Теперь 54-летний композитор мог спокойно думать о приближающейся старости. В эти трудные для Брукнера годы постепенно растет число учеников-единомышленников, вскоре ставших его ревностными приверженцами. Из них назовем прежде всего трех, снискавших наибольшую известность в деле пропаганды его творчества. Это дирижеры Фердинанд Лёве, Франц Шальк, позднее руководитель Венской оперы, и его брат пианист Йозеф Шальк. Впоследствии к ним присоединились дирижер Феликс Мотль, органист Рудольф Дитрих, пианист Август Штрадаль и музыкальный критик Август Гёллерих, избранный самим композитором в качестве официального биографа. Поддержка друзей помогла Брукнеру преодолеть мучительный творческий кризис.
НА ПУТИ К СЛАВЕ
В конце 70-х годов Брукнер вступил в новый период интенсивного творчества, в течение которого были созданы все крупные произведения за исключением Девятой симфонии. Первым из них стал струнный Квинтет (фа мажор) для двух скрипок, двух альтов и виолончели, законченный в середине 1879 года. Сочинив квинтет, Брукнер выполнил обещание, данное им Хелльмесбергеру еще в 1861 году - написать произведение для его знаменитого квартета.
Почти все зрелые инструментальные опусы Брукнера предназначены для большого симфонического оркестра; квинтет представляет особый интерес как единственный образец камерно-инструментального жанра в творчестве композитора. Несмотря на известную близость к монументальному стилю симфоний Брукнера, квинтет свидетельствует о чутком постижении им специфики камерного ансамбля. Произведение отмечено интимностью настроения и филигранной отделкой деталей, характерной для данного жанра.
Квинтет состоит из четырех частей. После I части следует быстрое скерцо, а затем Adagio. Музыка наделена поразительной мелодической красотой и богатством гармонии; изобретательность тематического развития сочетается с мастерским использованием отдельных инструментов. После двух ритмически подвижных первых частей особенно впечатляет созерцательная лирика Adagio; по силе мелодического вдохновения эта часть принадлежит к прекраснейшим страницам мировой камерно-инструментальной литературы. Резкий контраст вносит финал, исполненный внутреннего беспокойства. Глубокое своеобразие содержания и формы отводят ему совершенно особое место в творчестве Брукнера.
Необычность и сложность квинтета не сразу были поняты исполнителями. Хелльмесбергер нашел скерцо слишком трудным для исполнения; поэтому в декабре 1879 года в качестве замены Брукнер сочинил технически более легкую часть под названием интермеццо. С тех пор за единственным зрелым камерно-инструментальным опусом композитора закрепилось название квинтета с интермеццо. Однако Хелльмесбергер не решился исполнить квинтет и с облегченной автором II частью. Честь его «открытия» принадлежит нескольким молодым музыкантам, которые выступили с ним 17 ноября 1881 года в зале Бёзендорфер под эгидой «Вагнеровского общества». Впоследствии квинтет Брукнера получил широкое распространение в концертной практике и до сих пор является одним из самых известных его сочинений. Чтобы смягчить свой отказ, Хелльмесбергер предложил Брукнеру исполнить в придворной капелле Мессу № 1 (ре минор). Состоявшийся под управлением автора 6 июня 1880 года концерт был первым публичным исполнением музыки Брукнера в Вене после неудачи с Третьей симфонией, если не считать его большой органной импровизации в зале Академического певческого общества. Вместе с Мессой впервые прозвучали мотеты «Locus iste» и «Os juste», сочиненные для хора монастыря св. Флориана.
Три месяца спустя после окончания квинтета, в сентябре 1879 года, Брукнер приступил к сочинению новой, Шестой симфонии (ля мажор). Это произведение 55-летнего композитора отмечено поразительной свежестью музыки и вдохновением. Брукнер называл Шестую «смелейшей» (Keckste), другие, по аналогии с Шестой симфонией Бетховена, - «пасторальной». Действительно, подобно Четвертой, «Романтической», Шестая симфония Брукнера воспринимается как прославление красоты и величия мироздания. Из всех симфоний Брукнера эта - самая светлая по настроению. В ее музыке господствуют образы восторженного ликования, радостного упоения счастьем бытия. Лирические темы напоены небывалой ранее для симфоний Брукнера эмоциональной силой и теплотой чувства. Музыке присущи черты эпического величия, особенно заметные в финале, где возникают образы богатырской мощи, заставляющие вспомнить вагнеровского Зигфрида. Симфония заканчивается, как обычно у Брукнера, апофеозным звучанием главной темы I части, символизирующей торжество света и радости. Среди симфоний Брукнера Шестая выделяется большим богатством ритмики; пунктирные, двух- и трехдольные ритмы (в последовательном или одновременном звучании) придают музыке своеобразный «текучий», «парящий» характер.
В период работы над Шестой симфонией Брукнер совершил путешествие в Швейцарию (август-сентябрь 1880 г.). Вначале он посетил Обераммергау, чтобы увидеть знаменитое народное представление «Страстей» (Passionsspiele), затем направился в Цюрих, где играл на большом органе кафедрального собора. Брукнер так же выступал в Женеве, Фрейбурге, Берне, Люцерне и других городах, всюду вызывая восхищение слушателей, Во время этого путешествия Брукнер посетил местечко Шамони близ Монблана, где осмотрел знаменитый ледяной грот; так сбылась его давнишняя мечта увидеть вблизи высочайшую гору Европы.
Новый 1881 год ознаменовался радостным событием. Известный дирижер Ханс Рихтер по рекомендации Вагнера взялся исполнить Четвертую симфонию Брукнера. Долгожданная премьера симфонии, пролежавшей в портфеле композитора семь лет, состоялась 20 февраля 1881 года в Вене и сопровождалась триумфальным успехом. По свидетельству прессы, симфония была принята публикой с энтузиазмом; после каждой части автора вызывали по четыре-пять раз. Симфония получила высокую оценку у ряда критиков: в одной из рецензий Брукнер был причислен к самым выдающимся композиторам своего времени; в другой, отвечая на адресованные Брукнеру упреки в вагнерианстве, критик справедливо указывал, что он в такой же степени вагнерианец, в какой Вагнер - бетховенианец, а Бетховен - моцартианец; в этих словах проницательно раскрыта историческая роль Брукнера, завершающего вслед за Вагнером период музыкального романтизма XIX века.
Вскоре после столь удачного исполнения Четвертой Брукнер приступил к сочинению одного из самых известных своих произведений - знаменитого Те deum для солистов, хора и оркестра. Чувство огромного душевного подъема, пережитого в то время композитором, ощутимо уже в первых тактах Те deum, проникнутых восторженным гимническим пафосом. Первоначальный вариант произведения был закончен в мае 1881 года, однако не исполнялся и послужил основой для окончательной редакции 1884 года. 3 сентября 1881 года Брукнер завершил финал Шестой симфонии, а 23-го приступил к осуществлению нового монументального замысла - созданию Седьмой симфонии; наплыв музыкальных идей был столь велик, что не оставлял времени для значительных перерывов в творчестве.
Работа над Седьмой продолжалась два года (1881- 1883). В этот период состоялась последняя встреча Брукнера с Вагнером; 26 июля 1882 года в Байрейте он присутствовал на премьере «Парсифаля» - лебединой песни Вагнера. Брукнер снова наслаждался гостеприимством Вагнера на вилле «Wahnfried». На одной из встреч Вагнер дал торжественное обещание исполнить в Байрейте все симфонии Брукнера. Музыка «Парсифаля» произвела на Брукнера ни с чем не сравнимое впечатление. По свидетельству очевидцев, он с присущей ему экзальтированностью стал на колени перед Вагнером, чтобы выразить безграничное восхищение его творением. Однако Вагнер охладил его порыв, сказав: «Умерьте свой пыл, Брукнер! Спокойной ночи!» Это были последние слова великого композитора, услышанные Брукнером. Чувство необычайного духовного подъема, испытанное в Байрейте, владело Брукнером во время работы над Седьмой симфонией; на музыке ее I части словно лежит лучезарный отблеск столь многообещающей для ее автора встречи с Вагнером.
В разгаре работы над II частью симфонии, Adagio, в феврале 1883 года Брукнеру суждено было пережить два диаметрально противоположных по значению события. Первое принесло большую радость: 11 февраля Венский филармонический оркестр под управлением Вильгельма Яна впервые исполнил две средние части из Шестой симфонии Брукнера - Adagio и скерцо; его музыку больше нельзя было игнорировать, но целиком исполнить симфонию филармонический оркестр еще не решался. Премьера двух частей Шестой прошла с огромным успехом. Даже «гансликовская» критика не нашла повода для серьезных порицаний. Быть может впервые Брукнер обрел уверенность в своем композиторском будущем. Но через три дня после концерта его постигло ни с чем не сравнимое горе. Придя 14 февраля в консерваторию, он узнал, что накануне умер Рихард Вагнер. Скорбная весть потрясла Брукнера до глубины души: ушел из мира самый великий из музыкантов, встреченных им на жизненном пути. Душевная боль, вызванная смертью гениального композитора и почитаемого друга, с огромной художественной силой запечатлелась в последних тактах Adagio Седьмой; эти 40 с лишним тактов (в партитуре с буквы W) были сочинены под непосредственным впечатлением великой утраты. «...До этого места я дошел, - писал Брукнер одному из друзей, - когда поступила депеша из Венеции, и тогда мною впервые была сочинена подлинно траурная музыка памяти мастера». Летом 1883 года Брукнер снова посетил Байрейт, чтобы отдать последнюю дань глубочайшей признательности великому музыканту на его могиле в парке виллы «Wahnfried».
Несмотря на горечь невозместимой утраты, Брукнер продолжал работу над Седьмой симфонией, которую закончил 5 сентября 1883 года. Как и другие его симфонии второго периода творчества в Вене (1879-1887), она написана во всеоружии композиторского мастерства. Наряду с Шестой это единственная симфония, не подвергнутая им впоследствии переработке. Благодаря господству в крайних частях цикла светлого, лучезарного колорита, подчеркнутого тональностью ми мажор, Седьмая принадлежит к числу наиболее легко воспринимаемых партитур Брукнера. Еще в большей степени, чем в Шестой симфонии, музыкальные образы Седьмой наделены жизненной силой и эмоциональной полнотой. Неудивительно, что она стала одним из популярнейших произведений композитора.
Неотразимо впечатляет мелодической красотой уже начальная тема, излагаемая виолончелями и альтами на фоне таинственного шелеста тремоло скрипок - одна из самых протяженных и чарующе вдохновенных мелодий Брукнера. Любопытно, что эта великолепная тема была сочинена композитором во сне. По его словам, однажды ночью ему явился друг из Линца и продиктовал тему симфонии, которую он тут же записал. «Запомни, эта тема принесет тебе счастье!» - сказал на прощанье друге. И действительно, Седьмая симфония принесла Брукнеру мировую славу.
Еще более торжественно и лирически упоенно звучит начальная тема при втором проведении в высоких регистрах скрипок и деревянных духовых; подобно восходящему светилу она возносится над сумрачным тремоло низких струнных, развертываясь во всем великолепии и блеске; в момент вступления tutti медных ее интонации словно излучают светоносную энергию. Так радостно, приподнято и гимнически вдохновенно не начиналась ни одна симфония Брукнера. Вторая, певучая тема с беспокойным мелодическим рисунком и напряженной вагнеровской хроматикой - контрастна первой; проникнутая духом романтического томления и мучительных противоречий, она вызывает ощущение непрерывных исканий, приводящих к новой, третьей теме, полной танцевального задора и напористой энергии; в ее стремительном движении исчезает возвышенная торжественность двух первых тем.
Разработка I части раскрывает дотоле неизведанные глубины духа композитора. Сокровенный мир интимных грез и мечтательных видений предстает в первом разделе, где доминирует певучая тема, излагаемая в высоком, напряженно звучащем регистре виолончелей. Это как бы лирическая исповедь «героя», предваряемая раздумчивыми интонациями первой темы. Резкий контраст создает второй раздел разработки, рисующий картину титанической схватки. Подобно неумолимой поступи судьбы звучат в tutti оркестра интонации начальной темы, вызывая представление о единоборстве «героя» с силами рока. Этот кульминационный раздел разработки отмечен величием античной трагедии. Дальнейшее развитие подобно одной гигантской волне, включающей и динамическую репризу, устремлено к последним тактам I «части - лучезарной коде, где на органном пункте тоники длительностью в 53 такта утверждается мажорное трезвучие. Кода заканчивается ликующими фанфарами медных, провозглашающими торжество жизни и света.
Полярно противоположную сферу образов воплощает начало II части. На ум невольно приходят бессмертные пушкинские строки:
Вдруг: виденье гробовое,
Внезапный мрак иль что-нибудь такое...
Траурное звучание до-диез-минорной темы в первых тактах Adagio рождает чувство безграничной скорби; сумрачный колорит низких струнных (альты, виолончели, контрабасы) подчеркнут зловеще-суровым тембром квартета вагнеровских туб впервые примененных здесь Брукнером; мрачно-торжественным звучанием они затмевают прежний солнечный ландшафт, словно возвещая приближение смерти, Брукнер с трогательной непосредственностью описал происхождение замысла Adagio: «Однажды я пришел домой и мне стало очень печально; я думал о том, что мастера скоро не будет в живых, и тогда мне пришло на ум cis-moll'ное Adagio». (Это было за три недели до смерти Вагнера.) Действительно, образы Adagio Седьмой симфонии с огромной силой передают трагедию смерти и одновременно страстное стремление к преодолению страданий, к освобождению от власти зла. Скорбному оцепенению первых тактов Adagio противостоит хорал струнных (вторая часть темы), воспроизводящий мажорные интонации «Non confundar in aeternum» из Те deum Брукнера. Здесь композитор цитирует самого себя, чтобы сделать максимально понятным замысел Adagio, основанный на контрасте противоположностей - мрака и света, гнетущей подавленности и радостного озарения, преображения. Так уже в первых тактах раскрывается главная идея Adagio, определяющая дальнейшее развитие.
После трагедийных образов первой темы вторая переносит в мир светлой романтической мечты. На мягко колышущемся фоне сопровождения у скрипок легко и свободно парит моцартовски ясная тема с прозрачным мелодическим орнаментом; она кажется неземным видением, пришедшим из мира, не подвластного силе зла. И снова с неотвратимой неизбежностью возникают сурово-скорбные звучания первой темы, символизируя неизбывность страданий и смерти. На контрастном противопоставлении этих полярных образов основано дальнейшее развитие Adagio, приводящее к экстатической кульминации в до мажоре, утверждающей радостно преображенные интонации первой темы. Затем следует трагический срыв. Ослепительно блестящее tutti оркестра сменяется подобно внезапно опустившемуся темному занавесу сумрачно-приглушенным звучанием квинтета туб - эпилогом-эпитафией памяти Вагнера; словно в скорбном оцепенении медлительно развертываются интонации темы «Non confundar», пока подавляемые усилием воли рыдания не прорываются наружу во внезапном вскрике валторн fortissimo. Просветленно мажорное звучание первой темы в последних тактах части воспринимается как примирение с неизбежным. Так заканчивается Adagio Седьмой симфонии - одно из самых вдохновенных созданий Брукнера, в котором, быть может, с наибольшей полнотой воплотилось его credo человека и художника.
Ярчайший контраст трагической застылости последних тактов Adagio создает начало III части, скерцо, полное ощущения первозданной силы и энергии неукротимого натиска. Безостановочное кружение фигуры струнных, напоминающее какой-то причудливо-демонический хоровод, властно прорезает ритмически чеканная тема трубы - призыв к борьбе и символ душевной стойкости в испытаниях. Любопытная деталь: прообразом этой темы послужил задорный клич петуха. Скерцо Седьмой симфонии - одно из самых инфернально-зловещих у Брукнера. Недоброе, призрачное веселье основного раздела, в котором моментами чудится мефистофельская усмешка, резко оттеняет безмятежное спокойствие трио. Шубертовски напевная мелодия скрипок, выдержанная в плавном ритме лендлера, овеяна атмосферой сельской идиллии, поэзией лесного приволья.
Финал симфонии знаменует окончательное торжество действенного, мужественно-героического начала;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
НА ПУТИ К СЛАВЕ
В конце 70-х годов Брукнер вступил в новый период интенсивного творчества, в течение которого были созданы все крупные произведения за исключением Девятой симфонии. Первым из них стал струнный Квинтет (фа мажор) для двух скрипок, двух альтов и виолончели, законченный в середине 1879 года. Сочинив квинтет, Брукнер выполнил обещание, данное им Хелльмесбергеру еще в 1861 году - написать произведение для его знаменитого квартета.
Почти все зрелые инструментальные опусы Брукнера предназначены для большого симфонического оркестра; квинтет представляет особый интерес как единственный образец камерно-инструментального жанра в творчестве композитора. Несмотря на известную близость к монументальному стилю симфоний Брукнера, квинтет свидетельствует о чутком постижении им специфики камерного ансамбля. Произведение отмечено интимностью настроения и филигранной отделкой деталей, характерной для данного жанра.
Квинтет состоит из четырех частей. После I части следует быстрое скерцо, а затем Adagio. Музыка наделена поразительной мелодической красотой и богатством гармонии; изобретательность тематического развития сочетается с мастерским использованием отдельных инструментов. После двух ритмически подвижных первых частей особенно впечатляет созерцательная лирика Adagio; по силе мелодического вдохновения эта часть принадлежит к прекраснейшим страницам мировой камерно-инструментальной литературы. Резкий контраст вносит финал, исполненный внутреннего беспокойства. Глубокое своеобразие содержания и формы отводят ему совершенно особое место в творчестве Брукнера.
Необычность и сложность квинтета не сразу были поняты исполнителями. Хелльмесбергер нашел скерцо слишком трудным для исполнения; поэтому в декабре 1879 года в качестве замены Брукнер сочинил технически более легкую часть под названием интермеццо. С тех пор за единственным зрелым камерно-инструментальным опусом композитора закрепилось название квинтета с интермеццо. Однако Хелльмесбергер не решился исполнить квинтет и с облегченной автором II частью. Честь его «открытия» принадлежит нескольким молодым музыкантам, которые выступили с ним 17 ноября 1881 года в зале Бёзендорфер под эгидой «Вагнеровского общества». Впоследствии квинтет Брукнера получил широкое распространение в концертной практике и до сих пор является одним из самых известных его сочинений. Чтобы смягчить свой отказ, Хелльмесбергер предложил Брукнеру исполнить в придворной капелле Мессу № 1 (ре минор). Состоявшийся под управлением автора 6 июня 1880 года концерт был первым публичным исполнением музыки Брукнера в Вене после неудачи с Третьей симфонией, если не считать его большой органной импровизации в зале Академического певческого общества. Вместе с Мессой впервые прозвучали мотеты «Locus iste» и «Os juste», сочиненные для хора монастыря св. Флориана.
Три месяца спустя после окончания квинтета, в сентябре 1879 года, Брукнер приступил к сочинению новой, Шестой симфонии (ля мажор). Это произведение 55-летнего композитора отмечено поразительной свежестью музыки и вдохновением. Брукнер называл Шестую «смелейшей» (Keckste), другие, по аналогии с Шестой симфонией Бетховена, - «пасторальной». Действительно, подобно Четвертой, «Романтической», Шестая симфония Брукнера воспринимается как прославление красоты и величия мироздания. Из всех симфоний Брукнера эта - самая светлая по настроению. В ее музыке господствуют образы восторженного ликования, радостного упоения счастьем бытия. Лирические темы напоены небывалой ранее для симфоний Брукнера эмоциональной силой и теплотой чувства. Музыке присущи черты эпического величия, особенно заметные в финале, где возникают образы богатырской мощи, заставляющие вспомнить вагнеровского Зигфрида. Симфония заканчивается, как обычно у Брукнера, апофеозным звучанием главной темы I части, символизирующей торжество света и радости. Среди симфоний Брукнера Шестая выделяется большим богатством ритмики; пунктирные, двух- и трехдольные ритмы (в последовательном или одновременном звучании) придают музыке своеобразный «текучий», «парящий» характер.
В период работы над Шестой симфонией Брукнер совершил путешествие в Швейцарию (август-сентябрь 1880 г.). Вначале он посетил Обераммергау, чтобы увидеть знаменитое народное представление «Страстей» (Passionsspiele), затем направился в Цюрих, где играл на большом органе кафедрального собора. Брукнер так же выступал в Женеве, Фрейбурге, Берне, Люцерне и других городах, всюду вызывая восхищение слушателей, Во время этого путешествия Брукнер посетил местечко Шамони близ Монблана, где осмотрел знаменитый ледяной грот; так сбылась его давнишняя мечта увидеть вблизи высочайшую гору Европы.
Новый 1881 год ознаменовался радостным событием. Известный дирижер Ханс Рихтер по рекомендации Вагнера взялся исполнить Четвертую симфонию Брукнера. Долгожданная премьера симфонии, пролежавшей в портфеле композитора семь лет, состоялась 20 февраля 1881 года в Вене и сопровождалась триумфальным успехом. По свидетельству прессы, симфония была принята публикой с энтузиазмом; после каждой части автора вызывали по четыре-пять раз. Симфония получила высокую оценку у ряда критиков: в одной из рецензий Брукнер был причислен к самым выдающимся композиторам своего времени; в другой, отвечая на адресованные Брукнеру упреки в вагнерианстве, критик справедливо указывал, что он в такой же степени вагнерианец, в какой Вагнер - бетховенианец, а Бетховен - моцартианец; в этих словах проницательно раскрыта историческая роль Брукнера, завершающего вслед за Вагнером период музыкального романтизма XIX века.
Вскоре после столь удачного исполнения Четвертой Брукнер приступил к сочинению одного из самых известных своих произведений - знаменитого Те deum для солистов, хора и оркестра. Чувство огромного душевного подъема, пережитого в то время композитором, ощутимо уже в первых тактах Те deum, проникнутых восторженным гимническим пафосом. Первоначальный вариант произведения был закончен в мае 1881 года, однако не исполнялся и послужил основой для окончательной редакции 1884 года. 3 сентября 1881 года Брукнер завершил финал Шестой симфонии, а 23-го приступил к осуществлению нового монументального замысла - созданию Седьмой симфонии; наплыв музыкальных идей был столь велик, что не оставлял времени для значительных перерывов в творчестве.
Работа над Седьмой продолжалась два года (1881- 1883). В этот период состоялась последняя встреча Брукнера с Вагнером; 26 июля 1882 года в Байрейте он присутствовал на премьере «Парсифаля» - лебединой песни Вагнера. Брукнер снова наслаждался гостеприимством Вагнера на вилле «Wahnfried». На одной из встреч Вагнер дал торжественное обещание исполнить в Байрейте все симфонии Брукнера. Музыка «Парсифаля» произвела на Брукнера ни с чем не сравнимое впечатление. По свидетельству очевидцев, он с присущей ему экзальтированностью стал на колени перед Вагнером, чтобы выразить безграничное восхищение его творением. Однако Вагнер охладил его порыв, сказав: «Умерьте свой пыл, Брукнер! Спокойной ночи!» Это были последние слова великого композитора, услышанные Брукнером. Чувство необычайного духовного подъема, испытанное в Байрейте, владело Брукнером во время работы над Седьмой симфонией; на музыке ее I части словно лежит лучезарный отблеск столь многообещающей для ее автора встречи с Вагнером.
В разгаре работы над II частью симфонии, Adagio, в феврале 1883 года Брукнеру суждено было пережить два диаметрально противоположных по значению события. Первое принесло большую радость: 11 февраля Венский филармонический оркестр под управлением Вильгельма Яна впервые исполнил две средние части из Шестой симфонии Брукнера - Adagio и скерцо; его музыку больше нельзя было игнорировать, но целиком исполнить симфонию филармонический оркестр еще не решался. Премьера двух частей Шестой прошла с огромным успехом. Даже «гансликовская» критика не нашла повода для серьезных порицаний. Быть может впервые Брукнер обрел уверенность в своем композиторском будущем. Но через три дня после концерта его постигло ни с чем не сравнимое горе. Придя 14 февраля в консерваторию, он узнал, что накануне умер Рихард Вагнер. Скорбная весть потрясла Брукнера до глубины души: ушел из мира самый великий из музыкантов, встреченных им на жизненном пути. Душевная боль, вызванная смертью гениального композитора и почитаемого друга, с огромной художественной силой запечатлелась в последних тактах Adagio Седьмой; эти 40 с лишним тактов (в партитуре с буквы W) были сочинены под непосредственным впечатлением великой утраты. «...До этого места я дошел, - писал Брукнер одному из друзей, - когда поступила депеша из Венеции, и тогда мною впервые была сочинена подлинно траурная музыка памяти мастера». Летом 1883 года Брукнер снова посетил Байрейт, чтобы отдать последнюю дань глубочайшей признательности великому музыканту на его могиле в парке виллы «Wahnfried».
Несмотря на горечь невозместимой утраты, Брукнер продолжал работу над Седьмой симфонией, которую закончил 5 сентября 1883 года. Как и другие его симфонии второго периода творчества в Вене (1879-1887), она написана во всеоружии композиторского мастерства. Наряду с Шестой это единственная симфония, не подвергнутая им впоследствии переработке. Благодаря господству в крайних частях цикла светлого, лучезарного колорита, подчеркнутого тональностью ми мажор, Седьмая принадлежит к числу наиболее легко воспринимаемых партитур Брукнера. Еще в большей степени, чем в Шестой симфонии, музыкальные образы Седьмой наделены жизненной силой и эмоциональной полнотой. Неудивительно, что она стала одним из популярнейших произведений композитора.
Неотразимо впечатляет мелодической красотой уже начальная тема, излагаемая виолончелями и альтами на фоне таинственного шелеста тремоло скрипок - одна из самых протяженных и чарующе вдохновенных мелодий Брукнера. Любопытно, что эта великолепная тема была сочинена композитором во сне. По его словам, однажды ночью ему явился друг из Линца и продиктовал тему симфонии, которую он тут же записал. «Запомни, эта тема принесет тебе счастье!» - сказал на прощанье друге. И действительно, Седьмая симфония принесла Брукнеру мировую славу.
Еще более торжественно и лирически упоенно звучит начальная тема при втором проведении в высоких регистрах скрипок и деревянных духовых; подобно восходящему светилу она возносится над сумрачным тремоло низких струнных, развертываясь во всем великолепии и блеске; в момент вступления tutti медных ее интонации словно излучают светоносную энергию. Так радостно, приподнято и гимнически вдохновенно не начиналась ни одна симфония Брукнера. Вторая, певучая тема с беспокойным мелодическим рисунком и напряженной вагнеровской хроматикой - контрастна первой; проникнутая духом романтического томления и мучительных противоречий, она вызывает ощущение непрерывных исканий, приводящих к новой, третьей теме, полной танцевального задора и напористой энергии; в ее стремительном движении исчезает возвышенная торжественность двух первых тем.
Разработка I части раскрывает дотоле неизведанные глубины духа композитора. Сокровенный мир интимных грез и мечтательных видений предстает в первом разделе, где доминирует певучая тема, излагаемая в высоком, напряженно звучащем регистре виолончелей. Это как бы лирическая исповедь «героя», предваряемая раздумчивыми интонациями первой темы. Резкий контраст создает второй раздел разработки, рисующий картину титанической схватки. Подобно неумолимой поступи судьбы звучат в tutti оркестра интонации начальной темы, вызывая представление о единоборстве «героя» с силами рока. Этот кульминационный раздел разработки отмечен величием античной трагедии. Дальнейшее развитие подобно одной гигантской волне, включающей и динамическую репризу, устремлено к последним тактам I «части - лучезарной коде, где на органном пункте тоники длительностью в 53 такта утверждается мажорное трезвучие. Кода заканчивается ликующими фанфарами медных, провозглашающими торжество жизни и света.
Полярно противоположную сферу образов воплощает начало II части. На ум невольно приходят бессмертные пушкинские строки:
Вдруг: виденье гробовое,
Внезапный мрак иль что-нибудь такое...
Траурное звучание до-диез-минорной темы в первых тактах Adagio рождает чувство безграничной скорби; сумрачный колорит низких струнных (альты, виолончели, контрабасы) подчеркнут зловеще-суровым тембром квартета вагнеровских туб впервые примененных здесь Брукнером; мрачно-торжественным звучанием они затмевают прежний солнечный ландшафт, словно возвещая приближение смерти, Брукнер с трогательной непосредственностью описал происхождение замысла Adagio: «Однажды я пришел домой и мне стало очень печально; я думал о том, что мастера скоро не будет в живых, и тогда мне пришло на ум cis-moll'ное Adagio». (Это было за три недели до смерти Вагнера.) Действительно, образы Adagio Седьмой симфонии с огромной силой передают трагедию смерти и одновременно страстное стремление к преодолению страданий, к освобождению от власти зла. Скорбному оцепенению первых тактов Adagio противостоит хорал струнных (вторая часть темы), воспроизводящий мажорные интонации «Non confundar in aeternum» из Те deum Брукнера. Здесь композитор цитирует самого себя, чтобы сделать максимально понятным замысел Adagio, основанный на контрасте противоположностей - мрака и света, гнетущей подавленности и радостного озарения, преображения. Так уже в первых тактах раскрывается главная идея Adagio, определяющая дальнейшее развитие.
После трагедийных образов первой темы вторая переносит в мир светлой романтической мечты. На мягко колышущемся фоне сопровождения у скрипок легко и свободно парит моцартовски ясная тема с прозрачным мелодическим орнаментом; она кажется неземным видением, пришедшим из мира, не подвластного силе зла. И снова с неотвратимой неизбежностью возникают сурово-скорбные звучания первой темы, символизируя неизбывность страданий и смерти. На контрастном противопоставлении этих полярных образов основано дальнейшее развитие Adagio, приводящее к экстатической кульминации в до мажоре, утверждающей радостно преображенные интонации первой темы. Затем следует трагический срыв. Ослепительно блестящее tutti оркестра сменяется подобно внезапно опустившемуся темному занавесу сумрачно-приглушенным звучанием квинтета туб - эпилогом-эпитафией памяти Вагнера; словно в скорбном оцепенении медлительно развертываются интонации темы «Non confundar», пока подавляемые усилием воли рыдания не прорываются наружу во внезапном вскрике валторн fortissimo. Просветленно мажорное звучание первой темы в последних тактах части воспринимается как примирение с неизбежным. Так заканчивается Adagio Седьмой симфонии - одно из самых вдохновенных созданий Брукнера, в котором, быть может, с наибольшей полнотой воплотилось его credo человека и художника.
Ярчайший контраст трагической застылости последних тактов Adagio создает начало III части, скерцо, полное ощущения первозданной силы и энергии неукротимого натиска. Безостановочное кружение фигуры струнных, напоминающее какой-то причудливо-демонический хоровод, властно прорезает ритмически чеканная тема трубы - призыв к борьбе и символ душевной стойкости в испытаниях. Любопытная деталь: прообразом этой темы послужил задорный клич петуха. Скерцо Седьмой симфонии - одно из самых инфернально-зловещих у Брукнера. Недоброе, призрачное веселье основного раздела, в котором моментами чудится мефистофельская усмешка, резко оттеняет безмятежное спокойствие трио. Шубертовски напевная мелодия скрипок, выдержанная в плавном ритме лендлера, овеяна атмосферой сельской идиллии, поэзией лесного приволья.
Финал симфонии знаменует окончательное торжество действенного, мужественно-героического начала;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10