нож за пояс, кинул тряпку на пол экипажа и пошел через поле по направлению к особняку.
«План... мне нужен план», – прошептал Коннор вслух, увидев впереди неясные очертания высокого здания. Он не имел понятия, что он будет делать, если с кем-нибудь столкнется по дороге; он даже не знал, держат ли в особняке сторожевых собак, хотя, кажется, и не видел их, когда был там неделю назад.
«Остин Баллинджер, – сказал Коннор сам себе, даже в темноте можно было увидеть зловещий блеск его глаз. – Я убью этого ублюдка... Найду и убью!»
Хотя Коннор и понимал, что это желание не было подкреплено каким-либо серьезным планом, однако был твердо уверен в том, что ему удастся забраться в дом, найти спальню Остина и вернуть нож – отомстить человеку, который решился уготовить такую страшную участь ему, Коннору Магиннису.
Остановившись у высокой восточной стены особняка поместья Плантинг Филдс, Коннор задрал голову вверх и посмотрел на многочисленные башенки, колонны и окна. В свете луны он разглядел, что несколько окон были приоткрыты для того, чтобы впустить прохладный ночной воздух в душные комнаты. К сожалению, ни одно из них не находилось на первом этаже.
Внимательно осмотрев и перебрав множество вариантов подъема к верхним этажам, Коннор, наконец, нашел тот, который показался ему наиболее доступным. Он полагал, что легко пройдет намеченный маршрут: в конце концов, за свою недолгую жизнь ему пришлось совершить не одну сотню головокружительных подъемов на верхние этажи, впрочем, как и пару не менее рискованных спусков. Коннор подошел к стене и нащупал рукоятку ножа, торчавшего за поясом, проверяя, хорошо ли держится оружие на своем месте. Затем, поставив ногу на сплошь изрезанный причудливым орнаментом гранитный фасад, он начал карабкаться вверх.
* * *
Когда старые настенные часы пробили ровно два удара, Дункан Уимс выпрямился на своем стуле и потянулся руками вверх, расправляя затекшие суставы и заставляя трещать едва державшиеся на месте начищенные пуговицы своей голубой шерстяной униформы. Обычно Уимс в такое время просто спал за столом – по ночам в пятницу он дежурил один в этом флигеле милбанкской тюрьмы и не прерывал свой отдых до тех пор, пока в шесть часов утра, в субботу, не появлялся дневной стражник.
«Однако сегодня ночью я смогу заняться чем-то очень приятным, – пробормотал вслух Уимс, стараясь своим собственным голосом отогнать наваливавшуюся дремоту. – Приятным... и выгодным», – прибавил он, ухмыльнувшись.
Открыв дверцу низкого шкафа, стоящего рядом со столом, стражник достал оттуда грубый нож и вытянул его перед собой. Зазубренное и заостренное вручную лезвие отбросило на поверхность стола мерцающее отражение керосинового фонаря. Нож был конфискован Уимсом чуть раньше на этой неделе у заключенного, который сделал его из обыкновенной ложки. Ручка ложки была остро заточена, с другой стороны ложка была туго обвязана полосками ткани, вымоченными в смеси воды и муки так, чтобы получилась удобная рукоятка.
Уимс взвесил на руке самодельное оружие. «То, что надо», – сказал он сам себе.
Поднявшись со стула, стражник опустил нож в карман и схватил правой рукой связку ключей, лежавшую на столе. Собравшись уже было взять во вторую руку керосиновый фонарь, он вдруг вспомнил еще об одном неотложном деле. Выдвинув нижний ящик шкафа, стражник достал помятую жестяную фляжку, открыл ее и сделал большой глоток виски, опустошив емкость чуть ли не до самого дна. Довольно крякнув, он закрутил крышку и кинул флягу на место. Вытерев рот рукавом, Уимс взял фонарь, открыл дверь в свою каморку и вышел в первый из полудюжины темных коридоров, которые должны были привести его к камере номер 8414.
Войдя в последний из шести коридоров, Дункан Уимс принялся весело насвистывать, рисуя в воображении красочные картины того, как он будет тратить свои деньги, полученные за ночную работу. Джефри Инглбай пообещал пятьдесят фунтов и десять уже дал вперед – хорошенькая сумма за то, чтобы отправить на тот свет одного всеми забытого заключенного, дряхлого старикана, которого навещали-то всего дважды за последние годы.
Стражник был достаточно умен и не задавал лишних вопросов о том, кому на самом деле понадобилось, чтобы он выполнил такую грязную работу. Джефри Инглбай, адвокат, был худосочным, сморщенным человечком, пользовавшимся дурной репутацией, который регулярно обходил суды и тюрьмы, принимаясь за любые предложенные ему дела. Несомненно, этот сморчок был всего лишь посредником между ним и настоящим заказчиком убийства номера 8414. Возможно, Инглбай даже не знал, зачем это убийство было нужно.
«Какая разница, – подумал Уимс, подходя к двери камеры. – За пятьдесят монет я бы убил собственную мать... черт, я бы, наверное, сам себя убил!» – он ухмыльнулся, довольный такой удачной мыслью.
Повернув ключ в замке, стражник отодвинул в сторону тяжелый засов, открыл скрипучую дубовую дверь и, вытянув фонарь впереди себя, шагнул в камеру. Он все сделает очень быстро, сказал он сам себе. Всего один тычок в живот, а потом оставить тело истекать кровью на холодном каменном полу. Никто не станет сомневаться, если Уимс представит дело так, что полусумасшедший старик кинулся на него с самодельным ножом, а он, героически защищаясь, продырявил старика его же собственным оружием. «Черт, меня, может быть, еще ждет повышение за такое дело», – с восторгом подумал стражник.
– Восемьдесят четыре – четырнадцать! – позвал он достаточно громко для того, чтобы разбудить заключенного, и, вместе с тем, довольно тихо для того, чтобы не поднять на ноги обитателей соседних камер.
Хрупкая, призрачная фигура зашевелилась на металлической кровати.
– Тебя переводят в другую камеру! – провозгласил Уимс.
Его правая рука опустилась в карман, пальцы сжались вокруг обтянутой полосками ткани рукоятки ножа.
* * *
Коннор бесшумно двигался по широкому коридору второго этажа особняка поместья Плантинг Филдс. Он уже побывал в гостиной и кабинете и даже наткнулся на комнату, которая, по всей видимости, являлась спальней Сибиллы Баллинджер. Догадавшись, что она должна примыкать к спальне Седрика, Коннор пропустил следующий покой и направился дальше.
Осторожно приоткрыв последнюю по коридору дверь, он проскользнул в комнату и потянул дверь на себя, пока не услышал щелчок замка. Хотя глаза Коннора уже привыкли к чрезвычайно тусклому свету мерцавших в коридоре фонарей, он, однако, долго никак не мог разглядеть ничего вокруг. Стоя на пороге большой комнаты, возможно, спальни, он заметил справа открытую дверь, вероятно, ведущую в гардеробную. Коннор на цыпочках пробрался туда и оказался в просторном чулане, заполненном мужской одеждой.
Вернувшись обратно к двери, Коннор сделал глубокий, успокаивающий вздох и вышел назад в большую комнату. К его радости, шторы на окнах не были опущены, и лунный свет позволял хоть и очень слабо, но все же довольно отчетливо рассмотреть обстановку. Вдоль правой от двери стены располагались небольшой туалетный столик и несколько платяных шкафов. Сразу слева и прямо под окнами стояло по одному креслу.
Большая кровать, над которой висел парчовый балдахин, находилась по левую сторону, далеко в глубине комнаты, и когда Коннор прошел пару шагов по устилавшему пол ковру, он расслышал ровное посвистывание того, кто на ней спал. Коннор увидел гору одеял, укрывавших тело спящего, и, пригнувшись пониже, обошел кровать. Достигнув задней стены комнаты, Коннор разглядел фигуру спящего на спине мужчины, повернувшегося лицом к окну. Стараясь не отбросить тень на его лицо, Коннор подкрался поближе. Лунный свет падал как раз на подушки, открывая взору юноши грубые черты и широкую бороду старшего сына Седрика Баллинджера.
Практически не отдавая отчета в том, что он делает, Коннор еле слышно прошептал: «Остин...» Мужчина на кровати зашевелился, затем снова успокоился. Он по-прежнему лежать на спине, лицом к окну.
Стараясь сдерживать дыхание, не разгибаясь, Коннор перешел на другую сторону кровати и остановился. Осторожно выпрямившись, он потянулся к поясу и вытащил нож. Взяв рукоятку обеими руками, Коннор направил лезвие прямо вниз, нацеливая его точно в грудь Остина. Голубой свет, отраженный от холодной стали, заиграл на лице молодого Баллинджера, придавая его чертам бледность и еще большую надменность.
Мышцы Коннора напряглись. Он успокоил дрожь в руках, привел в порядок мысли, освежив в своей памяти образы двух бандитов, которых Остин нанял для того, чтобы его убить, и вспомнив, как семья Баллинджеров предала его отца и приговорила к жизни, которую скорее можно было бы назвать смертью, в милбанкской тюрьме.
«Сейчас! – раздался вдруг крик где-то в глубине души Коннора – Прикончи его!»
Сделав еще один глубокий вдох, он высоко поднял руки над головой и изо всех сил опустил нож вниз.
* * *
Грэхэм Магиннис зашевелился на тюремной кровати, пытаясь отогнать от себя сон, в то время как грубый, резкий голос продолжал кричать:
– Давай, поднимайся! Тебя переводят в другую камеру! Подняв правую руку, чтобы защитить глаза от слепящего света, Грэхэм разглядел, что фонарь держит впереди себя один из стражников – огромный, вечно немытый, который уже дважды приводил к старику его сына.
– К-коннор..? – дрожащим голосом спросил Грэхэм.
– Вставай! – снова приказал стражник, не обращая никакого внимания на вопрос.
– Мой сын... он..?
– У тебя нынче нет посетителей. Тебя переводят в другое место. Давай-ка, пошевеливайся!
Когда до Грэхэма дошло, что происходит, его кольнуло недоброе предчувствие. Минуло уже пять лет с тех пор, как он перестал работать и его перевели в эту камеру, из которой – старик это прекрасно знал – было только два пути: либо в рай, либо в ад.
Понимая, что у него нет выбора, Грэхэм заставил себя сесть на кровати, затем поднялся на слабые ноги и принялся складывать одеяло.
– Оставь это барахло здесь, – приказал стражник. – Возьми только личные вещи.
У Грэхэма не было никаких личных вещей, кроме пары кожаных ботинок, которыми он пользовался еще тогда, когда ходил на работу. Старик уже давно не надевал свою обувь, однако бережно хранил ее под кроватью в надежде на то, что когда-нибудь, возможно, он выйдет из милбанкской тюрьмы свободным человеком. Опустившись на колени, Грэхэм достал ботинки, поднялся и прижал их к груди. Затем повернулся к стражнику, кивнул, показывая, что готов идти, и двинулся по направлению к двери.
– Ну-ка, подожди немного, – губы стражника скривились в ледяной ухмылке, когда Грэхэм попытался пройти мимо него в коридор. – У меня для тебя есть подарочек от одного доброго дяди.
Краем глаза Грэхэм заметил блеск стального лезвия, направленного прямо в его живот. Старик дернулся было вправо, но путь ему преградила железная дверная коробка. В этот же момент он почувствовал, как воткнувшееся в бок лезвие словно обожгло его огнем.
Неожиданный рывок в сторону спас старика от смертельной раны, однако громадный стражник не долго стоял без дела. Быстро вытащив нож из тела Грэхэма, он подступил ближе, прижал старика к двери и снова пырнул его ножом, на этот раз в живот. Грэхэм инстинктивно опустил руки, чтобы попытаться защититься от удара. Хотя его ботинки, которые он до сих пор прижимал к груди, как-то его и прикрыли, сила стражника была настолько велика, что лезвие проткнуло подошву одного из ботинков и снова обожгло тело старика.
Застонав, Грэхэм медленно соскользнул по двери вниз и опустился на колени. Стражник попытался освободить нож, однако, легко выйдя из дряблого тела Грэхэма, лезвие прочно застряло в огрубевшей за многие годы коже ботинка, который старик каким-то чудом сумел удержать в руках. Разъяренный стражник из всех сил дернул за рукоятку ножа. Лезвие выскользнуло из подошвы, однако сам он не удержал равновесия и отлетел к дальней стене камеры.
Пока стражник поднимался на ноги, Грэхэм глянул на себя вниз и увидел кровь, вытекающую из ран на боку и животе. Он подумал о своих детях, к которым он мог, наверное, когда-нибудь вернуться, но которые все же останутся сиротами, каковыми они себя так долго считали. Затем старик посмотрел в глубь камеры, все расплывалось перед его глазами – огромный человек, звериный оскал, занесенный вверх нож, который вот-вот прикончит жертву.
– Эдмунд? – спросил старик, голова его резко дернулась вперед.
Бывший партнер приближался к нему. Грэхэм поднял залитые кровью руки перед собой, как будто пытаясь избежать неизбежного, его глаза широко раскрылись от страха и ужаса, из горла вырвался отчаянный вопль – «Нет!». Снова и снова выкрикивая это слово, старик собрал последние силы и бросился вперед, на этого дьявола, на эту страшную ухмылку.
Стражник был настолько поражен тем, что его жертва сумела подняться на ноги, что даже на какой-то момент забыл о ноже. Он не успел опомниться, как Грэхэм обрушился на врага всей массой своего тела, и они оба полетели на пол. Падая, стражник со всего размаху ударился головой о край металлической кровати и растянулся на полу рядом с заключенным, приземление которого оказалось, к счастью, более удачным.
Грэхэм был также оглушен, однако остался в сознании и затряс головой, пытаясь разогнать окружавший его кровавый туман. Во время падения ему послышался металлический звон ножа, и теперь он метался по сторонам, лихорадочно шаря руками по залитому кровью полу.
Стражник зашевелился, затем, судорожно цепляясь грязными пальцами за край кровати, с трудом поднялся на ноги. Застонав от боли и ярости, он принялся тереть руками глаза, пытаясь разглядеть, что происходит. Фонарь, который Уимс принес с собой, упал возле двери в камеру, однако до сих пор горел, отбрасывая пляшущие светлые пятна на каменные стены.
Перегнувшись пополам от острой боли, Грэхэм Магиннис с трудом тащил свое израненное тело по камере, пытаясь найти упавший нож. Услышав шум за своей спиной, он повернулся и увидел стражника, который, пошатываясь, стоял на ногах и смотрел прямо на него. Их глаза встретились, огромный человек оглушительно выругался и бросился на Грэхэма.
Грэхэм отпрянул назад, и в этот момент его пальцы ощутили загрубевшую ткань, обвязанную вокруг рукоятки ножа. Схватив оружие, старик выставил его вперед и через мгновение почувствовал, как лезвие пробило грудную клетку стражника и воткнулось прямо в его сердце. Наемный убийца умер еще до того, как его грузное тело грохнулось на пол.
Откатив труп в сторону. Грэхэм попытался встать, но его ноги скользили по залитому кровью каменному полу. Старику удалось подползти к двери, он схватился за нее и с трудом поднялся. Постояв немного на месте, он посмотрел сперва на безжизненное тело, затем на свои собственные раны. Скривившись от боли, узник схватился за живот и шагнул в коридор.
Повернувшись направо, Грэхэм посмотрел в темный туннель. Ему показалось, что он видит вдалеке слабый огонек. Старик почувствовал, что нужно идти туда, дернулся всем телом и, с трудом делая каждый шаг, поплелся вперед. Поначалу фонарь горел очень тускло, затем его огонь становился все ярче и ярче, наполняя светом все пространство вокруг Грэхэма и освещая его самого. Глянув вниз, старик увидел, как из его живота струятся бриллиантовые огоньки, переливающиеся на свету большого огня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47