— Продолжайте.
— А теперь подумайте, что бы они сказали, узнав о вашем самоубийстве: «О черт, какими же плохими родителями мы были, что довели свою дочь до такого». Возможно. Но может быть, и совсем противоположное: «Вот так-то Дженни нам отплатила за все, чем мы пожертвовали ради нее. Взяла и убила себя. Вот вам и благодарность». Как вы думаете, что вероятнее?
Дженни долго — так мне показалось — смотрела мне в глаза. Порой она меня вообще переставала замечать, а потом вдруг начинала переводить взгляд с одного моего глаза на другой.
— Похоже, у нас с вами были одной природы родители, — тихо проговорила она.
— Нет. Вы-то своих знали, — начал было я и тут же заставил себя замолчать.
— Что?..
— Я вам вот что скажу — если вы решили покончить с собой, вам никто не сможет помешать. Но своей цели вы при этом вряд ли достигнете.
Дженни тяжела вздохнула:
— Когда имеешь дело с вами, приходится очень много думать.
— Если вам это нравится, сделайте кое-что ради меня.
— Что именно? — ее голос сразу стал жестким. Похоже, она имела основания не ожидать от мужчин ничего хорошего.
— Если вы опять начнете думать о самоубийстве — позвоните мне немедленно. Звоните на мостик через любую панель связи. В любое время.
Ее лицо утратило напряженное выражение: — Если честно, не знаю, смогу ли я это сделать. Когда подступают такие мысли, я почти ничего не соображаю. Но обещаю попробовать.
Я кивнул.
— А где мы, собственно, находимся? — спросила она, вглядываясь в дальний конец коридора, где виднелся перекресток.
— Мы сделали почти полный круг. Тот коридор впереди — экватор, там начался наш маршрут.
Она оглянулась, затем опять посмотрела на перекресток впереди и кивнула — наконец-то сориентировалась.
Я проводил ее до перекрестка:
— Так, значит, позвоните? — спросил я, поворачивая налево, к мостику,
— Постараюсь. — Дженни пошла было направо, по направлению к столовой и комнате отдыха, но остановилась посреди перекрестка. Поблизости никого не было. — Джейсон, я… — ее голос прервался, она чересчур радостно улыбнулась и глубоко вздохнула, слов — но пытаясь собраться с мыслями. — Я не знаю, в чем заключается ваша работа на корабле, но уверена, что вам платят слишком мало!
Я чувствовал себя усталым, когда наконец добрался до своей каюты, чтобы лечь спать. Разговор за обедом и беседа с Дженни Сондерс потребовали большего, чем простое напряжение физических и душевных сил, Но прежде чем лечь, я долго смотрел на единственную фотографию, занимавшую всю стену.
Без защитного поля на «Красном смещении» могли существовать только черно-белые снимки, но даже для них требовалась специальная обработка, чтобы свет поглощался в нужных местах. А эта фотография из-за большого фокусного расстояния приобрела еще и дополнительный матовый оттенок, так что после обработки всякие следы глубины изображения пропали.
Я никак не мог отвести взгляд от снимка моего отца, а когда наконец отвернулся, перед глазами еще долго стоял отпечатавшийся на сетчатке негатив.
Иногда мне приходило в голову, что не стоит хранить эту фотографию. Но стереть ее было уже невозможно.
Еще я думал о том, живет ли он все там же.
На следующее утро, отправляясь на завтрак, я услышал звонок на ближайшей панели связи. Звучала мелодия, означающая срочный вызов, и ей поочередно отзывались легким эхом такие же сигналы от панелей дальше по коридору.
Я нажал кнопку:
— Джейсон слушает.
На мостике была Рацци. В ее голосе слышалась тревога:
— Срочно приходите на шестой уровень. — Она назвала номер отсека.
— А что случилось? Говорите смело, здесь никого нет.
— Несчастный случай. Погибла пассажирка. Имя… — Она запнулась, как бы собираясь с духом. — Дженни Сондерс.

Глава 3
УМЕРЕТЬ В ГИПЕРПРОСТРАНСТВЕ
— Какой жуткий способ убить себя, — сказала Белла. Она и Бензод стояли рядом с телом Дженни Сондерс. Рори проводил обследование.
Я пришел последним. Тело обнаружил Конрад Делинго. Сейчас он дежурил у двери грузового отсека шестого уровня, чтобы никто из пассажиров случайно не забрел сюда. Его обычный энтузиазм заметно поугас.
На реплику Беллы ни Бензод, ни я не ответили. Мы оба хорошо изучили тон ее риторических восклицаний. Обычная грустная мина на лице Бензода сменилась выражением такой глубокой скорби, словно погибла не просто пассажирка, а добрая половина его собственной семьи.
Рори стоял на коленях у тела Дженни, практически не заслоняя его от меня. На ней была та же одежда, в которой она вышла вчера вечером к обеду: легкая блузка и свободные ярко-синие брюки. Она лежала на спине, ступни были неестественно вывернуты наружу. Кусок упаковочного шнура, завязанный узлом впереди, — петлей охватывал ее шею. Сама петля глубоко впилась в шею, и виден был только, узел, прикрывавший небольшой синяк. Лицо Дженни было спокойно, но синеватый оттенок губ и ушей свидетельствовал о мучительной боли, вызванной отсутствием кислорода. Одна ее рука до сих пор сжимала натянутый конец веревки. Другой конец змеился по полу, как оторванная пуповина. Глаза ее были закрыты.
По дороге в отсек я чувствовал, что в душе закипает злость — та жгучая злость, от которой, как я одно время думал, мне удалось навсегда избавиться. Я злился на Дженни за то, что она не выполнила свое обещание и не позвонила мне. Я злился на нее за то, что она сотворила с собой. А еще я злился на себя за то, что позволил ей проникнуть в мою душу.
Согласно первому закону Джейсона, каждый движется в правильном направлении до тех пор, пока кто-нибудь не собьет его с пути. Например, так, как Дженни выбила меня из моей удобной колеи.
Если бы я видел Дженни впервые, я сумел бы остаться безучастным. Она была бы для меня одной из многих, кому не повезло в пути. Еще одним скелетом у обочины дороги в лучший мир.
Но это было не так. Я снова смотрел в ее лицо, видел в нем ту же печаль, что и прежде, и это было невыносимо.
Кажется, я так и стоял, уставившись в лицо Дженни, когда кто-то потянул меня за локоть.
— Что с тобой, Джейсон? — с озабоченным видом спросил Бензод.
— А? Нет-нет, все в порядке.
Бензод поколебался, словно не зная, верить мне или нет, потом сказал:
— Я послал человека за носилками. Может быть, ты хотел бы пока… — Его глаза стали темнее, чем обычно. В несколько другой ситуации он мог напоминать кредитора, который выжидает удобного момента, чтобы взять за горло родственников усопшего.
Я взглянул на Беллу. Она слышала, что сказал Бензол, и отрицательно покачала головой.
— Нет, благодарю, — ответил я.
Я заставил себя не смотреть на тело Дженни и чтобы чем-то заняться, решил бегло обследовать грузовой отсек. В нескольких местах большие грузовые клети, запертые отдельными замками, доходили почти до потолка. От двери к противоположной стене вел прямой проход, и от него в стороны расходились еще четыре. На одном из пересечений и лежало тело Дженни.
Рори, по-видимому, закончил предварительный осмотр. Он поднял блузку Дженни, чтобы открыть спасательный пояс у нее на талии. Посмотрев снизу вверх на Бензода, он спросил:
— Какой у нее код?
Коротко переговорив по телефону с кем-то на мостике, Бёнзод назвал пятизначное число, которое Рори набрал на передней клавиатуре. После этого пояс несколько раз издал громкий сигнал. Рори ввел код еще раз, пояс отключился и автоматически расстегнулся. Защитное ноле исчезло. Рыжие волосы Дженни мгновенно утратили свой цвет, как и ее лицо, которое еще не полностью залила мертвенная бледность. Ярко-синие брюки стали тускло-серыми.
Рори извлек из своего чемоданчика острое лезвие, осторожно перерезал и снял шнур с шеи Дженни. На шее остался глубокий след. Рори высвободил конец шнура из ее правой руки и поместил шнур в прозрачный пакет. Наконец он извлек защищенный полем счетчик субъективного времени и пристегнул его к руке девушки. После этого он встал, очень медленно, но не потому, что это требовало больших усилий — тяготение здесь составляло не более одной трети g.
Дисплей, вделанный в прямоугольную ленту на руке Дженни, показывал момент начала отсчета и время, истекшее с тех пор. Если не считать времени, прошедшего с момента ее смерти до того, как нашли ее тело, можно было назвать этот счетчик «Время после Дженни». Рори посмотрел на Беллу, Бензода и меня и сказал:
— Пока только предварительные выводы.
Он почесал свою лысину и вздохнул.
Белла кивнула.
— Она умерла от удушья и, по-видимому, задушила себя сама. — Рори покосился на табло бортовых часов у двери. — Если учесть, что здесь время идет почти на двадцать процентов быстрее, чем на четвертом уровне, я бы предположил, что смерть наступила около полуночи. На затылочной части головы есть три кровоподтека, один из них появился скорее всего за день до смерти, остальные два — незадолго до смерти или в тот момент, когда она умирала. На руках и ногах есть несколько небольших порезов, синяков и ссадин — все это вполне могло быть результатом лазания по грузовым клетям.
Вывод такой: мы имеем дело с самоубийством. Я сделаю анализы на наркотики, проведу еще кое-какие исследования, но не думаю, что это что-нибудь изменит.
Белла кивнула.
— Возможно ли, что причиной смерти стал удар по затылку? — спросил я.
Рори, не задумываясь, покачал головой:
— Если ты имеешь в виду, что кто-то убил ее сильным ударом по голове, а потом намотал ей шнур на шею, то это исключено. Когда шнур затянулся на шее, она была жива, и причиной смерти послужило именно затягивание шнура. В этом по крайней мере я совершенно уверен. Если бы она не завязала узел, то не умерла бы, потому что отпустила бы шнур, как только потеряла сознание.
— А почему ты так уверен, что она задохнулась?
— Мельчайшие кровоизлияния в глазах — от повышенного давления лопнули капилляры. Вот эти маленькие точки — верный признак смерти от недостатка кислорода.
Белла прищурилась:
— Зачем ты все это спрашиваешь, Джейсон? Ты думаешь, у кого-то могли быть причины убить ее?
— Ни в коем случае, — сказал я. По крайней мере серьезных причин быть не могло. Впрочем, Дженни обещала позвонить, прежде чем попытается совершить нечто подобное, и не позвонила. Но это могло означать, что она соврала мне, или не смогла себя заставить, или у нее помутился рассудок. — Просто хочу исключить такой вариант.
— Эти кровоподтеки скорее всего результат болевых спазмов, — сказал Рори. — Шнур, затянутый на шее, может убить вас по крайней мере двумя способами. Если он достаточно тугой, то вызовет сильные повреждения нервов, и вы умрете быстро. Если он немного слабоват, то перекроет доступ крови к мозгу, или кислорода в легкие, или и то и другое одновременно. Дженни умерла именно так. Это куда мучительнее, потому что процесс длится дольше.
Я опустился на колени рядом с телом Дженни и думал о том, что она испытывала, если вдруг передумала и хотела развязать узел, но уже не смогла этого сделать. Пыталась ли она справиться с узлом, когда почувствовала, что задыхается? Наводит ли эта невыносимая боль на мысль о том, что должен быть другой выход или самоубийце ничего не стоит потерпеть пару минут ради достижения долгожданной цели?
— А откуда царапины на шее?
— Наверно, реакция на боль — она все-таки пыталась ослабить веревку. Я знаком с рассказами людей, которые пытались убить себя таким же способом, но остались живы. Я уже говорил, это болезненный путь.
— Значит, док, она все-таки сделала это сама, верно? — сказал я.
Рори озадаченно взглянул на меня:
— Считаю, что да. Я ведь уже сказал.
У него явно не было никаких сомнений. Я поднялся на ноги, убеждая себя, что надо собраться и доверять рассудку, а не внутреннему чутью:
— Спасибо, док. Я что-то не очень хорошо соображаю. Через пару минут это пройдет.
Боковым зрением я увидел, как Белла и Бензод обменялись взглядами.
Несмотря на тягостную ситуацию, Рори посмотрел на меня с чуть заметной улыбкой и слегка покачал головой:
— Не волнуйся. Это всего лишь нормальная человеческая реакция.
— Скажи, а тебя не удивило, что Дженни Сондерс покончила с собой? — спросил я у Рори в его кабинете на четвертом уровне. В комнате было только четыре стула и стол. Вдоль серых стен впритык стояли запертые шкафы, оставляя свободными лишь два дверных проема.
Он предложил мне выпить, но я отказался. Повертев свой стакан в руках, он сказал:
— У меня слишком мало информации — и для удивления, и для отсутствия оного. Мы говорили с ней несколько минут перед тем, как я ввел снотворное, потом еще примерно час вчера и еще минут пятнадцать прошлой ночью. Я так и не понял, стремилась ли она к этому давно и настойчиво, или все происходило спонтанно. Я нашел у нее признаки и того, и другого типа. Лекарство должно было помочь, и мне казалось, что оно помогает. Все говорило за то, что худшее позади и она начинает приходить в норму. Но очень трудно угадать, что на самом деле творится в голове у человека. Во всяком случае, ты произвел на нее, по-моему, сильное впечатление.
— Это сейчас тебе так кажется, — сказал я, потирая щеку.
Рори взял один из стульев для посетителей и сел рядом со мной:
— Можешь шутить сколько хочешь, но половину времени мы с ней говорили о тебе. Ее интересовало, чем ты занимался до того, как пришел в гиперкосмический экипаж, с кем у тебя сейчас близкие отношения с кем были в прошлом, и так далее. Я, по правде говоря, чувствовал себя глупо, потому что почти на все вопросы отвечал: не знаю.
Рори посмотрел на меня выжидающе, но мне сейчас даже меньше, чем обычно, хотелось рассказывать о себе. Тело Дженни лежало в суспензии в соседней комнате и напоминало о том, во что обходится слишком большая душевная близость.
— Да, я разговаривал с Дженни Сондерс вчера вечером в комнате отдыха после обеда, — говорил мне Уэйд Мидсел. — И Тэйра тоже с ней говорила.
Мы с Уэйдом сидели друг против друга в кабинете для деловых встреч, отделенном холлом от мостика. Позади Уэйда на стене висел огромный план «Красного смещения» в разрезе, напоминавший изображение апельсина без нескольких долек. На плане было частично показано устройство каждого уровня. Рядом находились семь пар круглых карт, где были обозначены экваториальные, широтные, меридиональные коридоры на всех сферических уровнях, а также все комнаты с указанием их назначения. На четвертом уровне была видна маленькая стрелка с надписью «Вы находитесь здесь».
Я уже знал, что Уэйд говорит правду — ту же информацию я получил от трех человек, которые в тот вечер дежурили в комнате отдыха.
— Как она вам показалась? — спросил я.
Уэйд чуть опустил глаза, обдумывая ответ. От этого он выглядел немного сонным, но ничто в его поведении не указывало на усталость. Он производил впечатление спокойного, владеющего собой человека, которому несвойственно нервно жестикулировать, расходуя энергию впустую:
— Пожалуй, несколько подавленной. При мне она не говорила о самоубийстве. Но когда женщина чувствует себя глубоко несчастной, это нетрудно заметить. Иногда она прерывалась на полуслове, чтобы овладеть собой. Все время была напряжена, даже когда улыбалась. Вела себя беспокойно.
Я не понял, почему о своих наблюдениях Уэйд сказал только применительно к женщинам, но не стал прерывать его.
Он продолжал:
— Я немного удивился, когда узнал, что она все-таки решилась на это. Не каждый день сталкиваешься с самоубийством. Но от некоторых женщин никогда не знаешь, чего ждать. Да и вообще, трудно предсказать, что может сделать любой из нас. Я уже потерял счет историям, когда кто-то вдруг берет и убивает кучу невинных людей, а его друзья потом говорят: «Да ведь он был совершенно нормальным человеком! Кто мог знать…» И это точно — всякие неожиданности бывают. Но боюсь, что больше ничего не могу вам сказать о Дженни Сондерс.
— Спасибо, мистер Мидсел. Вероятно, ваша жена сможет рассказать нам что-нибудь. Насколько я понимаю, она осталась с Дженни в комнате отдыха, когда вы ушли.
— Вы напрасно потеряете время. Тэйра не знает ничего такого, что может вам помочь.
— Благодарю вас, но об этом могу судить только я.
Произнося последнюю фразу, я уже сознавал, что мои чувства опять, как совсем недавно, вступают в противоречие с рассудком. Я хотел выяснить как можно больше о настроении Дженни вчера вечером, но и сама Тэйра меня очень интересовала.
— Да, я действительно не ожидала, что Дженни все-таки сделает это, — сказала Тэйра Клайн. — Никак не ожидала. Мне казалось, что ей стало значительно лучше.
Тэйра сидела в том же кресле, в котором прежде, сидел Уэйд. В ее лице теперь не было и следа той радости, которую оно излучало, когда она впервые взошла на борт «Красного смещения». Сегодня ей не удавалось владеть собой так же хорошо, как Уэйду. Смерть Дженни подействовала на нее гораздо сильнее, чем на него. Темно-синие глаза смотрели печально, вчерашнее выражение легкого любопытства исчезло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31