». Кроме великолепных ме­лодий, Дворжака поразила стройность симфонии и ее тщательная отделка. Действительно, там не было ни одной лишней ноты. Неужели он, Дворжак, не может создать нечто такое же красивое и безупреч­ное по мастерству?
Работая над симфонией, Дворжак все время как бы примерялся к Брамсу, и это принесло пользу.
Язык этого произведения получился строгим, лако­ничным. Возможности каждого инструмента макси­мально использованы. Их партии получились у Дворжака, как говорил Яначек, песенно насыщен­ными. Партитура вышла полнозвучная, красоч­ная. И в то же время состав оркестра очень неболь­шой: из ударных только литавры, тубы совсем нет, струнный квинтет, по два деревянных духовых, че­тыре валторны, две трубы и три тромбона, да и те в скерцо молчат. ,
Что касается интонационной основы, она истин­но чешская, хотя симфония писалась с мыслью об Англии и англичанах. Сочинение это не имеет программы, но ключ к пониманию ее образов обнаруживается легко: это тема его «Гусит­ской» увертюры, которую Дворжак включил в первую часть симфонии и в финал и ко­торая перекликается с пронизывающими всю сим­фонию «мятежными» интонациями гуситских гим­нов, так бережно в свое время собранными и сбере­женными канторами. От этого обилия «мятежных», героических интонаций, столь характерных для гимнической песенности эпохи гуситов, произведе­ние звучит страстно и несколько сумрачно. Лири­ческие отступления, создающие образы чешской природы, лишь оттеняют драматическую напряжен­ность различных картин борьбы, исход которой воз­вещает финал симфонии - развернутая кульмина­ция «гуситской» темы, воспринимаемая как возвы­шенный гимн родине, почитаемой композитором.
Сочиняя эту седьмую по счету, так называемую «большую» ре-минорную симфонию (в отличие от ре-минорной симфонии, сочиненной в 1874 году), ор. 70, изданную потом у Зимрока под номером вторым, Дворжак, как всегда за работой, чувство­вал себя счастливым и радостным. Отмечая свое приподнятое состояние, он заверял Гёбла, что это потому, что лозунг его всегда был и останется: «Бог, Любовь, Родина!».
Как только были расписаны голоса симфонии, Дворжак с грузом нот отправился в Англию, при­гласив с собой в эту поездку Вацлава Зубатого, те­перь уже доктора философии и профессора Карло­ва университета, однако по-прежнему старательно делавшего клавирные переложения его новых про­изведений.
До намеченного в Лондоне концерта оставалось еще много времени, и друзья задержались в Брюс­селе, чтобы осмотреть собрание голландской живописи. Потом в Лондоне они много часов проводили в Национальной картинной галерее. Дворжак с ин­тересом погружался в мир мало ему знакомого искусства, но и к живописи он подходил с привыч­ными для него музыкальными критериями. Задер­жавшись у «Мадонны» Рафаэля он как-то сказал Зубатому:
- Видите, это - Моцарт. Человеческая фи­гура, складки платья, пейзаж за троном - все красиво и удивительно скомпоновано. А в Брюс­селе, та огромная картина Брейгеля, перед которой человек чувствует себя маленьким и ничтожным, - это Бетховен.
Жил Дворжак, конечно, опять у Литлтона. Ста­рый издатель, в типографии которого уже грави­ровалась баллада «Свадебные рубашки», и его сын Альфред и не мыслили себе иного и просили Двор­жака и впредь рассматривать их дом как свой. Они были очень предупредительны. В свободное от ре­петиций и выступления время, а такого на этот раз у Дворжака было много, так как на протяжении месяца он должен был дать только три концерта, Литлтоны старались развлекать своего гостя. Они устраивали для него экскурсии в старинные двор­цы и аббатства, зная его страсть к птицам, возили в зоологический парк; а потом - парадные обеды в ресторанах или приемы на вилле в Сиденхэйм. Дворжак наслаждался роскошью, дружеским вни­манием и неизменным успехом, сопровождавшим все его появления на эстраде.
22 апреля 1885 года в Сент-Джеймс-холле впер­вые прозвучала ре-минорная симфония. «Англичане и на.этот раз встретили меня так же сердечно и пышно, как и ранее, - писал Дворжак.- Симфония понравилась чрезвычайно, и я думаю, что во время последующих исполнений будет нравиться все больше и больше». В программе второго выступле­ния Дворжака был фортепианный концерт, а в третьем - «Гимн» («Наследники Белой горы»), срочно напечатанный Литлтоном и принятый ан­гличанами, пожалуй, даже лучше, чем симфония.
Спустя четыре месяца Дворжак снова стоял за дирижерским пультом перед англичанами. Это было в Бирмингеме. Оркестр и хор в пятьсот голо­сов исполнили его сказочно-романтическую балла­ду «Невеста призрака» («Свадебные рубашки»). Для фестиваля в Лидсе Дворжак решил написать новое произведение.
Многократные и длительные поездки Дворжака в Англию и вести о том, что он разрешил там напе­чатать «Гимн», фортепианные пьесы и балладу «Сва­дебные рубашки», очень взволновали Зимрока. Он считал композитора как бы своей собственностью. Заставив его несколько лет назад подписать согла­шение о праве первого издания, он постоянно вы­ражал неудовольствие тем, что Дворжак сочиняет преимущественно крупные симфонические, вокаль­ные и инструментальные произведения, настойчиво требовал фортепианных пьес, танцев, песен, скупил­ся на гонорар, полагая, что он хозяин положения. Но Дворжак был совсем не тот человек, которого мог провести хитрый коммерсант.
Получив еще в Англии от Зимрока разгневанное письмо, он постарался его умилостивить, пообещав не откладывая приступить к работе над вторым циклом «Славянских танцев». А так как эти танцы станут, бесспорно, золотой жилой для издательства, гонорар за ре-минорную симфонию, которую он все-таки не оставил Литлтону, а привез Зимроку, сле­дует удвоить. То есть вместо трех тысяч марок он требовал шесть. Зимрок сдался, обрадованный обе­щанием композитора сочинить новые «Славянские танцы». Но ему еще долго пришлось ожидать эти пьесы. Увлеченный сочинением новой оратории (ведь фестиваль приближался), Дворжак откладывал исполнение своего обещания. На упреки Зимрока он сердито замечал, что тот, вероятно, представля­ет себе процесс сочинения слишком легким, а он без вдохновения писать не может. Когда же через год безутешный Зимрок, узнав о том, что Дворжак продал Литлтону только что законченную свою ора­торию «Св. Людмила», опять напомнил компози­тору об их соглашении, Дворжак проявил забывчи­вость. «Даю Вам честное слово, - написал он" Зим­року, - я не сделал бы этого, если бы мог вспомнить о подобном письменном соглашении, но я, ей-бо­гу, не помню ничего похожего». Он не хотел поры­вать с Зимроком, но не намерен был и упускать двадцать тысяч, которые ему предложил Литлтон за ораторию.
В октябре 1886 года Дворжак в пятый раз от­правился в Англию, на этот раз с женой, чтобы под­готовить и исполнить на фестивале свою «Людми­лу». Он возлагал большие надежды на ораторию. Ему хотелось, чтобы она имела не меньший успех, чем «Stabat mater».
Сочиненная на слова поэта Эмиля Фриды, из­вестного под псевдонимом Ярослав Врхлицкий, ора­тория эта представляет собой историко-патриотическое произведение. Конечно, нельзя отрицать на­личия в нем религиозных черт, которые, однако, не являются преобладающими. Дворжак был челове­ком верующим. Сочинял и чисто религиозную му­зыку. Такова, например, месса ре мажор, написан­ная вслед за «Людмилой» по заказу основателя Чешской академии наук и искусств Йозефа Главка, для освящения часовни в его поместье. Но ораторию для Англии Дворжак с самого начала хотел сделать произведением исторически-чешским. Поэ­тому он и отвергал характерные для этого жанра либретто на библейские сюжеты, которые ему неоднократно присылал Литлтон, и упорно искал что-то подходящее в недрах истории своего народа.
Действие «Св. Людмилы» относится к концу IX века и отражено в чешских патриотических пре­даниях. Это история крещения чешского народа (873 г.), переход от язычества к христианству.
Княжна Людмила с приближенными возносит молитвы своим богам. Появляется монах Иван, разбивает языческие идолы и призывает княжну и народ принять христианство. Все следуют за от­шельником в его обитель, чтобы познать истину. В лесу им встречается князь Борживой. Он очаро­ван красотой Людмилы и просит ее стать его же­ной. Отшельник согласен благословить их брак при условии, что они примут христианство. В заключе­ние в моравском городе Велеграде совершается об­ряд крещения новобрачных и чешского народа. Зву­чит мелодия древнего гимна «Господине, помилуй ны», возвещая конец языческой тьмы и начало света.
Если вспомнить, что принятие христианства Людмилой и Борживоем хронологически совпадает с разгромом немцев в битве восставших Великоморавских племен против Людовика и с заключением потом Фюргеймского мира (874 г.), признавшего независимость Моравии, станет понятной патрио­тическая направленность сочинения Дворжака. А национальная основа ее подчеркнута введением в музыкальную ткань упоминавшегося уже чешского гимна и других древнеславянских напевов.
Неудивительно, что «Св. Людмила» Дворжака, признана первенцем национальной чешской оратории и до сих пор пользуется большой популярно­стью в Чехии. Ее исполняют не только хоровые кол­лективы. Наряду с листовской «Св. Елизаветой», «Св. Людмила» Дворжака была показана на сце­не Национального театра в театрализованной поста­новке. Англичане могут гордиться тем, что способ­ствовали созданию такого великолепного произве­дения.
В Англии ораторию приняли восторженно. Опо­вещенные о предстоящем 15 октября 1886 года ис­полнении в Лидсе, меломаны и поклонники таланта Дворжака, а таких с каждым годом становилось все больше и больше, из разных городов за много дней до начала фестиваля съехались туда, чтобы не остаться без билета. Не удерживали их ни рас­стояния, ни трудный порой путь.
Оратория Дворжака была и в центре внимания устроителей фестиваля. Для ее исполнения не жа­лели ничего. «Это были самые лучшие голоса и ор­кестранты, - писал он. - После окончания (а про­должалось это с половины 12-го до 3 час.) воз­гласы «Дворжак» раздавались без конца... а весь хор и оркестр махали платками...». Затем, когда растроганный Дворжак сказал несколько слов по-английски, поблагодарив публику за сердеч­ный прием, а музыкантов за отличное исполнение, снова поднялась буря аплодисментов. «Это был опять торжественный день, о котором я буду всегда вспоминать с радостью...»
Не хуже прошли концерты и в Лондоне 29 ок­тября и 6 ноября.
В Прагу Дворжак вернулся триумфатором. «Св. Людмила» окончательно закрепила за ним симпа­тии англичан. Об этом свидетельствовала даже та незначительная часть отзывов английской прессы, которую перепечатал «Далибор» и другие чешские издания. Дошли до Праги и слова Брамса: «Я был бы рад, если бы мне удалось создать одну из тех тем, какие приходят в голову Дворжака только так, мимоходом...». Соотечественники поздравляли Дворжака. Одни - искренне радуясь за него, дру­гие - скрывая зависть, но все понимали, как важ­но для маленького, порабощенного народа призна­ние ценности его искусства за рубежом.
А Дворжак даже в ореоле славы продолжал ос­таваться простым, непосредственным, доступным и, рассказывая коллегам о зарубежных выступлениях, вовсе не стремился придать своей личности какой-то особый блеск.
- Не говорите обо мне как о полубоге, - смеял­ся он довольный. - Я простой чешский музыкант и всегда им останусь. Учитывая доброе отношение ко мне мораван, старание, с которым они всегда разучивают мои произведения, я думаю, что поступ­лю хорошо и правильно, если на титульном листе объемистой партитуры «Святой Людмилы», при­несшей мне большой успех в Англии, напишу:
Музыкальному и певческому обществу
«Жеротин»
в Оломоуце
посвящает Ант. Дворжак.
СРЕДИ РОДНЫХ ЛЮДЕЙ И НАПЕВОВ
Была зима, Дворжаку хотелось тепла и пения птиц. Несколько раз на день он подходил к клетке своего любимца черного дрозда и заговари­вал с ним. Но дрозд молчал, пряча пуговки глаз под сонные веки. Дворжак томился. Остатки нервного возбуждения, сохранявшегося еще долго по приезде из Англии, он употребил на сочинение второй тет­ради «Славянских танцев» (для фортепиано) и их оркестровку. Зимрок писал, что эти превосходные вещи ужасно ему нравятся. «И не обещайте Англии впредь никаких произведений - я накла­дываю запрет!!!» - добавлял он, не зная, что Двор­жак чувствовал себя таким усталым, что вовсе не хотел сочинять. Это было новое, непривычное для него состояние и, естественно, немного тревожив­шее. Просьбы англичан о новой оратории, конечно, остались без ответа. Дворжак слонялся по комна­там своей просторной квартиры. Он жил в том же доме, что и раньше, но занимал теперь весь второй этаж. К роялю он не подходил, не касался его клавиш. А так как хозяин, заботившийся об удоб­ствах Дворжака, запретил всем остальным своим жильцам иметь у себя музыкальные инструмен­ты, - только под таким условием сдавались квар­тиры, - значит, если Дворжак не играл, всюду царила тишина. Дворжак готов был затосковать, но вдруг однажды он услышал звуки скрипки, доносившиеся из комнат тещи, переехавшей по­сле смерти мужа жить к ним. То было нару­шением установившейся традиции, но Дворжак очень обрадовался. Схватив свой старый, много послуживший ему альт, он поспешил туда, откуда слышалась музыка. То музицировал студент-химик Йозеф Круиз, которого приютила у себя старуха Чермакова и который потом еще много лет жил у Дворжака. Как в юные годы, Дворжак долго и самозабвенно играл в тот вечер. Возможности Йозефа были весьма ограничены, и Дворжак пред­ложил ему привести на следующий день еще како­го-нибудь своего товарища-скрипача, пообещав в ближайшее же время написать для их совместного музицирования трио для двух скрипок и альта.
Работа так захватила Дворжака, словно он го­товился к серьезному концерту. Трио (ор. 74) он сочинил в неделю. Но когда начал его разучивать со своими юными компаньонами, увидел, что пар­тию первой скрипки сделал слишком трудной для молодого музыканта. Пришлось отдать сочинение профессиональным музыкантам, которые, готовя очередной концерт «Умелецкой беседы», просили у. Дворжака что-нибудь новенькое, а для заплани­рованного домашнего музицирования Дворжак тут же стал сочинять технически более легкое второе трио, из которого потом сделал четыре «Романти­ческие пьесы» для скрипки и фортепиано (ор. 75).
Так Дворжак забавлялся недели две: сочинял милые пустячки (в эти дни были написаны две ма­ленькие пьески для фортепиано, которые вскоре вышли у пражского издателя Урбанка в серии «Мо­лодой чешский пианист» под названием «Две жем­чужинки»), репетировал с юношами, сам много играл. Дети, а их у композитора тогда уже было пятеро, видя, что отец не очень занят, не хмурит брови, с утра до вечера вертелись подле него, на­полняя кабинет шумом своей возни и смехом.
Потом Дворжак стал искать себе новое занятие, он вывернул содержимое шкафов, где хранились рукописи его ранних сочинений, и принялся их пе­ресматривать. Началась новая ревизия созданного.
Конечно, с точки зрения мастерства эти ранние произведения мало радовали композитора. Зато подкупала непосредственность и сила юношеских чувств. Взять хотя бы «Кипарисы». Неправильная декламация, рыхлое сопровождение, но как все искренно и свежо...
Дворжак выбрал восемь наиболее понравив­шихся ему песен и стал их переделывать и шлифо­вать, сменив заодно и заглавие. Теперь они называ­лись «Песни любви». Затем двенадцать мелодий «Кипарисов» обработал для струнного квартета («Вечерние песни»). Покончив с «Кипарисами», Дворжак принялся за первый квартет и вторую симфонию. Сурово расправляясь с рукописями, со­кращая их порой на треть, он переделывал свои ранние сочинения так, что без смущения мог теперь показать их общественности. Подвернулась под ру­ки партитура «Короля и угольщика», Дворжак и ее (в который раз!) подправил. Потом подошла оче­редь инструментальных сочинений семидесятых годов. Весна и застала Дворжака за чисткой и пе­ределкой старого.
Наступили ясные теплые дни. Дворжак с семьей переехал в Высокую. Теперь его главной заботой были сад и голуби, которых он разводил с тех пор, как стал хозяином дачи. На Высокой у него образовалась отличная коллекция этих птиц, и среди любителей природы он слыл знатоком в этой обла­сти. Если его хотели особенно порадовать, доста­вали редкую пару голубей и несли ему. Сидеть в окружении своих сизых, белых, коричневых лю­бимцев, кормить их, ухаживать за ними было ра­достью для Дворжака и отдыхом.
Второй страстью Дворжака сделался сад. Зимрок, посетивший Дворжака в Высокой, уверял, что он дорожит им и лелеет его не меньше, чем свое божественное искусство. Поднявшись с солнышком, как приучили его с детства, весь день до позднего вечера Дворжак проводил летом среди природы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21