Но в любом случае я уверена, что ты ошибаешься. Ну, я в том смысле, что это я ошибаюсь. В конце концов, нет ничего странного или нездорового, чтобы время от времени покупать игрушки. Разве мне запрещено мечтать? Или у меня нет права предаваться приятным фантазиям? А вот предположи на минуточку, что это не фантазии. Ну представь, что у нас наконец все получилось. Как бы это было чудесно! Я даже не отваживаюсь думать об этом - слишком тяжело будет потом расставаться с этими мыслями.
Дорогой Сэм.
Что бы я ни думал об Эване, выбравшем на роль Колина Карла Фиппса, должен сказать, что с Нимнх Таббс он угадал на все сто процентов. Она великолепна. Красива и умеет разбудить в людях эмоции, когда входит в образ. Сегодня она играла некоторые эпизоды, которые я выкрал из дневника Люси, и пока она не дошла до конца, в павильоне стояла полная тишина. Ей удалось добиться того, чтобы всем было и грустно, и смешно. Когда же она закончила монолог о молитвах и о том, что героиня верит в бога только тогда, когда чего-то от него хочет, все зааплодировали - включая меня.
Больше того: если уж быть абсолютно честным перед самим собой, надо признать, что Карл Фиппс тоже неплох. Есть в нем действительно какая-то природная, не наигранная убедительность, когда он читает текст, и я порой даже забываю, что сам написал эти строчки. Сегодня они репетировали сцену, когда Рейчел обвиняет Колина в том, что ему наплевать, будут у них дети или нет, а тот пытается ей что-то объяснить и в итоге признается, что в абстрактном, самом общем смысле он, может быть, действительно не хочет иметь детей…
– Понимаешь, если дети - это часть тебя, продолжение и выражение нашей любви, то я, конечно, хочу, чтобы они у нас были. Я был бы рад, да что там - рад, я был бы просто на седьмом небе от счастья. - В этом месте Фиппс сделал паузу и посмотрел в глаза Нимнх. Клянусь: они оба чуть не расплакались. Оба - я имею в виду обоих актеров, а не оба глаза Нимнх. Хотя, конечно, и в них обоих действительно стояли слезы. Мне рассказывали, что у актеров есть такой секрет: если им нужно, чтобы на крупном плане у них получились полные слез глаза, то они дергают за волосинку в носу, и это рефлекторно вызывает слезы. Не знаю, может, в этот раз они и рвали на себе волосы, но если так, то сделали это чрезвычайно ловко, потому что я ничего не заметил. В общем, выдержав паузу, Карл взял Нимнх за руку и сказал: - Но если этого не случится - значит, так тому и быть. Я так считаю. Если у нас будут дети, они станут частью нас, нашей любви. Если же детей не будет, то мы ведь друг для друга все равно останемся, и наша любовь от этого не станет меньше.
Вот это да! Все именно так и есть. Именно такие чувства я и испытываю к Люси. Впрочем, чего ж тут удивляться: в конце концов, я же и написал этот сценарий. Но все равно было ужасно трогательно. Даже Джордж - на что уж редкое по толстокожести животное - и тот был растроган. Он даже соизволил сказать мне, что сцена удалась, на что я ему сказал, что отвечаю за каждое слово.
Затем Эван объявил короткий перерыв и удалился, чтобы провести это время в демонстративном одиночестве, которое нарушали только шикарные девчонки с мелированными волосами и в тонированных очках, почтительно подносившие ему кофе. Актеры и остальные члены съемочной группы нестройной толпой, вроде пчелиного роя, сгрудились вокруг стола с чаем и бисквитами - как обычно это и делают актеры и члены съемочной группы. Я решил воспользоваться моментом и познакомиться с Нимнх. Она, как и подобает актрисе, отказалась от чая и опустила в чашку с кипятком пакетик с какой-то гадостью, именовавшейся, по всей видимости, очередным травяным сбором.
– Привет, я автор сценария. Очень рад, что вы приняли предложение сняться в этом фильме, Нимнн… Нхиммн… Нмнхм…
Само собой, только в этот момент до меня дошло, что я совсем забыл заранее узнать, как правильно произносится имя этой девушки. Впрочем, ее это не удивило и, по всей видимости, не обидело. Она явно привыкла к подобным ситуациям. А впрочем, что еще ей остается делать с таким-то именем?
– Мое имя произносится - Нахве. С ударением на втором слоге. Это очень древнее кельтское имя, - сказала она с прелестным, едва уловимым ирландским акцентом, которым, как мне показалось, она гордилась. - Я очень глубоко осознаю свои кельтские корни. Наша семья происходит с суровых и прекрасных Гебридских островов, что возле Ирландии. Моя кровь темно-зеленого цвета.
Ну что ты на это скажешь! Вот я и не нашелся, что ответить на такую тираду, и хлопал глазами до тех пор, пока к нам вдруг словно ниоткуда не подкатил Карл Фиппс - само воплощение мужественности и дружелюбия.
– Я Карл. А вы Сэм, правда? Я немного знаком с вашей супругой. Она работает в моем агентстве.
Да, мужик, немного ты ее знаешь. И хрен когда узнаешь ее лучше, ты, лживый двуличный ублюдок.
– Потрясающий сценарий, приятель, - продолжал Карл. - Просто потрясающий, честно.
Я поблагодарил его, а когда он отвернулся, ухитрился капнуть кетчупа ему в чай. Маленькая, но очень важная победа. Затем ассистент режиссера пригласила всех обратно на репетицию. Нахве, проходя мимо меня, ткнула пальцем в ту страницу сценария, которой Эван собирался заняться.
– Когда я в первый раз прочитала этот кусок, то даже расплакалась, - призналась она.
Надо же, какое совпадение. Со мной было то же самое.
Этот фрагмент я вставил в сценарий только сегодня утром. Раньше этого сделать мне бы не удалось, потому что эта страница еще не была написана Люси. В последнее время она берет свой дневник в Спаннерфилд и, если очередь длинная (как обычно бывает), чтобы не скучать, вкратце записывает свои мысли.
Нахве села на стул посреди репетиционного зала, с ручкой и тетрадью в руках (я даже тетрадь вставил в фильм, чтобы актерам легче было работать с таким количеством внутренних монологов и закадрового текста), и стала читать.
– Не знаю, почему так получается. Чем ближе тот день, на который намечено либо мое полное возрождение, либо очередная частичная смерть, моя тоска и стремление забеременеть становятся почти физическими. Будто я проглотила что-то большое, тяжелое и даже слегка ядовитое. Это вроде утренней тошноты от похмелья и чувства нереализованности. Могу ли я надеяться, что этой тоске скоро придет конец?
Я едва мог это слушать. Текст читала Нахве (и читала очень хорошо), но мне слышался голос Люси. Я просто видел, как Люси сидит в полном одиночестве среди толпы в комнате ожидания и изливает на бумаге свои мысли - ее личные, не предназначенные ни для чьих глаз и ушей мысли, которые я теперь выношу на публику.
– …как только я вижу мать с ребенком, снова задаю себе этот вопрос, и во мне вспыхивает радость, которую вновь накрывает волна отчаяния. Как только я узнаю о беременности кого-нибудь из знакомых, это становится для меня лучиком надежды и в то же время жестоким напоминанием, что по крайней мере в данный момент внутри меня нет ничего, кроме той самой тоски. И может быть, никогда не будет. Не знаю, почему так все устроено: почему для женщины потребность произвести на свет новую жизнь имеет такую важность, почему женщина, пока не станет матерью, не может почувствовать себя полноценной. Но знаю, что это именно так. Наверное, это чувство неудовлетворенности собой не знакомо тем женщинам, которые легко, как и положено природой, обзаводятся детьми… Какое же это сильное чувство женского горя и страха, что желанные дети могут так никогда и не родиться.
Этот монолог всем очень понравился. Эван в восторге от того, что я, как он выразился, «выстраиваю сценарий слоями, как кирпичную стену». Джордж заявил, что теперь, по его мнению, мне действительно удалось «раскусить» образ главной героини.
– Знаешь, старина, я здесь вообще ни при чем, - ответил я. - Разве я тебе не говорил? Я нашел женщину-соавтора.
Дорогая Пенни.
Только что перечитала несколько страниц из тех, что были написаны в последнее время, и, по правде говоря, смутилась. Сплошное хныканье и сочувствие самой себе, такой несчастной. Извини, что я, наверное, уже утомила тебя этим нытьем. Чего стоят только завывания по поводу «внутренней тоски» и «утренней тошноты, как от похмелья». Надо же было такое понаписать! Господи, и это в то время, когда три четверти населения планеты живет впроголодь! Как я могу быть такой эгоистичной? Все, что я могу сказать: слава богу, что никто никогда не прочитает этот дневник. А значит, если возможность изливать душу на этих страницах мне помогает жить, то хуже от этого никому не станет, пусть я даже выгляжу в этом дневнике капризной и плаксивой девчонкой.
Сегодня ездила в клинику сдавать очередной анализ крови. Вот, собственно говоря, и все. Больше рассказать нечего.
Осталось ждать недолго. Судя по всему, мои яичники выглядят как битквм набитые мешки картошки. Яйцеклетки гроздьями, штук по пятьдесят, торчат из них в разные стороны.
Дорогой Сэм.
На Радио Би-би-си мне вручили официальное предупреждение о грозящем увольнении. Ну что ж, как минимум это означает, что придется влезать в долги, потому что аванса, который мне выплатили за фильм, явно не хватит, чтобы прожить вдвоем до следующей выплаты. Впрочем, ничего не поделаешь: рано или поздно это должно было случиться. В последние два месяца я настолько часто отсутствовал на работе, что это стали замечать даже в таком болоте, как Дом радио. Обычно, если человек не испытывает судьбу и терпение руководства, ему позволяют тихо-мирно, практически ничего не делая, продремать на своем рабочем месте до пенсии. Но для этого он должен хотя бы мелькать у начальства перед глазами, принимая посильное участие в создании всеобщей суматохи. В общем, всему есть предел, и я понял, что лучше уйти самому, пока меня не уволили за прогулы.
Придя в последний раз на работу, я заглянул в студию утреннего шоу к Чарли Стоуну, чтобы попрощаться.
– А? Что? Ну ладно, бывай, рад был познакомиться, - сказал он. - А ты, кстати, кто такой?
По-моему, такое прощание с редактором является достойной и, самое главное, справедливой эпитафией моей так толком и не начавшейся карьере в области молодежного радиовещания.
Люси я о своем увольнении не сказал. Ума не приложу, как ей это объяснить. Она же понятия не имеет, чем я в последнее время занимаюсь. Да ладно, в конце концов, одной ложью больше, одной меньше - какая разница. Хуже уже не будет.
Сегодня у нас было большое совещание по поводу сценария. Как-никак, с завтрашнего дня у нас начинается съемочный период. Состоялось совещание в офисе «Эбав Лайн Филмз» в Сохо, потому что Эвану, видите ли, было «обломно переться» к нам в центр. По этой уважительной причине в Сохо пришлось переться Джорджу, Тревору и даже Найджелу. Меня сегодня осенило: пожалуй, Найджел на самом деле вовсе не настолько крут, как хочет казаться другим, да и самому себе. В конце концов, взять даже сегодняшнюю ситуацию: Би-би-си вкладывает в этот фильм львиную долю денег, а Найджел при этом позволяет обращаться с нашей корпорацией как с младшим партнером. И кому позволяет: трем паяцам с идиотскими стрижками, которые снимают пару жалких комнатушек в Сохо.
Почему, спрашивается? Да потому, что это кино. Весь мир околдован кинематографом, неподражаемым сиянием серебристого экрана. По крайней мере, я могу утверждать это в отношении тех, кто работает в области масс-медиа в Лондоне, а для нас - тех, кто работает в этой области, - Лондон и есть весь мир. Все остальные формы повествовательного искусства внезапно стали устаревшими и невыносимо скучными по сравнению с кино. Книги, театр, телевидение? Кое-что по-своему неплохо, но при серьезном анализе становится понятно, что все это - скука смертная. Старомодная скучища, пропахшая нафталином, которую только и можно рассматривать в качестве одной из ступенек исторической лестницы, подводящей нас к единственной подлинной вершине - волшебному и сверкающему миру кинематографа! Стоит писателю выпустить новый роман, как первый же берущий у него интервью журналист спрашивает: «Ваша книга будет экранизирована?» Стоит актеру получить роль в телевизионном мини-сериале с бюджетом в десять миллионов фунтов, как он начинает несколько смущенно оправдываться перед друзьями: «Да, конечно, неплохо, но ведь это всего лишь для телевидения». Режиссеры существующих на государственные субсидии театров в поте лица ищут пьесы, по которым можно было делать спектакли, по возможности похожие на фильмы (насколько это позволяют пустая сцена, четверо актеров и один стул). При этом каждый из них втайне лелеет мечту о том, что когда-нибудь он станет настолько модным и успешным, что сможет наплевать на театр и заняться наконец настоящим делом - снимать кино. Все дело, понимаете ли, в Голливуде. Вот уже девяносто лет мы живем под его гипнозом. Нам все еще хочется пробиться туда. И если никому из работающих на Би-би-си Голливуд не светит, то кто-нибудь из «Эбав Лайн Филмз» все-таки может туда попасть, что и доказывает пример Эвана. Вот почему гора была вынуждена идти к Магомету.
Признаюсь сразу: совещание прошло и, более того, закончилось очень удачно для меня. Для начала все согласились, что вариант сценария, который имеется на текущий момент, не только всем нравится, но и заслуживает похвалы. Великолепно - именно это слово носилось в воздухе. Эван дал всем понять, что он тоже очень доволен.
Почувствовав настроение Эвана и перехватив у него эстафетную палочку, Петра вытащила ворох факсов и объявила, что Лос-Анджелес и Нью-Йорк тоже очень довольны, и вообще все очень, очень довольны.
Настоящий триумф любви к моей скромной персоне.
Затем настал черед неизбежного ушата холодной воды. Такое происходит с авторами сценариев постоянно, на всех обсуждениях, абсолютно независимо от того, насколько бурными были восторги всех собравшихся на этих обсуждениях.
Все идет хорошо до тех пор, пока кто-нибудь не произнесет роковые, имеющие силу заклинания слова: «…за исключением». Да я сам сотни раз говорил такое авторам: «Всем очень понравилось, и я тоже считаю, что вам многое удалось, за исключением…»
– За исключением финала, - сказал Найджел, и все дружно кивнули.
Ну что ж, удар был нанесен честно и по правилам - с этим не поспоришь.
– Имеется в виду отсутствие такового, - сказала Петра, взяв на себя труд облечь невысказанные сомнения других.
Я понял, что наступил момент дать последний, явно безнадежный бой. Учитывая то, насколько мы с Люси сейчас близки к реальной развязке - счастливой или нет, - я не то чтобы не считаю себя вправе, но просто не могу найти в себе сил определиться с тем, каков будет финал моей истории. Похоже, Люси все-таки была права, постоянно повторяя одну и ту же, казалось бы, банальную фразу: писать нужно от сердца. То, что пишешь, должно исходить из глубины твоей души. И вот сейчас у меня не хватает духу решить судьбу моих героев. Я просто понятия не имею, как отреагирую на столь долгожданное известие, когда оно придет, поэтому и не могу себе представить, как будут реагировать мои герои, что они будут чувствовать и как себя поведут. Это вовсе не значит, что я просто перенесу наши с Люси чувства на Колина и Рейчел. То есть вполне возможно, финал фильма будет совпадать с тем, что получится у нас в жизни, но это вовсе не обязательно. Пока я этого просто не знаю.
– Послушайте, речь ведь идет всего об одной последней странице, - сказал я. - Даже о нескольких последних строчках. Я все допишу и принесу вам, как обещал: через несколько дней.
– Но, Сэм, - запротестовал Найджел, - Эван ведь начинав!' снимать уже на следующей неделе.
– Но ведь его никто не заставляет снимать, начиная с конца, правда? - возразил я и с надеждой посмотрел на Эвана, который сидел молча, загадочно глядя в бокал с минералкой со столь свойственным ему и всем остальным режиссерам выражением лица: «Свой вердикт я вынесу, когда сочту нужным».
– При всем моем к вам уважении, - сказала Петра - и голос ее прозвучал не более ласково, чем лязганье передернутого затвора, - мне представляется очень трудной, практически невыполнимой задачей удерживать на крючке американских прокатчиков и, главное, их деньги, если на начало съемочного периода мы не сможем сообщить им, чем заканчивается фильм.
– Ну не знаю я, чем он закончится, - взмолился я. - Прошу прощения, но хоть убейте: не знаю.
Эван тем временем выбрался из глубин своего кокона и величественно протянул руку к вазочке с оливками.
– Слушайте, вообще-то это мой фильм. Надеюсь, с этим все согласны? - осведомился он таким тоном, каким общаются с миром только кинорежиссеры. Вообще-то сценарий фильма написал я. Разные люди дали деньги на съемки. Не одна сотня человек так или иначе вовлечена в процесс производства Но в конце концов это будет, конечно, «его» фильм, «фильм Эвана Проклеймера». В другой ситуации я бы непременно высказался по этому поводу (хотя не уверен, что у меня хватило бы смелости), но поскольку выяснилось, что Эван на моей стороне, естественно, я промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Дорогой Сэм.
Что бы я ни думал об Эване, выбравшем на роль Колина Карла Фиппса, должен сказать, что с Нимнх Таббс он угадал на все сто процентов. Она великолепна. Красива и умеет разбудить в людях эмоции, когда входит в образ. Сегодня она играла некоторые эпизоды, которые я выкрал из дневника Люси, и пока она не дошла до конца, в павильоне стояла полная тишина. Ей удалось добиться того, чтобы всем было и грустно, и смешно. Когда же она закончила монолог о молитвах и о том, что героиня верит в бога только тогда, когда чего-то от него хочет, все зааплодировали - включая меня.
Больше того: если уж быть абсолютно честным перед самим собой, надо признать, что Карл Фиппс тоже неплох. Есть в нем действительно какая-то природная, не наигранная убедительность, когда он читает текст, и я порой даже забываю, что сам написал эти строчки. Сегодня они репетировали сцену, когда Рейчел обвиняет Колина в том, что ему наплевать, будут у них дети или нет, а тот пытается ей что-то объяснить и в итоге признается, что в абстрактном, самом общем смысле он, может быть, действительно не хочет иметь детей…
– Понимаешь, если дети - это часть тебя, продолжение и выражение нашей любви, то я, конечно, хочу, чтобы они у нас были. Я был бы рад, да что там - рад, я был бы просто на седьмом небе от счастья. - В этом месте Фиппс сделал паузу и посмотрел в глаза Нимнх. Клянусь: они оба чуть не расплакались. Оба - я имею в виду обоих актеров, а не оба глаза Нимнх. Хотя, конечно, и в них обоих действительно стояли слезы. Мне рассказывали, что у актеров есть такой секрет: если им нужно, чтобы на крупном плане у них получились полные слез глаза, то они дергают за волосинку в носу, и это рефлекторно вызывает слезы. Не знаю, может, в этот раз они и рвали на себе волосы, но если так, то сделали это чрезвычайно ловко, потому что я ничего не заметил. В общем, выдержав паузу, Карл взял Нимнх за руку и сказал: - Но если этого не случится - значит, так тому и быть. Я так считаю. Если у нас будут дети, они станут частью нас, нашей любви. Если же детей не будет, то мы ведь друг для друга все равно останемся, и наша любовь от этого не станет меньше.
Вот это да! Все именно так и есть. Именно такие чувства я и испытываю к Люси. Впрочем, чего ж тут удивляться: в конце концов, я же и написал этот сценарий. Но все равно было ужасно трогательно. Даже Джордж - на что уж редкое по толстокожести животное - и тот был растроган. Он даже соизволил сказать мне, что сцена удалась, на что я ему сказал, что отвечаю за каждое слово.
Затем Эван объявил короткий перерыв и удалился, чтобы провести это время в демонстративном одиночестве, которое нарушали только шикарные девчонки с мелированными волосами и в тонированных очках, почтительно подносившие ему кофе. Актеры и остальные члены съемочной группы нестройной толпой, вроде пчелиного роя, сгрудились вокруг стола с чаем и бисквитами - как обычно это и делают актеры и члены съемочной группы. Я решил воспользоваться моментом и познакомиться с Нимнх. Она, как и подобает актрисе, отказалась от чая и опустила в чашку с кипятком пакетик с какой-то гадостью, именовавшейся, по всей видимости, очередным травяным сбором.
– Привет, я автор сценария. Очень рад, что вы приняли предложение сняться в этом фильме, Нимнн… Нхиммн… Нмнхм…
Само собой, только в этот момент до меня дошло, что я совсем забыл заранее узнать, как правильно произносится имя этой девушки. Впрочем, ее это не удивило и, по всей видимости, не обидело. Она явно привыкла к подобным ситуациям. А впрочем, что еще ей остается делать с таким-то именем?
– Мое имя произносится - Нахве. С ударением на втором слоге. Это очень древнее кельтское имя, - сказала она с прелестным, едва уловимым ирландским акцентом, которым, как мне показалось, она гордилась. - Я очень глубоко осознаю свои кельтские корни. Наша семья происходит с суровых и прекрасных Гебридских островов, что возле Ирландии. Моя кровь темно-зеленого цвета.
Ну что ты на это скажешь! Вот я и не нашелся, что ответить на такую тираду, и хлопал глазами до тех пор, пока к нам вдруг словно ниоткуда не подкатил Карл Фиппс - само воплощение мужественности и дружелюбия.
– Я Карл. А вы Сэм, правда? Я немного знаком с вашей супругой. Она работает в моем агентстве.
Да, мужик, немного ты ее знаешь. И хрен когда узнаешь ее лучше, ты, лживый двуличный ублюдок.
– Потрясающий сценарий, приятель, - продолжал Карл. - Просто потрясающий, честно.
Я поблагодарил его, а когда он отвернулся, ухитрился капнуть кетчупа ему в чай. Маленькая, но очень важная победа. Затем ассистент режиссера пригласила всех обратно на репетицию. Нахве, проходя мимо меня, ткнула пальцем в ту страницу сценария, которой Эван собирался заняться.
– Когда я в первый раз прочитала этот кусок, то даже расплакалась, - призналась она.
Надо же, какое совпадение. Со мной было то же самое.
Этот фрагмент я вставил в сценарий только сегодня утром. Раньше этого сделать мне бы не удалось, потому что эта страница еще не была написана Люси. В последнее время она берет свой дневник в Спаннерфилд и, если очередь длинная (как обычно бывает), чтобы не скучать, вкратце записывает свои мысли.
Нахве села на стул посреди репетиционного зала, с ручкой и тетрадью в руках (я даже тетрадь вставил в фильм, чтобы актерам легче было работать с таким количеством внутренних монологов и закадрового текста), и стала читать.
– Не знаю, почему так получается. Чем ближе тот день, на который намечено либо мое полное возрождение, либо очередная частичная смерть, моя тоска и стремление забеременеть становятся почти физическими. Будто я проглотила что-то большое, тяжелое и даже слегка ядовитое. Это вроде утренней тошноты от похмелья и чувства нереализованности. Могу ли я надеяться, что этой тоске скоро придет конец?
Я едва мог это слушать. Текст читала Нахве (и читала очень хорошо), но мне слышался голос Люси. Я просто видел, как Люси сидит в полном одиночестве среди толпы в комнате ожидания и изливает на бумаге свои мысли - ее личные, не предназначенные ни для чьих глаз и ушей мысли, которые я теперь выношу на публику.
– …как только я вижу мать с ребенком, снова задаю себе этот вопрос, и во мне вспыхивает радость, которую вновь накрывает волна отчаяния. Как только я узнаю о беременности кого-нибудь из знакомых, это становится для меня лучиком надежды и в то же время жестоким напоминанием, что по крайней мере в данный момент внутри меня нет ничего, кроме той самой тоски. И может быть, никогда не будет. Не знаю, почему так все устроено: почему для женщины потребность произвести на свет новую жизнь имеет такую важность, почему женщина, пока не станет матерью, не может почувствовать себя полноценной. Но знаю, что это именно так. Наверное, это чувство неудовлетворенности собой не знакомо тем женщинам, которые легко, как и положено природой, обзаводятся детьми… Какое же это сильное чувство женского горя и страха, что желанные дети могут так никогда и не родиться.
Этот монолог всем очень понравился. Эван в восторге от того, что я, как он выразился, «выстраиваю сценарий слоями, как кирпичную стену». Джордж заявил, что теперь, по его мнению, мне действительно удалось «раскусить» образ главной героини.
– Знаешь, старина, я здесь вообще ни при чем, - ответил я. - Разве я тебе не говорил? Я нашел женщину-соавтора.
Дорогая Пенни.
Только что перечитала несколько страниц из тех, что были написаны в последнее время, и, по правде говоря, смутилась. Сплошное хныканье и сочувствие самой себе, такой несчастной. Извини, что я, наверное, уже утомила тебя этим нытьем. Чего стоят только завывания по поводу «внутренней тоски» и «утренней тошноты, как от похмелья». Надо же было такое понаписать! Господи, и это в то время, когда три четверти населения планеты живет впроголодь! Как я могу быть такой эгоистичной? Все, что я могу сказать: слава богу, что никто никогда не прочитает этот дневник. А значит, если возможность изливать душу на этих страницах мне помогает жить, то хуже от этого никому не станет, пусть я даже выгляжу в этом дневнике капризной и плаксивой девчонкой.
Сегодня ездила в клинику сдавать очередной анализ крови. Вот, собственно говоря, и все. Больше рассказать нечего.
Осталось ждать недолго. Судя по всему, мои яичники выглядят как битквм набитые мешки картошки. Яйцеклетки гроздьями, штук по пятьдесят, торчат из них в разные стороны.
Дорогой Сэм.
На Радио Би-би-си мне вручили официальное предупреждение о грозящем увольнении. Ну что ж, как минимум это означает, что придется влезать в долги, потому что аванса, который мне выплатили за фильм, явно не хватит, чтобы прожить вдвоем до следующей выплаты. Впрочем, ничего не поделаешь: рано или поздно это должно было случиться. В последние два месяца я настолько часто отсутствовал на работе, что это стали замечать даже в таком болоте, как Дом радио. Обычно, если человек не испытывает судьбу и терпение руководства, ему позволяют тихо-мирно, практически ничего не делая, продремать на своем рабочем месте до пенсии. Но для этого он должен хотя бы мелькать у начальства перед глазами, принимая посильное участие в создании всеобщей суматохи. В общем, всему есть предел, и я понял, что лучше уйти самому, пока меня не уволили за прогулы.
Придя в последний раз на работу, я заглянул в студию утреннего шоу к Чарли Стоуну, чтобы попрощаться.
– А? Что? Ну ладно, бывай, рад был познакомиться, - сказал он. - А ты, кстати, кто такой?
По-моему, такое прощание с редактором является достойной и, самое главное, справедливой эпитафией моей так толком и не начавшейся карьере в области молодежного радиовещания.
Люси я о своем увольнении не сказал. Ума не приложу, как ей это объяснить. Она же понятия не имеет, чем я в последнее время занимаюсь. Да ладно, в конце концов, одной ложью больше, одной меньше - какая разница. Хуже уже не будет.
Сегодня у нас было большое совещание по поводу сценария. Как-никак, с завтрашнего дня у нас начинается съемочный период. Состоялось совещание в офисе «Эбав Лайн Филмз» в Сохо, потому что Эвану, видите ли, было «обломно переться» к нам в центр. По этой уважительной причине в Сохо пришлось переться Джорджу, Тревору и даже Найджелу. Меня сегодня осенило: пожалуй, Найджел на самом деле вовсе не настолько крут, как хочет казаться другим, да и самому себе. В конце концов, взять даже сегодняшнюю ситуацию: Би-би-си вкладывает в этот фильм львиную долю денег, а Найджел при этом позволяет обращаться с нашей корпорацией как с младшим партнером. И кому позволяет: трем паяцам с идиотскими стрижками, которые снимают пару жалких комнатушек в Сохо.
Почему, спрашивается? Да потому, что это кино. Весь мир околдован кинематографом, неподражаемым сиянием серебристого экрана. По крайней мере, я могу утверждать это в отношении тех, кто работает в области масс-медиа в Лондоне, а для нас - тех, кто работает в этой области, - Лондон и есть весь мир. Все остальные формы повествовательного искусства внезапно стали устаревшими и невыносимо скучными по сравнению с кино. Книги, театр, телевидение? Кое-что по-своему неплохо, но при серьезном анализе становится понятно, что все это - скука смертная. Старомодная скучища, пропахшая нафталином, которую только и можно рассматривать в качестве одной из ступенек исторической лестницы, подводящей нас к единственной подлинной вершине - волшебному и сверкающему миру кинематографа! Стоит писателю выпустить новый роман, как первый же берущий у него интервью журналист спрашивает: «Ваша книга будет экранизирована?» Стоит актеру получить роль в телевизионном мини-сериале с бюджетом в десять миллионов фунтов, как он начинает несколько смущенно оправдываться перед друзьями: «Да, конечно, неплохо, но ведь это всего лишь для телевидения». Режиссеры существующих на государственные субсидии театров в поте лица ищут пьесы, по которым можно было делать спектакли, по возможности похожие на фильмы (насколько это позволяют пустая сцена, четверо актеров и один стул). При этом каждый из них втайне лелеет мечту о том, что когда-нибудь он станет настолько модным и успешным, что сможет наплевать на театр и заняться наконец настоящим делом - снимать кино. Все дело, понимаете ли, в Голливуде. Вот уже девяносто лет мы живем под его гипнозом. Нам все еще хочется пробиться туда. И если никому из работающих на Би-би-си Голливуд не светит, то кто-нибудь из «Эбав Лайн Филмз» все-таки может туда попасть, что и доказывает пример Эвана. Вот почему гора была вынуждена идти к Магомету.
Признаюсь сразу: совещание прошло и, более того, закончилось очень удачно для меня. Для начала все согласились, что вариант сценария, который имеется на текущий момент, не только всем нравится, но и заслуживает похвалы. Великолепно - именно это слово носилось в воздухе. Эван дал всем понять, что он тоже очень доволен.
Почувствовав настроение Эвана и перехватив у него эстафетную палочку, Петра вытащила ворох факсов и объявила, что Лос-Анджелес и Нью-Йорк тоже очень довольны, и вообще все очень, очень довольны.
Настоящий триумф любви к моей скромной персоне.
Затем настал черед неизбежного ушата холодной воды. Такое происходит с авторами сценариев постоянно, на всех обсуждениях, абсолютно независимо от того, насколько бурными были восторги всех собравшихся на этих обсуждениях.
Все идет хорошо до тех пор, пока кто-нибудь не произнесет роковые, имеющие силу заклинания слова: «…за исключением». Да я сам сотни раз говорил такое авторам: «Всем очень понравилось, и я тоже считаю, что вам многое удалось, за исключением…»
– За исключением финала, - сказал Найджел, и все дружно кивнули.
Ну что ж, удар был нанесен честно и по правилам - с этим не поспоришь.
– Имеется в виду отсутствие такового, - сказала Петра, взяв на себя труд облечь невысказанные сомнения других.
Я понял, что наступил момент дать последний, явно безнадежный бой. Учитывая то, насколько мы с Люси сейчас близки к реальной развязке - счастливой или нет, - я не то чтобы не считаю себя вправе, но просто не могу найти в себе сил определиться с тем, каков будет финал моей истории. Похоже, Люси все-таки была права, постоянно повторяя одну и ту же, казалось бы, банальную фразу: писать нужно от сердца. То, что пишешь, должно исходить из глубины твоей души. И вот сейчас у меня не хватает духу решить судьбу моих героев. Я просто понятия не имею, как отреагирую на столь долгожданное известие, когда оно придет, поэтому и не могу себе представить, как будут реагировать мои герои, что они будут чувствовать и как себя поведут. Это вовсе не значит, что я просто перенесу наши с Люси чувства на Колина и Рейчел. То есть вполне возможно, финал фильма будет совпадать с тем, что получится у нас в жизни, но это вовсе не обязательно. Пока я этого просто не знаю.
– Послушайте, речь ведь идет всего об одной последней странице, - сказал я. - Даже о нескольких последних строчках. Я все допишу и принесу вам, как обещал: через несколько дней.
– Но, Сэм, - запротестовал Найджел, - Эван ведь начинав!' снимать уже на следующей неделе.
– Но ведь его никто не заставляет снимать, начиная с конца, правда? - возразил я и с надеждой посмотрел на Эвана, который сидел молча, загадочно глядя в бокал с минералкой со столь свойственным ему и всем остальным режиссерам выражением лица: «Свой вердикт я вынесу, когда сочту нужным».
– При всем моем к вам уважении, - сказала Петра - и голос ее прозвучал не более ласково, чем лязганье передернутого затвора, - мне представляется очень трудной, практически невыполнимой задачей удерживать на крючке американских прокатчиков и, главное, их деньги, если на начало съемочного периода мы не сможем сообщить им, чем заканчивается фильм.
– Ну не знаю я, чем он закончится, - взмолился я. - Прошу прощения, но хоть убейте: не знаю.
Эван тем временем выбрался из глубин своего кокона и величественно протянул руку к вазочке с оливками.
– Слушайте, вообще-то это мой фильм. Надеюсь, с этим все согласны? - осведомился он таким тоном, каким общаются с миром только кинорежиссеры. Вообще-то сценарий фильма написал я. Разные люди дали деньги на съемки. Не одна сотня человек так или иначе вовлечена в процесс производства Но в конце концов это будет, конечно, «его» фильм, «фильм Эвана Проклеймера». В другой ситуации я бы непременно высказался по этому поводу (хотя не уверен, что у меня хватило бы смелости), но поскольку выяснилось, что Эван на моей стороне, естественно, я промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51