(Примечательно, что и тогда Ганслик не удержался от зловещего предупреждения: «Если я захочу кого-нибудь уничтожить, он будет уничтожен».) Когда же впоследствии обнаружилась приверженность Брукнера к вагнеровскому направлению, Ганслик, отрицавший художественные принципы автора «музыки будущего», занял непримиримо враждебную позицию к творчеству Брукнера, что доставляло композитору немало огорчений.
Ко времени переезда в Вену окончательно сформировался своеобразный внешний облик композитора, который остался без изменений и в условиях большого города. Среднего роста, с хорошо сложенной крепкой фигурой, Брукнер производил импозантное впечатление своей внешностью, в которой простонародные черты сочетались с величавостью. Несмотря на появившуюся с годами склонность к полноте, он сохранял подвижность походки и прямую осанку. Как и прежде, он носил просторные черные костюмы с короткими брюками (последнее объяснялось удобствами игры на ножной клавиатуре органа); широкие манжеты, большой голубой платок, выглядывавший из нагрудного кармана, и мягкая шляпа с отвислыми полями дополняли его характерный облик. В неприятии столичной моды сказалась упрямая крестьянская натура Брукнера.
Непритязательна была и обстановка жилища композитора на Вёрингерштрассе, где он прожил до 1876 года. Убранство двух небольших комнат на втором этаже, из окон которых открывался вид на Вену, было лишено показной роскоши, характерной, например, для байрейтской виллы Рихарда Вагнера. В это жилище одинокий композитор переехал вместе со своей незамужней сестрой Анной, исполнявшей обязанности хозяйки дома. После ее смерти в 1870 году домоправительницей стала Катарина Кахельмайр, «фрау Кати», верно служившая Брукнеру до последних дней его жизни. Вместе с ней он переселился в новую квартиру на Хесгассе, 7, где прожил почти 20 лет. Скудной мебели композитора едва хватило на то, чтобы обставить довольно большое помещение. Посетителей поражал аскетизм жилища, где все было подчинено одной цели - возможности работать. Рядом с полутемной передней, стены которой со временем покрыли лавровые венки, располагалась спальня, где, помимо кровати и огромных кип нот, лежавших прямо на полу, находился бюст композитора работы Тильгнера; в рабочем кабинете стояли рояль, привезенный из монастыря св. Флориана, и фисгармония; меблировку комнаты дополняли шкаф с выдвижными ящиками, небольшой стол и кожаное кресло. В этой спартански суровой обстановке возникли величайшие из творений Брукнера.
В первые годы жизни в Вене Брукнер должен был испытывать огромное удовлетворение от сознания, что исполнилась его заветная мечта. 1 октября 1868 года он приступил к преподаванию в консерватории Общества друзей музыки (сокращенно - Музыкального общества). В качестве преемника Зехтера он стал вести курс гармонии и контрапункта, а также класс органа. Новый профессор быстро завоевал признание и любовь учеников. По воспоминаниям многих из них, обаяние Брукнера-педагога заключалось прежде всего в его непосредственности и умении живо, образно излагать учебный материал. Но преподавание в консерватории приносило Брукнеру и немало горьких минут. Вскоре он столкнулся с проявлением враждебности со стороны непосредственного начальника, секретаря Общества друзей музыки Л. Целльнера. Этот специалист по музыкальной акустике и органу увидел в Брукнере опасного конкурента и всячески унижал его достоинство человека и музыканта. Так, он утверждал, что Брукнер «как органист ничто» («kein Organist»), во время его занятий тушил свет в аудитории или включал сирену (!) в соседнем помещении. Однажды он сказал Брукнеру в лицо: «Было бы лучше, если бы вы выбросили на свалку свои симфонии и зарабатывали на жизнь фортепианными переложениями». Кажется невероятным, что подобное происходило в городе, где бережно сохраняли музыкальные традиции и гордились своими композиторами.
Став профессором консерватории, Брукнер не изменил себе в стремлении к образованию; он смиренно занял место в аудитории университета, чтобы на протяжении полугода, слушать курс истории музыки у Э. Ганслика. Более благоприятно, чем в консерватории, сложилась обстановка в придворной капелле, где Брукнер иа первых порах бесплатно выполнял обязанности органиста. Его давний покровитель, придворный капельмейстер Гербек даже хотел исполнить в капелле его Мессу ми минор, но этот план не удалось осуществить из-за технических трудностей.
Несмотря на значительные творческие успехи 45-летнего композитора, его известность по-прежнему основывалась на замечательном даре органного импровизатора. В 1869 году Брукнер был приглашен на освящение нового органа церкви св. Эвра (St. Epvre) в Нанси (Франция), в котором принимали участие лучшие французские органисты. Церемония освящения состоялась 28 и 29 апреля. В первый день Брукнер исполнял органную музыку Баха и свободную импровизацию, на второй день импровизировал на мелодию австрийского гимна «Gott erhalte» Гайдна. Успех был настолько велик, что глава известной в то время французской органной фирмы Мерклин-Шютце пригласил его в Париж. Выступления Брукнера в столице Франции сопровождались сенсационным успехом. Сначала он играл в помещении фирмы на одном из ее инструментов, а затем на большом органе собора Парижской богоматери. Его поразительное искусство импровизации вызвало восхищение собравшихся, среди которых находились выдающиеся французские композиторы К. Сен-Сане, С. Франк, А. Тома, Д. Обер, Ш. Гуно.
Через два года после этого Брукнер одержал триумф в Лондоне, куда был приглашен в числе лучших органистов мира для опробования нового инструмента в королевском Альберт-холле. Начав выступления в Лондоне 2 августа 1871 года, Брукнер дал в Альберт-холле шесть концертов, проходивших с возрастающим успехом; затем его пригласили выступить в гигантском Хрустальном дворце, где состоялись еще пять концертов. Брукнер исполнял органную музыку Баха и Мендельсона; в импровизациях он часто использовал тему фуги Alleluja из оратории «Мессия» Г. Генделя, а также английский гимн «God save the king». Душевный подъем, пережитый в то время композитором, вызвал к жизни новое крупное сочинение: еще в разгар лондонских выступлений, 10 августа, он сделал наброски Второй симфонии до минор, начав ее сочинение с финала.
В эти годы в Австрии состоялись знаменательные премьеры произведений Брукнера. 29 сентября 1869 года в Линце впервые прозвучала Месса № 2 (ми минор), созданная три года назад. Композитор дирижировал ее исполнением на площади перед новым собором. Позднее он назвал этот день «прекраснейшим в своей жизни». После успешной премьеры Брукнеру как почетному члену союза «Frohsinn» был выплачен гонорар в размере 200 гульденов. Вместе с 50-ю гульденами за изданный впоследствии Те deum они остались единственным гонораром, когда-либо полученным Брукнером за свои произведения. Для линцской премьеры Мессы Брукнер специально сочинил первый из своих мотетов Locus iste для четырехголосного смешанного хора a cappella. Исполненный месяцем позднее, этот мотет, отличающийся несравненной красотой голосоведения, принадлежит к лучшим творениям композитора.
В 1872 году, в разгар работы над Второй симфонией, состоялась премьера «Большой» фа-минорной мессы Брукнера (№ 3). Ее исполнение оказалось возможным опять благодаря содействию Гербека: будучи руководителем Венского мужского певческого общества и придворной оперы он предоставил в распоряжение автора свой хор и оркестр (правда, Брукнеру пришлось уплатить оркестрантам 300 гульденов). Эта последняя из месс Брукнера впервые прозвучала 16 июня в церкви св. Августина под управлением автора; Гербек еще на генеральной репетиции отдал ему дирижерскую палочку, спасовав перед необычными трудностями партитуры. Однако это не помешало ему по достоинству оценить музыку: во время одной из репетиций он обнял автора со словами: «Брукнер, я знаю только эту Мессу и „Торжественную мессу" Бетховена!»
Премьера Мессы сопровождалась огромным успехом, вызвавшим прилив творческой активности композитора. Вскоре после окончания Второй симфонии (11 сентября 1872 г.) он приступил к работе над Третьей (ре минор), в которой впервые раскрылся во всем своеобразии его талант симфониста. В феврале 1873 года Брукнер набрасывает эскиз I части, а в августе-сентябре на чешских курортах Карлсбад и Мариенбад возникает черновой вариант остальных трех частей. Задумав новую симфонию как выражение своего преклонения перед Вагнером, Брукнер включил в партитуру несколько цитат из опер «Тристан и Изольда» и «Валькирия». Едва закончив наброски финала Третьей, Брукнер, не возвращаясь в Вену, отправился с двумя новыми симфониями в Байрейт к Вагнеру, чтобы просить его принять посвящение одной из них. Для Брукнера, по его собственным словам, посвящение Вагнеру должно было стать «единственным, но зато величайшим знаком отличия», который он надеялся получить в своей жизни. Момент, выбранный для посещения Байрейта, оказался неблагоприятным. В то время Вагнер с головой ушел в хлопоты, связанные с постройкой его театра и виллы «Wahnfried». Вначале он отказался просмотреть партитуры, затем смягчился, бросил на них взгляд и предложил взволнованному автору прийти после полудня, чтобы он, Вагнер, мог лучше ознакомиться с симфониями. Во время вынужденной прогулки Брукнер оказался вблизи грандиозного здания театра, покрытого лесами, и настолько увлекся зрелищем строительства, что пропустил назначенный час встречи. Посланный за ним слуга нашел его осыпанным пылью с ног до головы и в полном отчаянии из-за своего упущения.
Увидев смущенного гостя, Вагнер, по словам Брукнера, обнял его и, расцеловав, сказал, что его музыка доставила ему величайшее наслаждение. Вагнер отдал предпочтение Третьей симфонии (ре минор) и согласился принять посвящение. На следующий день, охваченный душевным смятением, Брукнер послал Вагнеру письмо с просьбой подтвердить свое решение: «Симфония в d-moll, где труба начинает тему. А. Брукнер», на что адресат, с видимой усмешкой, написал на том же листке: «Да! Да! Сердечный привет! Рихард Вагнер». (Этот автограф двух великих музыкантов сохранился до наших дней.) В начале 1874 года Вагнер получил специально для него изготовленную копию партитуры Третьей симфонии с посвящением автора. С тех пор талант Брукнера-симфониста был для Вагнера непререкаем; позднее он произнес знаменательные слова: «Я знаю только одного, кто приближается к Бетховену, - это Брукнер!»
Далеко не столь благосклонно отнеслись к Брукнеру члены оркестра Венской филармонии, когда в конце 1872 года он предложил им исполнить Вторую симфонию. Руководитель оркестра Отто Дессофф, один из влиятельных венских дирижеров того времени, после генеральной репетиции нашел ее чрезмерно длинной и даже объявил бессмыслицей (Unsinn). Брукнер согласился сократить... 40 тактов, но и после этого симфония не была включена в программу филармонического концерта, хотя присутствовавший на репетиции Гербек во всеуслышание заявил, что если бы такое произведение написал Брамс, то зал взорвался бы от аплодисментов.
С помощью Гербека удалось получить у одного венского мецената необходимые средства для оплаты исполнения симфонии филармоническим оркестром в концерте «Вагнеровского общества». Концерт состоялся почти год спустя, 26 октября, в Большом зале Музыкального общества перед самым окончанием венской Всемирной выставки 1873 года. Перед симфонией Брукнер исполнил одну из органных токкат Баха и свободную импровизацию, а затем продирижировал новым произведением. Хотя оркестранты наградили композитора овацией, они не ответили на его письменное обращение с просьбой принять посвящение симфонии. Очевидно, сыграл роль тот факт, что незадолго до премьеры Брукнер стал членом «Вагнеровского общества» - столь сильны были тогда в Вене антивагнеровские настроения!
Открыто признав приверженность автору «музыки будущего», Брукнер помимо своей воли оказался втянутым в борьбу двух враждебных лагерей, группировавшихся вокруг Р. Вагнера и И. Брамса, обосновавшегося в Вене с 1862 года. Полемика велась по широкому кругу вопросов: о традициях музыкальной классики и новаторстве композиторов-романтиков, о выразительных средствах музыки, о правомерности обновления ранее сложившихся музыкальных форм и т. д. По всем этим вопросам у Вагнера и Брамса существовали принципиальные расхождения, вызывавшие борьбу мнений.
Ожесточенно, резко вел полемику Вагнер, сделав Брамса главной мишенью нападок. Брамс, не принимавший участия в полемике, стал символом веры для тех, кто выступал против принципов музыкальной драмы Вагнера и программного симфонизма Листа; в противоположность «вагнерианцам» их называли «брамсианцами» или - иронически - «браминами». Венские критики во главе с Гансликом стремились представить Брамса в качестве якобы «чистого» музыканта, единственного наследника Бетховена и главы музыкальной Вены. Подобно «вагнерианцам», они обостряли разногласия до крайностей и, поклоняясь одному кумиру, низвергали все, что было связано с другим. В пылу полемики «гансликовская» критика безжалостно расправлялась с адептами Вагнера, в том числе и с Брукнером.
В критических нападках на Брукнера Брамс не участвовал, хотя косвенно этому способствовал; он насмешливо называл его симфонии за их большую длительность «гигантскими змеями». В то же время Брукнер говорил, что любой вальс И. Штрауса ему дороже симфонических произведений Брамса. Взаимная недооценка творчества друг друга привела к отчужденности двух выдающихся композиторов-симфонистов. На протяжении длительного периода они жили и работали в Вене, но избегали личных встреч. Немногим менее, чем за год до премьеры Второй симфонии произошло знаменательное событие: 10 ноября 1872 года Брукнер и Брамс участвовали в церемонии освящения органа в новом здании Музыкального общества: под управлением Брамса Брукнер исполнял партию органа в Те deum Генделя. Затем прошло много лет, прежде чем друзья Брукнера и «брамины» устроили встречу двух композиторов-конкурентов с целью преодоления отчужденности между ними. Встреча состоялась в ресторане «Красный еж» 25 октября 1889 года; вечер прошел в дружественной атмосфере, но не привел к изменению прежних натянутых отношений.
Успех Второй симфонии был значительным, хотя и раздавались критические голоса. Грандиозный масштаб брукнеровской фантазии, колоссальные размеры симфонии почти никем не были поняты, автора упрекали за музыкальные длинноты. (Уместно упомянуть, что Брукнер воспринимал симфонии Шумана как произведения малой формы (!) и называл их симфониеттами.) Учитывая трудности восприятия Первой симфонии, Брукнер стремился во Второй «писать проще», сделать более понятной для слушателей ее форму. С этой целью он использовал прием генеральной паузы, отделяющей каждый крупный раздел симфонии. В музыке Брукнера генеральная пауза стала сильнейшим выразительным средством, своего рода сверх-pianissimo, в котором как бы происходит неслышимое развитие. Композитор так объяснял смысл этого приема: «Если я хочу сказать нечто важное, то должен перед этим задержать дыхание». Но для оркестрантов обилие генеральных пауз во Второй послужило поводом называть ее «симфонией пауз» (Pausen-Sinfonie) -один из примеров, как мало понимали смысл музыки Брукнера даже профессионалы.
Во Второй симфонии, пронизанной духом музыкального фольклора Верхней Австрии, явственно ощутимы своеобразные черты симфонического мышления Брукнера. Это сказывается в мелодике главной темы I части, с характерным для Брукнера чередованием двух- и трехдольного ритма, и в типичном для него начале финала с кружащегося движения восьмых; по напряженности развития финал близок I части; в этом проявилось свойственное Брукнеру стремление рассматривать крайние части цикла как некое духовно единое целое. Незаурядное композиторское мастерство раскрывается в изобретательной разработке тематизма и умении создавать мощные динамические нарастания.
Вторая симфония Брукнера - первая из партитур, которые он подверг ряду переработок. Чтобы облегчить восприятие ее громоздкой формы, Брукнер, по совету Гербека, сделал ряд сокращений. (Попутно Гербек внес изменения в инструментовку с целью приблизить ее к общепринятым нормам.) В новом варианте симфония была исполнена 20 февраля 1876 года в концерте Общества друзей музыки. Дирижировал Гербек. Успех был более значительным, чем на премьере, хотя и на этот раз не все поняли произведение. В следующем, 1877 году, Брукнер подверг симфонию радикальной переработке, заново сочинив отдельные разделы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Ко времени переезда в Вену окончательно сформировался своеобразный внешний облик композитора, который остался без изменений и в условиях большого города. Среднего роста, с хорошо сложенной крепкой фигурой, Брукнер производил импозантное впечатление своей внешностью, в которой простонародные черты сочетались с величавостью. Несмотря на появившуюся с годами склонность к полноте, он сохранял подвижность походки и прямую осанку. Как и прежде, он носил просторные черные костюмы с короткими брюками (последнее объяснялось удобствами игры на ножной клавиатуре органа); широкие манжеты, большой голубой платок, выглядывавший из нагрудного кармана, и мягкая шляпа с отвислыми полями дополняли его характерный облик. В неприятии столичной моды сказалась упрямая крестьянская натура Брукнера.
Непритязательна была и обстановка жилища композитора на Вёрингерштрассе, где он прожил до 1876 года. Убранство двух небольших комнат на втором этаже, из окон которых открывался вид на Вену, было лишено показной роскоши, характерной, например, для байрейтской виллы Рихарда Вагнера. В это жилище одинокий композитор переехал вместе со своей незамужней сестрой Анной, исполнявшей обязанности хозяйки дома. После ее смерти в 1870 году домоправительницей стала Катарина Кахельмайр, «фрау Кати», верно служившая Брукнеру до последних дней его жизни. Вместе с ней он переселился в новую квартиру на Хесгассе, 7, где прожил почти 20 лет. Скудной мебели композитора едва хватило на то, чтобы обставить довольно большое помещение. Посетителей поражал аскетизм жилища, где все было подчинено одной цели - возможности работать. Рядом с полутемной передней, стены которой со временем покрыли лавровые венки, располагалась спальня, где, помимо кровати и огромных кип нот, лежавших прямо на полу, находился бюст композитора работы Тильгнера; в рабочем кабинете стояли рояль, привезенный из монастыря св. Флориана, и фисгармония; меблировку комнаты дополняли шкаф с выдвижными ящиками, небольшой стол и кожаное кресло. В этой спартански суровой обстановке возникли величайшие из творений Брукнера.
В первые годы жизни в Вене Брукнер должен был испытывать огромное удовлетворение от сознания, что исполнилась его заветная мечта. 1 октября 1868 года он приступил к преподаванию в консерватории Общества друзей музыки (сокращенно - Музыкального общества). В качестве преемника Зехтера он стал вести курс гармонии и контрапункта, а также класс органа. Новый профессор быстро завоевал признание и любовь учеников. По воспоминаниям многих из них, обаяние Брукнера-педагога заключалось прежде всего в его непосредственности и умении живо, образно излагать учебный материал. Но преподавание в консерватории приносило Брукнеру и немало горьких минут. Вскоре он столкнулся с проявлением враждебности со стороны непосредственного начальника, секретаря Общества друзей музыки Л. Целльнера. Этот специалист по музыкальной акустике и органу увидел в Брукнере опасного конкурента и всячески унижал его достоинство человека и музыканта. Так, он утверждал, что Брукнер «как органист ничто» («kein Organist»), во время его занятий тушил свет в аудитории или включал сирену (!) в соседнем помещении. Однажды он сказал Брукнеру в лицо: «Было бы лучше, если бы вы выбросили на свалку свои симфонии и зарабатывали на жизнь фортепианными переложениями». Кажется невероятным, что подобное происходило в городе, где бережно сохраняли музыкальные традиции и гордились своими композиторами.
Став профессором консерватории, Брукнер не изменил себе в стремлении к образованию; он смиренно занял место в аудитории университета, чтобы на протяжении полугода, слушать курс истории музыки у Э. Ганслика. Более благоприятно, чем в консерватории, сложилась обстановка в придворной капелле, где Брукнер иа первых порах бесплатно выполнял обязанности органиста. Его давний покровитель, придворный капельмейстер Гербек даже хотел исполнить в капелле его Мессу ми минор, но этот план не удалось осуществить из-за технических трудностей.
Несмотря на значительные творческие успехи 45-летнего композитора, его известность по-прежнему основывалась на замечательном даре органного импровизатора. В 1869 году Брукнер был приглашен на освящение нового органа церкви св. Эвра (St. Epvre) в Нанси (Франция), в котором принимали участие лучшие французские органисты. Церемония освящения состоялась 28 и 29 апреля. В первый день Брукнер исполнял органную музыку Баха и свободную импровизацию, на второй день импровизировал на мелодию австрийского гимна «Gott erhalte» Гайдна. Успех был настолько велик, что глава известной в то время французской органной фирмы Мерклин-Шютце пригласил его в Париж. Выступления Брукнера в столице Франции сопровождались сенсационным успехом. Сначала он играл в помещении фирмы на одном из ее инструментов, а затем на большом органе собора Парижской богоматери. Его поразительное искусство импровизации вызвало восхищение собравшихся, среди которых находились выдающиеся французские композиторы К. Сен-Сане, С. Франк, А. Тома, Д. Обер, Ш. Гуно.
Через два года после этого Брукнер одержал триумф в Лондоне, куда был приглашен в числе лучших органистов мира для опробования нового инструмента в королевском Альберт-холле. Начав выступления в Лондоне 2 августа 1871 года, Брукнер дал в Альберт-холле шесть концертов, проходивших с возрастающим успехом; затем его пригласили выступить в гигантском Хрустальном дворце, где состоялись еще пять концертов. Брукнер исполнял органную музыку Баха и Мендельсона; в импровизациях он часто использовал тему фуги Alleluja из оратории «Мессия» Г. Генделя, а также английский гимн «God save the king». Душевный подъем, пережитый в то время композитором, вызвал к жизни новое крупное сочинение: еще в разгар лондонских выступлений, 10 августа, он сделал наброски Второй симфонии до минор, начав ее сочинение с финала.
В эти годы в Австрии состоялись знаменательные премьеры произведений Брукнера. 29 сентября 1869 года в Линце впервые прозвучала Месса № 2 (ми минор), созданная три года назад. Композитор дирижировал ее исполнением на площади перед новым собором. Позднее он назвал этот день «прекраснейшим в своей жизни». После успешной премьеры Брукнеру как почетному члену союза «Frohsinn» был выплачен гонорар в размере 200 гульденов. Вместе с 50-ю гульденами за изданный впоследствии Те deum они остались единственным гонораром, когда-либо полученным Брукнером за свои произведения. Для линцской премьеры Мессы Брукнер специально сочинил первый из своих мотетов Locus iste для четырехголосного смешанного хора a cappella. Исполненный месяцем позднее, этот мотет, отличающийся несравненной красотой голосоведения, принадлежит к лучшим творениям композитора.
В 1872 году, в разгар работы над Второй симфонией, состоялась премьера «Большой» фа-минорной мессы Брукнера (№ 3). Ее исполнение оказалось возможным опять благодаря содействию Гербека: будучи руководителем Венского мужского певческого общества и придворной оперы он предоставил в распоряжение автора свой хор и оркестр (правда, Брукнеру пришлось уплатить оркестрантам 300 гульденов). Эта последняя из месс Брукнера впервые прозвучала 16 июня в церкви св. Августина под управлением автора; Гербек еще на генеральной репетиции отдал ему дирижерскую палочку, спасовав перед необычными трудностями партитуры. Однако это не помешало ему по достоинству оценить музыку: во время одной из репетиций он обнял автора со словами: «Брукнер, я знаю только эту Мессу и „Торжественную мессу" Бетховена!»
Премьера Мессы сопровождалась огромным успехом, вызвавшим прилив творческой активности композитора. Вскоре после окончания Второй симфонии (11 сентября 1872 г.) он приступил к работе над Третьей (ре минор), в которой впервые раскрылся во всем своеобразии его талант симфониста. В феврале 1873 года Брукнер набрасывает эскиз I части, а в августе-сентябре на чешских курортах Карлсбад и Мариенбад возникает черновой вариант остальных трех частей. Задумав новую симфонию как выражение своего преклонения перед Вагнером, Брукнер включил в партитуру несколько цитат из опер «Тристан и Изольда» и «Валькирия». Едва закончив наброски финала Третьей, Брукнер, не возвращаясь в Вену, отправился с двумя новыми симфониями в Байрейт к Вагнеру, чтобы просить его принять посвящение одной из них. Для Брукнера, по его собственным словам, посвящение Вагнеру должно было стать «единственным, но зато величайшим знаком отличия», который он надеялся получить в своей жизни. Момент, выбранный для посещения Байрейта, оказался неблагоприятным. В то время Вагнер с головой ушел в хлопоты, связанные с постройкой его театра и виллы «Wahnfried». Вначале он отказался просмотреть партитуры, затем смягчился, бросил на них взгляд и предложил взволнованному автору прийти после полудня, чтобы он, Вагнер, мог лучше ознакомиться с симфониями. Во время вынужденной прогулки Брукнер оказался вблизи грандиозного здания театра, покрытого лесами, и настолько увлекся зрелищем строительства, что пропустил назначенный час встречи. Посланный за ним слуга нашел его осыпанным пылью с ног до головы и в полном отчаянии из-за своего упущения.
Увидев смущенного гостя, Вагнер, по словам Брукнера, обнял его и, расцеловав, сказал, что его музыка доставила ему величайшее наслаждение. Вагнер отдал предпочтение Третьей симфонии (ре минор) и согласился принять посвящение. На следующий день, охваченный душевным смятением, Брукнер послал Вагнеру письмо с просьбой подтвердить свое решение: «Симфония в d-moll, где труба начинает тему. А. Брукнер», на что адресат, с видимой усмешкой, написал на том же листке: «Да! Да! Сердечный привет! Рихард Вагнер». (Этот автограф двух великих музыкантов сохранился до наших дней.) В начале 1874 года Вагнер получил специально для него изготовленную копию партитуры Третьей симфонии с посвящением автора. С тех пор талант Брукнера-симфониста был для Вагнера непререкаем; позднее он произнес знаменательные слова: «Я знаю только одного, кто приближается к Бетховену, - это Брукнер!»
Далеко не столь благосклонно отнеслись к Брукнеру члены оркестра Венской филармонии, когда в конце 1872 года он предложил им исполнить Вторую симфонию. Руководитель оркестра Отто Дессофф, один из влиятельных венских дирижеров того времени, после генеральной репетиции нашел ее чрезмерно длинной и даже объявил бессмыслицей (Unsinn). Брукнер согласился сократить... 40 тактов, но и после этого симфония не была включена в программу филармонического концерта, хотя присутствовавший на репетиции Гербек во всеуслышание заявил, что если бы такое произведение написал Брамс, то зал взорвался бы от аплодисментов.
С помощью Гербека удалось получить у одного венского мецената необходимые средства для оплаты исполнения симфонии филармоническим оркестром в концерте «Вагнеровского общества». Концерт состоялся почти год спустя, 26 октября, в Большом зале Музыкального общества перед самым окончанием венской Всемирной выставки 1873 года. Перед симфонией Брукнер исполнил одну из органных токкат Баха и свободную импровизацию, а затем продирижировал новым произведением. Хотя оркестранты наградили композитора овацией, они не ответили на его письменное обращение с просьбой принять посвящение симфонии. Очевидно, сыграл роль тот факт, что незадолго до премьеры Брукнер стал членом «Вагнеровского общества» - столь сильны были тогда в Вене антивагнеровские настроения!
Открыто признав приверженность автору «музыки будущего», Брукнер помимо своей воли оказался втянутым в борьбу двух враждебных лагерей, группировавшихся вокруг Р. Вагнера и И. Брамса, обосновавшегося в Вене с 1862 года. Полемика велась по широкому кругу вопросов: о традициях музыкальной классики и новаторстве композиторов-романтиков, о выразительных средствах музыки, о правомерности обновления ранее сложившихся музыкальных форм и т. д. По всем этим вопросам у Вагнера и Брамса существовали принципиальные расхождения, вызывавшие борьбу мнений.
Ожесточенно, резко вел полемику Вагнер, сделав Брамса главной мишенью нападок. Брамс, не принимавший участия в полемике, стал символом веры для тех, кто выступал против принципов музыкальной драмы Вагнера и программного симфонизма Листа; в противоположность «вагнерианцам» их называли «брамсианцами» или - иронически - «браминами». Венские критики во главе с Гансликом стремились представить Брамса в качестве якобы «чистого» музыканта, единственного наследника Бетховена и главы музыкальной Вены. Подобно «вагнерианцам», они обостряли разногласия до крайностей и, поклоняясь одному кумиру, низвергали все, что было связано с другим. В пылу полемики «гансликовская» критика безжалостно расправлялась с адептами Вагнера, в том числе и с Брукнером.
В критических нападках на Брукнера Брамс не участвовал, хотя косвенно этому способствовал; он насмешливо называл его симфонии за их большую длительность «гигантскими змеями». В то же время Брукнер говорил, что любой вальс И. Штрауса ему дороже симфонических произведений Брамса. Взаимная недооценка творчества друг друга привела к отчужденности двух выдающихся композиторов-симфонистов. На протяжении длительного периода они жили и работали в Вене, но избегали личных встреч. Немногим менее, чем за год до премьеры Второй симфонии произошло знаменательное событие: 10 ноября 1872 года Брукнер и Брамс участвовали в церемонии освящения органа в новом здании Музыкального общества: под управлением Брамса Брукнер исполнял партию органа в Те deum Генделя. Затем прошло много лет, прежде чем друзья Брукнера и «брамины» устроили встречу двух композиторов-конкурентов с целью преодоления отчужденности между ними. Встреча состоялась в ресторане «Красный еж» 25 октября 1889 года; вечер прошел в дружественной атмосфере, но не привел к изменению прежних натянутых отношений.
Успех Второй симфонии был значительным, хотя и раздавались критические голоса. Грандиозный масштаб брукнеровской фантазии, колоссальные размеры симфонии почти никем не были поняты, автора упрекали за музыкальные длинноты. (Уместно упомянуть, что Брукнер воспринимал симфонии Шумана как произведения малой формы (!) и называл их симфониеттами.) Учитывая трудности восприятия Первой симфонии, Брукнер стремился во Второй «писать проще», сделать более понятной для слушателей ее форму. С этой целью он использовал прием генеральной паузы, отделяющей каждый крупный раздел симфонии. В музыке Брукнера генеральная пауза стала сильнейшим выразительным средством, своего рода сверх-pianissimo, в котором как бы происходит неслышимое развитие. Композитор так объяснял смысл этого приема: «Если я хочу сказать нечто важное, то должен перед этим задержать дыхание». Но для оркестрантов обилие генеральных пауз во Второй послужило поводом называть ее «симфонией пауз» (Pausen-Sinfonie) -один из примеров, как мало понимали смысл музыки Брукнера даже профессионалы.
Во Второй симфонии, пронизанной духом музыкального фольклора Верхней Австрии, явственно ощутимы своеобразные черты симфонического мышления Брукнера. Это сказывается в мелодике главной темы I части, с характерным для Брукнера чередованием двух- и трехдольного ритма, и в типичном для него начале финала с кружащегося движения восьмых; по напряженности развития финал близок I части; в этом проявилось свойственное Брукнеру стремление рассматривать крайние части цикла как некое духовно единое целое. Незаурядное композиторское мастерство раскрывается в изобретательной разработке тематизма и умении создавать мощные динамические нарастания.
Вторая симфония Брукнера - первая из партитур, которые он подверг ряду переработок. Чтобы облегчить восприятие ее громоздкой формы, Брукнер, по совету Гербека, сделал ряд сокращений. (Попутно Гербек внес изменения в инструментовку с целью приблизить ее к общепринятым нормам.) В новом варианте симфония была исполнена 20 февраля 1876 года в концерте Общества друзей музыки. Дирижировал Гербек. Успех был более значительным, чем на премьере, хотя и на этот раз не все поняли произведение. В следующем, 1877 году, Брукнер подверг симфонию радикальной переработке, заново сочинив отдельные разделы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10