Вы что же, действительно верите, что таким способом можно все узнать?
– Подойди сюда, Джо, – попросил Михаэль Штурм, – да, с лупой… – Он взял у него из рук увеличительное стекло и стал разглядывать в него большой и указательный пальцы подозреваемой. – Ты что-нибудь видишь?
– Э-э, проклятие, я так и думал!
– Два ровных острых пореза.
– Ах, это! – Лилиан Хорн деланно засмеялась. – Сказать вам, как я их заработала? Я хотела открыть бутылку водки, а алюминиевый колпачок…
Михаэль Штурм не дал ей договорить.
– Все это вы будете рассказывать следователю! Спасибо, можете идти.
– Означает ли это, что я свободна?
Судмедэксперт Штурм открыл дверь и сделал знак полицейскому.
– Назад, в следственную тюрьму.
– Но послушайте, теперь я уж совсем ничего не понимаю!
Полицейский молча защелкнул наручники у нее на запястье и вывел ее.
– Ты прав, дело – дрянь. – Джо Кулике сел на край письменного стола. – А вдруг причиной на самом деле служит алюминиевый колпачок. Не знаю, случалось ли такое с тобой, а вот со…
– Давай не будем себя обманывать, Джо, эту историю она выдумала заранее.
– Может быть так, а может быть и нет. Михаэль, я прошу тебя! Никто не заставляет тебя лгать или что-то подтасовывать! Опиши просто все как есть. Ну, например: «не исключено, что подозреваемая действительно порезалась, как она утверждает, открывая бутылку водки». Ведь так ты ни на йоту не отступишь от правды. В конце концов, такое действительно не исключается!
– И мы заработаем хороший куш, а? – Штурм придвинул к себе формуляр и снял колпачок с ручки.
– А разве это так плохо?
– Зато нечестно, поскольку не отвечает моим убеждениям. Посмотри, полицейский еще здесь? А то он мог бы сразу забрать акт судебно-медицинской экспертизы.
И Михаэль Штурм написал: «… на большом и указательном пальцах правой руки два ровных прямых пореза, полученных не больше трех, но и не меньше двух дней назад, причиной которых является с достаточной степенью вероятности, граничащей с уверенностью, пользование лезвием безопасной бритвы».
Он думал, что был объективен, когда писал заключение, еще не осознавая, что случившееся уже слишком сильно затрагивает его лично.
13
Заключение судебно-медицинского эксперта Михаэля Штурма явилось для инспектора Крамера решающим. Он со спокойной совестью мог закончить дознание и передать дело об убийстве Ирены Кайзер и подозреваемую следствию.
Для прессы и любопытной публики это убийство, впрочем, и так было известно только как дело Лилиан Хорн. Судьба и личность убитой не вызывали особого интереса, находясь в тени предполагаемой убийцы, чья вина в глазах общественности уже сейчас была неопровержимо доказана.
Ее фотография – красивой ухоженной блондинки без возраста, с открытым вызывающим взглядом – появилась во всех газетах и произвела впечатление на всех, кто ее видел. Казалось, что Лилиан Хорн окружает зловещая аура, которая наводила на мысль, что такая женщина способна была перерезать сопернице горло. Сообщения о ней вызывали у читателей невольное содрогание, смешанное с похотью.
«Убийца с янтарными глазами» – кричали заголовки; «Убийца, не знающая сострадания» или «Лилиан Хорн убирает соперницу с пути». Обыватели уже осудили ее еще до того, как дело легло на стол в зале суда.
Журналисты расспрашивали фрау Фельнер, которая не скрывала своего мнения о молодой и вызывающе красивой коллеге. Она дословно воссоздавала разговор между Лилиан Хорн и своим шефом, случайно услышанный по селектору в пятницу, дополняя его выдуманными деталями. Она утверждала, что собственными ушами слышала, как Лилиан Хорн наседала на директора, заставляя его жениться на ней, а тот отверг ее, сославшись на болезнь жены и на то, что не может бросить ее в таком состоянии.
– Господин директор определенно не желал смерти своей жены, – усердствовала фройляйн Фельнер, – такой хороший порядочный человек. Я уже больше пятнадцати лет работаю у него и могу с уверенностью сказать, что прекрасно знаю его. Но Лилиан Хорн словно свела его с ума, это такая ужасная женщина, ее ничто не остановит! От нее всего можно ожидать, поистине всего!
Газетчики отыскали и сестру Элизу, которая, правда, была в своих показаниях куда более сдержанной. Она уже успела оправиться от шока. Репортеры остановили ее, когда она выходила из больницы.
– Вы обнаружили труп. Скажите нам… – попытался задать свой первый вопрос один из журналистов.
Но сестра Элиза решительно отмахнулась.
– Все было ужасно. Пожалуйста, не напоминайте мне. Я не хочу говорить об этом.
– Вы первой указали полиции на преступницу? Откуда вы узнали, что только Лилиан Хорн могла совершить преступление?
– Я этого не знала! Пожалуйста, пропустите меня! Но репортеры загородили ей дорогу и защелкали камерами.
Сестра Элиза прикрыла лицо чемоданчиком.
– Вы же сами сказали инспектору Крамеру…
– Только то, что моя подопечная очень ревновала к Лилиан Хорн, и это было правдой. Больше я ничего не знаю и не могу больше ничего сказать.
Однако даже эти скудные сведения, попавшие в прессу, возымели свое действие на общественное мнение.
Репортерам, правда, не удалось добраться до директора Кайзера. Он сумел полностью изолироваться от них, а его адвокаты дали понять главным редакторам тех газет, которые особенно рьяно усердствовали в освещении дела Лилиан Хорн, что он будет неумолимо преследовать любую лживую или клеветническую информацию о нем и его отношениях с Лилиан Хорн в судебном порядке. А так как Курт Кайзер обладал и средствами и возможностями, чтобы осуществить свою угрозу и мог затеять и выиграть любой, даже самый затяжной судебный процесс, пресса вела себя с опаской в высказываниях по его адресу.
Рут Фибиг тоже решительно отказалась комментировать случившееся.
Зато бывшие соседки Лилиан Хорн, населявшие небезызвестную «силосную башню секретарш», не могли лишить себя удовольствия всласть почесать языками перед репортерами. Только некоторые из них побаивались быть втянутыми в скандал и отмалчивались. Большинство же наслаждалось тем, что благодаря делу Лилиан Хорн они наконец-то тоже оказались в центре внимания.
– У Лилиан Хорн не было подруг, – заявила соседка справа, – она интересовалась только мужчинами. Каждый вечер она уходила и не всегда возвращалась домой одна.
Другая утверждала:
– Это такая особа, которая ни перед чем не остановится. «Что толку в безрадостной жизни?» – вот ее девиз. Мы всегда подозревали, что она плохо кончит.
А третья высказалась так:
– Нас всегда удивляло, откуда у Лилиан Хорн так много денег… Котиковое пальто, накидка из каракульчи, собственная машина, и потом еще драгоценности. Простая секретарша не может себе такого позволить.
После этого одна бульварная газетенка поместила заголовок: «Лилиан Хорн – наложница-убийца?» А затем один еженедельник уже вопрошал: «Может, убийство Ирены Кайзер было отчаянной попыткой отверженной вернуться к нормальной добропорядочной жизни?»
Квартирка Лилиан Хорн была закрыта и опечатана полицией. Но соседки, раньше бывавшие там время от времени, подробно описывали роскошную меблировку, а особенно красно-черную ванную, изготовленную по особому заказу.
– Я сразу подумал, – сказал управляющий, – что особа, заказывающая себе такую ванную, метит очень высоко и вообще тут что-то не чисто. От такой дамочки, как Лилиан Хорн, за километр попахивает каким-нибудь скандалом. Убийства я, правда, от нее не ожидал, но про таких, как она, с закидонами в голове, ничего не скажешь наперед.
И большинство читателей разделяло его точку зрения.
14
День был удушливо-жарким.
Михаэль Штурм заехал за своей невестой в городскую библиотеку, где Ева – библиотекарь по образованию – вела абонементный отдел книг для детей. Он уже издали увидел ее – она стояла перед входом, такая привлекательная в воздушном пестром платье и в легких босоножках на загорелых ногах.
Прежде чем сесть к нему в машину, она купила в киоске газету «Бильд-цайтунг» и тут же развернула ее, еще не устроившись как следует на сиденье.
– Слушай, эта Лилиан Хорн та еще тварь, – начала она с жаром, – только представь себе…
– Давай, садись, – сказал он, – и оставь это, пожалуйста… – Он опустил стекло и высунул голову, выжидая, когда сможет влиться в движущийся поток машин, не подвергая себя особому риску.
– То есть как? – спросила она, ничего не понимая. – Что тебе опять не нравится? Все кругом только об этом и говорят!
Он ответил лишь после того, как ему удалось тронуться с места.
– Тем хуже, одно могу сказать.
Она недоуменно посмотрела на него широко открытыми глазами.
– Я вообще тебя больше не понимаю.
– Ну, просто я не выношу эту любительскую болтовню обывателей о преступлениях и преступниках, может, потому что я в этом деле – профессионал.
– Но ты же сам часто упрекал меня, что я недостаточно интересуюсь твоей профессией. – Она надула губки.
– Ты и сейчас этого не делаешь. Тебя интересует только Лилиан Хорн, ты впитываешь в себя каждое слово, написанное в газетах, и даже не даешь себе труда задуматься – правда ли все это.
Глаза Евы округлились еще больше.
– По-твоему она невиновна?
– Этого я не говорил.
– Ну, вот видишь. Она не может быть невиновной, после всех улик, собранных против нее.
Он резко затормозил, потому что машина перед ним, не подав сигнала, юркнула налево, но сделал это гораздо энергичнее, чем требовала того ситуация на дороге.
– Давай закроем эту тему раз и навсегда! Я не хочу больше обсуждать это с тобой.
Ева сложила газету и сунула ее в большую белую сумку, лежащую на коленях.
– Нет, так нет. Но я должна сказать тебе, что общаться с тобой дело совсем не простое.
– Сожалею.
Какое-то время они ехали молча, наступил час пик, и улицы были настолько перегружены, что постоянно возникали автомобильные пробки. Перед одним из забитых машинами перекрестков Михаэль Штурм остановился и стал терпеливо ждать, пока скопище автомобилей не рассосется.
– А что, собственно, Джо хотел от тебя в воскресенье? – спросила Ева.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Откуда тебе известно?
– Боже праведный! Что же мне, прикажешь, на каждую произнесенную мною фразу или заданный вопрос давать подробное объяснение?
– Нет, конечно. Я только удивился, почему ты вдруг об этом вспомнила.
– Да я все время хотела тебя спросить, а сейчас как раз это и пришло мне в голову.
Солнце накаляло крышу стоявшего автомобиля. Пот ручьями лил по спине Михаэля Штурма. Он снял пиджак, Ева помогла ему.
– Так что же там было? – спросила она.
– Кое-что по работе.
– Я так и думала. Личного в отношениях с Джо у тебя не так уж много. Вообще-то я нахожу, что он шикарный малый.
– Ты, значит, так считаешь?
– О Господи! Этого мне, что ли, тоже не следовало говорить? Смешно разыгрывать из себя такого ревнивца.
– Я не ревную, – сказал, подчеркнуто, Михаэль Штурм, – меня просто пугает твое плохое знание людей.
– Ай, брось!
– А вот и не брошу. Джо Кулике – умен, ловок, обходителен, умеет пошутить, но ненадежен и не имеет понятия о совести и чести.
– Из твоих слов, – сказала Ева и засмеялась, – я заключаю, что он тебя чем-то рассердил. – Она положила руку ему на плечо и почувствовала, как напряглись под тонкой рубашкой его мышцы. – Ну, давай, выкладывай, что там у вас стряслось?
– Не стоит даже говорить об этом.
Теперь она по-настоящему разозлилась.
– Так ты, значит, вовсе не желаешь со мной разговаривать? Какую бы тему я ни затронула, ты сразу затыкаешь мне рот. Что я тебе такого сделала? – Она резко отдернула руку.
– Не говори ерунды, Ева. Ты же знаешь, я люблю тебя.
– Но ты ведь даже не хочешь разговаривать со мной:
– Ну почему же. Всегда готов.
– Тогда расскажи мне, что хотел от тебя Джо Кулике в воскресенье вечером.
Энергично жестикулировавшему регулировщику удалось, наконец, немного освободить перекресток. Михаэль Штурм завел мотор и нажал на газ.
– Ну, ладно, – сказал он, – в конце концов, ты тоже имеешь право знать, только обещай мне, что никому ничего не разболтаешь. Мне не хотелось бы, чтобы у Джо были неприятности.
Она нежно прижалась к нему.
– Звучит интригующе.
– Так оно и есть. Представь, что какой-то мужчина, как мне рассказал Кулике, подошел к нему и предложил пятьдесят тысяч марок, если он согласится провести судебно-медицинскую экспертизу в пользу Лилиан Хорн.
– Пятьдесят тысяч марок! – выдохнула Ева и спросила, затаив дыхание: – И он это сделал?
– Без меня у него нет такой возможности.
– Тогда, значит, он попросил тебя, чтобы ты…
– Да.
Ева отодвинулась от него, выпрямилась, и глаза ее засветились особым блеском.
– Слушай, это же великолепно. Сколько он тебе дает? Ну, уж никак не меньше половины. Это его долг, ты должен настаивать! Михаэль, что же ты сразу не рассказал мне?! Ведь мы одним махом разрешим все наши проблемы! И сможем пожениться! – Она радовалась совсем как ребенок.
– Ты что, спятила? – крикнул он зло. – Ева, пожалуйста, возьми себя в руки! Ты что же, совсем не знаешь меня? Естественно, я не пошел на это. Как ты могла хоть на секунду подумать такое?
– Не пошел? – Радость на ее лице мгновенно потухла.
– Конечно, нет. Это явилось бы нарушением клятвы, обманом и даже должностным преступлением. И, кроме того, как я могу взять на себя такую ответственность, если благодаря нашему ложному заключению убийцу отпустят на свободу?
– Вот теперь ты становишься нелогичным. – Голос Евы стал жестким. – Ты же сам только что сказал, что вообще еще рано утверждать, виновна она или нет.
– Действительно рано, до тех пор, пока дело не рассмотрят в суде, и не будет вынесен приговор. Но приговор-то может быть справедливым только в том случае, если каждый свидетель и каждый эксперт говорит правду, понимаешь, правду! Вот в чем дело. Суд должен найти истину, а мы обязаны помочь ему!
– А обо мне… о себе… о нас… об этом ты совсем не подумал! – закричала она в бешенстве. – Если Лилиан Хорн виновна, она так и так понесет наказание, и совершенно безразлично, каким будет твое заключение, а если невиновна, тем лучше, тогда тебе незачем будет упрекать себя, что ты действовал против нее!
– Ты несешь чепуху – сказал он резко, – и сама это знаешь.
– А ты бессердечный, эгоистичный и даже не замечаешь этого! – бросала она в гневе упреки ему в лицо. – Дай мне выйти, немедленно! Хватит с меня… – Она рванула дверцу.
Он затормозил и пытался удержать ее.
Однако Ева уже выскочила из машины, и от резкого движения она споткнулась о тротуар и упала. Михаэль выскочил из машины, но прежде чем успел помочь ей, она уже поднялась сама и захромала от него прочь.
Он мог бы догнать ее, но передумал. Ему не хотелось, чтобы ссора разгорелась вновь.
15
Лилиан Хорн казалось, что она видит кошмарный сон. Неожиданно для себя она оказалась вырванной из своей нормальной жизни. Потеряла свободу, работу, квартиру, лишилась даже своих личных вещей, потому что не было никого, кто навещал бы ее и приносил передачи.
Сейчас она радовалась тому, что женщина-полицейский, присутствовавшая при ее аресте, выбрала из ее обширного гардероба практичные вещи, простые и удобные в носке, смену белья и необходимую косметику.
Лилиан Хорн не понимала, что с ней произошло, и никак не могла привыкнуть к той обстановке, в которой очутилась, – к жесткому матрацу, грубому одеялу и однообразию дней и ночей, казавшихся ей здесь бесконечными. С невероятной энергией пыталась она побороть уныние, охватившее ее, прилагала усилия, чтобы не пасть духом и не опуститься. Она мылась так тщательно, как только позволяли условия, накручивала каждый вечер волосы, приводила лицо в порядок. Но у нее не было зеркала, чтобы она не могла воспользоваться им для причинения себе увечья. Ей трудно было представить себе, как она выглядит теперь.
Она даже испытывала облегчение, когда ее выводили на допрос, потому что задаваемые ей вопросы – сначала инспектором полиции Крамером, потом следователем Ребайном, – иногда крайне неожиданные, но всегда бившие в одну и ту же цель, вселяли в нее уверенность, что она все еще Лилиан Хорн – та, что жила, та, которую любили, ненавидели и на счет которой обманывались. С вопросами возвращались воспоминания, и хотя не все они были из приятных, однако, нарушали гнетущее одиночество в камере.
Лилиан Хорн не давали газет – она читала только старые растрепанные книжки из тюремной библиотеки, но никак не могла вникнуть в смысл. Слова представлялись ей произвольно нанизанными цепочками букв, ничего не говоривших ни ее уму, ни сердцу.
Она не понимала, что с ней случилось, и это спасало ее от отчаяния. Она знала, что невиновна, и полагалась на то, что все недоразумения разъяснятся и ее невиновность наконец-то будет доказана. Она еще не испытывала страха и верила, что разбирательство дела и ее свобода – всего лишь вопрос времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Подойди сюда, Джо, – попросил Михаэль Штурм, – да, с лупой… – Он взял у него из рук увеличительное стекло и стал разглядывать в него большой и указательный пальцы подозреваемой. – Ты что-нибудь видишь?
– Э-э, проклятие, я так и думал!
– Два ровных острых пореза.
– Ах, это! – Лилиан Хорн деланно засмеялась. – Сказать вам, как я их заработала? Я хотела открыть бутылку водки, а алюминиевый колпачок…
Михаэль Штурм не дал ей договорить.
– Все это вы будете рассказывать следователю! Спасибо, можете идти.
– Означает ли это, что я свободна?
Судмедэксперт Штурм открыл дверь и сделал знак полицейскому.
– Назад, в следственную тюрьму.
– Но послушайте, теперь я уж совсем ничего не понимаю!
Полицейский молча защелкнул наручники у нее на запястье и вывел ее.
– Ты прав, дело – дрянь. – Джо Кулике сел на край письменного стола. – А вдруг причиной на самом деле служит алюминиевый колпачок. Не знаю, случалось ли такое с тобой, а вот со…
– Давай не будем себя обманывать, Джо, эту историю она выдумала заранее.
– Может быть так, а может быть и нет. Михаэль, я прошу тебя! Никто не заставляет тебя лгать или что-то подтасовывать! Опиши просто все как есть. Ну, например: «не исключено, что подозреваемая действительно порезалась, как она утверждает, открывая бутылку водки». Ведь так ты ни на йоту не отступишь от правды. В конце концов, такое действительно не исключается!
– И мы заработаем хороший куш, а? – Штурм придвинул к себе формуляр и снял колпачок с ручки.
– А разве это так плохо?
– Зато нечестно, поскольку не отвечает моим убеждениям. Посмотри, полицейский еще здесь? А то он мог бы сразу забрать акт судебно-медицинской экспертизы.
И Михаэль Штурм написал: «… на большом и указательном пальцах правой руки два ровных прямых пореза, полученных не больше трех, но и не меньше двух дней назад, причиной которых является с достаточной степенью вероятности, граничащей с уверенностью, пользование лезвием безопасной бритвы».
Он думал, что был объективен, когда писал заключение, еще не осознавая, что случившееся уже слишком сильно затрагивает его лично.
13
Заключение судебно-медицинского эксперта Михаэля Штурма явилось для инспектора Крамера решающим. Он со спокойной совестью мог закончить дознание и передать дело об убийстве Ирены Кайзер и подозреваемую следствию.
Для прессы и любопытной публики это убийство, впрочем, и так было известно только как дело Лилиан Хорн. Судьба и личность убитой не вызывали особого интереса, находясь в тени предполагаемой убийцы, чья вина в глазах общественности уже сейчас была неопровержимо доказана.
Ее фотография – красивой ухоженной блондинки без возраста, с открытым вызывающим взглядом – появилась во всех газетах и произвела впечатление на всех, кто ее видел. Казалось, что Лилиан Хорн окружает зловещая аура, которая наводила на мысль, что такая женщина способна была перерезать сопернице горло. Сообщения о ней вызывали у читателей невольное содрогание, смешанное с похотью.
«Убийца с янтарными глазами» – кричали заголовки; «Убийца, не знающая сострадания» или «Лилиан Хорн убирает соперницу с пути». Обыватели уже осудили ее еще до того, как дело легло на стол в зале суда.
Журналисты расспрашивали фрау Фельнер, которая не скрывала своего мнения о молодой и вызывающе красивой коллеге. Она дословно воссоздавала разговор между Лилиан Хорн и своим шефом, случайно услышанный по селектору в пятницу, дополняя его выдуманными деталями. Она утверждала, что собственными ушами слышала, как Лилиан Хорн наседала на директора, заставляя его жениться на ней, а тот отверг ее, сославшись на болезнь жены и на то, что не может бросить ее в таком состоянии.
– Господин директор определенно не желал смерти своей жены, – усердствовала фройляйн Фельнер, – такой хороший порядочный человек. Я уже больше пятнадцати лет работаю у него и могу с уверенностью сказать, что прекрасно знаю его. Но Лилиан Хорн словно свела его с ума, это такая ужасная женщина, ее ничто не остановит! От нее всего можно ожидать, поистине всего!
Газетчики отыскали и сестру Элизу, которая, правда, была в своих показаниях куда более сдержанной. Она уже успела оправиться от шока. Репортеры остановили ее, когда она выходила из больницы.
– Вы обнаружили труп. Скажите нам… – попытался задать свой первый вопрос один из журналистов.
Но сестра Элиза решительно отмахнулась.
– Все было ужасно. Пожалуйста, не напоминайте мне. Я не хочу говорить об этом.
– Вы первой указали полиции на преступницу? Откуда вы узнали, что только Лилиан Хорн могла совершить преступление?
– Я этого не знала! Пожалуйста, пропустите меня! Но репортеры загородили ей дорогу и защелкали камерами.
Сестра Элиза прикрыла лицо чемоданчиком.
– Вы же сами сказали инспектору Крамеру…
– Только то, что моя подопечная очень ревновала к Лилиан Хорн, и это было правдой. Больше я ничего не знаю и не могу больше ничего сказать.
Однако даже эти скудные сведения, попавшие в прессу, возымели свое действие на общественное мнение.
Репортерам, правда, не удалось добраться до директора Кайзера. Он сумел полностью изолироваться от них, а его адвокаты дали понять главным редакторам тех газет, которые особенно рьяно усердствовали в освещении дела Лилиан Хорн, что он будет неумолимо преследовать любую лживую или клеветническую информацию о нем и его отношениях с Лилиан Хорн в судебном порядке. А так как Курт Кайзер обладал и средствами и возможностями, чтобы осуществить свою угрозу и мог затеять и выиграть любой, даже самый затяжной судебный процесс, пресса вела себя с опаской в высказываниях по его адресу.
Рут Фибиг тоже решительно отказалась комментировать случившееся.
Зато бывшие соседки Лилиан Хорн, населявшие небезызвестную «силосную башню секретарш», не могли лишить себя удовольствия всласть почесать языками перед репортерами. Только некоторые из них побаивались быть втянутыми в скандал и отмалчивались. Большинство же наслаждалось тем, что благодаря делу Лилиан Хорн они наконец-то тоже оказались в центре внимания.
– У Лилиан Хорн не было подруг, – заявила соседка справа, – она интересовалась только мужчинами. Каждый вечер она уходила и не всегда возвращалась домой одна.
Другая утверждала:
– Это такая особа, которая ни перед чем не остановится. «Что толку в безрадостной жизни?» – вот ее девиз. Мы всегда подозревали, что она плохо кончит.
А третья высказалась так:
– Нас всегда удивляло, откуда у Лилиан Хорн так много денег… Котиковое пальто, накидка из каракульчи, собственная машина, и потом еще драгоценности. Простая секретарша не может себе такого позволить.
После этого одна бульварная газетенка поместила заголовок: «Лилиан Хорн – наложница-убийца?» А затем один еженедельник уже вопрошал: «Может, убийство Ирены Кайзер было отчаянной попыткой отверженной вернуться к нормальной добропорядочной жизни?»
Квартирка Лилиан Хорн была закрыта и опечатана полицией. Но соседки, раньше бывавшие там время от времени, подробно описывали роскошную меблировку, а особенно красно-черную ванную, изготовленную по особому заказу.
– Я сразу подумал, – сказал управляющий, – что особа, заказывающая себе такую ванную, метит очень высоко и вообще тут что-то не чисто. От такой дамочки, как Лилиан Хорн, за километр попахивает каким-нибудь скандалом. Убийства я, правда, от нее не ожидал, но про таких, как она, с закидонами в голове, ничего не скажешь наперед.
И большинство читателей разделяло его точку зрения.
14
День был удушливо-жарким.
Михаэль Штурм заехал за своей невестой в городскую библиотеку, где Ева – библиотекарь по образованию – вела абонементный отдел книг для детей. Он уже издали увидел ее – она стояла перед входом, такая привлекательная в воздушном пестром платье и в легких босоножках на загорелых ногах.
Прежде чем сесть к нему в машину, она купила в киоске газету «Бильд-цайтунг» и тут же развернула ее, еще не устроившись как следует на сиденье.
– Слушай, эта Лилиан Хорн та еще тварь, – начала она с жаром, – только представь себе…
– Давай, садись, – сказал он, – и оставь это, пожалуйста… – Он опустил стекло и высунул голову, выжидая, когда сможет влиться в движущийся поток машин, не подвергая себя особому риску.
– То есть как? – спросила она, ничего не понимая. – Что тебе опять не нравится? Все кругом только об этом и говорят!
Он ответил лишь после того, как ему удалось тронуться с места.
– Тем хуже, одно могу сказать.
Она недоуменно посмотрела на него широко открытыми глазами.
– Я вообще тебя больше не понимаю.
– Ну, просто я не выношу эту любительскую болтовню обывателей о преступлениях и преступниках, может, потому что я в этом деле – профессионал.
– Но ты же сам часто упрекал меня, что я недостаточно интересуюсь твоей профессией. – Она надула губки.
– Ты и сейчас этого не делаешь. Тебя интересует только Лилиан Хорн, ты впитываешь в себя каждое слово, написанное в газетах, и даже не даешь себе труда задуматься – правда ли все это.
Глаза Евы округлились еще больше.
– По-твоему она невиновна?
– Этого я не говорил.
– Ну, вот видишь. Она не может быть невиновной, после всех улик, собранных против нее.
Он резко затормозил, потому что машина перед ним, не подав сигнала, юркнула налево, но сделал это гораздо энергичнее, чем требовала того ситуация на дороге.
– Давай закроем эту тему раз и навсегда! Я не хочу больше обсуждать это с тобой.
Ева сложила газету и сунула ее в большую белую сумку, лежащую на коленях.
– Нет, так нет. Но я должна сказать тебе, что общаться с тобой дело совсем не простое.
– Сожалею.
Какое-то время они ехали молча, наступил час пик, и улицы были настолько перегружены, что постоянно возникали автомобильные пробки. Перед одним из забитых машинами перекрестков Михаэль Штурм остановился и стал терпеливо ждать, пока скопище автомобилей не рассосется.
– А что, собственно, Джо хотел от тебя в воскресенье? – спросила Ева.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Откуда тебе известно?
– Боже праведный! Что же мне, прикажешь, на каждую произнесенную мною фразу или заданный вопрос давать подробное объяснение?
– Нет, конечно. Я только удивился, почему ты вдруг об этом вспомнила.
– Да я все время хотела тебя спросить, а сейчас как раз это и пришло мне в голову.
Солнце накаляло крышу стоявшего автомобиля. Пот ручьями лил по спине Михаэля Штурма. Он снял пиджак, Ева помогла ему.
– Так что же там было? – спросила она.
– Кое-что по работе.
– Я так и думала. Личного в отношениях с Джо у тебя не так уж много. Вообще-то я нахожу, что он шикарный малый.
– Ты, значит, так считаешь?
– О Господи! Этого мне, что ли, тоже не следовало говорить? Смешно разыгрывать из себя такого ревнивца.
– Я не ревную, – сказал, подчеркнуто, Михаэль Штурм, – меня просто пугает твое плохое знание людей.
– Ай, брось!
– А вот и не брошу. Джо Кулике – умен, ловок, обходителен, умеет пошутить, но ненадежен и не имеет понятия о совести и чести.
– Из твоих слов, – сказала Ева и засмеялась, – я заключаю, что он тебя чем-то рассердил. – Она положила руку ему на плечо и почувствовала, как напряглись под тонкой рубашкой его мышцы. – Ну, давай, выкладывай, что там у вас стряслось?
– Не стоит даже говорить об этом.
Теперь она по-настоящему разозлилась.
– Так ты, значит, вовсе не желаешь со мной разговаривать? Какую бы тему я ни затронула, ты сразу затыкаешь мне рот. Что я тебе такого сделала? – Она резко отдернула руку.
– Не говори ерунды, Ева. Ты же знаешь, я люблю тебя.
– Но ты ведь даже не хочешь разговаривать со мной:
– Ну почему же. Всегда готов.
– Тогда расскажи мне, что хотел от тебя Джо Кулике в воскресенье вечером.
Энергично жестикулировавшему регулировщику удалось, наконец, немного освободить перекресток. Михаэль Штурм завел мотор и нажал на газ.
– Ну, ладно, – сказал он, – в конце концов, ты тоже имеешь право знать, только обещай мне, что никому ничего не разболтаешь. Мне не хотелось бы, чтобы у Джо были неприятности.
Она нежно прижалась к нему.
– Звучит интригующе.
– Так оно и есть. Представь, что какой-то мужчина, как мне рассказал Кулике, подошел к нему и предложил пятьдесят тысяч марок, если он согласится провести судебно-медицинскую экспертизу в пользу Лилиан Хорн.
– Пятьдесят тысяч марок! – выдохнула Ева и спросила, затаив дыхание: – И он это сделал?
– Без меня у него нет такой возможности.
– Тогда, значит, он попросил тебя, чтобы ты…
– Да.
Ева отодвинулась от него, выпрямилась, и глаза ее засветились особым блеском.
– Слушай, это же великолепно. Сколько он тебе дает? Ну, уж никак не меньше половины. Это его долг, ты должен настаивать! Михаэль, что же ты сразу не рассказал мне?! Ведь мы одним махом разрешим все наши проблемы! И сможем пожениться! – Она радовалась совсем как ребенок.
– Ты что, спятила? – крикнул он зло. – Ева, пожалуйста, возьми себя в руки! Ты что же, совсем не знаешь меня? Естественно, я не пошел на это. Как ты могла хоть на секунду подумать такое?
– Не пошел? – Радость на ее лице мгновенно потухла.
– Конечно, нет. Это явилось бы нарушением клятвы, обманом и даже должностным преступлением. И, кроме того, как я могу взять на себя такую ответственность, если благодаря нашему ложному заключению убийцу отпустят на свободу?
– Вот теперь ты становишься нелогичным. – Голос Евы стал жестким. – Ты же сам только что сказал, что вообще еще рано утверждать, виновна она или нет.
– Действительно рано, до тех пор, пока дело не рассмотрят в суде, и не будет вынесен приговор. Но приговор-то может быть справедливым только в том случае, если каждый свидетель и каждый эксперт говорит правду, понимаешь, правду! Вот в чем дело. Суд должен найти истину, а мы обязаны помочь ему!
– А обо мне… о себе… о нас… об этом ты совсем не подумал! – закричала она в бешенстве. – Если Лилиан Хорн виновна, она так и так понесет наказание, и совершенно безразлично, каким будет твое заключение, а если невиновна, тем лучше, тогда тебе незачем будет упрекать себя, что ты действовал против нее!
– Ты несешь чепуху – сказал он резко, – и сама это знаешь.
– А ты бессердечный, эгоистичный и даже не замечаешь этого! – бросала она в гневе упреки ему в лицо. – Дай мне выйти, немедленно! Хватит с меня… – Она рванула дверцу.
Он затормозил и пытался удержать ее.
Однако Ева уже выскочила из машины, и от резкого движения она споткнулась о тротуар и упала. Михаэль выскочил из машины, но прежде чем успел помочь ей, она уже поднялась сама и захромала от него прочь.
Он мог бы догнать ее, но передумал. Ему не хотелось, чтобы ссора разгорелась вновь.
15
Лилиан Хорн казалось, что она видит кошмарный сон. Неожиданно для себя она оказалась вырванной из своей нормальной жизни. Потеряла свободу, работу, квартиру, лишилась даже своих личных вещей, потому что не было никого, кто навещал бы ее и приносил передачи.
Сейчас она радовалась тому, что женщина-полицейский, присутствовавшая при ее аресте, выбрала из ее обширного гардероба практичные вещи, простые и удобные в носке, смену белья и необходимую косметику.
Лилиан Хорн не понимала, что с ней произошло, и никак не могла привыкнуть к той обстановке, в которой очутилась, – к жесткому матрацу, грубому одеялу и однообразию дней и ночей, казавшихся ей здесь бесконечными. С невероятной энергией пыталась она побороть уныние, охватившее ее, прилагала усилия, чтобы не пасть духом и не опуститься. Она мылась так тщательно, как только позволяли условия, накручивала каждый вечер волосы, приводила лицо в порядок. Но у нее не было зеркала, чтобы она не могла воспользоваться им для причинения себе увечья. Ей трудно было представить себе, как она выглядит теперь.
Она даже испытывала облегчение, когда ее выводили на допрос, потому что задаваемые ей вопросы – сначала инспектором полиции Крамером, потом следователем Ребайном, – иногда крайне неожиданные, но всегда бившие в одну и ту же цель, вселяли в нее уверенность, что она все еще Лилиан Хорн – та, что жила, та, которую любили, ненавидели и на счет которой обманывались. С вопросами возвращались воспоминания, и хотя не все они были из приятных, однако, нарушали гнетущее одиночество в камере.
Лилиан Хорн не давали газет – она читала только старые растрепанные книжки из тюремной библиотеки, но никак не могла вникнуть в смысл. Слова представлялись ей произвольно нанизанными цепочками букв, ничего не говоривших ни ее уму, ни сердцу.
Она не понимала, что с ней случилось, и это спасало ее от отчаяния. Она знала, что невиновна, и полагалась на то, что все недоразумения разъяснятся и ее невиновность наконец-то будет доказана. Она еще не испытывала страха и верила, что разбирательство дела и ее свобода – всего лишь вопрос времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20