— Всё равно лучших кандидатур нет, зато худших — навалом. Люцин Хамидович не такое уж и дерьмо. Терпеть можно.
— Лестный комплимент, — оценила я.
Люцин зло сверкнул глазами, но промолчал, сейчас время права и силы истцов.
— За исключением боли, смерти и рабства, — повторил Павел. Немного подумал и сказал: — Все простени Троедворья в настоящем и будущем становятся его полноправными кавалерами и дамами.
— Это невозможно, — ответил Люцин. — Такого не было от начала времён. Назови другую цену.
— Торговаться позволено, — сказал Павлу Ильдан.
Если верить летописям высшего арбитража, торгуются всегда и все. И часто добиваются уступки — у тех, кто просит о выкупе, обязательно есть сладкая и желанная приманка для оппонента.
В груди полыхнуло так, что от боли на мгновение потемнело в глазах.
— Ты разделил судьбу истца, — сказал Ильдану Люцин, — и теперь только ты решаешь право выкупа.
— Я слушаю вас, — ответил Ильдан.
— Твоего сына можно полностью излечить. Я сам проведу обряд.
С «мостом истины» не лгут. И Люцин действительно вылечит Сашку. Будут потрачены все неприкосновенные запасы волшбы, активированы запретные талисманы, поколеблется магическое поле планеты, будет сильнейший скандал с Лигой и Альянсом, но Сашку исцелят.
Ильдана бросает в дрожь. Сын для него вся жизнь. За его выздоровление Ильдан отдаст что угодно.
— А простени останутся рабами, — тихо говорит он. — Нет. Сашка не примет исцеление такой ценой. Никогда меня не простит. И себя. Я подтверждаю выкуп Павла Сергеевича Лопатина.
Люцин закрыл глаза. В зале опять онемели. Такого не ожидал никто.
— Я плачу выкуп, — тихо сказал Люцин. — Простени равны волшебникам. Вампиры могут выбирать любую из первооснов и проходить церемонию посвящения.
«Мост» исчез в золотистой вспышке. Высший арбитраж завершён и неоспорим.
Боль в груди прошла как и не было.
Свидетели загалдели будто стая ворон. Каждый орал своё — кто возмущался, кто радовался, кто пророчил беды. Люцин презрительно посмотрел на толпу, плюнул и пошёл к выходу. В дверях задержался, смерил меня оценивающим взглядом.
— Начертательница пути, — сказал он. — Глупо было спорить с тобой прилюдно. Мы должны решать свои дела вдали от посторонних глаз.
Люцин ушёл. Все уставились на меня. Под испытующими взглядами я поёжилась, прикоснулась к груди.
— Да, — подтвердил Ильдан. — Грудная чакра изменилась. Ты действительно стала начертательницей пути. Как и Люцин.
— Но я ничего не делала!
— Начертательнице и не нужно ничего делать. Всё, что тебе надо — указать новый путь. Ты указала сразу три. Вампирам, простеням и… — он запнулся, но сказал: — И волшебникам.
Ильдан взял мою руку, развернул ладонью вверх, пробормотал короткое заклинание, и следы ногтей исчезли. Кудесник осторожно прикоснулся кончиками пальцев к перекрестью шрамов.
— Праздник продолжается, начертательница? — спросил он.
— А почему бы и нет, — сказала я. — Но без меня. Хватит на сегодня начертательств.
Я уехала домой. Разъехались по домам Ильдан, Павел и Вероника. В зале этому только обрадовались.
«— 7 »
У нас в отделе опять сломался кондиционер. Время половина третьего, и солнце жарит вовсю даже через плотные шторы. Два вентилятора гоняют по кабинету горячий воздух.
Сейчас середина июля, и впереди ещё полтора месяца пекла.
Домовиня Аполлинария Дормидонтовна — крашеная синеглазая блондинка лет сорока на вид и двухсот восьмидесяти от роду, элегантная стрижка, тёмно-синий брючный костюм, туфли-лодочки на высоченных шпильках — принёсла из буфета две полуторалировых бутылки минеральной воды, и теперь эльфы готовят чай. Их у нас пятеро, обычная бригада. Три девушки и два парня. Домовиня одна.
Стол для чаепитий в дальнем углу кабинета. Динуир заливает кипяток в заварочный чайник, ленивый Агеррик крутится рядом и делает вид, что помогает, эльфийки расставляют чашки, раскладывают по розеткам варенье. Домовиня с императорским высокомерием инспектирует содержимое стола, достаёт свежее печенье и зачерствелые до окаменелости булочки.
В кабинет ввалился Серёга, леший в ранге ведьмака — тощий, вечно встрёпанный парень из отдела маскировки. Выглядят лешие, русалки, албасты, ракшасы, кикиморы и прочие «мифологические персонажи» точно так же как и человеки, а всякая экзотика вроде рыбьих хвостов или рожек появляется по мере надобности, за счёт волшебства личины или частичной трансформации.
— Вчера такое было! — возвестил Серёга.
— Дали прибавку к зарплате? — хмуро поинтересовался Гаврилин.
— Ага, размечтался, — фыркнул леший. — Прорыв инферно вчера был. Если бы удался, мир опрокинулся бы как минимум от Киева до Аляски.
Инферно — это всё тот же Хаос, из которого в ходе эволюции сформировались первоосновные силы, из которых, в свою очередь, сформировался мир, в котором мы все живём. Но инферно — Хаос в период бури, когда его энерготоки перепутываются, перехлёстываются, неупорядоченные атомы взрываются. А что такое атомный взрыв знает любой и каждый. От жилой части мира, то есть основицы, Хаос отделён полосой нигдении. В период хнотической бури этот барьер истончается, и инферно может прорваться в структурность. Эквивалент самого маленького прорыва — десять Хиросим за раз. Поскольку структура основицы неоднородна, то в ней есть точки слабины, где прорыв наиболее вероятен. По законам Троедворья его столица, то есть местожительство самых могучих волшебников, должна быть в точке наибольшей слабины. Последние четыреста с лишним лет это Камнедельск.
Теперь будет понятно, почему принесённые Серёгой новости заставили привскочить весь отдел, а эльфы уронили чайники с кипятком и заваркой.
— И что? — просевшим голосом спросил Гаврилин.
Вопрос глупый, раз мы все до сих пор живы, то аварийка ликвидировала прорыв в зародыше.
— Как это было? — задаёт Гаврилин вопрос уже по существу.
— Пока аварийка держала защитный контур, — сказал Серёга, — какой-то парень из вспомогательной группы прыгнул в эпицентр и активировал все необходимые талисманы.
— Он жив? — вскрикнула Аполлинария Дормидонтовна.
— Да, — ответил Серёга. — Жив. И даже не ранен.
— Быть не может, — не верит Гаврилин. — Его должно было растереть в мясное пюре.
— Он жив, — говорит Серёга. — И какая, к чёрту, разница, почему и как. Главное — жив.
— Если бы мы могли привлекать к ликвидации прорывов российское МЧС, — сказала я, — такого запредельного риска не понадобилось бы. У них много полезных наработок, которые легко приспособить под условия прорыва.
— Да, — согласился леший. — Со спасателями было бы намного легче. Но день открытия придёт ещё очень не скоро, а до тех пор волшебный мир должен будет обходиться собственными силами.
— Кто он? — спросила я.
— Не знаю. И никто не знает. Я потому и пришёл — Нинка, узнай, кто он такой. Всю информацию по прорыву засекретили.
— Как? Я же не соединница.
— Ты начертательница пути, — сказал Серёга, — да ещё и гойдо в придачу.
— И что? Такого добра в Троедворье навалом.
— Но такая безбашенная ты одна, — пояснил ведьмак. — Остальные Дисциплинарный устав гораздо больше уважают.
— Это комплимент или оскорбление? — поинтересовалась домовиня.
— Констатация факта, — ответил Серёга. — Церемония награждения состоится в «Золотом кубке», а у вашего отдела там сегодня тренировка. Нинка может узнать имя.
— А зачем вообще надо засекречивать героя? — не поняла я. — В любой нормальной стране его бы по всем телеканалам показывали, портреты на первых полосах газет, глава государства лично бы орден вручил.
— Его и будет награждать сам Люцин, — сказал Серёга. — Но тайно. Имена участников ликвидации прорыва всегда засекречивают, это закон Генерального кодекса.
Я смотрела на него с недоумением. Генеральный кодекс регулирует жизнь волшебного мира в целом, но Лиге с Альянсом до наших чеэсок никакого дела нет, там совершенно иная структура пространства и прорывов у них не бывает. Аьянсовцы и лигийцы уверены, что глобальной катастрофы не произойдёт никогда, потому что первыми её жертвами должны будут стать троедворцы, а значит и позаботятся, чтобы её не допустить. А как мы это сделаем, и что будет с ликвидаторами прорыва, им глубоко безразлично. Как и нам плевать, кто свернёт шею их очередному кандидату в диктаторы, по тамошней терминологии — Всепреложному Властителю, и что сделают с Великоизбранным Избавителем благодарные или неблагодарные сограждане.
— Глупости в волшебном мире хватает, — с интонацией извинения сказал Серёга. — Не я принимал кодексы. Нин, ну ты всё-таки попробуй имя узнать.
— Хорошо, — кивнула я. — Попробую.
Серёга улыбнулся и выскочил из кабинета. Он всегда не ходил, а бегал. Эльфы принялись вытирать чайные лужи на полу, а домовиня отправилась за новой минералкой. Я вернулась к переводу, до тренировки надо успеть закончить.
* * *
Лопатин пришёл часа два спустя.
Из Серодворья в Совет Равновесия его забрали на следующий же день после дуэли с Люцином. Проигранная схватка проигранной схваткой, но ценить высококвалифицированных специалистов наш директор умел всегда. А Идьдана оставили сумеречным. Кудесник-оборотень, пусть даже и обратник, в отличие от знающих юристов, для Троедворья не редкость.
— Поликарпов дал, — протянул мне Павел компакт-диск. — Сашка альбом записал.
Сын Ильдана сочинял песни — и тексты, и музыку. Мой Егор настаивает, что он должен записать их в МР3-формате и разместить в интернете, громкий успех им обеспечен. Павел, Олег, Вероника и я думаем так же, и совместными усилиями убедили Сашку попробовать. Ильдан купил сыну хороший компьютерный микрофон, нужные программы, и Сашка сделал пробный альбом. Поёт он под обычную гитару, голос у него слегка хрипловатый и жёсткий, диапазон тоже не ахти, но само звучание приятное. А выразительности исполнения позавидует любой драматический актёр.
Я перекинула альбом с компакта на хард-диск, открыла винампом. Зазвучала первая из десяти песен альбома.
На крыльях полёты —
Задача простая,
Крылатым высоты
Не честь и не слава.
Полёты бескрылых —
Вот чудо, так чудо,
И кровь скиснет в жилах
Небесного люда.
Высот быстротечность
Им крылья сминает,
Небес бесконечность
Крылатых пугает.
На крыльях летают
К поверхности ближе —
Когда их сломают,
Так падать пониже.
Полёты бескрылых —
Разрыв притяженья,
Убить их не в силах
Любое паденье.
«Упадший не встанет!» —
Закон для крылатых,
И небо обманет
Судьбою зажатых.
Полёты бескрылых —
То к солнцу касанье,
Пророчеств унылых
Они отрицанье.
Полёты бескрылых —
И вызов, и битва,
От судеб немилых
Отрежут как бритва.
Едва песня закончилась, я нажала на паузу.
— Мне нравится, — оценила я. — Если и остальные на том же уровне, альбом станет суперхитом интернета.
— У Сашки теперь собственный сайт есть, — сказал Павел. — Там он альбом и разместит. А по сетке мы ссылки раскидаем.
— Это правильно, — согласилась я.
На столе у Гаврилина звякнул внутренний телефон. На тренировки приказано было отправляться немедленно. Коллеги одарили меня злобными взглядами, а Лопатин виновато улыбнулся и невольно встал так, чтобы загородить меня от сослуживцев.
Эйфория после реформы 23–03, то есть от двадцать третьего марта, когда Павел вынудил Люцина уравнять в правах вовлеченцев и волшебников, прошла быстро. У полноправности обнаружилась и обратная сторона.
Прежде вовлеченцам оружия не доверяли, а теперь мы в обязательном порядке проходим военную подготовку и наравне с волшебниками отправляемся на передовую, под пули и разряды боевых талисманов. Во время прорывов мы больше не отсиживаемся в убежищах, а как и все троедворцы, обязаны идти во вспомогательные группы, аварийку поддерживать, рвать жилы на рытье траншей и разгрузке мешков с песком.
Нашего отдела это пока не касалось, мы считаемся новичками, и сначала должны пройти первую ступень обучения, но через неделю оно закончится. Половину сотрудников отправят в боевые подразделения, а оставшимся придётся впахивать над переводами по шестнадцать часов без продыха, лениво-аристократичному сидению над бумажками и длинным чаепитиям придёт конец.
Ныть над своим бесправием и ругать матерно троедворские законы было несоизмеримо легче и безопаснее, чем воевать и ликвидировать прорывы. Так что благодарность за прелести равноправия досталась Павлу, а ненависть за издержки этого равенства шлёпнулась на меня, ведь замазаны в реформе мы с ним поровну.
Мне такая всеобщая пламенная антипатия почему-то безразлична, наверное, из-за того, что я всегда чувствовала себя чужой Троедворью, лишней, и поэтому держалась особняком. Так что серьёзных неприятностей бывшие вовлеченцы, а нынешние ранговики мне не доставляли. Зато Павел переживет отчаянно, считает это гнусной неблагодарностью, всё пытается защитить меня неизвестно от чего.
Но пора строиться и ехать на занятия.
Через неделю после реформы научный отдел разработал для человеков наружный волшеопорник — тоненький овальный медальончик длиной пять сантиметров, шириной три. Сделан из коровьей кости, она наилучший магопроводник и накопитель. На лицевой стороне приписной и ранговый знаки, на оборотной — группа крови, личный код и телефон дворовой или равновесной дежурки. Сделано это на тот случай, если вдруг попадёшь не к нашим целителям, а к незнанническим врачам. Подвешен медальончик на короткий плетёный кожаный шнурок с костяными бусинами — разнообразными мелкими талисманами ежедневного использования.
Так что волшебство мы изучаем наравне с ранговиками. Обучение длится пять лет, как и в любом ВУЗе, для уже имеющих высшее образование — два с половиной года. В программу входит не только магическое волшебство, но и стихийное. Зачем — непонятно. Все стихийники — кикиморы, эльфы, албасты и прочие — пользуются только магией, стихийное волшебство в современном мире практически не нужно.
У магов, оборотней и стихийников в ауральной структуре тела имеется особый орган — внутренний волшеопорник, при помощи которого они и творят волшебство. Но маги и оборотни физически не могут управлять стихиями, а стихийники — магией, поэтому у всех ранговиков тоже есть наружные волшеопорники. Хотя маги с оборотнями пользуются этим устройством крайне редко, надевать его вынуждает Устав.
Так что для человеков волшеопорник не столько разрабатывали, сколько модифицировали.
У меня волшеопорник нулевичный. Хотя за высшее образование и способность к рифмоплётству мне и дали звание лейтенанта, настоящей ворожеёй я не стану никогда. Колдуньей, и то не бывать. Нулевик навечно остаётся нулём. Обидно, но ничего не поделаешь.
Злит другое — зачем тратить время и силы на обучение волшебству, если я даже «светень» зажечь не способна? Это равносильно тому, если бы глухого учили музыке, а слепого — живописи. Но Кадровый устав Совета Равновесия неумолим: каждый равновесник обязан получить высшее волшебническое образование. Так что приходится зубрить совершенно ненужные премудрости.
Неволшебных предметов у нас ничуть не меньше: рукопашный бой с холодным оружием и без оного (ведёт простень), огневая подготовка (ведёт простень), стратегия и тактика боевых операций в городских условиях (ведёт простень), они же в условиях природного ландшафта (ведёт простень), теория вооружения — изучаем все виды орудий убийства, какие только есть (ведёт простень). Сверх того преподают вождение всего, у чего есть руль, медпомощь, верховую езду и прочие нужные в военной жизни умения.
Оказалось, и в Совете, и во дворах вовлеченцев было гораздо больше, чем считалось официально. В том числе и таких, которым доверяли оружие, как магическое и техническое. На нас, новичков, старослужащие смотрят как на таракана в супе. До сих пор они были избранными, выделенными из общей вовлеченческой массы, облечёнными особым доверием даже по сравнению с большинством ранговиков, не говоря уже о простенях, а теперь вдруг стали никем, такими же кавалерами-дамами как и все.
Однако, хватит теоретических рассуждательств, мы на базу приехали.
Ещё с начала девяностых годов позапрошлого века у гостиницы «Золотая чаша» есть собственный загородный спортивно-оздоровительный центр «Золотой кубок», ныне — популярный спортклуб. В реальности «Кубок» был и остаётся учебной базой для диверсантов Совета Равновесия. Пушечного мяса иного сорта в Троедворье нет, специфика условий такова, что воевать могут только группы спецподразделений, потому что классические армейские боевые действия для тайного мира, растворённого в обычном, невозможны.
Тренируют на совесть, до насквозь промокшей от пота формы, до багровых кругов перед глазами. После занятий в душевую не заходишь, а вползаешь. Думала, похудею, но увы — всё те же неистребимые шестьдесят восемь килограммов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Лестный комплимент, — оценила я.
Люцин зло сверкнул глазами, но промолчал, сейчас время права и силы истцов.
— За исключением боли, смерти и рабства, — повторил Павел. Немного подумал и сказал: — Все простени Троедворья в настоящем и будущем становятся его полноправными кавалерами и дамами.
— Это невозможно, — ответил Люцин. — Такого не было от начала времён. Назови другую цену.
— Торговаться позволено, — сказал Павлу Ильдан.
Если верить летописям высшего арбитража, торгуются всегда и все. И часто добиваются уступки — у тех, кто просит о выкупе, обязательно есть сладкая и желанная приманка для оппонента.
В груди полыхнуло так, что от боли на мгновение потемнело в глазах.
— Ты разделил судьбу истца, — сказал Ильдану Люцин, — и теперь только ты решаешь право выкупа.
— Я слушаю вас, — ответил Ильдан.
— Твоего сына можно полностью излечить. Я сам проведу обряд.
С «мостом истины» не лгут. И Люцин действительно вылечит Сашку. Будут потрачены все неприкосновенные запасы волшбы, активированы запретные талисманы, поколеблется магическое поле планеты, будет сильнейший скандал с Лигой и Альянсом, но Сашку исцелят.
Ильдана бросает в дрожь. Сын для него вся жизнь. За его выздоровление Ильдан отдаст что угодно.
— А простени останутся рабами, — тихо говорит он. — Нет. Сашка не примет исцеление такой ценой. Никогда меня не простит. И себя. Я подтверждаю выкуп Павла Сергеевича Лопатина.
Люцин закрыл глаза. В зале опять онемели. Такого не ожидал никто.
— Я плачу выкуп, — тихо сказал Люцин. — Простени равны волшебникам. Вампиры могут выбирать любую из первооснов и проходить церемонию посвящения.
«Мост» исчез в золотистой вспышке. Высший арбитраж завершён и неоспорим.
Боль в груди прошла как и не было.
Свидетели загалдели будто стая ворон. Каждый орал своё — кто возмущался, кто радовался, кто пророчил беды. Люцин презрительно посмотрел на толпу, плюнул и пошёл к выходу. В дверях задержался, смерил меня оценивающим взглядом.
— Начертательница пути, — сказал он. — Глупо было спорить с тобой прилюдно. Мы должны решать свои дела вдали от посторонних глаз.
Люцин ушёл. Все уставились на меня. Под испытующими взглядами я поёжилась, прикоснулась к груди.
— Да, — подтвердил Ильдан. — Грудная чакра изменилась. Ты действительно стала начертательницей пути. Как и Люцин.
— Но я ничего не делала!
— Начертательнице и не нужно ничего делать. Всё, что тебе надо — указать новый путь. Ты указала сразу три. Вампирам, простеням и… — он запнулся, но сказал: — И волшебникам.
Ильдан взял мою руку, развернул ладонью вверх, пробормотал короткое заклинание, и следы ногтей исчезли. Кудесник осторожно прикоснулся кончиками пальцев к перекрестью шрамов.
— Праздник продолжается, начертательница? — спросил он.
— А почему бы и нет, — сказала я. — Но без меня. Хватит на сегодня начертательств.
Я уехала домой. Разъехались по домам Ильдан, Павел и Вероника. В зале этому только обрадовались.
«— 7 »
У нас в отделе опять сломался кондиционер. Время половина третьего, и солнце жарит вовсю даже через плотные шторы. Два вентилятора гоняют по кабинету горячий воздух.
Сейчас середина июля, и впереди ещё полтора месяца пекла.
Домовиня Аполлинария Дормидонтовна — крашеная синеглазая блондинка лет сорока на вид и двухсот восьмидесяти от роду, элегантная стрижка, тёмно-синий брючный костюм, туфли-лодочки на высоченных шпильках — принёсла из буфета две полуторалировых бутылки минеральной воды, и теперь эльфы готовят чай. Их у нас пятеро, обычная бригада. Три девушки и два парня. Домовиня одна.
Стол для чаепитий в дальнем углу кабинета. Динуир заливает кипяток в заварочный чайник, ленивый Агеррик крутится рядом и делает вид, что помогает, эльфийки расставляют чашки, раскладывают по розеткам варенье. Домовиня с императорским высокомерием инспектирует содержимое стола, достаёт свежее печенье и зачерствелые до окаменелости булочки.
В кабинет ввалился Серёга, леший в ранге ведьмака — тощий, вечно встрёпанный парень из отдела маскировки. Выглядят лешие, русалки, албасты, ракшасы, кикиморы и прочие «мифологические персонажи» точно так же как и человеки, а всякая экзотика вроде рыбьих хвостов или рожек появляется по мере надобности, за счёт волшебства личины или частичной трансформации.
— Вчера такое было! — возвестил Серёга.
— Дали прибавку к зарплате? — хмуро поинтересовался Гаврилин.
— Ага, размечтался, — фыркнул леший. — Прорыв инферно вчера был. Если бы удался, мир опрокинулся бы как минимум от Киева до Аляски.
Инферно — это всё тот же Хаос, из которого в ходе эволюции сформировались первоосновные силы, из которых, в свою очередь, сформировался мир, в котором мы все живём. Но инферно — Хаос в период бури, когда его энерготоки перепутываются, перехлёстываются, неупорядоченные атомы взрываются. А что такое атомный взрыв знает любой и каждый. От жилой части мира, то есть основицы, Хаос отделён полосой нигдении. В период хнотической бури этот барьер истончается, и инферно может прорваться в структурность. Эквивалент самого маленького прорыва — десять Хиросим за раз. Поскольку структура основицы неоднородна, то в ней есть точки слабины, где прорыв наиболее вероятен. По законам Троедворья его столица, то есть местожительство самых могучих волшебников, должна быть в точке наибольшей слабины. Последние четыреста с лишним лет это Камнедельск.
Теперь будет понятно, почему принесённые Серёгой новости заставили привскочить весь отдел, а эльфы уронили чайники с кипятком и заваркой.
— И что? — просевшим голосом спросил Гаврилин.
Вопрос глупый, раз мы все до сих пор живы, то аварийка ликвидировала прорыв в зародыше.
— Как это было? — задаёт Гаврилин вопрос уже по существу.
— Пока аварийка держала защитный контур, — сказал Серёга, — какой-то парень из вспомогательной группы прыгнул в эпицентр и активировал все необходимые талисманы.
— Он жив? — вскрикнула Аполлинария Дормидонтовна.
— Да, — ответил Серёга. — Жив. И даже не ранен.
— Быть не может, — не верит Гаврилин. — Его должно было растереть в мясное пюре.
— Он жив, — говорит Серёга. — И какая, к чёрту, разница, почему и как. Главное — жив.
— Если бы мы могли привлекать к ликвидации прорывов российское МЧС, — сказала я, — такого запредельного риска не понадобилось бы. У них много полезных наработок, которые легко приспособить под условия прорыва.
— Да, — согласился леший. — Со спасателями было бы намного легче. Но день открытия придёт ещё очень не скоро, а до тех пор волшебный мир должен будет обходиться собственными силами.
— Кто он? — спросила я.
— Не знаю. И никто не знает. Я потому и пришёл — Нинка, узнай, кто он такой. Всю информацию по прорыву засекретили.
— Как? Я же не соединница.
— Ты начертательница пути, — сказал Серёга, — да ещё и гойдо в придачу.
— И что? Такого добра в Троедворье навалом.
— Но такая безбашенная ты одна, — пояснил ведьмак. — Остальные Дисциплинарный устав гораздо больше уважают.
— Это комплимент или оскорбление? — поинтересовалась домовиня.
— Констатация факта, — ответил Серёга. — Церемония награждения состоится в «Золотом кубке», а у вашего отдела там сегодня тренировка. Нинка может узнать имя.
— А зачем вообще надо засекречивать героя? — не поняла я. — В любой нормальной стране его бы по всем телеканалам показывали, портреты на первых полосах газет, глава государства лично бы орден вручил.
— Его и будет награждать сам Люцин, — сказал Серёга. — Но тайно. Имена участников ликвидации прорыва всегда засекречивают, это закон Генерального кодекса.
Я смотрела на него с недоумением. Генеральный кодекс регулирует жизнь волшебного мира в целом, но Лиге с Альянсом до наших чеэсок никакого дела нет, там совершенно иная структура пространства и прорывов у них не бывает. Аьянсовцы и лигийцы уверены, что глобальной катастрофы не произойдёт никогда, потому что первыми её жертвами должны будут стать троедворцы, а значит и позаботятся, чтобы её не допустить. А как мы это сделаем, и что будет с ликвидаторами прорыва, им глубоко безразлично. Как и нам плевать, кто свернёт шею их очередному кандидату в диктаторы, по тамошней терминологии — Всепреложному Властителю, и что сделают с Великоизбранным Избавителем благодарные или неблагодарные сограждане.
— Глупости в волшебном мире хватает, — с интонацией извинения сказал Серёга. — Не я принимал кодексы. Нин, ну ты всё-таки попробуй имя узнать.
— Хорошо, — кивнула я. — Попробую.
Серёга улыбнулся и выскочил из кабинета. Он всегда не ходил, а бегал. Эльфы принялись вытирать чайные лужи на полу, а домовиня отправилась за новой минералкой. Я вернулась к переводу, до тренировки надо успеть закончить.
* * *
Лопатин пришёл часа два спустя.
Из Серодворья в Совет Равновесия его забрали на следующий же день после дуэли с Люцином. Проигранная схватка проигранной схваткой, но ценить высококвалифицированных специалистов наш директор умел всегда. А Идьдана оставили сумеречным. Кудесник-оборотень, пусть даже и обратник, в отличие от знающих юристов, для Троедворья не редкость.
— Поликарпов дал, — протянул мне Павел компакт-диск. — Сашка альбом записал.
Сын Ильдана сочинял песни — и тексты, и музыку. Мой Егор настаивает, что он должен записать их в МР3-формате и разместить в интернете, громкий успех им обеспечен. Павел, Олег, Вероника и я думаем так же, и совместными усилиями убедили Сашку попробовать. Ильдан купил сыну хороший компьютерный микрофон, нужные программы, и Сашка сделал пробный альбом. Поёт он под обычную гитару, голос у него слегка хрипловатый и жёсткий, диапазон тоже не ахти, но само звучание приятное. А выразительности исполнения позавидует любой драматический актёр.
Я перекинула альбом с компакта на хард-диск, открыла винампом. Зазвучала первая из десяти песен альбома.
На крыльях полёты —
Задача простая,
Крылатым высоты
Не честь и не слава.
Полёты бескрылых —
Вот чудо, так чудо,
И кровь скиснет в жилах
Небесного люда.
Высот быстротечность
Им крылья сминает,
Небес бесконечность
Крылатых пугает.
На крыльях летают
К поверхности ближе —
Когда их сломают,
Так падать пониже.
Полёты бескрылых —
Разрыв притяженья,
Убить их не в силах
Любое паденье.
«Упадший не встанет!» —
Закон для крылатых,
И небо обманет
Судьбою зажатых.
Полёты бескрылых —
То к солнцу касанье,
Пророчеств унылых
Они отрицанье.
Полёты бескрылых —
И вызов, и битва,
От судеб немилых
Отрежут как бритва.
Едва песня закончилась, я нажала на паузу.
— Мне нравится, — оценила я. — Если и остальные на том же уровне, альбом станет суперхитом интернета.
— У Сашки теперь собственный сайт есть, — сказал Павел. — Там он альбом и разместит. А по сетке мы ссылки раскидаем.
— Это правильно, — согласилась я.
На столе у Гаврилина звякнул внутренний телефон. На тренировки приказано было отправляться немедленно. Коллеги одарили меня злобными взглядами, а Лопатин виновато улыбнулся и невольно встал так, чтобы загородить меня от сослуживцев.
Эйфория после реформы 23–03, то есть от двадцать третьего марта, когда Павел вынудил Люцина уравнять в правах вовлеченцев и волшебников, прошла быстро. У полноправности обнаружилась и обратная сторона.
Прежде вовлеченцам оружия не доверяли, а теперь мы в обязательном порядке проходим военную подготовку и наравне с волшебниками отправляемся на передовую, под пули и разряды боевых талисманов. Во время прорывов мы больше не отсиживаемся в убежищах, а как и все троедворцы, обязаны идти во вспомогательные группы, аварийку поддерживать, рвать жилы на рытье траншей и разгрузке мешков с песком.
Нашего отдела это пока не касалось, мы считаемся новичками, и сначала должны пройти первую ступень обучения, но через неделю оно закончится. Половину сотрудников отправят в боевые подразделения, а оставшимся придётся впахивать над переводами по шестнадцать часов без продыха, лениво-аристократичному сидению над бумажками и длинным чаепитиям придёт конец.
Ныть над своим бесправием и ругать матерно троедворские законы было несоизмеримо легче и безопаснее, чем воевать и ликвидировать прорывы. Так что благодарность за прелести равноправия досталась Павлу, а ненависть за издержки этого равенства шлёпнулась на меня, ведь замазаны в реформе мы с ним поровну.
Мне такая всеобщая пламенная антипатия почему-то безразлична, наверное, из-за того, что я всегда чувствовала себя чужой Троедворью, лишней, и поэтому держалась особняком. Так что серьёзных неприятностей бывшие вовлеченцы, а нынешние ранговики мне не доставляли. Зато Павел переживет отчаянно, считает это гнусной неблагодарностью, всё пытается защитить меня неизвестно от чего.
Но пора строиться и ехать на занятия.
Через неделю после реформы научный отдел разработал для человеков наружный волшеопорник — тоненький овальный медальончик длиной пять сантиметров, шириной три. Сделан из коровьей кости, она наилучший магопроводник и накопитель. На лицевой стороне приписной и ранговый знаки, на оборотной — группа крови, личный код и телефон дворовой или равновесной дежурки. Сделано это на тот случай, если вдруг попадёшь не к нашим целителям, а к незнанническим врачам. Подвешен медальончик на короткий плетёный кожаный шнурок с костяными бусинами — разнообразными мелкими талисманами ежедневного использования.
Так что волшебство мы изучаем наравне с ранговиками. Обучение длится пять лет, как и в любом ВУЗе, для уже имеющих высшее образование — два с половиной года. В программу входит не только магическое волшебство, но и стихийное. Зачем — непонятно. Все стихийники — кикиморы, эльфы, албасты и прочие — пользуются только магией, стихийное волшебство в современном мире практически не нужно.
У магов, оборотней и стихийников в ауральной структуре тела имеется особый орган — внутренний волшеопорник, при помощи которого они и творят волшебство. Но маги и оборотни физически не могут управлять стихиями, а стихийники — магией, поэтому у всех ранговиков тоже есть наружные волшеопорники. Хотя маги с оборотнями пользуются этим устройством крайне редко, надевать его вынуждает Устав.
Так что для человеков волшеопорник не столько разрабатывали, сколько модифицировали.
У меня волшеопорник нулевичный. Хотя за высшее образование и способность к рифмоплётству мне и дали звание лейтенанта, настоящей ворожеёй я не стану никогда. Колдуньей, и то не бывать. Нулевик навечно остаётся нулём. Обидно, но ничего не поделаешь.
Злит другое — зачем тратить время и силы на обучение волшебству, если я даже «светень» зажечь не способна? Это равносильно тому, если бы глухого учили музыке, а слепого — живописи. Но Кадровый устав Совета Равновесия неумолим: каждый равновесник обязан получить высшее волшебническое образование. Так что приходится зубрить совершенно ненужные премудрости.
Неволшебных предметов у нас ничуть не меньше: рукопашный бой с холодным оружием и без оного (ведёт простень), огневая подготовка (ведёт простень), стратегия и тактика боевых операций в городских условиях (ведёт простень), они же в условиях природного ландшафта (ведёт простень), теория вооружения — изучаем все виды орудий убийства, какие только есть (ведёт простень). Сверх того преподают вождение всего, у чего есть руль, медпомощь, верховую езду и прочие нужные в военной жизни умения.
Оказалось, и в Совете, и во дворах вовлеченцев было гораздо больше, чем считалось официально. В том числе и таких, которым доверяли оружие, как магическое и техническое. На нас, новичков, старослужащие смотрят как на таракана в супе. До сих пор они были избранными, выделенными из общей вовлеченческой массы, облечёнными особым доверием даже по сравнению с большинством ранговиков, не говоря уже о простенях, а теперь вдруг стали никем, такими же кавалерами-дамами как и все.
Однако, хватит теоретических рассуждательств, мы на базу приехали.
Ещё с начала девяностых годов позапрошлого века у гостиницы «Золотая чаша» есть собственный загородный спортивно-оздоровительный центр «Золотой кубок», ныне — популярный спортклуб. В реальности «Кубок» был и остаётся учебной базой для диверсантов Совета Равновесия. Пушечного мяса иного сорта в Троедворье нет, специфика условий такова, что воевать могут только группы спецподразделений, потому что классические армейские боевые действия для тайного мира, растворённого в обычном, невозможны.
Тренируют на совесть, до насквозь промокшей от пота формы, до багровых кругов перед глазами. После занятий в душевую не заходишь, а вползаешь. Думала, похудею, но увы — всё те же неистребимые шестьдесят восемь килограммов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54