Тупоумный, но раздражительного нрава дикий гяур тряхнул головой и захрипел, затем наклонил голову и неуклюжей массой ввалился в клетку. Бык увидел чужого, его глаза налились кровью, из глотки вырвался рев. Он был громким и долгим, похожим на звучание мощного гудка в пустом помещении. Рев нарастал и падал, перемежаясь с грозными хрипами дыхания. Бык покачивался из стороны в сторону и скреб копытами по грубой фактуре пластика пола; его движения были удивительно быстрыми для животного таких размеров и веса.
Все еще не подозревая опасности, Моцарт, немного присев, продолжал приближаться, а гяур низко, насколько позволяли плечи, опустил голову. Новый взрыв рева вырвался из динамиков, еще более мощный и на этот раз явно предупреждающий. Моцарт придвинулся еще ближе, никак не реагируя на поднятый животным шум, очевидно продолжая считать, что перед ним такой же не воинственный противник, с каким пришлось встретиться на прошлой неделе. Это было серьезным заблуждением, и чужой оказался неподготовленным к могучему броску тяжелой туши быка и удару его длинного кривого рога, который пронзил ему левый бок, угодив точно под защищенные панцирными пластинами ребра.
Инерция атаки быка всей массой тела отбросила чужого назад, но брызнувшая из раны кровь-кислота залила морду гяура. Он бешено дернулся от боли, зашатался, внезапно передние ноги быка стали выглядеть слишком слабыми для такой огромной туши — казалось, что они вот-вот подкосятся. Его рев рвался из динамиков, усиливаясь, превращаясь в непрерывный вопль обезумевшего животного. К нему присоединились крики боли и ярости Моцарта, который принялся наносить быку сокрушительные удары когтистыми лапами. Он быстро разорвал его толстую шкуру в десятках мест.
Майкл бросил взгляд на Дарси, затем посмотрел на Эддингтона. Музыкант был предельно сосредоточен, его пальцы порхали над головками и рычажками настройки пульта стойки звукозаписи.
— Прислушайтесь к его пению, — ухитрился вставить слово Эддингтон. Он поднял одну руку, растопырил пальцы, затем сжал их в кулак. — Оно удивительно … это голос пойманной руками молнии!
Из динамиков полился хрип агонии. Майкл снова повернулся к стеклянной стене клетки и увидел, что Моцарт охватил длинными острыми пальцами рога противника.
Внезапно чужой повернулся так, что хвост оказался под прямым углом к его телу, и ударил всей длиной этого многозвенного хлыста по мускулистому боку быка. Словно завороженные, члены бригады «Синсаунд» не могли оторвать взглядов от гяура, который заревел еще громче и попытался вырваться, но хвост чужого надежно охватил его могучие плечи.
Наконец Моцарт оторвал быку голову, и череда громоподобных всплесков рева из динамиков смолкла.
На несколько секунд установилась полная тишина. Чужой отшвырнул свой трофей в сторону и попятился от обезглавленной туши, словно желая посмотреть, не исхитрится ли противник подняться и снова вызвать его на поединок. Дарси и Майкл уставились на забрызганную кровью стеклянную стену, вглядываясь в просветы между красными пятнами, которые странным образом напоминали… веснушки.
Затем послышался вздох Эддингтона, сопровождавший щелчок кнопки на панели стойки звукозаписи; красное табло с надписью: «Идет запись» — мгновенно погасло.
— Потрясающая, — провозгласил Эддингтон, — но чертовски короткая запись. — Он снова сжал руку в кулак и прижал его к груди, словно пытался таким образом унять слишком гулкие удары сердца. Мрачная ухмылка на его лице то исчезала, отражая ход размышлений о только что слышанном, то вновь вспыхивала надеждой. — Теперь мы знаем, что ему нужно, вернее, как заставить его петь по-настоящему. Необходим кто-то равный ему, способный сделать ему больно , заставить почувствовать себя жертвой , а не охотником.
По общему согласию обязанность обращаться к Ахиро в случае необходимости лежала на Дарси, и теперь она отправилась к нему без колебаний. Она не имела представления, что и как намерен сделать Ахиро, чтобы осчастливить Деймона, но это его проблема. У нее был единственный аргумент: они с Майклом могут работать только с тем, что у них есть. Если Ахиро не справится с поставкой необходимого материала, они не могут нести ответственность за неудачные результаты.
Подозрения Дарси относительно состояния Эддингтона буквально с каждым часом все более укреплялись, но, когда она высказала свои соображения Майклу, он отмел их все.
— Не берите в голову, — сказал Майкл. — Вероятно, вы правы, более чем вероятно, что он давно имеет пагубную привычку к тому или другому наркотику. Ну и что? Вы знакомы со статистикой. К ним прибегает восемьдесят процентов художников и музыкантов. Они употребляют все — от желе до марихуаны, хотя растительные материалы теперь почти невозможно достать. Большинство этих людей умирают, не отпраздновав сорокалетия.
— Я не хочу работать с наркоманом, — холодно возразила Дарси. — Не думаю, что этим людям можно Доверять. В них нет ничего основательного.
— Между нами, Дарси, показался ли вам Деймон Эддингтон основательным хотя бы в чем-то? Сама эта программа — бред сумасшедшего. — Майкл пожал плечами. — Этические нормы имеют право на существование, Дарси, но в «Синсаунд» большинству из них вряд ли есть место. Поберегите разговоры на эту тему для обеда с близкими…
— Я не поддерживаю контакт с семьей.
— Речь не о том, — возразил пожилой коллега. В тоне его голоса появилась резкость, и Дарси поняла, что вывела из равновесия этого покладистого человека. — Тут не церковь. Если вы этого не знали, соглашаясь здесь работать, значит, жили в каком-то экологически чистом коконе. Черт побери, основную часть доходов этой корпорации, вероятнее всего, дают наркоманы, которые день-деньской всюду таскают с собой диск-плейеры. Наушники едва ли не имплантированы прямо в их проклятые мозги. Кроме того, как вы можете возражать против работы с принимающим наркотик, если мы все вчетвером приложили руки к смерти этого Петрилло?
В конце концов Дарси перестала возвращаться к этому разговору, хотя ее подозрение превратилось в полную уверенность однажды ранним вечером, когда она увидела Деймона в парке Грамерси; он вышел за его ворота на Ирвинг-плейс и сразу же юркнул в переулок. Выглянув из-за угла здания, она увидела его увлеченно беседующим с безвкусно одетым огненно-рыжим парнем в темных очках, с жемчужным ожерельем на шее, настолько тугим, что бусины врезались в дряблую кожу. Ей не составило труда определить, кто он такой, а когда Деймон протянул ему пачку банкнотов и получил взамен два стеклянных пузырька, все стало предельно ясно.
Нравилось ей это или нет, но сомневаться, что Эддингтон — наркоман, больше не приходилось. Хотя сколько-нибудь… заметно … на его работе это не отражалось. Неважно, давно ли он начал употреблять желе, неважно, сказалось на нем его действие или еще нет, обходиться без этого вещества Деймон больше не мог. С другой стороны, он никогда не путал диапазоны, работая за пультом стойки смесителя, не терял контроля над мыслительным процессом, во всяком случае настолько, чтобы принимать неправильные решения или путаться в органах управления оборудованием. Так и не найдя объяснения этим двум взаимоисключающим обстоятельствам, Дарси окончательно пришла к заключению, что лучше всего помалкивать. Музыканты — темпераментные люди, они склонны к уединению, ими движет свободный творческий порыв.
Эддингтону наверняка не понравилась бы ее попытка поставить вопрос ребром, и Майкл прав: кто она, в конце концов, такая, чтобы указывать ему, что делать? Кроме того, всем известно, что, однажды попробовав королевское желе, люди привязываются к нему до конца дней, нравилось ей это или нет. В конечном счете ей нет дела до того, что он курит, принимает внутрь или вводит в вены, — пусть делает с собственным организмом все, что хочет. Она просто чувствовала, что на него нельзя положиться, но и желания показывать ему спину у нее не было.
Эддингтон стал проводить в наблюдении за Моцартом столько же часов, сколько Дарси, и ей оставалось только удивляться, глядя, как он стоит возле стеклянной стены и бормочет, до побеления прижимая растопыренные пальцы к стеклу, словно желая прикоснуться к Моцарту, иногда обращаясь к нему, но чаще разговаривая с самим собой.
— Я научился чувствовать тебя, — шептал Эддингтон, — твою злобу, твой голод. Но почему я не слышу твою музыку? Спой мне, чтобы и я мог спеть тебе. Дай мне больше, Моцарт, больше .
Его монотонное бормотание напоминало молитву и ужасно утомляло Дарси. Поскорее бы возвращался Ахиро.
Дарси уже уходила домой, когда прибыли наконец Ахиро и его два помощника с новым животным. Ахиро тащил спереди, а двое других подталкивали сзади тележку-платформу, на которой стояла клетка. Деймон, направлявшийся в ванную, которая находилась в заднем торце наружного помещения улья, замер при виде закрытой брезентом клетки. В выражении его лица смешались ожидание и недоверие. В своей обычной манере Ахиро не стал утруждать себя ни улыбкой, ни какими-то заранее приготовленными словами, а просто сказал:
— У нас есть животное, которое с ним сразится.
Не дожидаясь ответа, они втроем стащили клетку с платформы и поставили ее возле двери кормушки чужого.
— Что… что там в клетке? — Глаза Деймона расширились, в них разгоралась безумная надежда.
— Исключительно проворное животное, — ответил Ахиро, — с клыками и когтями, способное постоять за себя.
Без дальнейших слов он ухватился за край толстого зеленого брезента и сбросил его с клетки. Из нее вырвалось зловещее рычание, и Дарси открыла рот от изумления, невольно обхватив горло руками. Однако любопытство заставило ее вместе с остальными подойти поближе. Внутри сидела лоснящаяся блеском меха красивая черная пантера, ее глаза искрились золотом. При виде людей пасть животного оскалилась острыми белыми зубами.
— Должно быть, вы утащили ее из зоопарка в Бронксе! — воскликнула Дарси. — В каком другом уголке земли можно было бы найти эту красавицу?
— Мы делаем все необходимое, чтобы доставить удовольствие мистеру Эддингтону и завершить программу, — заверил ее Ахиро, не считая необходимым отвечать на вопрос.
Тем временем его люди с помощью шестов двигали и поворачивали клетку, пока не придвинули ее вплотную к запертому входу во владения Моцарта. Когда выдвижная передняя дверца была поднята, Ахиро кивнул двум своим помощникам, которые ответили легкими поклонами и выскользнули из улья.
— Надеюсь, вас не засекли, — с тревогой в голосе сказал Майкл.
— Кого заботит , откуда этот зверь появился? — возбужденно заговорил Деймон. Подходя к тыльной стороне клетки с пантерой, он хихикал, словно школьник, и дикая кошка предостерегающе зарычала. — Наконец-то у нас появилось что-то, с чем Моцарт сразится по-настоящему . Это будет удивительно, я — то знаю!
Он еще раз удовлетворенно хихикнул, затем буквально отпрыгнул от клетки к стойке звукозаписи и весело расхохотался, когда пантера зашипела ему вслед, высунув лапу между прутьями. Радостно потирая руки, он устроился в кресле перед пультом и спустя полминуты объявил:
— Я готов.
Казалось, все затаили дыхание, когда Ахиро снова набросил брезент на клетку, чтобы животное не поцарапало его, затем наклонился и стал открывать последнюю преграду, отделявшую пантеру от огороженного для Моцарта пространства. Старательно не выказывая никаких эмоций, Дарси наблюдала за маниакальной улыбкой на лице Деймона, который, ударив по кнопке «Запись», привычно расположил пальцы над дюжиной органов управления аппаратурой звукозаписи. Прищурив глаза, Ахиро приковал свой внимательный, беспощадный взгляд к открывшемуся входу в клетку Моцарта. Майкл хмурился, широко раскрытые глаза выглядели на побледневшем лице вылезшими из орбит, словно он заранее знал судьбу грациозной черной кошки. Но… разве она не известна и всем остальным?
Когда дверца начала открываться, чужой инстинктивно припал к полу и разинул пасть, обнажив второй эшелон острых зубов. Ничего таинственного и опасного в этой кошке не было, да и разделяло их достаточно большое пространство.
Пантера прыгнула.
Из динамиков вырвалось свирепое рычание, а Моцарт удивленно попятился, затем метнулся вбок, почувствовав, что странное животное летит на него по воздуху. Пантера обрушилась на спину чужого и вонзила когти всех четырех лап под лепестки его панциря.
Зубы пантеры рассекли затылочную долю его пластинчатой головы, и Моцарт яростно взвыл. Этот рев прозвучал смесью рева вырвавшегося из перегретого котла пара и взбесившегося слона.
Чужой бешено вертелся, пытаясь сбросить с себя кошку, и хлестал хвостом по воздуху, пока колючка на его конце не царапнула бок пантеры, разорвав кожу.
К резким крикам боли Моцарта присоединились кошачьи вопли, пантера убрала когти и отпрыгнула в сторону, прежде чем Моцарт успел схватить ее; не колеблясь, она напала снова, на этот раз прокусив жесткий панцирь чужого и вырвав блестящими резцами клок черной узловатой плоти сантиметров пять длиной.
Дарси ахнула и подскочила вплотную к стеклянной стене.
— Пантера готова убить его! — крикнула она, стараясь перекричать включенные на полную мощность динамики, но Эддингтон даже не шелохнулся, чтобы уменьшить громкость. Более того, казалось, он ощущал себя скачущим верхом на волнах звука, покачиваясь в ритме сотрясавших улей вибраций.
Ей ответил Ахиро, стоявший где-то позади, но она не обернулась, не в силах оторвать взгляда от сражения внутри клетки:
— Ни единого шанса.
Тон его голоса показался ей насмешливым, и она решила, что Ахиро относится к ней слишком высокомерно. Как ей хотелось бы отбрить его за это презрение!
Дарси сжала зубы, заранее нахмурилась и повернула голову.
— Но если убьет ? — с вызовом спросила она. — Тогда мы…
— Смотрите, — почти скомандовал Ахиро.
Она резко повернулась к стеклу и съежилась от страха, внезапно почувствовав сострадание к несчастной кошке. Ахиро, конечно, был прав: пантера сильна духом, но не имела реальных шансов на победу. Отделенный стеной из небьющегося стекла, Моцарт был всего в метре от нее, и Дарси во всех деталях разглядела переднюю лапу Моцарта, которой он изловчился схватить противника. Злобно царапавшаяся и кусавшаяся кошка была уложена спиной на пол и выпотрошена, хотя продолжала сопротивляться в тисках когтистой лапы чужого до самого конца. Ее вопль предсмертной муки смешался с голосом Моцарта, звучание которого очень напоминало победный клич.
— Это красиво, это само совершенство! — Деймон говорил очень громко, но его все равно никто не слышал сквозь визг пантеры и пронзительные крики Моцарта. — Прислушайтесь к этой гамме неистовства, оргазма, удовлетворения .
«Я смогу соединить с этими звуками так много, — исступленно размышлял он, — Ханса Хенце, Корильяно, Шостаковича, Онегера, Ховханесса, Нанкарроу — всех этих апостолов гнева и душевной скорби двадцатого столетия». Как легко и покойно, закрыв глаза, вечно слушать Моцарта, воображая величественные композиции, к которым…
Музыка остановилась.
— Нет ! — Деймон так быстро вскочил на ноги, что его кресло с грохотом повалилось на пол; остальные наблюдатели вздрогнули. — Куда подавалась музыка, она должна продолжаться! — Его руки с растопыренными пальцами тряслись, словно когти; в отчаянии он готов был вонзить их в собственные щеки. — Проклятие, все кончилось слишком просто ! — Пальцы Деймона сжались в кулаки, он зажмурил глаза и запрокинул голову. Жгучие слезы гнева тонкими ручейками потекли по его щекам, грудь тяжело вздымалась. — Этого было недостаточно… мне надо больше .
— Мистер Эддингтон, — спокойным голосом заговорил Ахиро, — вероятно, я смогу достать для вас Другое животное, вы хотите какое-нибудь более крупное?
Деймон опустился на колени перед клеткой Моцарта. Чужой уже начал разделывать труп пантеры, поглощая куски ее мяса с ненасытным аппетитом, который, казалось, всегда оставался неудовлетворенным.
— Другое животное, — прошептал Деймон. — Какое животное? Взгляните на него, Ахиро. Несколько минут назад он получил ранения, пантера разодрала его в нескольких местах, а он как ни в чем не бывало с наслаждением уплетает недавнего врага.
Деймон сокрушенно опустил голову, прижавшись разгоряченным лбом к холодному стеклу. Возможно, это как раз и есть та цель, которую преследовали «Синсаунд» и Кин с самого начала, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33