Вместе с тем ряд высказываний Чехова последних лет раскрывает, как углублялось материалистическое и ате­истическое мировоззрение писателя. В пьесе «Три сестры» он говорит, что только в труде и работе человека, кто бы он ни был, заключается смысл и цель его жизни, его счастье, его восторги». В письме доктору Членову в 1901 году в ответ на его слова о том, что ему, видимо, никогда не испытать того, что люди называют «личным счасть­ем», Чехов пишет: «Работать для науки и для общих идей - это-то и есть личное счастье». В записных книжках Чехова можно прочитать такую его мысль: «Если вы бу­дете работать для настоящего, то ваша работа выйдет ничтожной, надо работать, имея в виду только буду­щее»
В конце декабря 1902 года Чехов, говоря о культуре и религии, так писал редактору журнала «Мир искусства» Дягилеву: «Про образованную часть нашего общества можно сказать, что она ушла от религии и уходит от нее все дальше и дальше, что бы там ни говорили и какие бы философско-религиозные общества ни собирались... Те­перешняя культура - это начало работы во имя велико­го будущего..., а религиозное движение, о котором мы го­ворили, есть пережиток, уже почти конец того, что отжи­ло или отживает». Еще через полгода Чехов писал ему же о самом себе: «Я давно растерял свою веру и только с недоумением поглядываю на всякого интеллигентного ве­рующего».
Все это вместе взятое - и предреволюционное настрое­ние писателя и эти его мысли - говорит об эволюции его мировоззрения в эти годы.
Революционные веяния, доходившие до Ялты, резкие изменения в настроении русской общественности, кото­рые происходили на глазах Чехова в канун первой рус­ской революции, обусловливали быстрый идейно-художе­ственный рост писателя. Именно в это время Чехов писал свою светлую «Невесту» (октябрь 1902 г. - февраль 1903 г.), всю устремленную в будущее.
Под влиянием своего милого Саши, немножко стран­ного и нескладного, но полного протеста против застой­ного духа праздной, бездельной провинциальной жизни, героиня рассказа Надя порывает с женихом, с родным домом, со всей мещанской пошлой обстановкой, которая бы­ла уже готова навсегда принять ее в свое лоно, и уезжа­ет в столицу учиться.
Саша убеждает Надю, что ей нужно «главное - перевернуть жизнь», и рисует будущее ее родного города: «...Все полетит вверх дном, все изменится, точно по вол­шебству. И будут тогда здесь громадные, великолепней­шие дома, чудесные сады, фонтаны необыкновенные, за­мечательные люди...» И когда Надя, вернувшись через год домой, «ходила по саду, по улице, глядела на дома, на серые заборы», то ей «казалось, что в городе все дав­но уже состарилось, отжило и все только ждет не то конца, не то начала чего-то молодого, свежего. О, если бы поско­рее наступила эта новая, ясная жизнь, когда можно будет прямо и смело смотреть в глаза своей судьбе, сознавать себя правым, быть веселым, свободным! А такая жизнь рано или поздно настанет!»
Оптимистически мыслящим о будущем, страстно жду­щим наступления новой, свободной жизни, верящим в нее предстаёт в этом жизнеутверждающем рассказе его автор, отражая те настроения, которыми он был заполнен сам в эти предгрозовые годы.
Кстати, по свидетельству В. В. Вересаева конец рас­сказа у Чехова раньше был сделан по другому: в перво­начальной редакции прямо указывалось, что героиня рас­сказа Надя, порвав с домом, уходила на революционную работу. Вересаев в своих воспоминаниях пишет: «Я позна­комился с Чеховым в Ялте весною 1903 года... Для ме­ня очень был неожидан острый интерес, который Чехов проявил к общественным и политическим вопросам... Ви­димо, революционное электричество, которым в то время был перезаряжен воздух, встряхнуло и душу Чехова. Глаза его загорались суровым негодованием, когда он гово­рил о неистовствах Плеве, о жестокости и глупости Ни­колая II.
...Накануне, у Горького, мы читали в корректуре но­вый рассказ Чехова «Невеста»...
Антон Павлович спросил:
- Ну что, как вам рассказ?
Я помялся, но решил высказаться откровенно.
- Антон Павлович, не так девушки уходят в револю­цию. А такие девицы, как ваша Надя, в революцию не идут.
Глаза его взглянули с суровою настороженностью.
- Туда разные бывают пути».
Как известно, в окончательной редакции рассказа На­дя ни в какую революцию не уходит. Видимо, замечание Вересаева заставило Чехова передумать и изменить фи­нал рассказа. Это подтверждает и письмо Чехова Вере­саеву, написанное летом 1903 года, где он сообщает ему, что «рассказ «Невесту» искромсал и переделал в коррек­туре».
Те же настроения Чехова, - характерные для послед­них лет его жизни, отражены и в «Вишневом саде», на­писанном вслед за «Невестой» (март - ноябрь 1903 г.). Со­держание во многом перекликается с «Невестой». Оба произведения осуждают современную Чехову буржуазную действительность, собственнический мир, обреченный исто­рией на гибель. Оба они приветствуют приход новой, свет­лой, справедливой жизни народа, но какой именно - для Чехова не совсем ясно.
«Поднимавшаяся бурная русская волна подняла и по­несла с собой и Чехова», - пишет в своих воспоминаниях С. Я. Елпатьевский, Чехов стал «верующим не в то, что бу­дет хорошая жизнь через двести лет, как говорили персо­нажи его произведений, а что эта хорошая жизнь для России придвинулась вплотную, что вот-вот сейчас перестроится вся Россия по-новому, светлому, радост­ному...».
В «Вишневом саде» Чехов говорит о прошлом и буду­щем страны. Отжило свой век дворянство с его поместь­ями, вишневыми садами. Когда-то красивые, поэтические «дворянские гнезда» отошли в прошлое. Дворянский класс исторически изжил себя, потерял свою былую силу, ока­зался практически неприспособленным к изменившимся условиям жизни. Кончилось беззаботное существование раневских и гаевых, теперь уже беспомощных и обречен­ных на гибель.
На смену им пришли лопахины - дельцы из мира раз­вивающегося капитализма. Но и они - временные хозя­ева жизни. Не им Чехов отдает будущее своей родины, В пьесе, наполненной большим социальным содержанием, чувствуется глубокая вера писателя в неизбежность перестройки жизни на новых началах. Новому, молодому по­колению, которое «насадит новый сад, роскошнее этого», Чехов вручает судьбу народа.
На фоне прощания с обреченным прошлым, со старой жизнью, уверенно и призывно звучат его слова:
«Здравствуй, новая жизнь!»
Конечно, во всех чеховских мечтах о будущей свет­лой жизни страны неизбежно сказывается историческая ограниченность политического кругозора писателя. По­этому Чехов в своем творчестве не мог отразить решающе­го значения революционной борьбы пролетариата, не мог конкретно указать на те пути, которыми нужно было идти народу, на те перспективы социалистического будущего страны, которые в то время были уже достаточно ясны лучшим представителям дореволюционной интеллиген­ции, связавшим свою судьбу с пролетариатом.
Но изумительные чеховские произведения, содержащие обличающую критику современного ему общества, подго­товлявшие народ к грядущим переменам жизни, имели ог­ромное прогрессивное значение для того времени.
«Пусть это были, - писал А. С. Серафимович в 1935 году, - не боевые картины призыва к борьбе, все равно, они, как ржавчина, разъедали подлый строй, в свою меру подготовляя его обвал под натиском револю­ции».
«Мы, люди старшего поколения, - говорил Михаил Иванович Калинин, - росли большей частью на критике, на обрисовке отрицательных сторон старого мира. Мы увлекались таким писателем, как Чехов».
ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ ЖИЗНИ
В кульминационный момент в идейной жизни писате­ля, когда он был полон надежд на то, что «вот-вот сейчас перестроится вся Россия по-новому, светлому, радостно­му», - начал быстро приближаться конец. Здоровье Че­хова делалось заметно хуже. Падали силы. Работать ста­новилось все труднее. Он писал жене 17 октября 1903 го­да по окончании работы над пьесой «Вишневый сад»: «Я ее писал томительно долго, с большими антрактами, с рас­стройством желудка, с кашлем...»
Чехов, как врач, конечно, не мог не понимать, к чему ве­дет продолжающееся ухудшение в его здоровье, и это уси­ливало драматизм его ялтинского одиночества. Постоянно лечивший Чехова в Ялте доктор И. Н. Альтшуллер рас­сказывал в своих воспоминаниях: «Все реже и реже воз­вращалось хорошее настроение и все чаще я заставал его одиноко сидящим в кресле и в полулежачем положении на диване с закрытыми глазами без обычной книги в руках. Начавшаяся война его очень волновала. Работал он в это время немного и только урывками, а планов было много, и это огорчало его».
Нельзя без волнения читать, как за три месяца до смерти Чехов писал и Лазаревскому и Амфитеатрову: «В июле или августе, если позволит состояние здоровья, я по­еду врачом на Дальний Восток»!
Как всегда Чехова влекло в Москву. В конце 1903 года он писал жене: «Милая моя начальница, строгая жена. Я буду питаться одной чечевицей, при входе Немировича и Вишневского буду почтительно вставать, только позволь мне приехать... Пора уже вам, образованным людям, по­нять, что в Ялте я всегда чувствую себя несравнимо ху­же, чем в Москве». Или в письме к Станиславскому: «Я сижу у себя в кабинете и все поглядываю на телефон. По телефону мне передаются телеграммы, и я вот жду каждую минуту, что меня позовут, наконец, в Москву».
В декабре 1903 года Чехову «позволили», и он уехал в Москву. «Я теперь в Москве не живу, а только пробую, нельзя ли мне тут жить», - писал он оттуда. Антон Пав­лович окунулся в кипучую театральную жизнь, принимал деятельное участие в репетициях «Вишневого сада» в Ху­дожественном театре. Однако вскоре состояние здоровья заставило его засесть дома, хотя он и там постоянно был окружен режиссерами и актерами театра.
Премьера «Вишневого сада» была назначена на 17 ян­варя 1904 года. Впервые Чехов был в Москве во время премьеры своей пьесы. В этот день, совпавший с днем рождения Антона Павловича, литературной и театраль­ной общественностью Москвы готовилось торжественное чествование писателя в театре по поводу двадцатипятиле­тия его литературной деятельности. В среде же литератур­ных друзей Чехова к этому юбилею готовилось особое письмо к издателю А. Ф. Марксу от имени группы из­вестных писателей, ученых, артистов, общественных деятелей с просьбой о расторжении кабального для Чехова Договора с издателем.
Почему же Чеховым в свое время был заключен такой невыгодный для него договор, что руководило им, когда он давал согласие на такие условия договора?
Помимо того, что в то время Чехов строил свою ялтин­скую дачу и поэтому остро нуждался в деньгах, у него бы­ли и другие соображения. Дело в том, что книги Чехова обычно издавал Суворин. Издавал небрежно, беспорядоч­но, неряшливо. Продажа книг производилась через суворинский же магазин «Нового времени». В практике того вре­мени гонорар автору выплачивался в виде определенных отчислений с суммы стоимости проданных его книг. Так как учет этому в магазине был запутанный, неточный, ав­тор никогда не мог знать, сколько ему полагается полу­чить и правильно ли выплачивается. Лейтмотив всех пи­сем Чехова, в которых он затрагивал вопрос заключе­ния договора с Марксом, - «избавляюсь от суворинских беспорядков».
В письме Марии Павловне Чехов перечислил такие положительные стороны договора с Марксом: «Во-1-х, произведения мои будут издаваться образцово, во-2-х, я не буду знаться с типографией и с книжным магазином, меня не будут обкрадывать и не будут делать мне одол­жений, 3) я могу работать спокойно, не боясь будущего, 4) доход не велик, но постоянен». Эти четыре пункта явля­ются, по-видимому, основными соображениями Чехова в пользу договора. Почти то же самое Антон Павлович пи­сал и П. А. Сергеенко, оформившему от его имени договор с Марксом: «Искренне тебе скажу, в этой продаже не столь важны для меня 75 тыс., как то, что мои произведения будут издаваться порядочно, что я буду избавлен от обя­занности выдумывать для каждой новой книги название, выбирать формат книги, мириться с плохой бумагой, ми­риться с дурными слухами насчет «типографских» экземп­ляров, продаваемых на толкучке и в провинции».
В письмах Чехова есть и еще одно важное признание, почему он продал Марксу свои сочинения - помимо Дру­гих причин Чехов, оказывается, думал тогда и о своей смер­ти. Спустя четыре года после заключения договора, в янва­ре 1903 г., Антон Павлович писал жене: «Когда зашла речь о продаже Марксу сочинений, то у меня не было гро­ша медного, я был должен Суворину, издавался при этом премерзко, а главное, собирался умирать и хотел привести свои дела хотя бы в кое-какой порядок».
Между прочим, совет А. Ф. Марксу издать полное со­брание сочинений Чехова дал Лев Николаевич Толстой, печатавший в 1899 году у Маркса в «Ниве» свой роман «Воскресение». А. П. Сергеенко сообщал Чехову, что «бла­годаря горячей рекомендации Льва Николаевича» ему не пришлось много трудиться на уговоры Маркса. «Для меня истинное удовольствие оказать тебе услугу, - писал он дальше. - А Лев Николаевич даже сказал, что завидует мне в этих хлопотах - и я вполне его понимаю. Он очень тепло и душевно к тебе относится. Мы целый вечер говорили о выработке условий, и он просил передать Марксу его настойчивый совет поскорее издать твои произведения... Он даже хотел писать неоднократно тебе и просил меня непременно передать тебе все это».
26 января 1899 года договор был подписан, и Чехов шутливо сообщил брату Михаилу Павловичу: «Слыхали ль вы, что я продал Марксу все свои сочинения со всеми потрохами за 75 тысяч? Договор уже подписан. Теперь я могу есть свежую икру, когда захочу...»
Очень скоро выяснилась невыгодная сторона этого до­говора для Чехова. Купив в свою «полную собственность» все произведения Чехова и один раз заплатив за них, из­датель потом мог неограниченное количество раз издавать и переиздавать их в любом виде (собрание сочинений, от­дельные сборники, приложение к журналу и т. п.), что он и делал и получал на этом доход, во много раз превышаю­щий его затраты на покупку у Чехова права собственности издания. Вот почему друзья писателя и литературная об­щественность принимали близко к сердцу такую неспра­ведливость договора и хотели обратиться к Марксу с просьбой добровольно исправить ее.
Текст письма к А. Марксу составлен Л. Н. Андреевым и А. М. Горьким. Вот содержание этого интересного, но не отправленного по назначению документа:
«В настоящий момент, когда вся Россия приготовляет­ся праздновать четвертьвековой юбилей А. П. Чехова, с особенной силой выдвигается вопрос, которым в последнее время болезненно интересуется русское общество и товари­щи Антона Павловича. Дело заключается в поразительном и недопустимом несоответствии между деятельностью и за­слугами Антона Павловича перед родной страной, с одной стороны, и необеспеченностью его материального положения, - с другой.
25 лет работает А. П. Чехов, 25 лет неустанно будит он совесть и мысль читателя своими прекрасными произведе­ниями, облитыми живою кровью его любящего сердца, и он должен пользоваться всем, что дается в удел честным работникам - должен, иначе всем нам будет стыдно. Соз­дав ряд крупных ценностей, которые на западе дали бы творцу их богатство и полную независимость, Антон Пав­лович не только не богат - об этом не смеет думать рус­ский писатель, - он просто не имеет того среднего дос­татка, при котором много поработавший и утомленный че­ловек может спокойно отдохнуть без думы о завтрашнем дне. Иными словами, он должен жить тем, что зарабаты­вает сейчас - печальная и незаслуженная участь для че­ловека, на которого обращены восторженные взоры всей мыслящей России, за которым, как грозный укор, стоят 25 лет исключительных трудов, ставящих его в первые ря­ды мировой литературы...
Нам известен Ваш договор с А. П. Чеховым, по кото­рому все произведения его поступают в полную Вашу соб­ственность за 75 000 рублей, причем и будущие его произ­ведения не свободны: по мере появления своего они посту­пают в Вашу собственность за небольшую плату, не превышающую обычного его гонорара в журналах, - с тою только огромной разницей, что в журналах они печатаются раз, а к Вам поступают навсегда. Мы знаем, что за год, протекший с момента договора, Вы в несколько раз успели покрыть сумму, уплаченную Вами А. П. Чехову за его про­изведения: помимо отдельных изданий, рассказы Чехова, как приложение к журналу «Нива», должны были разой­тись в сотнях тысяч экземпляров и с избытком вознагра­дить Вас за все понесенные Вами издержки. Далее, прини­мая в расчет, что в течение многих десятков лет Вам пред­стоит пользоваться доходами с сочинений Чехова, мы приходим к несомненному и печальному выводу, что А. П. Чехов получил крайне ничтожную часть действительно за­работанного им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14