«Более чем оригинально». Помимо этого, царь напи­сал министру народного просвещения генералу Ванновскому такое примечательное по своей тупости письмо: «Петр Семенович, известие о выборе Горького в Академию наук произвело на меня, как и на всех благомыслящих русских, прямо удручающее впечатление. Чем руководствовались почтенные мудрецы при этом избрании - понять нельзя. Ни возраст Горького, ни даже коротенькие сочинения его не представляют достаточного наличия причин в пользу его избрания на такое почетное звание. Гораздо серьезнее то обстоятельство, что он состоит под следствием, и такого че­ловека в теперешнее смутное время Академия наук позво­ляет себе избрать в свою среду. Я глубоко возмущен всем этим и поручаю вам объяснить, что по моему повелению выбор Горького отменяется. Надеюсь хоть немного отрез­вить этим состояние умов в Академии. Николай».
После этого «умоотрезвляющего» высочайшего прика­зания министр просвещения Ванновский написал великому князю К. К. Романову, бывшему тогда президентом Акаде­мии наук (и, кстати, тоже почетным академиком по разря­ду изящной словесности), такое письмо: «Ваше император­ское высочество. Государю императору благоугодно было мне высочайше повелеть, чтобы в ближайшем нумере «Пра­вительственного вестника» было напечатано от император­ской Академии наук сообщение следующего содержания: «В виду обстоятельств, которые не были известны соеди­ненному собранию Отделений русского языка и словесности и Разряда изящной словесности, императорской Ака­демии наук, - выборы в почетные академики Алексея Мак­симовича Пешкова - псевдоним «Максим Горький», при­влеченного к дознанию в порядке ст. 1035 устава уголовно­го судопроизводства, - объявляются недействительными». Доводя об этом до сведения вашего императорского высо­чества, прошу зависящих к выполнению высочайшего по­веления распоряжений».
Письмо это было написано Ванновским 9 марта. На дру­гой день - 10 марта - в «Правительственном вестнике» это сообщение с объявлением недействительности выборов Горького в академики было напечатано дословно, как про­диктовал Ванновский.
Академики были поставлены в нелепое, фальшивое по­ложение. Они выбирали Горького, и от их же имени опу­бликовано, что выборы недействительны!
12 марта в «Правительственном вестнике», теперь уже под заголовком «От императорской Академии наук», было еще раз напечатано такое же «высочайше приказанное» со­общение о недействительности избрания Горького.
Любопытно отметить, что после этого сообщения в «Правительственном вестнике» Академия наук обратилась с просьбой вернуть посланное ранее извещение об избрании Горького в академики не к самому Горькому, а к Тавриче­скому губернатору в Симферополе. Горький, живший в то время в Олеизе (Мисхоре), получил от губернатора такое письмо: «Конфиденциально. М. Г. Алексей Максимович! Императорская Академия наук обратилась ко мне с прось­бой возвратить ей посланный на Ваше имя пакет за № 198, выданный Вам 3-го сего марта с извещением об избрании Вас в почетные академики. Сообщая Вам об этом, имею честь просить Вас возвратить мне по прилагаемому адресу пакет Академии наук с извещением за № 198. Прошу при­нять уверения и т. д. К. Истинский М. Г. А. М. Пешкову. 15 марта 1902 г. г. Симферополь».
Алексей Максимович на это письмо ответил губернато­ру так: «Уведомление о том, что я избран почетным акаде­миком, было получено мною непосредственно от Академии наук, - полагаю, что и с просьбой о возврате этого уве­домления Академия должна обратиться непосредственно ко мне, мотивировав эту просьбу точным - на основании ус­тава об учреждении Отдела изящной словесности при Ак. наук - изложением причин, по силе которых Академия наук считает необходимым просить меня о возврате доку­мента. Покорно прошу В. пр. сообщить. Академии это письмо. А. Пешков».
Вся эта позорная для Академии наук история взволно­вала прогрессивные круги русского общества. Антон Пав­лович Чехов был глубоко возмущен всем происшедшим, тем более, что, будучи сам академиком, он мог и себя счи­тать причастным к этим беспрецедентным действиям Ака­демии. У Чехова возникает решение: в знак протеста от­казаться от звания почетного академика. В мае к Чехову в Ялту приезжал писатель В. Г. Короленко, чтобы обсудить вопрос о выходе из состава Академии. Оба писателя реши­ли отказаться от звания академиков. В августе 1902 года (а В. Г. Короленко несколько раньше) Антон Павлович отослал в Академию наук мотивированное заявление с от­казом от звания почетного академика. В своем заявлении на имя председателя отделения русского языка и словесно­сти Академии наук А. Н. Веселовского Чехов писал:
«Милостивый государь, Александр Николаевич! В де­кабре прошлого года я получил извещение об избрании А. М. Пешкова в почетные академики. А. М. Пешков тог­да находился в Крыму, я не замедлил повидаться с ним, первый принес ему известие об избрании и первый поздра­вил его. Затем, немного погодя, в газетах было напечата­но, что ввиду привлечения Пешкова к дознанию по 1035 ст., выборы признаются недействительными. При этом было точно указано, что извещение исходит от Академии наук, а так как я состою почетным академиком, то это извещение исходило и от меня. Я поздравлял сердечно, и я же при­знавал выборы недействительными - такое противоречие не укладывалось в моем сознании, примирить с ним свою совесть я не мог. Знакомство же с 1035 ст. ничего не объ­яснило мне. И после долгого размышления я мог прийти только к одному решению, крайне для меня тяжелому и при­скорбному, а именно, почтительнейше просить Вас ходатай­ствовать о сложении с меня звания почетного академика.
С чувством глубокого уважения имею честь пребыть Ва­шим покорнейшим слугою.
Антон Чехов.
25 августа 1902 г.
г. Ялта».
В тот период, когда Россия находилась накануне рево­люционной бури 1905 года, это смелое выступление Чехова и Короленко против самодержавного произвола имело не­малое общественно-политическое значение.
ТВОРЧЕСКАЯ РАБОТА
Чехов написал в Ялте с 1898 г. по 1904 г. девять круп­ных рассказов, две пьесы, заново переработал рассказы «Жилец» и «Муж». Кроме того, им была проделана огром­ная работа по редактированию произведений для полного собрания сочинений, издававшегося А. Ф. Марксом. И, на­конец, в последние годы жизни Чехов принимал участие в издании журнала «Русская мысль» в качестве редактора беллетристического отдела. Читал и редактировал присы­лаемые ему в Ялту авторские рукописи.
Когда мы говорим о сравнительно небольшом количе­стве произведений, написанных Чеховым в Ялте, то, кроме его болезненного состояния, надоедливости посетителей, ме­шавших работать, нужно учитывать и другое. В Ялте к своему творчеству писатель подходил значительно строже и взыскательнее прежнего. Он тщательно отделывал на­писанные вещи, долго держал их в своем столе, чтобы они «вылеживались», и уже после этого отдавал в печать. К этому его обязывали теперь богатый литературный опыт и сознание огромной ответственности перед читате­лем.
Постепенное уменьшение количества написанного за­метно и по отдельным годам: в 1898 году было написано восемь произведений, из них в Ялте четыре - «Случай из практики», «Душечка», «Новая дача», «По делам службы»; в 1899 году - три произведения - «Дама с собачкой», «На святках», «В овраге»; в 1900 году - пьеса «Три сест­ры»; в 1901 году - рассказ «Архиерей»; в 1902 году - пье­са «О вреде табака» (сцена-монолог в одном действии для полного собрания сочинений, взамен старого одноименного водевиля 1886 года), и, наконец, в 1903 году были написа­ны рассказ «Невеста» и последнее, предсмертное произве­дение «Вишневый сад», законченный в октябре. Марксом был заключен договор на продажу ему «в пол­ную литературную собственность» всех сочинений Чехова, как написанных, так и будущих, писатель согласно одному из пунктов договора (п. 7) обязан был заняться большой и кропотливой работой.
В жесткий полугодичный срок писатель должен был отыскать и отредактировать все свои произведения. Мно­гие из них были им уже забыты, как забыты и те журналь­чики, по страницам которых они были когда-то разброса­ны. Получив текст договора от П. А. Сергеенко, который по доверенности Чехова подписывал его, Антон Павлович пи­сал ему по поводу указанного выше пункта: «Собрать все без исключения произведения свои и доставить полный их текст с обозначением, по возможности, где, когда и с ка­кою подписью каждое из произведений было напечатано. Это все равно, если б Маркс захотел, чтобы я точно ска­зал, где, и в какой день, и в котором часу я поймал каждую из всех рыб, какие только я поймал в течение всей своей жизни, я, удивший в своей жизни более 1000 раз. И дого­вор также требует, чтобы я приготовил все к июлю! Да ведь это каторга! Каторга не в смысле тяжести труда, а в смысле его невозможности, ибо редактировать можно толь­ко исподволь, по мере добывания из пучины прошлого сво­их, по всему свету разбросанных, детищ. Ведь я печатался целых 20 лет. Поди-ка сыщи!»
Однако договор был подписан и выполнить его нужно было. По просьбе Чехова ему начали разыскивать в Моск­ве и Петербурге старые рассказы, печатавшиеся в свое вре­мя в различных журналах и газетах. Этим занимались и писательница Авилова, и брат Александр Павлович, и ли­тераторы Ежов, Лазарев-Грузинский, Фидлер и другие. У Чехова так много произведений было написано в первые годы его литературной работы, что те или иные рассказы отыскивались с большим трудом. Он писал, например, Лазареву-Грузинскому: «Был я сотрудником «Спутника», «Сатирического листка», «Сверчка», «Волны». «России», «Москвы», «Зрителя» (первый и второй год). Нет ли у Вас хотя одного из этих журналов? Нет ли их у кого-ни­будь из Ваших знакомых?» Или Ежову писал: «...Получил два рассказа, кланяюсь Вам низко и благодарю... А ведь у меня были рассказы и в «Новостях дня»!! Мудрено те­перь отыскать их. Когда у Вас будут дети писатели, то вну­шайте им, что всякий напечатанный рассказ, как бы он плох ни был, надо вырезывать и прятать себе в стол. Пе­чатался я и в «Свет и тени» и в «Мирском толке».
В конечном итоге у Чехова набралось огромнейшее ко­личество произведений. Он отобрал то, что считал возмож­ным включить в собрание сочинений, отредактировал и многие рассказы основательно переработал. Мало того, он еще раз редакторски отделывал их, когда ему присылали корректуру. Уже летом, в июне 1899 года, он писал Мень­шикову, что сам был удивлен количеством написанных им произведений: «...Неистово читаю корректуру, которую целыми пудами присылает мне Маркс. Редактируя все то, что я до сих пор написал, я выбросил 200 рассказов и все не беллетристическое, и все же осталось более 200 печатных листов - и выйдет таким образом 12-13 томов. Все, что составляло до сих пор содержание сборников, Вам из­вестных, утонет совершенно в массе материала, неведомого миру. Когда я собрал всю эту массу, то только руками раз­вел от изумления».
Работа Чехова-редактора над своими старыми произведениями продолжалась без малого три года.
Редактированию подвергались все без исключения ста­рые рассказы. Признанный тогда уже всеми как величай­ший мастер слова, сумевший, как никто лучше, претворить в жизнь некрасовскую формулу писать так, чтобы «словам было тесно, мыслям просторно», изумительный стилист, про которого Горький говорил, что «как стилист Чехов не­досягаем», - он при редактировании своих ранее написан­ных рассказов все свое отточенное мастерство направил на улучшение языка, стиля и содержания произведений. Облагораживая язык, он беспощадно выбрасывал из текста все лишние слова, все грубое, неблагозвучное, убирал элементы просторечья, речевые вульгаризмы, диалектизмы, изменял обороты речи и т. д. Чехов добивался музыкаль­ности фразы путем изменения порядка слов, их граммати­ческой формы и т. д.
Однажды писатель упрекал в письме Л. А. Авилову, что она в своих произведениях не работает над фразой: «...Ее надо делать - в этом искусство, - писал он. - Надо выбрасывать лишнее, очищать фразу от «по ме­ре того», «при помощи», надо заботиться об ее музыкаль­ности...»
Работая над подготовкой издания своего полного со­брания сочинений, Чехов написал за это время такие шедевры своего творчества, как рассказ «Дама с собачкой», повесть «В овраге», пьесу «Три сестры» и т. д.
Чудесный лирический рассказ «Дама с собачкой» - это полностью «ялтинское» произведение Чехова. К работе над ним он приступил в августе (или сентябре) 1899 года.
Герой рассказа Гуров приехал в Ялту не просто отдо­хнуть, но с заранее намеченной целью: весело и легкомыс­ленно провести время на курорте. Чехов еще раз подчерки­вает это типичное для буржуазного общества отношение к Ялте. Здесь Гуров встретился с Анной Сергеевной и «когда дама села за соседним столиком в трех шагах от него, ему вспомнились эти рассказы о легких победах, о поездках в горы, и соблазнительная мысль о скорой, мимолетной свя­зи, о романе с неизвестной женщиной, которой не знаешь по имени и фамилии, вдруг овладела им».
Но не только конкретные детали курортной жизни того времени, крымский пейзаж имеет у писателя свое значение в развертывающемся действии рассказа. Чеховский пейзаж не является только декоративным фоном произведения, он тоже несет определенную идейную нагрузку: писатель про­тивопоставляет красоту природы пошлости Гурова, легко­мысленно смотрящего на жизнь.
Лирико-философская тональность чувств, пережитых Гуровым в Ореанде, связана с мыслью Чехова о том, что праздная, легкомысленная жизнь людей не может дать им счастья, и плохо, когда люди забывают о чувстве человече­ского достоинства. Жизнь должна быть прекрасна, красота должна побеждать пошлость - этот высокий чеховский идеал заложен в подтексте произведения.
В «Даме с собачкой» глубоко раскрыта тема личной жизни. Начав свой «курортный» роман с Анной Сергеев­ной, Гуров ясно представлял себе, что это будет одна из тех легких, мимолетных связей, каких он пережил уже немало. Но неожиданно в его жизнь вошла настоящая лю­бовь, она переродила его. В миросозерцании Гурова прои­зошла эволюция от пошлого до серьезного взгляда на жизнь. Чехов показывает, как большое, настоящее чув­ство любви обогащает человека, делает его «человеч­нее».
Героиня рассказа Анна Сергеевна не видела счастья в личной жизни. Двадцати лет вышла она замуж без любви. Без любви жила с мужем-чиновником, о котором была мнения, что он «может быть, честный, хороший человек, но ведь он лакей!»
Характерный штрих подчеркнут Чеховым при описании мужа Анны Сергеевны. В городе С, куда приехал Гуров в надежде повидаться с Анной Сергеевной, он встретил ее в театре: «...Вместе с Анной Сергеевной вошел и сел рядом молодой человек с небольшими бакенами, очень высокий, сутулый; он при каждом шаге покачивал головой и, каза­лось, постоянно кланялся. Вероятно, это был муж, которого она тогда в Ялте, в порыве горького чувства, обозвала ла­кеем. И в самом деле, в его длинной фигуре, в бакенах, в небольшой лысине было что-то лакейски-скромное, улыбал­ся он сладко, и в петлице у него блестел какой-то ученый значок, точно лакейский номер».
В этом описании чиновника с «лакейским номером» в петлице находим объяснение, почему Анну Сергеевну угне­тала атмосфера окружавшей ее жизни.
На фоне обыденной картины ялтинского курортного быта того времени, оттолкнувшись от пустенького мимо­летного «курортного» романа, Чехов создает чудеснейший лирический рассказ о том, как лживые призрачные отно­шения героев рассказа Гурова и Анны Сергеевны выраста­ют в большое и светлое чувство. «Они простили друг другу то, чего стыдились в своем прошлом, прощали все в настоя­щем и чувствовали, что эта любовь изменила их обоих».
В «Даме с собачкой» Чехов-гуманист осуждает «ку­цую, бескрылую жизнь», о которой говорит прозревший Гуров, и мечтает о чистой, красивой человеческой жизни на земле.
Горький, прочитав «Даму с собачкой», опубликованную впервые в декабрьской книжке 1899 года журнала «Русская мысль», написал Чехову: «Огромное Вы делаете дело Ва­шими маленькими рассказами - возбуждая в людях отвра­щение к этой сонной, полумертвой жизни - черт бы ее по­брал».
* * *
Большинство произведений, написанных Чеховым в Ял­те, имеют одну очень существенную особенность: в них автор затрагивает серьезные социальные проблемы, волно­вавшие прогрессивную часть русской интеллигенции, кото­рая не теряла своих связей с народом. Так, в рассказе «Слу­чай из практики» (1898 г.) Чехов касается острой социальнои темы - противоречий, свойственных капиталистическому обществу: «...Тысячи полторы-две фабричных ра­ботают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрез­вляются от этого кошмара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14