С высоты скалы можно было охватить глазом могучий безмятежный поток зеленоватой воды и необъятное плато, голое и бесплодное, лежащее под прямыми иссушающими лучами.
Дели вспомнила свою первую картину, которая принесла ей удовлетворение. На ней были изображены оранжевые дюны, лишенные какой бы то ни было растительности, кроме трагических черноствольных деревьев.
Мэг вернулась на ферму, чувствуя себя после поездки в Аделаиду более взрослой и более утонченной. С тех пор как Гарри Мелвилл пришел с войны, жизнь приобрела для нее новый смысл. Он не обращал на нее особого внимания, но это не мешало ей боготворить своего кумира.
Она привезла два новых платья: одно шелковое, цветастое, другое полотняное, с вышитой каймой. Платья, купленные в Аделаиде, подчеркивали ее наливающуюся соком фигуру. Они казались ей жутко нарядными: стоило ей надеть одно из них, как сразу менялась ее осанка и манера держаться.
С парохода она сошла в старом платье. Гарри дома не было – он уезжал в город на грузовом пикапе. Перед ужином она надела новое платье из кремового полотна и стала помогать миссис Мелвилл накрывать на стол в примыкающей к кухне столовой. Потом она вышла во двор и эффектно опершись на ограду, принялась ожидать машину. Она услышала ее гул еще не видя; затем вдали показалось длинное, точно хвост неведомого чудища, белесое облако. На дороге были выбиты две колеи, как раз по ширине расстояния между колесами автомобиля, и он шел по ним, точно по рельсам.
Поравнявшись с усадьбой, Гарри повернул руль, вывел машину из колеи и подъехал к воротам. Мэг медленно вышла вперед, откинула цепочку и распахнула створки ворот, при этом она встала на нижнюю металлическую перекладину и прокатилась.
– Привет, Мэги! – крикнул он. – Спасибо, цыпленок! Залезай в кабину, я прокачу тебя по двору.
Мэг закрыла за ним ворота, стараясь не бежать вприпрыжку, как глупая школьница, а чинно подошла и уселась рядом с Гарри, аккуратно расправив складки платья. Еще утром она вымыла свои пышные волосы, и теперь они переливались на солнце.
– Что произошло? Ты чем-то расстроена? – Гарри перевел ручку скорости и свернул на подъездную дорожку, ведущую вокруг дома к сараю на заднем дворе, куда убирали плуги и бороны, конскую сбрую и фураж. В одном углу было оставлено место для машины, на бортах которой зачастую устраивались на ночь птицы, будто на насесте.
– Нисколько! С чего ты взял? – она глянула на него сбоку своими синими глазами, опушенными черными ресницами; курносый носик был задорно вздернут вверх. К ее безыскусственности добавилось нечто новое: в ней начала пробуждаться женщина, и она понимала это.
– Не знаю; может, мать отругала или еще что-нибудь…
– Нет, она никогда меня не ругает, – Мэг упорно смотрела вниз, сосредоточенно разглаживая пальцами складку на юбке.
– Ну, выходи! – Он повернул ручку дверцы, одновременно пристукнув по ней другим кулаком, и она нехотя открылась. – Будь добра, помоги мне отнести в дом покупки. – И он начал доставать из машины разные кульки и пакеты. Мэг послушно стояла рядом, но когда он повернулся к ней, то увидел, что глаза ее мечут молнии.
Он начал передавать ей муку, мыло, банку с вареньем. Она с горечью сказала:
– Ты никогда ничего не видишь…
– Что я должен видеть, черт возьми!
– Разве ты не видишь, что я теперь другая. Я побывала в большом городе, и сделала себе стрижку у француза, которого зовут Превост. Мы останавливались в отеле «Метрополь», а еще я купила себе новые платья. А ты слепой, как летучая мышь. Можешь нести свое барахло сам!
С этими словами она швырнула покупки на землю. Жестянка с вареньем больно ударила его по ноге. Он яростно зарычал и схватил ее за руку.
– Ах, ты так!
Гарри больно скрутил ее тонкую руку. Мэг подскакивала на месте, безуспешно стараясь вырваться. При виде этого ему стало смешно.
– Ну, давай, вдарь еще! – смеялся он. – Ну что же ты? Она хотела оттолкнуть его свободной рукой, но он поймал и ее, и теперь Мэг была совершенно беспомощна.
– А теперь скажи: «Извини меня, я маленькая злючка».
– Не скажу!
Однако ее гнев был теперь напускным: эта борьба, напряжение его сильных мускулов не были ей неприятны, скорее наоборот. Он усмехнулся и повернул руку сильнее.
– Скажешь…
– Ну, извини… Отпусти же мою руку, ты, животное! Пытаясь освободиться, она неосторожно дернула его левую руку и лишь взглянув на его изуродованные пальцы спохватилась. Ее злости как не бывало.
– О, Гарри! Твоя рука… Тебе больно?
– Чепуха! Она давным-давно зажила. – Он спрятал руку в карман. Она начала смиренно собирать разбросанную на земле бакалею, а он тем временем достал из машины остальное. Идя вслед за ней к кухонной двери, он скупо обронил:
– А платье ничего себе… Тебе идет.
Мэг признательно улыбнулась ему через плечо.
Одним из последствий второй мировой войны было расширение рынков сбыта для австралийских сухофруктов, производимых по берегам Муррея: в годы войны они поставлялись во все страны мира исключительно из Калифорнии и Австралии. Двое калифорнийцев, братья Чэффи, заложили первые виноградники на орошаемых землях в Мильдьюре, и теперь они давали большой доход. Ренмарк сделался богатым поселком.
В конце первого послевоенного лета стояла сильная жара: целых две недели температура не опускалась ниже 35° в тени. Вода в свежевырытых каналах стояла без движения, их берега были усеяны разлагающимися мертвыми кроликами, и не было спасения от комарья. Многих, кому удалось избежать «испанки», настиг тиф. Местные врачи с красными от бессонницы глазами пробирались к больным по непролазным лесным дорогам, лекарства и антисептики доставлялись по воде на колесных пароходах.
Один из них однажды доставил лекарство духовного свойства. Студенты Итонского колледжа, участвуя, хотя и без большого желания, в программе «Миссионерской деятельности за пределами Англии», организовали плавучую церковь на пароходе, называемом «Итона». Каноник Рассел плавал на ном вверх и вниз по реке между Морганом и Ренмарком и каждое воскресное или любое другое утро, когда «Итона» швартовалась в том или ином поселке, он собирал такую пеструю толпу прихожан, какую ему никогда не приходилось видеть в Англии.
Ловцы кроликов и рыбаки, стригали в засаленных молескиновых брюках, строители ирригационных сооружений в рваных армейских мундирах – все были желанными гостями в маленькой часовне, устроенной на борту. Под аккомпанемент небольшого органа студенты пели старые гимны, которые люди не слышали со времен детства. Прихожанам нравились полузабытые гимны, и ради этого они терпеливо слушали длинные проповеди каноника.
Ниже по течению, на последних плесах, вода перекачивалась из реки обратно в озера. Топкие равнины, расположенные по обе стороны от Марри-Бридж, теперь осушались, и их плодородная земля использовалась под пастбища. В конечном счете, на пятьдесят миль равнина была освоена. Молоко из молочных хозяйств доставлялось на переработку в кооператив фермеров, организованный в Марри-Бридж.
Исконные места обитания болотных птиц – Уолл, Помпута, Джервойс, Мобилонг, Миполонга – были у них отобраны в результате осушения затонов и заводей; дикие утки, бакланы, пеликаны, черные лебеди переселились ближе к устью на широкий пролив Гулуа и на соленый Куронг.
Постепенно, шаг за шагом, люди, точно трудолюбивые и организованные муравьи, преобразовывали эту расплывшуюся, растекшуюся по сторонам реку. Соблюдая положенные сезонные условия, она теперь устремилась вперед, примирившись с переменами, которые навязали ей эти, такие слабые на вид, существа.
10
Последние несколько месяцев Дели работала очень много: речные перевозки резко возросли, суда сновали вверх и вниз по реке, точно пчелы на медоносах.
Она похудела и осунулась, щеки ее ввалились. Однако каким-то чудом ей, как истинной англичанке, удавалось сохранять нежный цвет лица, напоминающий бледно-розовый цвет яблони.
Носила она чаще всего строгую английскую блузку и прямую юбку до колен, в холодную погоду надевала мужской джемпер, а иногда еще и военный китель, перепоясанный ремнем. Головного убора она не признавала. Ее темные волосы были густы, как прежде, однако в них появилась пугающая и наводящая на грустные размышления серебряная прядь.
Поскольку плата, установленная за перевозку груза, была одинаковой, независимо от того, разгружался ли пароход в Моргане, в двухстах милях от устья, или в Гулуа, Дели предпочитала брать груз до Моргана, а в обратный рейс загружала муку, пиво или гидротехническое оборудование для Лок-Трее. Вниз они обычно везли пшеницу либо шерсть.
Если они прибывали в Морган рано утром, то к двум часам дня успевали загрузить в вагоны до тысячи тюков шерсти – портовые краны разгружали сотню тюков в час. Плата за доставку составляла 30 шиллингов с тонны. Они делали большие деньги, однако перенапряжение начинало сказываться на всех и в первую очередь на уже пожилом Чарли Макбине.
Дели решила: как только накопит тысячу фунтов стерлингов, продает баржу и переоборудует судно под плавучий магазин. Новые поселки обеспечивали непрекращающийся спрос на товары, и кроме того, на озере Виктория вырос крупный лагерь строителей, нуждающихся в самых разных вещах.
Если все пойдет, как задумано, им оставалось сделать один рейс. Она собиралась подняться до Уэнтворта с грузом муки и, если представится случай, взять обратно груз шерсти. Но прежде чем они тронулись в путь, пришло письмо от Рибурна, просившего ее забрать первый в сезоне настриг шерсти из овцеводческого хозяйства на озере Виктория и доставить ее на склады в Миланге. Она сразу же телеграфировала о согласии.
«Филадельфия» была зарегистрирована как озерное судно, и все-таки Дели слегка нервничала. Ей никогда еще не приходилось пересекать такой широкий водный массив. Один раз (это было в 1917 году) она сошла с фарватера в лагуну, не заметив закрытый деревьями вход в основное русло. На озере Александрина берегов не увидишь, и ей впервые в жизни придется пользоваться картой.
В шкафу салона она отыскала старую карту озера. В северной его части близ Веллингтона, фарватер проходил вдоль берега, потом огибал северо-западную косу и шел напрямую в Милангу, оставляя западный берег далеко в стороне. Это составляло около половины всего пути.
Дели встретилась с Уолленом, капитаном «Оскара Уайлда». Тот высказал большие сомнения, что женщина сможет благополучно провести судно в Миланг.
– Ты слишком молодая и хрупкая, – вразумлял ее он. – Ветры на озерах часто дуют с юго-востока, что ты будешь делать тогда? Тебя снесет к берегу. Вообрази: волны высотой восемь футов и при каждой волне правое колесо поднимается над водой и зависает в воздухе. Если не соблюдать осторожность, тебя может завертеть, – он поперхнулся. – А теперь слушай меня внимательно: лучше всего выходить на заре, до восхода солнца. В этот час озеро почти всегда спокойно. Если задует с юго-востока, лучше переждать пару дней, пока не стихнет. Озеро мелкое, очень легко врезаться в дно и получить пробоину.
Его слова звучали в ушах Дели, когда она возвращалась из маленького бара в Веллингтоне, последнем городе перед выходом из реки в озеро. На полу рубки она расстелила большую карту и сверялась с ней, направляясь через открытое водное пространство к Милангу. Это оказалось много легче, чем разобраться в путанице протоков, ведущих к Гулуа и к устью реки.
Следуя советам Уоллена, она пришвартовалась на ночь «скулой к волне» у мыса Помандер, там, где озеро начинает расширяться. Взглянув на небо, она увидела низкие рваные облака, угрожающе надвигающиеся с юго-востока. Река была защищена с подветренной стороны густыми ветлами, но Дели видела, как на противоположном берегу они сгибались почти до горизонтального положения, извиваясь и стелясь на ветру, будто зеленые змеи.
Она не имела ни малейшего желания врезаться в дно, которое наверняка было покрыто вязким илом, способным поглотить человека. Разумеется, у них была спасательная шлюпка, но попробуйте спустить ее на воду при волне в восемь футов высотой. Дели была не на шутку напугана.
Но, несмотря на все страхи, сердце ее встрепенулось, как у того лосося из книжки Мэг, когда ветлы остались позади, берега расступились и впереди открылось широкое русло, ведущее в открытое озеро. Впервые в жизни она увидела впереди навигационные знаки, черный слева и красный справа. Эти таинственные кружки и квадраты, засиженные чайками и бакланами, говорили ей о том, что река осталась позади, а перед нею – открытая вода.
Они миновали 94-й маяк. Уже начинали сгущаться сумерки, когда Дели заметила слева по борту две торчащие из воды уродливые коряги. Там скорее всего было мелко.
На левом берегу показалась усадьба Веллингтон-Лодж, окруженная пальмами и тополями, и рядом с ней – Лоу-Поинт, лишь чуть-чуть возвышающийся над водой. Предельно осторожно, выверяя каждое свое движение, Дели повернула судно к противоположному берегу, к пристани Напла, расположенной поблизости от большого каменного склада. Приветные огоньки светились в окнах бараков: там готовились к стрижке овец.
Они отдали швартовы и привязались к массивным сваям из эвкалипта. «Их привезли из эчукских лесов», – с грустью подумала Дели, сразу же вспомнив Адама. Баржу привязали к стволу большой ветлы. Порывистый ветер доносил со стороны бараков звуки концертино.
– Прошвырнемся туда после ужина, а, Чарли? – сказал Лимб, нарочито небрежно растягивая слова в подражание взрослым матросам. – У стригалей найдется грог, чтобы промочить горло, и музыка у них есть. Даже если не будет баб, как-никак скоротаем вечерок. – И он осклабил в улыбке свое веснушчатое лицо.
– Ах ты, щенок, отродье сатаны! Грог и бабы, говоришь? Что еще? У тебя будет на это много времени, когда ты превратишься в такую развалину, как я. Ты лучше бы привязал баржу как следует, а не этим бабьим узлом – сорвет ведь ночью, как пить дать, когда задует ураган с моря.
– Ты думаешь, ветер переменится? – Дели спустилась из рубки, растирая руками затекшие плечи. Их ломило, как никогда раньше: вероятно, она слишком напрягалась, ведя судно в незнакомых водах.
Чарли взглянул на небо из-под лохматых бровей.
– А кто его знает! С севера сразу не повернет, канаты можно перевязывать; а с западной стороны нас прикрывают эти ветлы.
– А завтра?
Чарли сплюнул в сторону.
– Не знаю, что будет завтра в этих местах! Я здесь новичок. Пойти покалякать со стригалями…
– Чарли!..
Он повернулся на ее отчаянный зов, догадываясь, о чем она подумала в эту минуту. Стоит ему пойти туда и напиться… В этом первом рейсе по озеру ей хватает забот помимо пьяного механика.
– Ладно, миссис, – он надвинул свою засаленную кепку на самые глаза, чтобы спрятать их сконфуженное выражение. – Я туда не пойду. Пусть пойдет Лимб: может, ему удастся купить свежего хлеба. Хлеб у них пекут знатный.
Получив ее согласие, Лимб глубоко нахлобучил свою шляпу, напоминающую форму для пудинга и стрелой помчался по шпалам местной узкоколейки, которая кружила по заболоченным лесам, доставляя на пристань тюки с шерстью.
Кроме навеса для стрижки, бараков и пресса для шерсти, там была еще шерстомойка с высокой дымовой трубой и каменная печь с большой духовкой, вмещающей до пятнадцати буханок хлеба. Лимб стремглав прибежал назад, держа под мышками по две буханки.
– Стригали говорят, скоро задует со страшной силой! – весело прокричал он.
Дели ничего не ела за ужином, тревожно прислушиваясь к завываниям ветра в кущах деревьев и к шуму волн, ударявшихся о берег мыса.
Было бесполезно делиться своими тревогами с Брентоном: он не выказывал ни малейшего интереса к судовым делам и только сердился, если она заговаривала с ним на эту тему. Впервые она пожалела, что у нее нет помощника, который мог бы разделить с ней ответственность за сохранность судна. Номинально Брентон значился капитаном, а она – помощником, но она исполняла обязанности обоих, с трудом урывая несколько часов для сна. Она совсем вымоталась, так дальше продолжаться не могло. Но рейс был последний, доставив груз по назначению, она рассчитывала вернуться к спокойной торговле с борта судна.
Дели провела бессонную ночь. Чуть свет ее поднял с постели механик. Небо очистилось, и на нем еще были видны звезды. Светлоокая красавица Венера поднималась впереди дневного светила; на северо-западе тускло желтела звезда Арктур, а высоко в небе сверкал Южный Крест.
Дели посмотрела вниз, в этом защищенном от ветра месте вода успокоилась настолько, что звезды отражались в ней четко, с редкими искажениями.
Серебряный зигзаг был отражением Венеры. А у самого борта плясали две звезды Большой Медведицы, находящиеся на одной линии с Полярной звездой. Они то сближались, то расходились – будто беззвучно хлопали в ладоши чьи-то руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81