– Ни один мой портрет не может сравниться с тем, который я сама сделала, – торжествовала прима-балерина. – Джои изобразил меня излишне строгой, Глин Филпот сделал замечательный портрет, но там я чересчур стара; мистер Шваб слишком приукрасил меня. Но посмотрите, что сделала я! Работа художника, а?
Риппл, взглянув в зеркало на себя и словно бы не на себя, на заново наведенные брови, на увеличенные глаза и уменьшенный рот, на кожу, которой полдюжины различных оттенков грима придали таинственно мерцающий бледно-зеленый цвет, была чуть ли не удивлена, что это чужое лицо передает ее мимику.
– Теперь костюм.
III
Костюм Русалочки, в который Анджела собиралась облечь Риппл, был исполнен по рисункам самого Бакста и перейдет к потомству вместе с другим незабвенным театральным костюмом – Лебедя Анны Павловой. Словами можно дать описание только отдельных его частей, так что получится представление о материале и фасоне костюма, а не о нем самом.
В костюме Русалочки корсаж состоял из полос ткани, имитирующих водоросли, янтарно-зеленых и светло-коралловых, причем трудно было различить, где кончается тело балерины и начинается блестящий шелк. Эти сверкающие полосы спадали на нижнюю часть костюма, где блестящая зеленая рыбья чешуя окаймляла стройные ноги. Рыбьи плавники из бахромы и целлулоида веерообразно расходились вокруг щиколоток и были так искусно подобраны, что казалось, будто стройное тело Русалочки заканчивается не человеческими ногами, а хвостом какого-то морского существа. Поверх чешуи висели блестевшие и звеневшие радужные устричные раковины.
– Теперь парик, Анджела!
IV
Парик состоял из серо-зеленых шелковых прядей, которые ниспадали до талии и были туго стянуты на голове венком из водорослей и раковин, низко надвинутым на лоб, отчего голова казалась маленькой, как у змеи.
– Сколько волос!.. Сколько волос! – ворчала Анджела, подхватывая одну за другой пряди темных, блестящих, пышных волос Риппл. – Что мне делать, Мадам, чтобы волосы не сдвигали с места парик? Если я сделаю из них шиньон – вот так, смотрите, – то они будут видны сзади. Если заплести их в две косы – вот так, – то плохо выходит по сторонам! Никак мне не удается приладить парик к волосам мадемуазель.
– Правда, – озабоченно согласилась Мадам. – Не разрезать ли нам парик, чтобы сделать его шире?
– Не трогайте парик, – запротестовала Риппл. – Обрежьте мои волосы.
– Обрезать их? Обрезать? О, никогда! Мы что-нибудь придумаем.
– Обрежьте их, – настаивала Риппл. – Я всегда хотела их остричь. Теперь это надо сделать. Я никогда не могла как следует приладить парик к волосам. К тому же во второй сцене, когда волосы у Русалочки должны быть острижены, гораздо лучше иметь короткие волосы, припудренные зеленым. Да, я должна это сделать. Я никогда не смогу выглядеть как следует, пока голова у меня не станет намного меньше – как у вас. Я должна и сделаю это.
Прежде чем они смогли ее остановить, девушка схватила ножницы Мадам, забытые на груде материй после какой-то переделки. С большим трудом она отрезала сначала одну косу, потом другую. Они упали на пол, как перерубленные канаты. Жертву, которую Русалочка принесла любви, балерина Риппл теперь принесла искусству.
– О, Риппл, – опечалилась прима-балерина. – Как вы будете потом жалеть! Как отнесется к этому ваш молодой человек?
– Мадемуазель! – вздохнула костюмерша. – И подумать только, что лучшие парикмахеры предлагают от полутора до двух тысяч франков за каждую такую косу!
Риппл, теперь веселая и возбужденная, вызывающе крикнула: – Отлично, это хороший заработок! Я возьму свои косы и посмотрю, что с ними можно сделать. Но насколько лучше чувствуешь себя так!
Она тряхнула своими густыми, темными, теперь короткими волосами. Затем откинула назад голову, подставляя ее заботливым рукам Анджелы, которая опустила вниз волосы и надела на них цветной шелковый парик – увы, не такой красивый, как собственные темные косы Риппл. Искусственные волосы теперь держались отлично; узкий венок из водорослей и раковин доходил до подбритых бровей.
Раздался лихорадочный стук в дверь.
– Месье! Входите. Входите, друг мой! – весело крикнула прима-балерина. Она знала, кто это: балетмейстер, постановщик нового балета, весь охваченный тревогой.
– Войдите!
Он появился, загримированный для роли принца, в накинутом на плечи плаще, испачканном жирным гримом и темной пудрой. Мадам встретила его своей характерной улыбкой, в которой было много веселого, наивного изумления.
– Смотрите! – она указала рукой на Риппл. – Моя работа, мое произведение.
– Что это, колдовство? – воскликнул русский на родном языке.
– Это то, что их Шекспир называет «Два Ричарда на поле!» – Прима-балерина с вывихнутой ногой лежала на подушках, и все же казалось, что сама прима-балерина, одетая и загримированная для роли Русалочки, стояла возле дивана. Накрашенный рот вызывающе улыбался, лицо казалось бледной полупрозрачной маской, озаренной огнем юных грез. Именно таким представлялось постановщику лицо его Русалочки.
– Мисс Риппл?
– Да.
Он посмотрел на женщину, лежавшую на диване. Затем снова взглянул на ту, другую. В этот момент понял он, поняла Мадам и ее двойник Риппл тоже поняла, что ни ее отец и мать, ни братья, даже возлюбленный, так часто ее целовавший, никто из них не узнает, что это лицо Риппл Мередит, дублерши Мадам.
Угрюмо, грубовато, коротко создатель балета произнес свой приговор, но за его словами скрывалось огромное облегчение:
– Это пойдет.
ГЛАВА VII
ПЕРВЫЙ ТРИУМФ
I
Тем временем зрительный зал заполнялся. Премьера отличается от всех других спектаклей. Многие критики находят, что это наихудшее из представлений. Не все еще достаточно отшлифовано, есть длинноты и ненужные паузы. Но разве это имеет значение для той восторженной публики, которая стремится попасть на премьеру либо готова совсем отказаться от театра! Им нужна особая, трепетная, возбуждающая и напряженная атмосфера первого представления.
Им приятно сознавать, что они сами вынесут собственное заключение до того, как прочтут на следующее утро в газетах мнение профессиональных критиков. Независимо от спектакля им доставляют удовольствие оживленные разговоры среди зрителей и шепот, раздающийся тут и там, когда узнают какую-нибудь знаменитость среди блестящей публики премьеры, неизменно публику в таких случаях в газетных отчетах называют блестящей.
В тот вечер столь избитое определение было вполне уместно. Прежде всего изысканную публику всегда привлекал русский балет. Затем это был разгар сезона. Женщины соперничали между собой красотой туалетов; они носили изящные шарфы, спускавшиеся с плеч, прикрывавшие руки, когда дамы усаживались в кресла. Партер был расцвечен яркими, кричащими красками: пурпурные, огненные, оранжевые, изумрудные, темно-розовые тона переливались при ослепительном освещении заново отделанного театра. Блестели головные уборы дам; выделялись модные высокие блестящие гребни; непрерывно колыхались бесчисленные веера из перьев. Голоса, тихие и надменные, разговоры, понятные только посвященным… Обсуждение предстоящего спектакля, предположения, какие изумительные новые костюмы покажут русские.
– Вам понравилось ее пурпурное платье «ампир» с высокой талией, в котором она танцевала «Польку»? О, мне очень понравилось…
Впервые попавшие на русский балет зрительницы с раскрасневшимися лицами возбужденно щебетали: – Знаете, я никогда еще ее не видела. Предвкушаю это удовольствие! О, я надеюсь, что не буду разочарована! О знаменитостях всегда так много разного говорят…
Среди светской публики можно было увидеть и людей творческих профессий. На премьеру собралось много признанных авторитетов: «известные» артисты, «выдающиеся» писатели, хмурые «маститые» драматурги. Их имена уже были записаны репортерами после слов: «среди присутствующих были…»
Тут и там сидели знатоки балета. В слегка приподнятом тоне они рассуждали о том, «как хороша она будет в этой роли. Но все-таки как предусмотрительно с их стороны поставить на всякий случай испытанный, старый, любимый танец «Дух огня», если вдруг «Русалочка» не понравится. Такая рискованная новинка, дорогой мой! Совершенно необычная… Никогда нельзя знать, будет ли та или иная новинка иметь успех. Особенно в Лондоне. У нас нет никакой надежды! Абсолютно никакой! Однако… ее выступления всегда привлекали массу народа. Честное слово! Театр уже полон! Нет ни одного свободного места…»
Ибо с того момента, как открыли двери, в театр, как вода после снятия плотины, хлынула толпа поклонников красоты, которые расплатились за свои места долгими часами ожидания на складных стульях и в Давке, в очереди. Многие из них могли видеть (но не обратили на это особого внимания), как быстро и смело промчался сквозь толпу прямо к театральному подъезду тот мотоцикл…
Снаружи, – там, где томительный лондонский вечер облекался в свои туманные одежды, в гирлянды уличных огней и где большие афиши с именем Мадам, напечатанным ярко-красными буквами, висели под большими витринами с портретами примы-балерины и ее коллег, – вдоль прохода под арками быстро шагал театральный служащий в форме. Он стал расклеивать плакаты: «Билеты на галерею проданы». «Билеты в партер все проданы». «Билеты в верхний ярус все проданы». Затем вывесил объявление: «Билеты в средние ярусы все проданы».
После короткого перерыва появился другой человек с аншлагом: «Кресла все проданы», «Ложи все проданы».
– Это все, Билл, не так ли?
– Все, приятель. – Служащий прикрепил к столбу последний аншлаг (козырной туз для каждого директора театра!): «Все билеты проданы».
II
В фойе, украшенном пальмами, папоротником и розами, среди публики прогуливалась группа цветущих молодых людей, среди которых один выделялся необыкновенной красотой. Это был Джеральд Мередит в сопровождении своих товарищей-студентов, которые несколько недель назад сложились, чтобы купить ложу, и приехали на спектакль из Оксфорда.
Они пригласили присоединиться к ним капитана Виктора Барра. Однако жених Риппл в последний момент отказался от места, которое ему предложил ее брат. – Едва ли удобно, – сказал он, – так скоро после смерти бедного дяди появляться на самом видном месте на таком парадном зрелище, как премьера. – Джеральд возразил, что дело не в парадности, а в том, что это первое выступление Риппл в отдельном номере; кроме того, Виктор едва ли близко знал своего дядю, не так ли?
– Я ему очень многим обязан, – сдержанно пояснил капитан Барр. – Пойти в театр сразу же после его смерти было бы дурным тоном и означало бы недостаточное уважение к его памяти.
– Не думаю, чтобы кто-нибудь так сказал, – настаивал Джеральд, молодой человек современных взглядов. Его интересовало, как отнесется Риппл к тому, что человек, за которого она собирается выйти замуж, не появится в театре на таком особенно важном для нее спектакле. Надо все это отбросить!
Лично Джеральд считал, что Виктор придерживается устаревших взглядов. Непоследовательно, но откровенно он добавил: – Вам лучше прийти, Виктор! Ведь многие ходят на балы вскоре после смерти тех, к кому они были очень привязаны. Мне это кажется чрезмерной чувствительностью. Если бы те, кого вы только что похоронили, действительно хоть немного любили вас, они бы не пожелали, чтобы вы подвергали себя таким лишениям, отгородились от всего мира и горевали о них. И если я завтра умру, – продолжал молодой человек, это живое воплощение жизненной силы и красоты, – то надеюсь, что не найдется такого глупца, который надел бы траурную повязку или пропустил бы ради меня хоть один танцевальный вечер. Я думаю, что при данных обстоятельствах Риппл могла бы рассчитывать… Она много поработала ради спектакля, и для нее очень важно выступление в этом старинном театре. Ей было бы приятно, если бы вы… это ее… Я хочу сказать, это ее первое выступление.
– Я полагаю, что это просто сентиментальность, – ответил капитан Барр.
Молодой Джеральд, возмущенный и оскорбленный его тоном, удивлялся, каким образом этот человек так внезапно поглупел.
– Мы увидимся, конечно, с Риппл дома, – сделал уступку жених. – Я подойду к артистическому подъезду после представления.
– Вам, вероятно, придется долго ждать сегодня, после премьеры, пока удастся увидеть кого-нибудь из артистов. Впрочем, как вам угодно. Жаль, что будет пустовать хорошее место, вот и все.
В конце концов, однако, место не пустовало. В толпе, направлявшейся к двери, Джеральд Мередит увидел худощавого молодого человека лет двадцати с небольшим, у которого был особенно щеголеватый вид. На лице молодого человека внезапно появилась широкая довольная улыбка: он узнал Джеральда.
– Послушайте, вы Джеральд?
– Да, – ответил тот. – Здравствуйте! Кто вы?
– Хендли-Райсер, друг вашей сестры.
– Ну, конечно, мы с вами встречались, не правда ли? Вы зашли к Риппл, когда я однажды пил у нее чай. Великолепно. Пойдемте в нашу ложу – у нас есть свободное место. Пойдемте, хотите?
– С удовольствием, – сказал Хендли-Райсер, – но дело в том, что у меня хорошее место в креслах…
– О, пойдемте лучше к нам. Вы можете помочь нам шуметь, когда будет танцевать моя сестра. Кажется, она танцует отдельную небольшую партию в «Греческой вазе», так что вы сможете помочь нам аплодировать.
– Отлично. Очень вам признателен, Мередит. Послушайте, много людей ушли ни с чем, билетов нет. Не попытаться ли мне сдать свой билет в кассу?
В кассе с удовольствием взяли билет. Вот как случилось, что кресло, предназначенное для мистера Хендли-Райсера, было занято весьма подвижной дамой со стрижеными, гладко зачесанными волосами, с моноклем, в мужском пиджаке и строгого покроя черной юбке. Тем временем сам Стив занял место в ближайшей к сцене ложе.
III
В зрительном зале погас свет, и словно вуаль набросили на многоцветный партер. Потускнели мелькавшие на черном фоне яркие пятна – пурпурные, желтые, оранжевые, огненные, розовые шарфы и пышные манто. Все стало одноцветным.
Послышался сдержанный шум аплодисментов, когда дирижер занял свое место. Оркестр начал играть музыку к «Греческой вазе», и занавес поднялся. Все профессиональные критики находят, что «Греческая ваза» не столь значительна, как «Вероломная поселянка», что в ней нет тонкости, присущей «Маскам», но что все же танец очарователен, несомненно, очарователен.
Возможно, именно поэтому живой узор из белых фарфоровых силуэтов, сплетенных на нежнейшем терракотовом фоне, был поставлен первым. Три гибкие танцовщицы в белых повязках на головах и в светлых хитонах сплели свои руки и тела, образовав одну движущуюся фигуру.
– Вот Риппл, – прошептал ее брат, направив бинокль не на ту, кого он думал увидеть, – она танцует в середине. Теперь она выходит вперед. Смотрите! – Его друзья наклонились вперед, готовые восторгаться, даже если бы средняя балерина и не была такой грациозной. Она вышла вперед, прекрасно исполняя свой танец; едва ли кто-нибудь, кроме ее двух подруг, неподвижно застывших у терракотового занавеса, мог догадаться, что у девушки от страха кружилась голова в течение всего танца, который она исполняла впервые. Однако, против обыкновения, в программке не была отмечена замена главной исполнительницы в этом балете.
Маленькая греческая статуэтка, каждое движение которой было полно очарования, приблизилась к рампе и, положив руки на плечи подруг, образовала вместе с ними некое подобие белой гирлянды.
Благосклонно настроенный, восхищенный, зал зааплодировал. Особенно громкий гул одобрения доносился из ложи, где сидел брат Риппл со своими приятелями.
– Она необыкновенно хороша, – уверяли Джеральда студенты, – это было очень красивое зрелище.
Только Хендли-Райсер быстро обернулся назад:
– Но послушайте, Мередит…
Стиву хотелось крикнуть: «Это не Риппл была в центре! Это какая-то другая балерина танцевала соло. Риппл совсем не было на сцене!» – Он вовремя остановился, охваченный смущением. Несомненно, Риппл, которую он сам довез до артистического подъезда больше часа назад, вернулась в театр достаточно рано, чтобы переодеться и загримироваться к первому номеру. Конечно же, у нее было для этого время. Подделка грима и костюма ввела в заблуждение родного брата Риппл, но не Стива. Растерянный, он задавался вопросом, почему вместо Риппл выпустили другую балерину.
IV
Риппл в манто, накинутом поверх костюма Русалочки, ждала за кулисами. Занавес снова опустился, и скрытая от зрителей сцена наполнилась топотом ног и гулом голосов театральных рабочих, которые готовили декорации к следующему балету, уносили и меняли декорации. Скатанные цветные полотнища медленно поднимались вверх и в стороны, ускользали с магической быстротой, и на смену им появлялись новые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29